Между парфе и майонезом

Ах! Весенняя пора! Пора украденных трусов и озабоченных извращенцев! Мартовские коты распевали серенады под окнами аптек, изнывая от тоски по противоположному полу – кошек на всех не хватало, а делать пафу-пафу хотелось всем. Пусть даже и с валерьянкой. Но валерьянка была особью с характером и упорно отказывалась внимать мольбам озабоченных «мягколапок». Валерьянке хотелось большой и чистой, с цветами и конфетами, с шелковыми простынями и вишенками со сливками. И уж точно не на пять минут под заборчиком. Дорогая дЭвушка была! Мужское население самой сумасшедшей планеты в мире в срочном порядке чинило свои моторчики и полировало отвертки. Мадао признавались в любви сакэ, Кацуры писали поэмы в честь внеочередной Элизабет, коих набралось целая армия. Жизнь вкрутую отрывалась на полную, разнося по Кабуки запах переваренных яиц и пахучих цветочков. Не обошла стороной сия пора и Гинтоки с Хиджикатой. Только вот объект обожания они выбрали совсем не тот, о котором мечтают нормальные парни. Распространяя притягательные флюиды, соблазнительной походкой крутилась вокруг них повзрослевшая Кагура. У девушки наросло мясца на попе и бедрах, грудь, теперь гордо выставляемая на всеобщее обозрение, доросла до четвертого размера. Хотелось сразу, с ходу, с воплем: «Ша, консерва, я дракон!». Хотелось и так, и этак, и даже так. Но… Завалить рыжую бестию на месте не позволяли лысый папа, брат-садист и фиолетовый зонтик, вставленный в дорогое и чувствительное место. Жизнь была безжалостна и кровава. Поэтому, не щадя своих горловых связок, коты совращали валерьянку, а Хиджиката с Гин-саном учились быть романтичными и нежными. И, главное - сохранить все выдающиеся части тела в сохранности и передать свои гены новому поколению шоколадных зайцев и майонезных маньяков. Хиджиката вот уже полчаса топтался возле двери в Ёродзую, порываясь с полпинка, круто и без лишних слов вышибить дверь, подарить завядшие цветочки с вонючими суконбу и заявить ошалевшей, только что проснувшейся Кагуре о своих намерениях. Естественно благородных и возвышенных. По крайней мере, в начале, а о неблагородных и пошлых фантазиях он заявит после, когда рядом не будут крутиться белобрысые ублюдки и шибко ретивые родственники. Но дверь отчего-то вышибаться отказывалась, а проклятая нога замирала на полувзмахе и укоризненно похрустывала таким невежливым обращением. Майонезное сердце мечтало выпить корвалола ибо… стеснялось! Хиджиката-дон мялся, топтался, думал и уговаривал майонезное сердце сделать решительный шаг и вдуть… то есть пригласить на свидание рыжую Ято. Сердце не слушало, оно упиралось и мычало, оно продолжало стесняться. Тогда в дело вмешался крутой чувак Майора-сама 13, обретший новую жизнь в темных закромах штанов великого предводителя шинсенгуми. На несчастное скромное сердце они насели уже вдвоем. И вот, после долгих уговоров майонезное сердце сдалось, не выдержав двойной атаки Хиджикаты-дона и крутого чувака Майора-сама 13. Вся троица в тишине предрассветного утра с придыханием отворила дверь, благополучно забыв, что девочка-суконбу спит в шкафу, и пробираться все равно придется мимо пушистого и очень голодного в такие часы Садахару. Как ни странно, но пройти по коридору удалось без последствий. В доме было тихо, только что-то жужжало над ухом. На цыпочках, прикрываясь веником… тьфу, то есть букетиком, как кустиком, Хиджиката прополз первую половину пути. Преодолеть комнату и добраться до вожделенной цели ему не дали. Точнее, не дала сама «вожделенная цель». Дверь распахнулась, и прекрасное создание предстало перед ним в пижаме, со стоящими дыбом волосами и красными от бешенства глазами. Чудовища страшнее… то есть девы красивее он не видывал. - Кагура, я хотел пригласить… Куда он там хотел ее пригласить, договорить Тоши не успел. Сначала в Хиджикату полетел стул, потом топорик индейцев племени апачи – кого волновало, как он здесь оказался? Главное, что топорик едва не отчекрыжил ему голову, прошелся по черепушке, сняв верхнюю линию скальпа. Почему целились в него, Хиджиката не знал, мужественно уворачиваясь от бомбардировки неопознанными летающими предметами, которые теоретически должны были быть домашней утварью, а на деле взрывались, кололись и резались. От всего увернулся, отбился и готов был уже танцевать танго голых папуасиков, как во взгляде рыжей Ято мелькнуло нечто, заставившее Майора-сама 13 свернуться в кренделек. Грозная поза, в которую встала девушка, подозрительно напоминала олимпийца, готового метнуть молот в ноздрю не поставившего лишний балл судьи. Далее последовал рев ужаленного в зад мамонта из прекрасной глотки, разворот на 180 градусов и в дьявольского зам.командира полетел верещащий дядечка с носком на голове – по-видимому, тот самый грабитель, залезший по неосторожности в дом Ёродзуи и разбудивший от чудесного сна страшную девушку. На небеса парочка летела уже вместе, сверкая беззубыми улыбками тамошним обитателям. А Кагура еще долго навещала Хиджикату в больнице, виновато извиняясь, что теперь ему приходится ходить в гипсах: один – на ноге, а второй – на том месте, при мысли о котором девушки жутко краснеют, а мальчики которым так любят увеличивать род людской. Неисповедимы пути Гинтамовские! Гинтоки готовился к этому роковому дню: с чувством, верой, расстановкой. И после каждодневной зарядки, парфе по утрам, обедам и ужинам, чтения умных книг еще более умного Карнеги, он был готов. Знаменательная дата на календаре была помечена крестиком и ждала своего часа. Шопинг – рай для фифочек, и ад для кошельков крутых мэнов. Кагура, как девушка совершеннолетняя и современная, тоже желала не отставать от гламурной жизни Кабуки. Когда это проснулось в ней? Какой таракан укусил ее за зад и пинком отправил в полет до модных тряпок, боевых красок и лучших сверкающих друзей всех девушек? Гинтоки того бы таракана скормил оголодавшему Садахару. Но делать было нечего и, чтобы золотые кинтама покорили самую высокую гору и упокоились в саду Будды, надо было чем-то пожертвовать. Поэтому среброволосый самурай смирился с неизбежным. Подгорало и поджаривало, как яичница Отае-сан, солнышко, маялись от духоты прохожие, мечтая о карманных холодильниках, плавились мозги у обитателей Кабуки, растекаясь лужицами на асфальте. Вывалив язык и мечтая о бассейне со льдом, Гинтоки плелся вслед за бодро шагающей впереди девушкой. И откуда у нее силы взялись на пятичасовой марафон по всем бутикам, магазинам, универмагам и лавочкам? Суконбу переела? Нельзя было разрешать ей жрать эту пакость, но сейчас уже поздно – кулачком под дых, ножкой в челюсть и вяжи белые тапочки. Герой всего гинтамовского сообщества был обвешан пакетами с трусами и сумками со шпильками. Не покидало неодолимое желание сжечь эти побрякушки, рюшки и прочую глупость, как любимый, но просмотренный раз сто Джамп, или утопить в ручейке, устроенном стараниями Садахару. Но и это не было самым страшным. Самое страшное началось впереди, когда Кагура решилась зайти в отдел нижнего белья. Счастье было близко, но недолго. Кагура ушла в раздевалку, а Гин-сан развалился на диванчике, балдея под кондиционером и предвкушая демонстрацию нижнего белья. Если уж не рыжей Ято, то других фигуристых «барби», которых щеголяло здесь в каком-то там количестве. Рай с гуриями с большими… глазами длился недолго. Ровно до тех пор, пока разомлевшего Сакату не дернул за штанину белобрысый карапуз с беззубой челюстью. - Чего тебе, пацан? – нахмурился Гинтоки, сурово сведя к переносице брови и надеясь, что в этот раз его не обвинят в растрате спермы. - Писать! - Эй, пацан, иди к своей мамке и пусть она покажет тебе суровую мужскую правду! Мужики писаются только сами и без присутствия чужих глаз! - Писать! – малец смотрел сурово и с вызовом, держа в одной руке шарик, а в другой растаявшую шоколадку. Да еще так наглядно ее облизывал, что у Сакаты рот сам собой слюной наполнился. Вот мелкий говнюк! - Нарываешься, засранец?! – прищурил свои рыбьи глазки герой Ешивары. - Писать, писать, писать! – «младенчик» встал в позу обожравшегося тефтельками сумоиста. - Эй, эй! Хочешь смахнуться? Спорим, через пять минут ты поскачешь размазывать сопли по юбке своей мамки, а я буду лопать твою шоколадку, которой ты так размахиваешь?! –Гинтоки не отставал от пузатой мелочи, как вдруг… - Гин-тян, как тебе это? – тонкая рука отдернула шторку. Гин-тян отвлекся всего на секунду. У Гин-тяна серое вещество вытекло через нос, а «шоколадный заяц» встал по команде «вверх». Но зрелищем он, увы, так и не насладился, ибо в тот же миг, с воплем недожаренного поросенка «Писать!», мощная струя того, о чем не говорят приличные люди, но делают все без исключения, подобно снайперу врезалась ему в левый глаз. Гин-сан пошатнулся, начал заваливаться спиной назад, ухватился рукой за милые в цветочек шторки и полетел вниз, подобно поверженному в неравном бою воину. С треском шторки начали рваться, обнажая неприкрытую правду жизни: с голыми попами, жирками на сочных животиках и целлюлитом на бедрышках. Гин-сана били долго, очень долго и очень больно. В больницу к Хиджикате-дону его доставили с завязанным на голове бюстгальтером и в стрингах – над несчастным измывались долго и страшно. А вывод такой: не ходите, мальчики, покупать с девушками нижнее белье! Здесь тоже постарались неисповедимые пути Гинтамовские! Бежали дни, двое невольных соседей выздоровели, окрепли и заматерели, испытав на себе страшные жизненные обстоятельства. Отныне они были готовы и к новым подвигам, и к новым завоеваниям. Встретиться с соперником было делом обычным, когда-то. Вот только соперников, распускающих слюни на красивую аманто, уже не осталось. Всех извели шоколадный заяц и майонезный фрик. Кого-то напугали так, что он улетел в другую галактику; кого-то добрые дяди в белых халатах увезли в псих-больницу; кому-то до конца дней своих пришлось обитать в бункере на случай конца света. Парочка, не знающая друг о друге, была безжалостна и жестока в своем стремлении получить желаемую любительницу суконбу. - Какого хрена ты здесь забыл, майонезный придурок? – зарычал недо-самурай, отбрасывая в сторону кустик, с помощью которого следил за своей целью. - Это мои слова, жертва маньяка-дантиста! Вали давай! – не менее сурово гаркнул дьявольский зам.командира шинсенгуми, пафосно снимая с головы платочек с темными очками. - Сам вали! Я жду свою рыжую засранку, которая шляется непонятно где! - Я ее провожу домой! Старым извращенцам, типа тебя, не следует марать репутацию невинных девушек! - Захлопни варежку, Оогуши-кун! Да я бы не доверил ее провожать амантовым билдерам, не то, что тебе, хлюпику, нюхающему в туалетах носки барышень, потому что тебе даже трусов не перепадает! - Да я тебя!.. - Да ты!.. - Гин-тя-я-ян! Милый сердцу, и не только сердцу, голос девушки прервал готовое начаться разрушение Эдо. Ято шла к ним, улыбаясь и махая фиолетовым зонтиком из стороны в сторону. Парочка неожиданных соперников ринулась к ней с намерением все же пригласить на первое свидание. - Кагура, я … - Нет, я!.. - Сначала я! – рявкнула девушка, оскалившись, а когда парни упали на дрожащие коленки, добавила: - Гин-тян, познакомься с моим парнем! И ты тоже, маньяк майонеза, раз здесь! Челюсти парней упали на горячий асфальт, едва не прибив несчастного таракана, переезжающего со своими авоськами в соседний дом. Тяжелая ступня темно-зеленого цвета отправила отвергнутых ухажеров в стену дома-мечты таракана. - Друзья мои, убивать не хорошо! Все живое достойно жизни! Я, Хедоро, несу мир во имя цветов и справедливости! И позабочусь о прекрасной розе Кагуре во имя прекрасного будущего! Зеленый аманто, сверкая красными глазами, поклонился – он выполнил свой долг, заявил о своих чистых намерениях приемному отцу невесты и его другу. Начало любви положено! Гинтоки и Хиджиката продолжали сидеть на жарком асфальте, словно опустившиеся из-за непреодолимых препятствий Циклонные Нео Армстронг Реактивные Генераторные Пушки. Мечта ускользала сквозь пальцы, мечту уводил зеленый монстр с дебильным цветочком на макушке. А сама мечта жалась к его нехилому бицепсу и верещала на весь Кабуки: - Я так счастлива, Гин-тян! Хеда-тян научит меня любить этот мир! Провожая ранеными глазами выпорхнувшую в сумасшедшие небеса птичку-садистку, Гинтоки с Хиджикатой встретились глазами… - А сейчас только для вас, дамы и господа, прозвучит песня великого певца, Борьки Мосяивича! Слушайте и наслаждайтесь!

Голубая луна, как никто его любила! Голубая луна… Голубая луна… Го-лу-ба-я…*

С перекошенными рожами брошенные парни обнажили мечи… А что было дальше, не знает даже Горилла-сан. Ведь неисповедимы пути Гинтамовские! _________________________________________________ * Борис Моисеев «Голубая Луна».