Благо

Луна сытым клопом выползла из-за хребта и уселась посередь неба, не иначе как издеваясь над Нимой. Умытые тусклым светом, обнажились травы и камни, речная отмель, тонкие ветки ив и сама Нима, конечно, тоже. На широкой чаше долины она чувствовала себя вылущенным орехом, позабытым в тарелке. Заметить её с воздуха было плёвым делом. Нима всхлипнула и прикусила костяшку пальца, пытаясь вернуть себе решимость. Поудобнее расположила плетёную переноску за спиной, побежала, огибая валуны и кусты, туда, где в устье долины сходились каменные стены и, как знала Нима, стекала вниз тропа, извилистая и тонкая — единственная связь с лежавшим у подножья гор Царством Земли. Когда-то давно предки её, народ Земли, поднялись к самым вершинам, к храму Воздушных Кочевников. Они принесли дары — фрукты и самоцветы, пёстрые ткани и посуду из тонкой белой глины. Они просили у Кочевников позволения остаться рядом с храмом. Они готовы были отдать всё, что угодно, лишь бы хоть кончиками пальцев прикоснуться к свету и гармонии. — Глупцы, — в очередной раз пробормотала Нима. Под ногой внезапно ушёл камень, и она чуть было не упала. Ступню свело; Нима, тихонько шипя от боли, припала на одно колено. В переноске пискнул разбуженный малыш, завозился, заплакал. Она сама чуть было не заплакала вместе с ним. Как невовремя. — Ну, ну, маленький, ты чего? Шшш… — Нима ловко вытащила сына, прижала к себе, чуть покачивая. — Не надо плакать, милый. Месяц по небу ходил, Другу-ветру говорил: — Сколько стран я ни видал, Сколько счастья ни искал, А не видел до сих пор Места краше этих гор. Голос её дрожал, срываясь на шёпот, но она добилась своего, и сын засыпал. Нима плечом обтёрла выступившие слёзы — когда-то эту колыбельную пел Аян. Невесть откуда он услышал её — Кочевники не знают отцов и матерей, а убаюкивает их сам ветер. Так говорили в деревне. Ветер-ветер, песню пой, Здесь расстанемся с тобой. Закончить ей не дали. Сначала она почувствовала, как ветер, до тех пор устойчиво и ровно дующий с вершин, изменился, закрутился вихрями, дёрнул за подол её юбки и растрепал волосы. Ветер нёс с собой запахи мокрой шерсти и сена, благовоний, цветов. И обречённости, потому что Нима прекрасно знала, кто и зачем преследовал её. Шестёрка воздушных бизонов мягко опустилась на землю, взяв женщину в кольцо. С одного из зверей сошёл крепкий на вид старец, укоризненно посмотрел строгими серыми глазами. — Нима, Нима, — мягко пожурил он её. — Куда бежишь ты, Нима? Она припомнила его имя — Гиацо. Добрый мудрый Гиацо, который спит и видит, как бы отобрать у неё сына. — Прошу вас, — выдавила она. — Я ничего не сделала… «Прошу вас. Я ничего не сделала», — так сказала она Гиацо в первый его визит. «Я понимаю, дитя, ты напугана. Разве могла ты представить, какие последствия может иметь твоя связь с Аяном… Неопытность оправдывает тебя». «Что вы с ним сделали?» «Аян отправился в Северный Храм Воздуха. Там проведёт он в посте и молитве столько, сколько потребуется для того, чтобы сознание его очистилось от дурмана… Лучше не вспоминай о нём». «Аян был мне мужем!» «Ты заблуждаешься, дитя. У Воздушных Кочевников нет ни жён, ни мужей». Она хотела крикнуть, что у Кочевников нет жён, но у Аяна была. Он пришёл в её дом, когда отца и братьев унёс обвал на горной дороге, он помогал ей во всём, поначалу неизменно возвращаясь в свой Храм. Да, он пришёл по зову долга, но однажды остался насовсем, потому что так захотело его сердце. Кочевники учили Аяна любви и сочувствию, вот он и любил Ниму и захотел быть рядом с ней, так почему они говорят теперь, что это плохо? «Вы забрали у меня Аяна, но сына я не отдам», — Нима прижимала к себе ребёнка, плохо понимая, что может противопоставить нескольким крепким монахам, осенними листьями разбросанным по её двору. «Ты не понимаешь, Нима, — Гиацо выглядел опечаленным, но Нима не верила в его скорбь. — Мальчик родился магом воздуха. Мы должны забрать ребёнка в Храм и воспитать так, как требует его природа». «Откуда вы знаете, чего она требует? — прошептала Нима. — Может, она требует того, чтобы он остался с матерью и прожил жизнь в любви, в семье? Чтобы он вырос и взял за себя девушку, которую назовёт женой, чтобы он смог играть со своими детьми?» «Он — Воздушный Кочевник, Нима. Он останется в Храме, такова его судьба. Не стоит заблуждаться, думая, что она горька… Вовсе нет, — Гиацо помедлил. — Если ты хочешь, я могу отправить вас в Западный или Восточный Храмы. Там живут монашки, и ты сможешь провести с сыном несколько лет… Но потом вам всё равно придётся расстаться». Она знала, что никто не поможет ей. Отец и братья мертвы, а жители деревни… Для них сама мысль пойти против воли монахов является кощунством. «Я отдам сына, но сперва хотела бы с ним попрощаться, — сказала она Гиацо. — Можете ли вы забрать его завтра?» Нима уже знала, что убежит. Но одна уставшая женщина с ребёнком за спиной никогда не обгонит шестерых воздушных бизонов. Сколь бы она ни верила в обратное. — Отдай мне его, Нима, — Гиацо выглядел ещё более старым и уставшим, чем накануне. — Глупо сопротивляться. — Никогда я не перестану сопротивляться! — крикнула ему Нима. — Потому что я такой родилась, и сын мой вырастет таким же! Мы уйдём, и ничего вы с этим не сделаете! Гиацо взмахнул рукой, отдавая какой-то приказ. Под ухо Ниме будто пчела ужалила, и она внезапно почувствовала, как ноги стали мягкими и непослушными, а вслед за ними и руки разжались, выпуская плачущего сына. Ребёнка деловито подхватил один из монахов. — Что ж вы… Такие… — Слёзы ушли, остались лишь недоумение и обида, и приходили на язык странные слова, будто бы подсказанные со стороны. — Я знаю, однажды случится так, что вас не станет. Вас всех. Вы исчезнете со своими храмами, учением и запретами, и даже память о вас разлетится, как листья на ветру. А я буду смотреть, и не останется во мне жалости… Совсем… Она тяжело опустилась на землю. Небо над головой качнулось, и слезой скатилась маленькая звезда.

***

…Гиацо хмуро потёр лоб. Не хотелось доводить до этого — дротик со снотворным, варварское, неуместное орудие — но что им оставалось? — Куда её теперь, учитель? — молодой монах обеспокоенно топтался рядом. Расстроен, и ещё как — вот он, главный вред от таких историй. Сомнения, страх, боль, гнев… Всё то, что разрушает эти юные души. Аян, Аян, почему ты забыл об этом… — Унеси её в Царство Земли, Гунсэн. В какую-нибудь деревню поприветливее…и подальше. Где будут цветущие дерева и гудящие пчёлы, и добрые люди, дающие утешение… Гунсэн почесал в затылке, но отправился выполнять. Он взял Ниму на руки и вдруг спросил у учителя: — Почему мы не могли оставить мальчика с нею? Гиацо помедлил, подбирая слова: — Магия полна страстей и соблазнов, Гунсэн. Было бы жестоко бросать ребёнка один на один с такой силой. Только с нами он поймёт, как обратить её во благо. Эй, Заята! Ну-ка, отдай малыша мне, а то смотри, как он у тебя надрывается… Как его зовут? — Нима звала его Аангом, — Заята передал ребёнка с видимым облегчением. — Значит, Аанг… — Гиацо осторожно принял мальчика. — Не плачь, Аанг. Скоро ты будешь дома.