Проблема

Ещё в детстве Изуку уяснил для себя, что "основательность" — это его, родное. Если браться за дело, то основательно, будь то изучение способностей героев, становление самого себя на геройский путь, защита или спасение кого-либо. Но этим дело не ограничивалось: если Изуку вляпывался в неприятности, то тоже весьма основательно. Проблемы, неловкие ситуации — всё в кучу, сразу и по самую макушку. И выбирайся, парень, конечно, сам. Вот и сейчас, сидя на очередной геройской лекции, Изуку думает не о сложностях преподаваемого предмета, а о собственных, куда более насущных и беспокоящих. А проще сказать, о Тодороки. Тодороки Шото — номер один на первом курсе академии UA, сын героя номер два, Старателя, богатый наследник, способный, умный, талантливый. Золотой мальчик в кубе, да ещё и обладатель необычной, но крайне привлекательной внешности и не менее привлекательного голоса. В общем-то, без преувеличений настоящая секс-бомба, о чём говорили и множественные посты в соцсетях от особо впечатлительных фанаток, и одна надпись на стене в женском туалете на третьем этаже (откуда Изуку было известно об этом, спрашивать не стоит, серьёзно не стоит), и собственная весьма однозначная реакция. Конкретно в последнем и состояла проблема Мидории. В его реакции на сексуальность Тодороки. Весьма однозначной, чёрт бы её побрал! Сравнивать собственную привлекательность с чужой вполне естественно, особенно для тех, кто в себе особо не уверен. Думать о ком-то, что он/она красив/красива — тоже в пределах нормы. Но если в голову врывается восторженное "вау, да он просто секс" в адрес парня, когда ты сам вполне здоровый шестнадцатилетний парень — стоит призадуматься. Такая фраза и пронеслась в голове юного Мидории несколько недель назад, на очередной тренировке с парными сражениями, когда его противником снова стал Тодороки. С оголённым торсом (куртка частично сгорела, остатки же были снесены порывами ветра от причуды Изуку), парочкой красочных ссадин, горящим решительным взглядом, уверенной улыбкой на губах и этим вечно гордо вздёрнутым подбородком, Шото был невероятно хорош, если не сказать — идеален, и Мидория натурально залип, едва не пропустив фатальный ледяной удар. Неправильные мысли были отложены в сторону, до ближайшего свободного времени, которого не предвиделось, и в итоге благополучно забыты до следующего похожего случая. А потом ещё, ещё, и ещё. Игнорировать нежелательные мысли Мидория умел не хуже любого подростка, но когда это перестало оставаться лишь мыслями и начало приобретать другую, более... скажем так, физическую форму, Изуку пришлось призадуматься. Не то, чтобы он и раньше не считал Тодороки привлекательным, но это было в рамках сравнительного восхищения одноклассником и другом. В рамках. Пока взгляд не стал останавливаться на нём всё чаще, а Изуку — неосознанно подмечать мелочи. Как блики солнца играют на красивом лице Шото. Как Тодороки сжимает челюсть и пальцы в кулак, когда речь заходит о Старателе. Как устало смеживает веки после особо тяжёлой тренировки, пока уверен, что на него никто не смотрит. Изуку подмечал то, что Шото любит есть, привычки, линию поведения. И если бы только это (с натяжкой можно было бы списать на "анализ" и как-то убедить самого себя), но взгляд цеплялся за случайно оголяемые участки кожи, за большие ладони и сильные пальцы, за широкую спину, практически идеальный пресс и необычные черты лица. Это как-то само незаметно переросло в любование и залипание. В собственные краснеющие щёки, ком в горле, сбитое дыхание и учащённое сердцебиение (и лучше бы это была аритмия, во что Деку грешным делом хотелось верить). Когда к этому букету добавились "интересные" сны, эрекция и серьёзные опасения за собственную реакцию на пребывание вместе с Тодороки в раздевалке или душевой комнате, Мидория понял, что погиб. И это уже не просто "основательно влип", это "пропал с концами" и "мамочка, помоги!" (в фигуральном смысле, конечно). Хорошо бы в этом сражении с восприимчивостью к чужой сексуальности взять тайм-аут, недельки на две, а лучше — на три, чтобы некоторое время не видеть предмет своих проблем. Но какой там перерыв, когда они учатся в одной школе, одном классе, да ещё теперь и подружились. Тодороки везде, куда ни денься. Тодороки в бою: замораживающий всё на своём пути, с холодным взглядом и искрящимися на солнце льдинками, покрывающими кожу и одежду правой половины тела, или сжигающий всё вокруг, с дерзкой улыбкой и язычками пламени, завораживающими своим танцем на левой половине тела. Тодороки в классе: уверенно и всегда правильно отвечающий на уроках, не раздувающийся при этом от своей важности, чем иногда грешит Ийда, и на переменах — всё чаще подходящий к Изуку, чтобы поговорить о каких-то мелочах или просто посидеть-помолчать рядом. Тодороки, оборачивающийся, когда его окликает Мидория, и смотрящий так, будто ему действительно интересно и важно, что тот хочет ему сказать (от мысли о чём сердце предательски пропускает удар). Тодороки после тренировки: дыхание чуть затруднено, по виску, от шеи и по ключицам стекает пот, ветровка повязана на поясе, майка прилипла к телу и обтягивает шикарный пресс спереди, накаченные мышцы спины сзади (Изуку с трудом сглатывает вязкую слюну и вздрагивает от ободряющего хлопка по плечу — Ийда благо решил, что Изуку просто перетрудился и в очередной раз выпал из реальности). Тодороки в раздевалке, неторопливо снимающий с себя части одежды, — и Мидория не знает, куда деть глаза, как заставить себя не бросать взгляды украдкой, и даже парочка мысленных подзатыльников ничуть не помогают. И Тодороки, Господи Всемогущий, помоги, в душе: в мыльной пене и окутанный лёгким паром, когда струи воды льются на голову, ласкают лоб, щёки, подбородок, стекают по шее вниз, по поджарому телу к самым ступням, и взгляд Изуку, как приклеенный, следует за ними, пока проходящий мимо Киришима не задевает плечом, тем самым приводя в чувство — Мидория резко отворачивается и ныряет в ближайшую свободную кабинку, где до самого окончания помывки ужасно медленно водит мочалкой по телу, совсем забыв про гель для душа, и отчаянно пунцовеет ушами, и только после ухода последнего одноклассника решается дотронуться до остро требующей внимания части тела (а потом до самой ночи чувствует отвратительную горечь во рту — ему и на порнокартинки в журнале дрочить было раньше стыдно, а тут одноклассник и друг). Губы Тодороки, его руки, глаза, из-за гетерохромии взгляд которых создаёт непередаваемое ощущение, будто забирается под кожу, широкая спина, вены, бугрящиеся на руках и шее, движения тела, перекаты мышц под кожей — Мидория всё чаще залипает неожиданно, на каких-то незначительных моментах, уже не видя и не слыша, что происходит вокруг. Это похоже на помешательство. Хотя, почему похоже? Адская смесь из дикой усталости, бурлящих гормонов и отсутствия опыта. Он пропускает пару ударов на тренировке, не доносит ложку до рта или кормит своего соседа во время обеда, поскальзывается на мокром кафеле и ощутимо прикладывается затылком, и обеспокоенный Тодороки зло шипит на ржущую массу парней, ощупывая набухающую шишку на затылке Изуку, после чего спрашивая, сколько пальцев он показывает . "Два", — отвечает Изуку, попутно думая о том, какой тот всё-таки заботливый, замечательный, добрый, красивый, сексуальный... и что пора, чёрт побери, с этим что-то делать — не с красотой Шото, конечно, а с собственной слабостью к этой красоте — иначе либо попадёт к исцеляющей девочке с черепно-мозговой, либо спалится и... тоже наверняка попадёт к исцеляющей девочке с черепно-мозговой. И вот сейчас, на лекции, Изуку бубнит, задумавшись и не только отвлекается сам, но и привлекает внимание одноклассников, о чём ему потом с недобрым блеском в глазах сообщит Айзава-сенсей, сопроводив речь подзатыльником и нарядом на уборку в туалете, ибо "сколько можно терпеть". Развязка этой незамысловатой пьесы, как ни удивительно, наступает именно в туалете (ну а где же ещё, если тебя ещё в детстве прозвали "Деку"?). Вернее, начинается-то всё в классе и с самого глупейшего палева, которое только могло случиться. На одной из перемен Изуку в очередной раз старательно размышляет о том, что же ему делать со своей "проблемой", когда его отвлекает Урарака с вопросами по учёбе. — Мидория-кун, нам задали на завтра параграфы три — семь, да? — спрашивает она. — Да, — односложно отвечает Изуку, так как его голова занята обдумыванием плюсов и минусов перевода в класс "Б". Не слишком ли это радикально? — А через две недели тесты, да? — продолжает она. — Да, — на автомате отвечает Мидория, даже особо не задумываясь о том, почему она всё это спрашивает (ведь раньше-то никогда не забывала). Он уже решил, что класс "Б" — это крайний случай и нужен какой-то другой, менее радикальный, но действенный способ. — А на следующей перемене пойдёшь с нами обедать, да? — Да. — Он как раз обдумывает, не стоит ли начать принимать какие-нибудь снижающие либидо таблетки. — Сегодня замечательна погода, согласен? — Да. — Таблетки — это неплохо, но не скажутся ли они на общем состоянии организма? Повышенная вялость ему ни к чему. — А ты влюблён в Тодороки-куна, да? — Да, — всё также на автомате отвечает Изуку, решая, что таблетки — тоже не выход. Может, стоит посмотреть в интернете травяные чаи или что-то в этом роде?.. — Ну, вот и ладушки. А то так ещё долго бы вокруг да около ходили, — довольно потирает руки Урарака. И только где-то здесь до него доходит суть последнего вопроса. Мидория моргает раз, другой. Мозговой процессор со скрипом обрабатывает информацию. Вот, все болтают, Урарарка спрашивает разное, он — односложно отвечает. Потом, она задаёт "тот самый вопрос" и, как в тех самых фильмах, в которых умеют держать напряжение, в этот момент все замолкают, и его "Да" разносится по всему классу, доходит до ушей каждого, включая сидящего неподалёку Тодороки Шото. Ну, упс. Идиот. Развела как пятилетку! Можно было бы выкрутиться, сказать, что задумался, не расслышал... Но как только до Изуку доходит, что ляпнул — глаза расширяются в ужасе, он мгновенно заливается краской, от шеи и до корней волос. И это лучшее подтверждение из возможных... Изуку подрывается с места и, не глядя ни на кого, особенно боясь взглянуть на Тодороки, выбегает из класса. Сзади раздаётся: "Стой!", до боли знакомым голосом, и Мидория прибавляет ходу. В кои-то веки оказывается на руку, что коридоры UA так запутаны — он петляет как заяц , наконец найдя убежище в мужском туалете (как раз том, что недавно отмывал, как ни смешно). Прятаться в подобном месте тоже глупо и нелогично, но в панике любой, даже склонный к анализу, может додуматься и не до такой ерунды. Правда, уже ставший родным туалет Изуку всё-таки не спасает — не успев отдышаться, он слышит звук открываемой двери за спиной. Оборачивается — Тодороки Шото собственной персоной. Тот закрывает дверь, отрезая единственный путь к отступлению. — Ну, — Тодороки вопросительно выгибает бровь. — Правда, любишь? Взгляд Шото гипнотизирует: пристальный, пронизывающий, с каким-то лихорадочным блеском в глубине. Изуку чувствует себя как мышь перед удавом (хотя "баран" в связи с этой ситуацией ему явно ближе). Не в силах ни моргнуть, ни отвести взгляд, он медленно кивает. Шото делает шаг к нему навстречу — и Изуку изо всех сил зажмуривается, готовясь к удару, заледенению или испепелению. Но, вместо удара, на его шею со спины ложатся холодные пальцы, а губ, аккуратно и нежно, касаются чужие губы. Пара секунд от шока до падения в пропасть — и Тодороки чуть отстраняется, а Мидория — распахивает глаза. — Ч-что? — пальцы инстинктивно прижимаются к губам. Ему ведь не показалось, нет? Но почему? Где же удар? — Я тоже... — у Шото чуть алеют скулы, а тот странный блеск в глазах, немного шалый, похоже, не от злости. — Тоже тебя люблю. У Изуку подкашиваются ноги, и он некрасиво плюхается на попу, всё ещё шокированно смотря перед собой. Тодороки немного смущённо, но счастливо улыбается. Это самое неожиданное, красивое и странное признание в любви, которое он получал (не то, чтобы они вообще у него были, но...). Именно в мужском туалете на третьем этаже, спалившись до этого глупейшим образом, заканчивается его треклятая история метаний. Мидория тихо, нервно смеётся, смаргивая слёзы счастья-облегчения. А Тодороки опускается рядом на кафельный пол, не думая даже о том, что это грёбанный мужской туалет, мягко стирает влагу с его щёк и тянется за новым поцелуем.