***
Меньше чем через две недели их так называемого «осложнения», Гермиона подвергла Малфоя основательному допросу относительно сексуальной жизни, вынудив его употреблять то, что, он поклялся Салазару, в десять раз превышало допустимую дозу. Она незаконно варила Веритасерум. Конечно, несмотря на его заверения в том, что, в отличие от рыжего нищеброда, которому она почти отдала свою вишенку, он всего лишь почти засунул свой член в блондинку, у которой дерьмо вместо мозгов, Грейнджер лишь с недоверием наморщила нос и загадочно ответила, что, по крайней мере, ей не придется тащить его в маггловскую больницу для «обследования», что бы это ни означало. Затем она преследовала Драко после ужина и приковывала взглядом к столу, заставляя составить подробный перечень своих предпочтений и личных границ, которые она после «конфисковала для административных целей». После этого «судебного разбирательства» она заставила его изучить ее список, и не позволяла приближаться к ней ближе чем на три метра, пока он не расскажет содержимое списка по памяти. Да, ему показалось, что он хорошо знал Гермиону Грейнджер, когда дело доходило до таких вопросов — по крайней мере, лучше, чем Поттер и Уизли когда-либо.***
— Гермиона? — прохрипел Малфой, замедляя ласки. С особой осторожностью, чтобы не побеспокоить ее сильнее, он отмахнулся от ее непослушных кудрей, сглотнув свое недоумение. Когда она вздрогнула от его прикосновений, он поцеловал ее в шею, поглаживая спину так успокаивающе, как умел. Черт, он действительно сделал это. Подавляя нависшее начало паники и горький осадок вины, которые пронизывали его вкус, он попробовал еще раз: — Гермиона, что случилось? — Драко, — прошептала она, дрожа от его рук. — Ты все еще в форме для квиддича? — О, черт! — будь он проклят. — Извини, любимая, я пришел сюда прямо после матча, и я… э-э… вроде забыл. Черт побери, я весь потный и грязный! А еще в крови. Я отвратительный… Я думаю, что приму ванну прямо сейчас и выброшу ее. — Нет! — вскрикнула Гермиона, заставляя его отпрянуть и выпрямиться. — НЕ СНИМАЙ ЕЕ! ПОЖАЛУЙСТА! Ошеломленный ее страстностью, он осторожно отстранился и как какой-то сонный придурок, хмурясь в замешательстве, с любопытством вглядывался в Гермиону. Она ерзала и стонала, явно ведя какую-то внутреннюю войну с самой собой. Вдруг она затихла и просто стала лежать. Просто лежать на полу. На мгновение в комнате воцарилось молчание. Медленно, и вопреки своим лучшим догадкам, Малфой сделал нетипично смелый шаг по направлению к ней. Ощутив беспокойство, она ощетинилась и зарычала, буквально зарычала, и прежде чем он успел среагировать, она набросилась на него. Гермиона засунула свой язык так глубоко ему в горло, что это ощущение отдалось ему прямо в пах. Его язык напрягся в сильном, свободном привкусе потребности, который пронизывал его, когда она неоднократно толкалась в его рот. Ее намерения были ясны. Она хотела, чтобы он трахнул ее. И вдруг, все остальное перестало иметь значение. Драко стонал и посасывал ее жесткий язык, поглаживая нижнюю часть ее гладкой горячей плоти легкими, как перышко, движениями, пытаясь проникнуть пальцами внутрь. Скажи, чего ты хочешь? — он поманил ее своим языком. — Покажи мне, как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул. В ответ она без зазрения совести закинула свои ноги на его талию, врезавшись каблуками в мускулистую задницу, и растирая свою горячую плоть о любую его вещь, с которой она вступала в контакт. Вместе они воплощали свои фантазии в пьянящем порыве гладких ритмичных скольжений, чувственного мучения, напряжения от влаги и эхом лихорадочных стонов. Ее руки бродили по спине Малфоя с такой же стервозностью, с какой он ее гладил. Оставляя глубокие следы от пальцев на ее ягодицах, он неистово насаживал ее на себя, а стройные ноги, обхватившие его талию, заставили их обоих принять неудобное положение. Она заскулила, выпустила коготки в его спину, и бездумно погрузилась руками в его волосы, когда он поцеловал ее с диким напором, диктуемым его собственным языком. Охваченный страстью, Малфой пошатнулся и сел на пол, потянув Гермиону за собой. Она с энтузиазмом оседлала его и схватила свой приз, переплетая его язык со своим. Обхватывая его своим жгучим ртом, она нагло намекала ему войти в свою теплую дырочку. Драко был вынужден толкаться языком в ее грешный ротик, который с каждым движением скользил все глубже и глубже, наслаждаясь, как он сжимается и разжимается вокруг его языка, вбирая в себя каждую каплю, что он выпускал в нее. Немного повозившись с пряжкой ремня, он отчаянно дернул молнию брюк вниз, полностью погрузившись в этот грубый поцелуй. Вниз по подбородку бесконтрольно потекла слюна, пока они наслаждались сладкой плотью друг друга, но ни один из них не был способен прекратить удовольствие. Оторвавшись от Драко, Гермиона дико, как львица, умылась своим языком, а он сжал ее бедра с такой силой, что на белой гладкой коже снова остались красные отметины. Она ахнула от его прикосновения, и несмотря на хрупкие барьеры, которые мешали им соединиться, она кусала его за язык всякий раз, когда он был слишком близко, чтобы сделать это. Каждый раз, когда ей удавалось выбраться из зоны его досягаемости, он, рыча от досады, притягивал ее ближе к себе, и таранил ее своей все еще скрытой тканью одежды, плотью так, что они отрывались на три или четыре сантиметра от пола. Он захватывал ртом ее крики и заталкивал обратно внутрь, смакуя соль своего пота, которая задерживалась на ее языке. Гермиона насильно разорвала поцелуй, но он не дал ей отстраниться, сделав еще пару грубых попыток вернуться к ее припухшим губам. Малфой зарычал в стремлении возобновить штурм, но она ударила его по плечам, возвращая обратно на пол и вскрикивая в агонии. — НЕТ, ДРАКО! Ты мне нужен! Ты нужен во мне. СЕЙЧАС! Он никогда раньше не видел ее такой. Она скользила взглядом по его лицу, закусывала губу и хныкала, закрывая глаза и беспорядочно дергая бедрами, снова и снова, отчаянно пытаясь заставить его войти в нее — это пробудило в нем необъяснимое развращенное восхищение. Грейнджер не указала это в своем списке — и не зря. Теперь все это имело смысл. Поттер, Крам, МакЛагген, даже этот дерьмовый Уизли… И теперь он. Черт, не удивительно, что она отказала Долгопупсу на четвертом курсе. Этот хитрый ботаник не смог оседлать метлу, чтобы спасти свою задницу, а тем более ее. ХА! Та, что не любит квиддич, безусловно, слишком высоко ценит игроков. Невероятно, что у госпожи «Железные панталоны» была слабость… Как слизеринец, он вынужден был признать, что она превосходно скрывала от него этот восхитительный маленький лакомый кусочек информации. Девка держала друзей близко, а врагов еще ближе. Никто и никогда не заподозрит чопорную Гермиону Грейнджер в укрывательстве опасного фетиша на форму для квиддича. Но Драко теперь знал. И он заставит ее заплатить. — Проголодалась, не так ли? Твоя киска, — прошипел он, — просто жаждет быть заполненной. — Драко, пожалуйста! Пожалуйста, не разговаривай со мной так, когда ты в форме, — умоляла она. Хриплый, отчаянный, сильно желающий гортанный стон, изобразивший звук его имени, сделал очевидным факт того, что она больше не играла никакую роль. Один его вид в форме для квиддича полностью уничтожил всю игру. Гермиона практически смачивала свои трусики волнением, ее маленькая киска половыми губами «обсасывала» его член через ткань белья и оставляла за собой липкие мускусные пятна. Было бы так легко просто сдаться… Дать ей то, чего она хочет… что ей нужно, но он еще не наигрался с ней. Драко провел своей рукой между ее ног, на мгновение отвлекая ее от своего пульсирующего члена. Проследив контуры ее трусиков длинными пальцами, он угрожающе прошептал: — Я должен засунуть пальцы в твое влагалище? Трахнуть, как я трахаю твой рот языком? — Нет! — закричала Гермиона, когда он скользнул пальцами мимо мокрой полосы и стал поглаживать ее там в диком темпе. — Нет, этого недостаточно! — Нет? — дразнил он. — Твоя киска, кажется, не согласна. Он стекает по моим пальцам. Ты чувствуешь это? Как отчаянно она хочет трахаться? Внутри нее будут мои пальцы. Мой язык. Мой… — Малфой резко остановился, и со зловещим соблазнительным высокомерием, высеченным на его красивом аристократическом лице, прошептал последнее слово в своем темном заклинании: — Член. Гермиона захныкала в отчаянии, не в состоянии говорить. Используя свободную руку, он легко лишил ее хрупких трусиков, отбрасывая порванную ткань в сторону небрежным движением. Она задыхалась, неудержимо дрожа, ее маленькие ручки хватались за него. Она явно обезумела при виде его в форме. Он проигнорировал растущий дискомфорт, молча отыскав пальцами ее клитор. Злорадно ухмыляясь, он принялся слегка поглаживать его. Она распахнула рот и закричала: — НЕТ! Не трогай его! ДРАКО, пожалуйста! Ты собираешься заставить меня кончить? Он проигнорировал ее мольбы и ущипнул за клитор. Она вскрикнула, и потрясенная разлилась на его руку. Он едва сдерживал нарастающее возбуждение в штанах, как какой-то школьник, и надев маску холодного безразличия, беспощадно заталкивал ее соки обратно внутрь нее с характерным звуком, убедившись, что она слышала, как все непристойности липко хлюпали внизу. Медленно и сознательно он оставил ее ноющую щель и слизал несколько капель женского нектара, которые остались на его пальцах, поймав ее горячий взгляд на себе, когда он ловко провел по ним языком. — Чертовски вкусно, — застонал Малфой. — Если бы твоя киска не была такой влажной, мой язык давно толкался бы в твою горячую дырочку. Ты вся была бы на моем лице. Но помяни мои слова, Грейнджер — так и будет. — Драко, Драко, — она захныкала. — Драко, возьми меня! Пожалуйста, возьми меня сейчас! — Сейчас, сейчас, любимая, — он садистски отчитал ее. — Если ты не будешь слушаться, мне придется наказать тебя. И на этот раз тебе не понравится. Ты можешь засунуть свои маленькие пальчики в свою щель и притвориться, что все, чего ты хочешь — это мой член, но я тебя уверяю, будет больно, потому что ты знаешь, что не сможешь кончить от пальцев. Так и есть. Дикий блеск настиг ее когда-то нежные карие глаза, вымывая теплые оттенки, пока они не потемнели до неузнаваемости. Гермиона Грейнджер могла играть роль покорного котенка так долго, пока львица не вырывалась наружу в жажде крови. Бросив все притворство, она резко стянула его трусы вниз. Его каменный член гордо стоял, возвышаясь прямо вверх, все двадцать сантиметров напряглись в направлении единственного источника удовлетворения, который он когда-либо знал. Она накинулась на него без предупреждения, провела кончиком языка по нежной головке. Чем больше смазки он выделял, тем легче ей было его облизывать. С каждым свистящим звуком она принимала в себя отчаянные удары его бедер, когда он кричал от удовольствия. — Святая мать Мерлина! — выругался он. — Гермиона, я буду носить форму для тебя каждый день. Блять, я клянусь Салазаром. Она схватила Драко за член, резко прервав какой-то его бессмысленный комментарий. Понятно, что она играла с ним, как с добычей. Теперь она жаждала плоти. С едва сдержанным насилием Гермиона пошла на убийство, пронзая себя его членом и отбрасывая свою густую гриву назад в безумном рыке радости. Драко закричал вместе с ней, тяжело вбиваясь в ее плотно сжимающуюся оболочку. Она оседлала его, слезы катились по ее покрасневшему лицу, сама она кричала в безумном удовольствии. Он посылал мурашки гордости и удивления по телу, чтобы она поняла, как он помешался на ней. Блять, она никогда не трахала его так жестко! Даже ее влагалище ныло, неспособное справиться с его толщиной, когда он одержимо его осаждал. И Гермиона кончила. Едва сделав еще два толчка, Драко превратил ее в дрожащую, ошеломленную путаницу. Он застонал от мучительного удовлетворения, потеряв себя в ее сладких судорогах, которые окружали его глубоко внутри нее. — Вот так? — спросил он ее. Она ответила ему низким воем, неспособная к нормальной речи. — Как ты себя чувствуешь, когда в тебе мой член? Ее покрасневшие губы застыли в безмолвном крике, когда она снова и снова насаживалась на его член, желая, чтобы это невыносимое удовольствие наполняло ее и растягивало до краев, до боли, чтобы это никогда не кончалось. Она вцепилась в его плечи смертельной хваткой, когда он продолжил скользить внутри нее, их жидкости смешивались в безумный коктейль. Взглянув вниз, Малфой наблюдал, как его блестящий член пронзал ее крошечное отверстие, пропитавшись влажным жаром. Когда он выходил из нее, он мог видеть, как тонкая кожа ее влагалища цепляется за член с нарастающим отчаянием. Ну нахрен. Он открыл глаза и уставился в потолок — без толку. Руки. Драко должен был занять руки. Он пылко ласкал соболиный шелк ее корсета, шелестя тканью прямо напротив ее тугих сосков. Гермиона ахнула, выгибая грудь в его ладони. Он сжимал ее чрезмерно чувствительные холмики и утверждал свое неоспоримое право собственности, освобождая ее грудь от ненужной ткани лифа. Его рот наполнился слюной желания, а язык выскользнул из-под его контроля. Он зажал ее затвердевшие соски между кончиками пальцев, пытаясь попробовать их на вкус. В следующий раз. Его бурные глаза пообещали ей. Малфой отпустил ее, позволяя ее груди беспорядочно прыгать, пока она скользила вверх и вниз по длине его члена. Она захныкала, возражая потере его прикосновения. Он утихомирил ее громким шлепком по милой заднице. Гермиона вскрикнула, свидетельства возбуждения стекали по ее бедрам. Схватив ее, он напряг свой зад и стал яростно трахать, доводя себя до оргазма, а ее — до третьего судорожного крика. — Поехали! — хрипло приказал он. — О, блять, да! Полетай на мне, как я летаю на своей метле, моя маленькая шлюшка! Войди в свою влажную киску моим членом! — Драко, ты сводишь меня с ума. Ты безумен! — воскликнула она. Он знал все особенности ее невероятно узкой дырочки, и что она получит оргазм как минимум еще два раза, прежде чем он кончит в нее. — Драко, Драко-о-о, — Гермиона беспомощно стонала, повторяя его имя в тумане греха и молитвы снова и снова. — О, Боже! О, МОЙ БОГ! ОХ, ДРАКО! Удобнее усаживаясь на полу, он вреза́лся в нее достаточно сильно, чтобы временно выбить из колеи, позволив влиянию шлепков и ударов частей тела друг о друга возвысить их до эйфории, поднять на новые высоты. — ДРАКО-О-О-О-О-О-О-О-О! — воскликнула она. Ее киска сжалась с удвоенной силой, инстинктивно сражаясь с головокружительной хваткой и его побегом, который искажал ее видение и угрожал уничтожить эти ощущения. Почти ослепленный усилиями, он вырвался. Ее киска хотела попробовать его сперму. И хотела этого в ближайшее время. Он не продержится дольше. Решительно насадив Грейнджер на себя, Драко принялся свирепо натирать ее клитор о твердые мышцы брюшного пресса с каждым восходящим движением. Чувствуя, что он собирался трахать ее до еще одного умопомрачительного оргазма, еще более бурного, чем в прошлые разы, Гермиона всхлипнула. — Нет, Драко! Драко, пожалуйста! Я не могу! Я так больше не могу! Драко, я слишком чувствительна! Но она не откажет ему. У ее тела не было выбора, кроме как скакать и скакать, пока он не освободит их обоих и не утопит ее в своем семени. — Драко, ты хочешь, чтобы я забеременела? Он сдержался и дождался собственного удовлетворения с напряженным вниманием, у него не осталось сил, чтобы рационально мыслить. Вместо того, чтобы испугать, ее крики безрассудно и азартно заводили его. Внезапно устрашающе убедительное понятие о том, чтобы кончить в нее, завладеть ей и заставить ее носить своего ребенка, полностью опьянило его, очернило чувства и пробудило в нем дикого зверя, который жил с одной целью — заявить о себе. Со звериным ревом Малфой трахал ее и вгонял их обоих в беспамятство, так глубоко входя в нее, что врезался членом в ее чрево. Гермиона держалась изо всех сил, не в состоянии не отставать от его агрессивного темпа. Она скакала на нем бедрами так, будто от этого зависела ее жизнь, ее взъерошенные кудри падали на покрасневшее лицо. Драко трахал ее требовательно, заставляя несколько пропитанных потом прядей прилипнуть к ее румяным щекам. Его яйца напряглись, когда он увидел, как она извивается на нем за несколько секунд до оргазма. Требовался всего лишь один толчок для взрыва. Они приподнялись на пару сантиметров от пола и зависли в воздушном пространстве, парализованные чистым экстазом их союза. Он потерялся в ней — крики, запах, пот, любовь, лицо — все доставляло дикое удовольствие, когда она разрывалась на части для него. Их тела продолжали сотрясаться в экстазе, когда он затопил ее своей спермой, и она использовала его, желая вобрать в себя все до последней капли. Он стонал долго и тяжело, наконец, отдав свою сущность своей же жадности. Когда ее киска напилась досыта, Гермиона рухнула на него сверху, даровав усталый поцелуй его губам и поудобнее устроила свою кудрявую голову на его груди. Она отказывалась выпускать его вялый член, все еще сжимая его слишком плотно, чтобы просто взять и вытащить его, а он не возражал. Грудь тяжело вздымалась, но их сердца стучали в гармонии. Они по-прежнему, распластавшись на полу, лежали слишком уставшие, чтобы двигаться или говорить. Его измученное дыхание распирало грудь, форма прилипала к его потным, приятно ноющим мышцам, но он не мог найти в себе силы встать и снять ее. Оправившись после короткого помутнения рассудка, он собрал последние силы и приобнял ее, прижимаясь к ней еще ближе. Салазар знал, что он любит засыпать с членом внутри нее. Еще он любит просыпаться по утрам и трахать ее, пока она лежит без сознания, оправляясь после ночи, только чтобы пробудить ее для еще одного кричащего оргазма. — Драко, — она внезапно заговорила. — Ты любишь меня? Блять. Почему ей всегда хочется разговаривать? Они практически потеряли мозги друг от друга! Что ей еще нужно? — Честно говоря, милая… — он нахмурился, его иронический тон скрыл стыдливый румянец. Какой реакции она ожидала? Она нагло появилась из ниоткуда с этим вопросом! Но он уже говорил ей это однажды. И не умер. Но все же. — Ты сама знаешь, — пробормотал он. Убейте его, но он это сделал. Она довела его и измотала до такой степени, что он мог упасть от изнеможения, но он никогда не чувствовал себя настолько полно, настолько… — Хорошо. Потому что я тоже тебя люблю, — прошептала Гермиона. Драко сглотнул, прочистил горло, чувствуя себя неловко из-за такого резкого поворота событий, и не нашел что сказать. Даже вякнуть. Ее слова послали ударные взрывные волны радости в него, но он не хотел выглядеть сопляком. Он должен успокоиться, черт возьми! Одно мгновение они просто лежали в тишине — в тишине, которая всегда заставляла его чувствовать себя крайне неловко, но которая очень нравилась Гермионе. Любой уважающий себя мужик поставил бы галочку в этом пункте, особенно, если бы он пытался поработить Гермиону Грейнджер. Идеалист, получающий каждую юбку в этом гребаном мире. На самом деле, любой уважающий себя парень мог бы пасть жертвой методов этой зубрилы и признаться. И он признался. Он всегда признавался. Потому что любит ее. Но больше всего на свете он боялся, что если он действительно на секунду потерял бдительность, она, наконец, поймет, какую власть она имела над ним, и уйдет. Внезапно Малфой вспомнил что-то, что наслало на него панику, которой было достаточно, чтобы полностью рассеять все блаженство после секса. Сглотнув свое волнение, он нацепил фирменную малфоевскую маску власти и уравновешенности на свое лицо и серьезно объявил: — Гермиона, если ты действительно залетела в результате нашего примирения, я немедленно сбегу во Францию и буду следить за тем, чтобы были приняты меры… Она рассмеялась. — Я не шучу! — огрызнулся он. — Мой отец не даст нам своего благословения и через миллион лет! Черт, я его единственный сын, и он даже не любит меня! Наш с тобой ребенок будет считаться мерзостью для общества. Стоит только отцу узнать про бастарда, он тут же наймет головорезов, чтобы убить его. — Не драматизируй, — фыркнула Гермиона. — Я на магловских контрацептивах, болван. Святой Салазар, он в шоке разинул рот, а она склонила на бок голову и смущенно добавила: — Я только хочу сказать, что это было захватывающе. Немного похоже на нарушение правил. И мне нравится нарушать эти правила с тобой. Твою мать! Ей понравилось, что он сделал. Его сердце начало ускоряться, отвечая на зов. Его член зашевелился у нее внутри, перекачивая оставшуюся кровь из его мозга туда и снова возбуждая его. Но сам он сейчас выглядел как плачущий школьник, ждущий объяснений, и ненужные слова сами вываливались из его рта: — Погоди, магловские контрацептивы? — Противозачаточные средства — это и есть контрацептивы, Драко, — ответила она несколько язвительно. — Неважно, кто их делает. — Но… они работают? — Очевидно. В противном случае, ты будешь один в своих подземельях, дрочить, сам. — Нет, я имел в виду… хотя, не важно. Просто забудь об этом. — Что ты имел в виду, Драко? — Черт. Пошел этот тон. И когда она его использовала, один неверный шаг мог означать скоропостижную смерть. Он собрал всю хитрость Слизерина в своем арсенале, очаровывая ее своим змеиным языком: — Ничего, любимая. Меня просто беспокоил тот факт, что магловские химики разрабатывают свои продукты для маглов. Волшебники могут немного отличаться. — Уверяю тебя, Малфой, — холодно сказала Гермиона, — что как человек ты не освобожден от элементарных законов биологии.***
Однажды Гермиона показала ему некоторые из книг по искусству маглов во время одной из своих «учебных сессий», но он мог бы поклясться, что они написаны на другом языке. Действительно, в учебниках использовался римский алфавит, но Драко едва мог расшифровать самые простые слова. Честно говоря, Древние Руны имели больше смысла, чем этот бесполезный магловский мусор. Она утверждала, что они написаны на английском языке, но у нее была другая цель, которую, она думала, можно достичь, бросая ему пыль в глаза. Как обычно, это привело к жуткой ссоре, которая закончилась тем, что они трахались на полу напротив книжного шкафа и больше не кричали ничего, кроме имен друг друга.***
Ему было все равно, что такое «элементарные законы биологии», но он точно знал одно: нужно держать свой гребаный рот закрытым. Тогда он будет трахать ее. Он будет в ее «дыре» вместо того, чтобы рыть свою собственную. — Ладно, ты у нас специалист по таким вопросам и я полностью доверяю твоим словам, — заверил он Гермиону. Так. Это было достаточно гладко. — К счастью для тебя, Малфой, Рональд задавал мне тот же вопрос, хоть и менее красноречивым способом, прежде чем он решил, что стоит рискнуть попробовать свои шансы с чистокровной Браун. Таким образом, я собираюсь приписать твои горестные неправильные представления генетического превосходства к трагическому случаю невежества, а не к откровенной глупости. В конце концов, невежество можно вылечить. Глупость, боюсь, навсегда. К сожалению, в тот момент он не мог решить, какое из оскорблений было хуже. Он почувствовал, как она начала слезать с него и инстинктивно потянул ее обратно на себя. Она ощетинилась, но в итоге успокоилась и зашипела: — Иногда мне кажется, что Гарри — единственный, кто действительно понимает меня. ЧТО ЗА ПОГАНЫЙ ЧЕРТ? ПОЧЕМУ ВСЕГДА ГАРРИ-ЧЕРТОВ-ПОТТЕР? Дьявольские представления того, что этот ублюдок получал его ведьму, окрашивали мысли Малфоя в яростный красный цвет. Она ходила на его матчи! Она всегда сидела рядом с ним во время еды! Она висела на его шее при всех! Она смеялась над его шутками! Они, вероятно, «учились» в своей гребаной гостиной поздно вечером и обсуждали гребаную МАГЛОВСКУЮ НАУКУ друг с другом! О, великий Салазар, он бы украсил поле для квиддича трупом Потного Поттера на следующем матче. Он собирался проучить этого ублюдка, и, конечно же, победить. Он запустил бы в него бладжер, чтобы она это увидела. Она всегда рядом со своим пьяницей Поттером. Ей, наверное, нравилось наблюдать за этим идиотом в форме. Предательская стерва! НЕТ! ГЕРМИОНА! БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! ЗАЧЕМ? ПОЧЕМУ? Он мог бы шагнуть вниз с Астрономической башни, прихватив ее с собой. — К слову о сопереживании. Когда ты собираешься извиниться перед Джейн? Ее абсолютно неуместный вопрос на мгновение вытолкнул его витка сокрушительной ярости. — Перед кем? — Перед Джейн. — Кто это, черт возьми? — Студентка по обмену из Салема! ** — А, эта сука! Клянусь Салазаром, если она когда-нибудь снова приблизится ко мне, я ее придушу. — На самом деле она очень милая девушка, и даже не важно, что она учится на твоем факультете, — заметила Гермиона с малым намеком на презрение. — Что, черт возьми, это значит? — заворчал Малфой. — И за что, блять, я должен извиняться перед ней? — На днях ты был очень груб с ней, когда она пыталась присоединиться к тебе за обедом. Но, к счастью, она быстро пришла в себя, когда поняла, что ты совершенно невоспитанный хам. — Я хам? Эта шлюха пыталась изнасиловать меня перед всей чертовой школой! — Она не пыталась изнасиловать тебя, она всего лишь хотела поговорить с тобой. — О, извините, я ошибся! Это было до или после того, как эта американская лосиха утащила еду с моей тарелки, тыкала мне в рот своей ложкой, пожирала меня глазами, называла Драки-пу и пыталась трахнуть мою ногу? — Тем не менее, ты мог бы справиться с ситуацией намного тактичнее. — Что ты предлагаешь? Я должен был уйти вместе с ней? — Она, кажется, больше не заинтересована тобой. Но не волнуйся, она будет в полном порядке. Теперь, когда она знает о нашем «осложнении», все ее внимание приковано к гораздо более достойным кандидатам. Таким, как Гарри. — Погоди, ты что, рассказала ей о нас? — Нет, она догадалась сама. В конце концов, единственная причина, по которой она смогла утащить твою сосиску за завтраком, оказалась в том, что ты был слишком занят, раздевая меня своими глазами. — И это говоришь ты. Та, кто физически не может ограничить себя от влюбленного взгляда на меня в форме для квиддича, — но Драко прервался, его внезапно одолела невероятная мысль. — Грейнджер! У меня есть блестящая идея! — Поделись, — сказала она с плохо скрытым сарказмом. — Я собираюсь взять ее в команду. — Кого? Джейн? — Да, Джейн. — Пожалуйста, не говори мне, что ты снова собираешься заводить свою песню про никчемность Рона. — Это не просто песня, Грейнджер, это психологическая война! И это чертовски круто работало! Но мне нужно что-то более простое, чтобы победить! Разве ты не видишь, Грейнджер? Эта сумасшедшая лосиха Джейн просто безумна, и если она решит использовать против Поттера хотя бы половину той жестокости, которую я раньше направлял на грязнокровок, то я точно выиграю кубок по квиддичу! — Игнорируя тот факт, что наши дети тоже будут грязнокровками, я тебя выслушаю. — Ты только представь себе! Мы на поле, Поттер подлетает к снитчу, но внезапно оказывается сбитым с метлы и изнасилованным этой лосихой. Между тем, я ловлю снитч и Слизерин ПОБЕЖДАЕТ! «А потом я на глазах у всей школы засуну свой язык так глубоко тебе в глотку, что все, включая Поттера, поймут, что ты — МОЯ» — это он добавил у себя в голове. — В любом случае, — Гермиона перебила его, будто он не говорил ничего важного, — надо было просто спокойно объяснить ей, что ты уже с кем-то встречаешься — Тогда бы Пэнси набросилась на меня и потребовала бы сказать, с кем! — он возмутился ее безразличному тону и тому, что она обращается с ним, как с недоразвитым ребенком. — Может быть это новость для тебя, Малфой, но не каждая девушка в школе вожделеет тебя и твое тело. — Только то, что ты обречена прожить свою жалкую жизнь, как неуклюжая ханжа, не означает ничего. Какого хера мы вообще разговариваем об этом? А ты ничего не боишься? И не ревнуешь? Совсем? Я отшиваю других девушек, а ты еще просишь меня извиняться перед ними! — Речь идет не о том, что ты их отшиваешь, болван. На самом деле это прекрасно. И удивительно. Но твое бессердечное отношение к людям в целом, особенно к тем, которых ты вообще не интересуешь… Это крайне неприятно. — Ну нет смысла трахать других девушек. Даже если бы я этим занимался, то все равно думал бы о сексе с тобой. Так зачем соглашаться на ничтожную замену, когда я вполне реально могу иметь тебя? — Я еще не решила, романтично это или ты просто свинья. — О, пожалуйста, Грейнджер, не веди себя так, будто тебе не все равно, — горько выплюнул он. — Все, что я для тебя представляю, это фетиш гребаной школьницы. И как только тебе надоест эта больная игра, в которую ты играла со мной, ты просто полетишь назад к мальчику-который-выжил, который живет-чтобы-раздражать-меня. Или найдешь себе другого игрока в квиддич, который реализует все твои фантазии. — Ты серьезно считаешь, что это игра? Что я когда-нибудь смогу делить свою постель с кем-то, кроме тебя? Помяни мое слово, Малфой, что если ты когда-либо предашь меня — Салазар тебя пощадит, но я устрою тебе гребаный-ад-на-гребаной-земле и оторву к черту твои яйца. — Мне? Почему, когда от тебя ушел Уизли, ты его не кастрировала? — Потому что там нечего отрывать. Он прищурился. Это правда? Грейнджер совершенно серьезно призналась, что он монстр по сравнению с Уизли? Что в нем больше мужественности, чем в этом рыжем ублюдке? Неужели то, что она была так сильно тронута теоретическим предательством Уизли, заставило ее пойти на крайние меры? Внезапно он понял, что никогда в своей чертовой жизни не был настолько счастлив, потому на данный момент что ничто не угрожало его мужественности. — Сотри эту ухмылку со своего лица, — отрезала Гермиона. — Зачем? Тебя это возбуждает? Она фыркнула. — Хорошо. Не говори мне. Я сам проверю, — ухмыльнулся Драко. Она хлопнула его по рукам, которые блуждали по ее заднице, и задохнулась от ощущения того, что он затвердевал внутри нее. — Еще раз что ли? — пискнула Гермиона. В этот самый момент она напряглась, как пружина. Но он хотел только наслаждаться ей, и она слишком хорошо это понимала, несколько раз жертвуя тем, что ошибалась. С нечестивым взглядом она незамедлительно поменяла тактику, уперлась коленями в пол и снова оседлала его. — Ох, я такая глупая, почти забыла, что тебе нравится, когда тебя шлепают, как маленького капризного мальчика. — О-о-о, просто трахни меня! — простонал он.***
Обычно, матч Гриффиндора против Слизерина открывал сезон квиддича, но в этом году профессор Дамблдор решил отменить это правило. Гермиона подозревала, что это как-то связано с созданием поколения «Гарри Поттера». Напряжение между двумя враждующими факультетами находилось на рекордно высоком уровне. Получение замечания или случайного выговора семнадцать раз в день стало обычным явлением для кого-то. Были и те, кто выкидывал что-то противное, объединяясь в шайки. О, Годрик, сделай так, чтобы в этих компаниях не было ее друзей. Она упрямо верила, что маленький «переворот» директора абсолютно противоречил его делу, учитывая, что он всегда поощрял объединение конфликтующих студентов. Действительно, что произошло с мужчинами и квиддичем? Но понимая, что она ничего не может поделать с мучительной правдой, которая раздражала ее до бесконечности, Гермиона считала, что тоже может наслаждаться ситуацией. В конце концов, если она не смогла чудесным образом убедить каждого гребаного мужчину и каждую гребаную женщину выступить против битвы между легендарным Гарри Поттером и его заклятым врагом, то она не смогла отказать и встряла по самые уши, сопровождая своего лучшего друга на его бесконечных стратегических сидячих забастовках. Другими словами, училась осторожно перенимать методы соперников. В то время как Гарри был занят анализом каждого движения на поле, рассматривая всех своими зелеными, как цвет Слизерина, глазами, она обращала особое внимание в частности на одну команду. Каждый раз, когда кто-то летел мимо на метле, она старалась чуть-чуть отвлечься — книга, свиток пергамента, беседа с Гарри, ругань с Роном — лишь бы не обращать на себя внимание. Но она знала, что никто, кроме ее партнера, не видел румянец на ее щеках, не глядел в ее расширившиеся глаза, и на то, как она ерзает в своем кресле. В конце концов, Гермиона Грейнджер была порядочной девушкой. Она не рассматривала всех и вся и не раздевала парней глазами, особенно, когда этот парень оказывался капитаном вражеской команды. Это просто абсурд! Она никогда не фантазировала о том, что неплохо было бы поскакать на ком-нибудь так сильно, чтобы они оба получили ожоги от жесткого ковра на полу и едва могли ходить на следующий день. Она неосознанно облизнула губы, когда Драко сел на метлу. Он посмотрел в ее сторону и сознательно ухмыльнулся. В это мгновение она почувствовала, что в ее чреве зарождается знакомое смятение, внезапный прилив липкости увлажнил ее трусики. Внутренне она прокляла свою собственную глупость. На самом деле было неловко, почему ее гениталии так на него реагировали? Мерлин, этот человек будто оседлал лошадь и собрал всю свою выносливость ради матча! Он брал ее по крайней мере шесть раз в день: дважды членом, один раз пальцами и трижды языком. И этого было недостаточно! Он серьезно нарушил ее месячный цикл, потому что ее запутанные и чрезмерно стимулированные гормоны ожидали, что она забеременеет от этого бравого парня, трахающего ее несколько раз в день… Внезапно она была поражена вдохновением и ослепила его своей чрезмерно подслащенной улыбкой. Разумеется, он остановился, паря в воздухе. Его глаза неотрывно смотрели на нее, но она знала его слишком хорошо, чтобы не догадываться об эффекте, что она произвела на него. Внутри она, наверное, приравняла его к жалкой кучке Пуффендуйцев. Боже милостивый, она пошутила про Пуффендуй? Очевидно, что он слишком плохо на нее влияет. БУМ! В него врезался летящий бладжер, наверняка, от одного из его тупоголовых друзей. Она подумала, что это мог быть Крэбб. Или Гойл. Или любой другой безымянный безмозглый отморозок, которых Драко набрал в свою команду, чтобы запугивать студентов. Когда он, сбитый, и пока еще не мертвый, выслеживал снизу бедолагу, который его подбил, Гермиона повернулась и помахала Джейн, которая выглядела совершенно потрясающе в своей новой форме охотника. Обменявшись заговорщическими подмигиваниями со своей новой знакомой, она снова обратила свое внимание на Драко, хихикая про себя, когда бешеный капитан Слизерина рявкнул оскорбительное замечание в адрес невиновного преступника, ударил его своей метлой по голове и возобновил игру в качестве загонщика, безжалостно увеличивая интенсивность их тренировочной программы. Затем, почувствовав, что она наблюдает за ним, он нахмурился и смерил ее ледяным взглядом. Его глаза обещают возмездие. Хм, хорошо. Позже. Но, конечно, ни одна живая душа не заметила ничего подобного, потому что Гермиона Грейнджер была хорошей девочкой. Она носила свою красно-золотую форму, а под ней зелено-серебряное белье, которое никто не мог увидеть.