путешественники

Эве двадцать два, и она абсолютно счастлива - рядом с ней Крис, и Римини встречает их цветущими апельсинами и тёплым Адриатическим морем. Под её футболкой находится цветастый купальник, а голову венчают солнцезащитные очки. Шистад рассказывает ей о чём-то и крепко прижимает Эву к себе за талию. Эве двадцать два, и она танцует в клубе в Берлине. Из-за плохого освещения болят глаза, но это не мешает ей любоваться Крисом - тот ведёт себя так, словно был рождён для вечеринок (хотя учитывая то, какой горячий у него отец, Эва не сомневается в том, что это у него на генетическом уровне заложено). Они пьют шоты наперегонки и не задумываются ни о чём, кроме этого самого мгновения. У них впереди ещё всё лето вместе. Их вся Европа ждёт. Крис целует её посреди танцпола, из-за чего у Эвы подкашиваются ноги и колени дрожат. Крис улыбается. Крис смеётся. Крис тоже по-настоящему счастлив. Эве двадцать два, и Прованс удушающе пахнет сиреневой лавандой. Париж - банально, так считает Шистад. Париж - для давнего брака, что разрушает любые чувства. А Крис говорит, что брак, как собственно и Париж, не для него, и заказывает билеты в Прованс. Эва делает миллион (или около того) фотографий и останавливается только тогда, когда Шистад забирает из её рук старенький Canon. Крис утыкается лицом в её волосы и почти мурчит от удовольствия. Запах лаванды - ничто в сравнении с цветочным ароматом шампуня Мун. Эве двадцать два, и крыши зданий в Праге напоминают ей о карточных домиках, что она строила в далёком детстве. Гулять по узеньким улицам здесь равносильно медленному самоубийству: ты либо потеряешься, либо потеряешься - другого не дано. А теряться с Крисом - её любимое развлечение. Они пробуют легендарное пражское пиво, и одновременно заявляют, что в жизни ничего лучше не пили. У Эвы на верхней губе остаётся пенка, и Шистад с дичайшим хохотом слизывает её. Эве двадцать два, и серый Лондон наводит на неё тоску. Она не понимает, как такая яркая Нура может жить здесь, где из зрительных рецепторов работают только палочки - различать ничего, кроме оттенков черного и белого, не нужно. Эву не радует ни Биг-Бен, ни даже Сатре, и Крис спешит увезти её из Британии. Эве двадцать два, и этот паб на окраине Дублина кажется ей донельзя уютным. Она приходит в восторг, видя огромное количество рыжеволосых людей вокруг. Эва наконец признаёт, что её волосы тоже рыжие, что она завидует бровям Криса, что поцелуи с послевкусием от крепчайшего ирландского виски пришлись ей, пожалуй, по вкусу. Эве двадцать два, и это лучшее лето в её жизни, ведь Крис рядом, и они оба против брака и против Парижа.