Улыбка

Маяковский улыбается до невозможности редко, но когда он ощущает, как Есенин, мирно посапывающий в кровати рядом с ним, неосознанно прижимается ближе и утыкается носом в грудь, закидывая руку ему на талию, когда он слышит, как Сережа, доведенный до ручки, громко кричит и матерится, ревнуя к Брик несмотря на все уверения Володи, что она ему больше не нужна и у него нет к ней чувств, когда он читает полученное от находящегося в разъездах по стране Есенина письмо, строки которого несут лишь сплошную нежность, и от этого Володю бросает в жар, когда он закуривает, а Сережа смотрит на него хитро так, по-совиному, убирает сигарету из его рта и заменяет ее своими губами, когда он берет Есенина за руку на людях, а тот не отстраняется как обычно, а наоборот переплетает их пальцы и сжимает ладонь как можно крепче, когда он выступает в заполненном до краев зале и среди грома аплодисментов откуда-то с задних рядов слышит залихватский свист и звонкий смех, обладатель которого украдкой целовал Маяковского буквально полчаса назад перед тем, как тот поднялся на сцену, когда он буквально тащит на себе пьяного в хлам Есенина, упрямо лезущего с поцелуями и посреди ночи горланящего на всю улицу только что сочиненные строки, когда он готовит поздно пришедшему с литературного вечера Сереже простенький ужин и ставит перед ним кружку чая, а Есенин проводит кончиками пальцев по большой ладони Маяковского и слабо растягивает губы в усталой, но искренней улыбке, когда он вспыльчиво расшвыривает по всей квартире исписанные нерифмующимися строками листы бумаги, а Сергей тут же бережно собирает их и грозно отчитывает Володю за наплевательское отношение к собственному творчеству, когда он чувствует, как его уха осторожно касаются губами, а его сердце замирает от трепетного предвкушения, когда он смотрит Есенину прямо в глаза, а тот по-детски наивно улыбается, мечтательно щурится и говорит, что любит его, не улыбнуться просто невозможно.