Aftermath

Когда Фергюсу отрывает руку взрывом, он не чувствует ничего. Только боль, металлическим канатом натягивающуюся между его плечом и ухом. В голове пусто. Когда Бласко с почти непроницаемым выражением лица говорит о том, что жить Штрассе осталось недолго, Рид прекрасно видит, как в его глазах сквозит страх. Не за себя. Когда Фергюс, уже неспособный держать свое тело в вертикальном положении, валится с ног, Аня всхлипывает, но все же успевает подхватить его под руки и слегка смягчить падение. Когда Фергюс, абсолютно опустошенный, но, все же, на автомате, пытается спастись из Крепости Черепа, а после, с обожжённой ключицей и щекой летит из окна, он думает, что это конец. Когда Фергюс лежит без сознания на холодном полу, по инерции сжимая винтовку, он не думает ни о чем. Просто потому, что его сознание уже смирилось с тем, что он уже мертв. Впрочем, мозг и тело так не считают. Наверное, так не считал и запертый в металлическую броню мозг Вайата.

***

— Фергюс... Хрипловатый женский голос непривычно теплыми объятьями вытаскивает Рида из бездны Морфея так, что мужчина вынужден поддаться и аккуратно приподнять веки. — Я здесь. Фергюс поворачивает голову на звук и, щурясь от яркого холодного света, видит родное лицо. Кэролайн. Одна из тех, кому даже в раю не обрести покоя. Иногда Риду кажется, что все философские россказни про хрупкость человеческой жизни — бред несусветный. Жизнь просто так не отстает от тела и сознания. Она превращает жизнь человека в ад, ведь просто так никогда не уходит. — Моя леди... — Фергюс закашливается на полуслове и тянет правую руку ко рту. Когда мужчина открывает глаза, чтобы рассмотреть, почему его ладонь чуть зудит, и встретиться взглядом с чуть загоревшей рукой, усыпанной веснушками, он не видит ничего. Ни перевязанных пальцев, ни шрамов, ни ожогов. Ни, собственно, руки. Рид отшатывается и отводит фантомную руку от лица. Пальцы чешутся и левая рука, опять же, рефлекторно тянется чтобы задобрить простое человеческое желание, но рука, Слава Королю, здоровая, не находит своей пары. Фергюс дергается еще раз, сжимает фантомный кулак, когда Беккер мягко опускает левую руку на постель и внимательно заглядывает в глаза. — Твою правую руку оторвало взрывом, Фергюс. Она говорит это с еле скрываемым сожалением. Кэролайн всегда больше всего боялась показаться слабой именно перед ним. — Но... — Подожди. Рид прерывает ее и снова сжимает фантомный кулак. Сделать это отсутствующей рукой намного легче, чем здоровой. Беккер все еще слишком пристально смотрит в лицо мужчины и вспоминает себя. Понимает, что он чувствует себя почти, так же как и она, вот только, ноги она потеряла формально. Она прекрасно видела свои выхудевшие бедра и лодыжки и надеялась, что рассинхронизации между ощущением того, что она двигает пальцами и действительностью нет. — Фергюс... Рид в смятении оглядывает разную пару своих рук и, кажется, прекрасно знает, что на войне случаются вещи намного хуже, но, знать это и чувствовать на себе — вещи совсем разные. — Сет сказал... — Где Бласко? Вопрос поначалу ставит женщину в тупик, но приобретает смысл совсем скоро. — Он тут. Рядом. В коме, но живой. Кэролайн почти видит, как каменный ангел на плечах Фергюса тает, а мужчина выправляется и упрямо храбрится. — Что сказал Сет? — Он сказал, что сможет сделать протез. От плеча до кисти. Нужно только твое согласие. Фергюс опускает взгляд на простыни. — Все же лучше, чем переучиваться писать и стрелять левой рукой. Мужчина усмехается и Кэролайн почти больно замечать горечь, сквозящую в улыбке и морщинках у век. — А если бы Рота не было с нами? Беккер подыгрывает, черпает льющееся мужество, пусть и наигранное, но, пока что, это все, на что их хватает. — Ты бы встретилась со знаменитым шотландским упрямством и мастерством увиливать от дела. Но было бы интересно понаблюдать за попытками. Рид отнимается от разглядывания фантомной кисти и, с кружившей, в свое время, головы молодым девушкам хитрецой, смотрит прямо в глаза Кэролайн. Женщина отвечает полуулыбкой и, если бы она чувствовала свои колени, то почувствовала бы и дрожь. Взгляд Рида пронизывает до самых костей и Кэролайн это не то, чтобы неприятно. Если бы война оставляла им чуть больше времени на размышления о том, кто они и что чувствуют, то, наверное бы, выкинул эту чёртову инвалидную коляску туда, где ей и место. И носил бы свою леди на руках. Если бы война оставляла им чуть больше времени на размышления о том, кто они и что чувствуют, то, наверное, Кэролайн бы послала природу и банальную анатомию с физиологией куда подальше и встала бы на ноги. Или, хотя бы попросила у Сета еще один экзоскелет. И, пусть закованная в практически волшебную броню, гордо стояла бы рядом с ним. С упрямым шотландцем. Но война все еще щипала за пятки. Все еще стояла комом в горле и черной тенью за спиной. Все еще не давала им времени. — Я пойду. Передам Сету, что ты согласен. — Подожди. Краем глаза Беккер замечает, как дергается его плечо, будто он резко протягивает к ней свою руку, чтобы успеть ухватить хотя бы за пальцы. Женщина не сдерживается и чуть хмурит брови. И знает, что он это заметил. — Я просто хотел сказать... — Прости. Я не... — Не надо меня жалеть, Кэр... И все знают, что короткой формой своего имени Кэролайн Беккер позволяет себя называть только Фергюсу Риду. И никто даже не думает задавать вопросы по этому поводу. — Это война. И... все могло бы обернуться еще худшим образом. И она знает, Боже, прекрасно знает, что это война. Но думать о том, что могло бы быть... На это у нее нет роскоши. Представлять, как Риду стреляют в сердце, и кровь нарочито, издевательски медленно расползается по куртке, давая надежду на то, что ни сердце, ни аорта не задеты и время еще есть, или, как бы сказала Текла, вероятность выживания при определенных условиях, равных значению глубины вхождения пули в тело, ее положению относительно важных сосудов и сердца, времени, которое прошло с момента попадания пули в тело и до оказания медицинской помощи не равна нулю... Представлять, как добрая фрау Энгель раздробит каждую косточку в его уставшем теле, посмеиваясь со своим вылизанным до лоснящегося блеска любовничком Буби... Представлять, как до мурашек обходительный герр Череп высосет его мозг и запрет в банке, а потом оживит в теле железной игрушки... ...Беккер просто не могла. — Кэролайн? Женщина чуть повела плечом и вышла из транса с остекленевшими глазами, заслезившимися от продолжительного отсутствия влаги на слизистых. Беккер часто моргает и сбивает пелену слез, надеясь на то, что все дело в сухом воздухе. — Задумалась, не бери в голову. Не разнеси тут все к чертям. Масштабы разрушений теперь будут чуть меньше, но, все же. — Я хотел сказать: спасибо, что пришла. — Тебя приходили проведать все. Каждый день этого месяца, пока и ты, и Бласкович валялись в коме. Ты проснулся раньше. — И ты? От взгляда голубых глаз с тоненькими зеленоватыми прожилками ей никогда не удавалось спрятаться. Не удалось и сейчас. — Да. Уголки губ Рида чуть приподнимаются и это движение слишком незаметное для всех. Кроме нее, конечно. — Спасибо, что нашла в себе силы для... для этого. И Кэролайн почти плачет. Почти шепчет: «Я так боялась». Почти дает плотине своего самообладания сломаться под напором водного потока под названием Фергюс Рид. «Почти» не значит чего-то однозначного. — Спасибо, что выжил. Однозначен лишь факт того, что без аппарата искусственного дыхания, который, по счастливой случайности, был назван тем же самым именем, что и река у плотины, Кэролайн Беккер бы предпочла эвтаназию. Естественная смерть была бы слишком мучительной. На прощание она лишь кивает головой и первая разрывает зрительный контакт. С тихим шуршанием проводит ладонями по колесам коляски. Оставляет Фергюса наедине с фантомами. Руки, страха и... Чего-то теплого в грудине.