2 Strawberry Hill New-York United States of America July 14th, 2017
Милая Лейла, Честно говоря, мне сложно писать эти слова, понимая, что ты будешь проливать горькие слёзы, сжимая в своих руках этот ничтожный кусок бумаги. Но я не могу по-другому. Я не смогу смотреть в твои глаза, наполненные слезами и недопониманием из-за моих слов и действий. Но хочу сразу сказать — прости. Я уверен, что ты сейчас не понимаешь, что происходит, почему ты читаешь это письмо, почему меня нет рядом в нашей постели, почему нет моих вещей, почему отключен мой телефон и многие другие вопросы, которые крутятся в твоей голове. Честно, я сам не до конца понимаю, что происходит. По правде говоря, не знаю даже с чего начать, ибо я чувствую, как истерика накатывает меня. Да, я в последнее время много плакал и истерил, как девчонка. И мне жаль, что ты была свидетелем моих психов. Я никогда не смогу тебе объяснять, почему я ушёл, почему оставил тебя одну, когда ты ждешь нашего ребенка. Я уверен, что пока меня нет рядом с вами — вы в безопасности. Сейчас я сижу, вытирая кулаками слёзы, ибо я безумно не хочу вас оставлять. Но так нужно, поверь. Я чувствую себя настоящим уродом, оставляя тебя одну в такой тяжелый для тебя момент. Я хочу, чтобы нашего сына звали Арчи, что означает — подлинная храбрость. Он будет намного храбрее меня, нежели я, боющийся сказать тебе эти слова в лицо, держать в этот момент твои нежные ладони. На этом моменте я прикрываю глаза, представляя твой взгляд, как он будет меняться с счастливого на ничего не понимающий, удивленный и в конце шокированный. Я трус. Самый, что ни наесть настоящий. Я знаю, что тебе будет тяжело, особенно сейчас, когда ты уже через два месяца родишь. Я никогда себе не прошу того, что оставил тебя одну, не держал твою руку, пока на свет появлялся наш долгожданный малыш, которого мы с тобой так долго ждали. Маленький Арчи Бибер. Наш сын. Я уверен, что у него будут твои губы, такие же пухлые и мягкие, твой носик — маленький и чуть вздернутый, и главное, что у него будут твои глаза — серые, большие и пронзительные, смотрящие в глубины моей души. Знаешь, я тут недавно вспомнил то, как мы с тобой встретились впервые. Помнишь? Это была средняя школа, когда мы заканчивали восьмой класс. Я перевелся в вашу школу за два месяца до конца учебного года. Помню, что ты была первой, кто заговорил со мной. Ты мне показывала кабинеты, помогала завести друзей, помогала с этой ненавистной химией, которую я терпеть не мог. Благодаря тебе, я завел много друзей, действительно хороших, которые готовы были прийти ко мне на помощь, но ты, наверное, посчитала, что как только я завел друзей, ты перестала быть для меня другом и ушла для меня на последнее место — но это не так. Ты всегда была, есть и будешь на первом месте для меня. Потом мы перешли в старшую школу. Я помню, что весь девятый класс никак не мог снова заговорить с тобой — ты уходила, опускала глаза и всегда торопилась первой выйти из класса, чтобы я тебя не догнал. Я не понимал почему ты так делаешь. Наступил десятый класс, ты опять не разговаривала со мной, но я помню тот вечер на стадионе. Помню, как проезжал мимо школы и увидел тебя, сидящую на холодных трибунах. Фонари не особо освещали стадион, ибо в школе был только охранник, но я узнал, что это ты. Я поднялся к тебе, но ты опять хотела убежать, скрыться от меня, но я помню, что с такой силой дернул тебя за руку, что ты упала на меня. Ты начала извиняться, но поверь, это было лучшее падение в моей жизни. Ты переживала о том, что ты меня «раздавила». Дурочка. Переживала, что я мог больно удариться спиной или того хуже — получить сотрясение головного мозга. Это впервые был нормальный разговор за последние два года. Ты кричала на меня, почему я так сделал. Ты ругалась и злилась. Но потом, услышав, что всё хорошо, ты хотела уйти, извинившись, но я тебя снова взял за руку, усадив рядом с собой. Ты долго молчала, пока я тебя спрашивал о том, что случилось. После нескольких минут молчаний ты разрыдалась, уткнувшись мне в плечо. Ты рассказала мне про Виолу Роджерс, что запретила тебе общаться со мной, ибо она видела в тебе потенциальную соперницу, которая могла завоевать моё сердце. Рассказала о том, как она тебе угрожала, как разбила твой телефон и обрезала твои волосы. Вот почему они стали короткими. Но я не помнил, чтобы была суматоха о том, что главная «королева» школы борется с тобой. Не слышал, чтобы кто-либо об этом говорил. Ты мне всё рассказала. Ты мне высказалась. Тогда я услышал твои слова о том, что ты бы ни за что не прекратила со мной общение. В тот вечер я пообещал, что разберусь с ней, на что ты отвечала и махала руками, отговаривая меня. Ты боялась реакции этой Роджерс, боялась, что она увидит нас вместе. Но мне было всё равно. На следующий день я поговорил с ней и специально взял тебя за руку. Ох, помню её лицо, помню, как раздувались её ноздри от злости. Идиотка Виола Роджерс. Я помню её угрозы в твою сторону, поэтому я всегда был рядом. Но в один день я не пришёл в школу, так как уехал на соревнования по кросс-кантри. Я жалею, что поехал на эти чертовы соревнования. Ты не ходила в школу неделю потом. Ты не брала трубку и не открывала дверь, хотя я знал, что ты была дома и прекрасно слышишь меня. К сожалею, в окно твоё я так и не смог забраться, как настоящий романтик, ибо поблизости не было деревьев и ничего такого, чтобы могло помочь мне. Но в один вечер, в один дождливый вечер, дверь открыла мне твоя мама. Она попросила говорить потише, чтобы ты не услышала нас. Она рассказала мне о том, что парни с нашего класса заперли тебя в раздевалке, пустив в неё пауков, которых ты так боялась. Я знал, что у тебя арахнофобия. Твоя мама рассказала, что тебя еле вытащили, ибо кто-то из учителей слышал твой крик, то, как ты плакала. Дверь не удалось отпереть, так они специально сломали замок, поэтому им пришлось её выломать. Твоя мама рассказала, что ты сидела на лавочке, поджав под себя ноги. Она рассказала, что у тебя была жуткая истерика, которая могла бы повлечь за ней остановку сердца из-за сильного испуга и стресса. Как сказал учитель твоей маме, вокруг тебя бегало не меньше двадцати больших и лохматых пауков, но ни один из них тебя не тронул. В тот вечер я так и не попал в твою комнату, ибо, как оказалось, ты спала. В этот же вечер я узнал, кто это сделал. В этот же вечер я нашёл каждого из них, каждому сломал нос, избил до такой степени, что они задыхались. Я ненавидел их всем сердцем. Но я понял, что они тут не причем, ибо Виола Роджерс их подговорила на это, и я знаю даже как. Со следующего учебного дня началась моя месть. Она также подкатывала ко мне, думая, что я ничего не знаю. Я тоже делал вид, что ничего не знаю. Я помню её выражение лица, когда она услышала о тебе, услышала о том, что я избил этих парней. В чем же заключалась моя месть? Я знаю, что поступил подло и низко, но я опозорил её перед всей школой, сняв с неё её воображаемую корону. У меня было много на неё компромата, мне помогли её бывшие друзья, которых она благополучно полила дерьмом, поняв, что у неё есть друзья получше них и которые помогут ей стать «королевой». Я думал, что меня станут оскорблять и говорить, что это низко. Но все знали, что она сделала с Лейлой Мартинс, поэтому мне даже поаплодировали. Да, меня чуть не исключили из школы за избиение и то, как я опустил эту суку, после чего она, кстати, сразу же перевелась в другую школу. Ты вышла обратно в школу только через две недели. Я знал, что ты ещё ходила к психологу три месяца. Тогда я навсегда дал себе клятву оберегать тебя. Я поговорил с ребятами школы, чтобы они не проболтались тебе о случившемся, ибо я знал, что ты могла бы сказать. Все тебе говорили о том, что она просто перешла в другую школу из-за небольших проблем. Теперь ты знаешь, почему она ушла. Недавно я нашёл альбом с нашими фотографиями, которые мы клеили ещё до того, как я сделал тебе предложение руки и сердца. В основном ты вклеивала в этот альбом фотографии. Здесь было много фотографий, которых я не помню. Не помню, когда мы сделали эту фотографию, где ты сидишь между моих ног на капоте моей машины. Не помню фотографию, где я лежу на шезлонге, а ты рядом пьешь свой любимый мохито. Но мне нравятся эти фотографии. Надеюсь, что ты не против, что я взял парочку из альбома? : * Вспоминаю тот вечер, когда ты пришла ко мне. Точнее ночь. Я не отвечал на телефонные звонки, не брал домашний, не выходил из дома и не ходил в школу два дня. В тот вечер моих родителей не было дома, что мне сыграло на руку. Я помню, что забрался на свою старую дряхлую крышу, готовую развалиться под моим весом. Я помню, как сидел и рыдал, как сопливая девчонка. Вытирал слёзы рукавов кофты, что ты мне подарила. Смотрел на луну, окруженную звёздами. Я помню, как загорелся в твоей комнате свет, когда я уже был на крыше. Но он загорелся на пару минут, и я понял, что этого было достаточно, чтобы тебе успеть надеть одежду и завязать шнурки. Я видел, как ты вылезала из своего окна, честно — смешно выглядело, как ты не умело перекидывала ногу, и я клянусь, что тогда я пережевал за тебя больше, нежели за себя, когда я мог скатиться вниз по крыше. Я видел, как ты достала фонарик из кармана, как оглядывалась по сторонам переходя пустую дорогу. Ты не смотрела на меня и в мою сторону — ты смотрела прямо. Не знаю как, но ты всё-таки забралась на мою крышу. Ты ничего не сказала, а просто села рядом. Мы вместе смотрели на луну, на редко проезжающие машины, слушали лай собак и шорох листьев. Ты просто сидела рядом, чуть соприкасаясь со мной. Ты не задавала мне вопросов, не говорила ни слова, ты просто была рядом. Но через двенадцать минут и три секунды (я чётко засекал время), ты сказала: «Луна такая красивая сегодня. Да и не только сегодня. Она всегда красивая, но почему-то её красоту мы замечаем только в такие моменты.» Я повернул голову в твою сторону, а ты всё также продолжала любоваться ею. На улице был апрель, поэтому было не так тепло. Я видел, как ты мерзнешь, стараясь укутаться сильнее в свою кофту с изображением мышонка и сыра. Я смотрел на тебя не отрываясь. Я смотрел как на невероятно красивый фейерверк. Смотрел, как на своё любимое американо. Смотрел, как на победу моего любимого хоккейного клуба. Смотрел, как влюбленный идиот, желавший тебя поцеловать. Спустя пару минут ты всё-таки повернулась ко мне, смотря в глаза. Смотрела неотрывно. Смотрела в глубину моей души. В тот вечер я понял, что ты — самая прекрасная девушка во всей вселенной. В моём рту пересохло, а я не переставал облизывать свои губы, желая ощутить на них твои. Ты смотрела на меня так, будто говорила: «Поцелуй! Поцелуй! Поцелуй!». И я поцеловал. Я сам чуть наклонился к тебе, прикрыл глаза, касаясь твоих губ. Ты не оттолкнула, а наоборот поддалась. Ты отдала мне свой первый поцелуй. Я помню то, как моя левая рука обвила твою талию, а правую ладонь я положил на твою щеку. Ты повторила мои действия, только двумя ладонями касаясь моих щёк. В какой-то момент я показалось, что ты хочешь прекратить, но это было не так. Ты сильнее притянула меня к себе, углубляя поцелуй. Внутри меня началось извержение вулкана. Ты добила меня. Не помню сколько прошло времени, но я уверен, что достаточно, ибо уже тогда только начало светлеть. Мы целовались с тобой несколько часов, не в силах оторваться друг от друга. Твои губы были искусаны мной. Мы не желали прекращать наш поцелуй, поэтому всё время сбито дышали, пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха. Нам было мало. Мы целовались до рассвета, до боли в губах и до полного сознания, что влюблены в друг друга. А помнишь наш выпускной вечер? Чёрт! Ты была самой потрясающей девушкой в своём чёрном пышном платье с блестками. Оно выглядело жутко элегантно, что заставляло всё в моём рту пересохнуть, а самому облизывать губы. Твои волосы были собраны в пучке, с которого выпадало пару прядей. Украшения на тебе сверкали ярче софитов в этом актовом зале. Ты была самой красивой. Я помню то, как нам было плевать, кто получил эти долбанные короны «Короля» и «Королевы». Мы смотрели только друг на друга, не обращая внимания на других. Я смотрел на тебя и забывал дышать. Мы сбежали к морю на моей машине. Ты сидела на капоте, пока я пристроился между твоих ног, целуя тебя. Мы не отрывались ни на минуту. Я «съел» всю твою помаду, оставив её на своих губах. Я помню, как вытирал твои слёзы от счастья, и я помню, что чуть не расплакался сам. Ты самая потрясающая девушка в моей жизни. А помнишь наш первый секс? Помнишь, как мы занялись им на моей кровати в моей комнате. Мои родители уехали на отдых в Пуэрто-Рико, зовя меня, но я отказался, ибо совсем не любил курорты. Я помню, что ты пришла ко мне, дабы снова полежать вместе и опять целоваться всю ночь. Не помню даже, как всё именно произошло, как ты резко оказалась сверху меня, и как я позволил своим шаловливым рукам залезть в запретую зону. Я помню, что ты сказала мне, что хочешь этого прямо здесь, прямо сейчас и именно со мной. Я помню, как дрожал, словно меня окатили ведром ледяной воды. Помню, как дрожала ты. В тот вечер теряла девственность не только ты. Мы были первыми друг у друга в прямом смысле этого слова. Помню, как ты стонала, блаженно прикрыв глаза. Помню, как кусала губу. Помню, как ты ногтями царапала мне плечи, оставляя кровяные следы. Помню, как закатывались твои глаза, когда мы кончили. Помню, как громко ты стонала моё имя. Помню, как мы прижались своими потными, но возбужденными телами к друг другу. Помню, что ты заплакала от счастья и того удовольствия, что получила со мной. Признаюсь честно — я боялся первого секса. Я знал, что ты будешь первой и боялся, что сделаю что-то не так или сделаю больно. Я помню, как быстро в голове пролистывал страницы камасутры и пытался вспомнить всё порно, что смотрел на своём компьютере, которое тщательно скрывал от родителей. Я волновался, правда, как девчонка перед выходом замуж, ну или же той же потерей невинности. Ох, чёрт. Это было шикарно, Лейла. А помнишь как я знакомился с твоими родителями? Черт, лучше бы я не помнил. Я буду помнить это до конца своих дней, ибо мне было стыдно. Я купил чертовы лилии, на которые у твоей мамы аллергия! Ты говорила мне: «Всё, кроме лилий.» Но я, идиот, купил именно их. Из моей головы вылетели эти лилии. Ты быстро их унесла, пока я извинялся перед твоей мамой. Помню, как сел за стол, задев коленкой ножку и на тебя пролился сок. ЧЁРТ! Помню, как я поперхнулся картошкой, и вы меня всей семьей стучали по спине. Я был готов провалиться сквозь землю. Потом я начал спорить с твоим отцом на счет хоккея. Ты говорила, что он любит Флориду Пэнтерз, но я начал говорить про Торонто Мэйпл Лифс. Твой отец не любил эту команду. И ещё раз — ЧЁРТ! После мы пошли смотреть фильм. Хоть его просмотр прошел хорошо. Потом мы пошли к тебе в комнату, где просто лежали на твоей кровати. Ты успокаивала меня, что все хорошо. Но я чувствовал себя придурком. Ты гладила меня по груди и изредка целовала в щеку, когда я был готов треснуть себя твоей скрипкой. Примерно через двадцать минут в твою комнату ворвался отец, думая, что мы с тобой занимаемся плохими делами. Уверен, если бы мы целовались с тобой в этот момент, то твой бы отец не пожалел топора, который я увидел в углу вашей кухни. Он подозрительно взглянул на нас и, показав пальцем, будто сказал: «Никаких непристойностей». После он нас не беспокоил и мы всё-таки смогли целоваться с тобой до нехватки воздуха в легких. Честно говоря, чувствую себя не самым лучшим образом, понимая, что не смогу взглянуть в твои серые глаза, не смогу поцеловать твои мягкие губы и не смогу вдохнуть аромат твоих волос. Это убивает меня, пронзая сердце насквозь, не оставляя шанса на выживание. Я безумно люблю тебя, Лейла Бибер. Я всегда любил, люблю и буду любить тебя. Я никогда не смогу описать словами любовь, что испытываю к тебе, ибо — это чувства. Необъяснимые чувства, заставляющие моё сердце биться со скоростью триста ударов в минуту. Моя любовь к тебе — это забота. Это чай с медом, что я приносил тебе в постель. Это то, как я нежно накрывал тебя одеялом, когда ты болела. Это ночи, проведенные в твоей палате, когда на тебя напал наркоман с ножом. Это мои постоянные эсэмэс, типа: «Как дела? Как ты себя чувствуешь?». Моя любовь — это сюрпризы. Помнишь как я сказал тебе, что не смогу забрать тебя забрать из больницы, потому что уехал я другой город? Поэтому попросил свою маму, но я помню то счастье и восторг, когда ты увидела меня возле дверей больницы. Помнишь, когда мы поссорились (это, кстати, была первая крупная ссора на то время, как мы встречались с тобой), я прислал тебе сообщение на телефон, чтобы ты надела платье и езжала к нашему парку. Ты шла по розам, прям к нашему столику, возле которого стоял я с букетом цветов. Я помню, как приехал к тебе, когда ты болела и была уверена, что я не приеду. Но я приехал. Моя любовь — это жесты. Это мои касания пальцами твоего холодного плеча. Это невинный поцелуй в шею. Это «случайное» касание твоей руки, когда я помогал тебе поднять фрукты. Это мимолетные поглаживания твоей спины, когда ты спишь. Моя любовь — это поступки. Это драка с парнем, который оскорбил тебя в кафе. Это вбитый гвоздь в стену, на который ты, кстати, повесилась картину цветов. Это завтрак в постель. Это помощь с покупками из магазина. Моя любовь — это необъяснимое явление. Меня как-то раз спросили, почему я тебя люблю? И я правда задумался над этим вопросом. Я люблю тебя за твою улыбку. Я люблю тебя за твой вкусный завтрак. Я люблю тебя за те книги, что ты советуешь мне почитать. Я люблю тебя за твою поддержку. Я люблю тебя за твой смех. Я люблю тебя за веру в меня, когда я уже отчаялся. Я люблю тебя за чувства, что ты пробуждаешь во мне. Я люблю тебя. Я вернусь. Обещаю.Письмо.
14 июля 2017 г. в 09:51