***
По какой-то причине Эвену было невыносимо смотреть, как мальчик плачет, пусть даже тот и украл его самое любимое на всей территории больницы место. Он не смог увидеть его лицо, зато взору предстали копна золотистых спутанных кудрей и чуть сгорбленные, подрагивающие от рыданий, обхваченные худыми руками плечи. Эвен не был уверен почему, но он тоже почувствовал грусть. Она уже была с ним, но отчего-то он ощутил печаль этого мальчика и ненадолго забыл о своей. Эвен стоял далеко и наблюдал за ним. Кажется, ему не было больно физически. На нём была обычная одежда, и ничто не выдавало в нём пациента. Возможно, он был членом чьей-то семьи. Наверное, он заботился о ком-то, кому, вероятно, было больно, а его плач был настолько отчаянным и мученическим, что звучал почти как у Эвена, когда всего становилось слишком много. Это был тот вид плача, который выпускается наружу спустя долгое время сокрытия внутри. Этот мальчик, вероятно, обычно не плакал, или не делал этого вовсе. Вероятно, он улыбался, чтобы скрыть боль. Вероятно, он всё время шутил. Вероятно, этот мальчик был очень сильным и, скорее всего, прямо сейчас — очень уставшим. Ему не могло быть больше шестнадцати, и Эвен чувствовал себя глупо, но хотел помочь ему. Он хотел помочь ему, хотя едва мог помочь себе. Так что он, как дурак, положил руку на плечо мальчика и спросил, всё ли у него в порядке. Мальчик подпрыгнул и вздрогнул, тут же вскакивая со скамейки и поворачиваясь спиной к Эвену, наверное, чтобы скрыть своё опухшее и покрасневшее от слёз лицо. Я знал это. Этот мальчик определённо обычно не плакал. Он был смущён. Он не смог бы посмотреть на него. И, честно говоря, Эвен был благодарен. Он чувствовал себя нелепо в своём больничном халате и ненавидел бы то, что первое впечатление о нём ассоциировалось с этим. Мальчик пробормотал слабое «Я в порядке», прежде чем убежал обратно в здание, оставляя Эвена ошеломлённым, с любопытным чувством в груди: боль, но незнакомая ему.***
Эвену нравилось придумывать истории жизни для каждого, с кем он сталкивался. Это помогало забыть о собственных демонах и создавало чувство контроля. Это заставляло его почувствовать себя режиссёром кино, кем-то, имеющим возможность повлиять на ход событий. В его голове ни у кого никогда не было счастливого конца, потому что завершение истории должно быть запоминающимся и реалистичным. Никто никогда бы не вспомнил счастливую концовку, в отличие от печальных и душераздирающих. Но по какой-то причине, сидя на своей любимой скамейке, где обычно записывал самые безрассудные мысли, он пил банановое молоко, которое ему достала из торгового автомата одна из медсестёр, и не хотел ничего больше, чем подарить этому мальчику счастливый конец. Почему-то он не мог вынести мысль о том, что он когда-нибудь снова будет плакать. Бред. Эвен вернулся в свою палату, которую делил с другим мужчиной, и думал о мальчике, пока демоны не нашли его в темноте, пока мысли не перестали иметь смысл, пока всё, что он стал видеть не оказалось темнотой. Его настроение опустилось с тройки до единицы в течение от одной до десяти минут. Отлично. Эвену только диагностировали биполярное аффективное расстройство, и он всё ещё старался отличить Ламиктал от препаратов лития, всё ещё узнавал суть стабилизаторов настроения и их важность. Однако он не принимал препараты лития долго. А доктора не ожидали, что он так скоро поправится. «Вы сможете увидеть результаты в течение нескольких месяцев». Конечно. Его госпитализировали после крупного маниакального эпизода, за которым последовало его, возможно, второе худшее сокрушение. Первые два дня были самыми тяжёлыми, он не мог ничего делать, кроме как плакать. Всё, что он чувствовал, было острее и в тысячу раз более напряжённым и всепоглощающим. И, когда его родителям пришлось уйти, он ощутил, что это похоже на конец света. Он никогда не чувствовал себя таким одиноким, одиноким даже несмотря на то, что был под присмотром докторов и медсестёр, не говоря уже о других пациентах. В первые три дня он ни с кем не разговаривал, но от этого ему стало лучше. Говорить с людьми с таким же количеством переживаемой боли всегда было проще, чем с теми, кто понятия не имел, что это, которые просто предполагали, что он слаб, раз думает так, с людьми, которые спрашивали, почему он такой грустный, словно для депрессии нужны специальные объяснения, с теми, кто спрашивал, почему он считал смерть стоящим вариантом, когда это было «равнозначно проигрышу». Чёрт возьми. Идите на хуй. Говорить с людьми, которые понимали это, было проще. Несмотря на это, Эвен постоянно чувствовал себя одиноким. Постоянно один и одинок. Иногда его сердце болело так сильно, что он чувствовал, словно его физически разрывает на части. Эвен ощущал боль всё время и быстро понял, что единственное, в чём он уверен, всё, что у него было, — это его мысли, а единственный способ покончить с ними — умереть. Однако умереть в больнице, где все постоянно наблюдали за ним, было непросто. И он не хотел испортить смену какой-нибудь медсестре. Но всё причиняло боль. И, хотя он пользовался терапией, позволяющей рисовать, он всё ещё чувствовал себя одиноким каждое подобное мгновение.***
Мальчик снова сидел на его скамейке, и Эвен был раздражён этим секунды три, прежде чем понял, что тот не плачет сегодня. Хорошо. Сейчас он мог видеть его лицо, и оно было таким красивым. Эвену удалось улыбнуться, когда он понял, что его разум в какой-то мере начал воспринимать красоту в чём-то и, наконец, в ком-то. Он сел через две скамьи от него и наблюдал. Эвен дал ему прозвище в своей голове: Малыш. Это было по-детски и неинтересно, но звучало лучше «мальчика». В конце концов, у него было детское лицо, а Эвен просто пересматривал «Грязные танцы» с Нилсом, парнем, с которым он делил палату. Малыш казалось подходящим прозвищем.***
Малыш сидел в телефоне и время от времени улыбался. Он был очарователен и невероятно красив, с ямочками на щеках и золотистыми волосами. Эвен не мог не улыбаться, когда бы Малыш ни поправлял причёску, и мысленно он уже пропускал пряди его волос сквозь собственные пальцы. Малыш, вероятно, ходил в школу, потому что появлялся только после пяти вечера, и это быстро стало любимой частью дня Эвена. Наблюдение за Малышом, чтение некоторых слов, которые он оставлял на скамейке, повышало настроение до тройки, иногда почти до четвёрки. Но всегда опускалось до единицы, когда он возвращался в палату, где видел Нилса. Эвену действительно нравился Нилс, но он заставлял его чувствовать себя ещё более несчастным. Он был старше, женат и действительно любил жену. Однако он сказал Эвену, что это было худшей частью его жизни. — Что ты имеешь в виду? — сказал Эвен. — Каждый раз, когда она навещает меня, чувствую, словно понемногу умираю внутри. Я ненавижу то, что она так сильно любит меня. Ненавижу это, — говорил Нилс. — Но почему? Почему бы ты не хотел быть любимым? — Потому что я — бремя, — отвечал Нилс. — Ты и я — мы бремя, и, когда мы позволяем людям любить нас, мы обрекаем их на страдания. — Ты не можешь позволить людям любить себя. Они либо любят, либо нет. — Ты всегда можешь освободить их, — говорил Нилс. — Ты можешь решить за них, уйдя. — Почему ты бы сделал так, если любишь? — спрашивал Эвен. — Потому что ты ведь не захотел бы быть эгоистом. Потому что ты бы хотел для этого человека лучшей жизни. — Почему бы тебе тогда не отпустить её, если не можешь быть с ней? — Я не смогу жить без неё, — отвечал Нилс. — Не быть эгоистом уже не получается. — Я не понимаю, — говорил Эвен. — Люди вроде меня и тебя не созданы для любви. Когда мы любим кого-то, мы любим их так сильно, что в конечном итоге разрушаем и их жизни, и наши.***
Малыш всегда проводил пальцами по словам на скамейке, когда читал их, и Эвен чувствовал, словно он каким-то образом касался его сердца, самых глубоких мыслей и секретов. Эвен, возможно и сидел за две скамейки от него, но не упускал то, как Малыш хмурил брови и насколько грустным он выглядел, пока читал надписи. В конце концов это были довольно печальные послания, и по какой-то причине у Эвена появилось желание оставлять для него и счастливые в том числе. Он не хотел заставлять его быть ещё более печальным, чем он уже был. В своей голове Эвен подарил Малышу счастливый конец, где у них была самая фантастическая свадьба во всём городе. В своей голове Эвен вышел замуж за Малыша, заботился о нём и делал самым счастливым парнем планеты. Меньше всего он хотел бы заставлять его грустить из-за того, что он писал ему на глупой скамейке. Поэтому он начал оставлять ему более приятные слова, надеясь, что он увидит их. «Привет <З» «Надеюсь, ты не так опустошён, как я». Но Малыш никогда не замечал их или, если видел, никогда не отвечал.***
Препараты лития не помогали, потому что Эвен погрузился во всё ещё глубже. Он в течение дня не выходил из палаты и не принимал душ в течение нескольких. Он не ел, не ходил на групповую терапию, не рисовал. Сегодня его настроение не поднималось выше единицы. Сегодня не было хорошим днём, и всё, что он делал, — плакал в постели. Эвен не был сложным человеком. Всё, что ему было нужно, — знак, что он не полностью одинок в этой вселенной. Этим могло оказаться что угодно. Эвен был готов принять любую вещь. Но ничего не случалось. Он был совсем один. Тем не менее около четырёх вечера он притащил себя на скамейку после беседы с любимой медсестрой и написал последние прощальные слова для Малыша. Малыш, который был его самым любимым человеком во всём мире, который, в голове Эвена, был его преданным и любящим мужем. Малыш, который был разбит почти так же, как он. В его голове. «Я забыл, что мы все одиноки. Во вселенной каждый сам по себе. Я одинок. Я совсем один».***
«Ты не одинок». Эвен в течение нескольких часов сидел на скамейке и тихо плакал. Я не одинок. Три простых слова. Это всего лишь три слова, но они значили так много. Никто никогда не думал о том, чтобы сказать ему это. Никто. Это абсурдно, но это было всё, что ему было нужно. Всё, что ему нужно, — луч надежды. Всё, что ему нужно. Поэтому Эвен сохранил это и навсегда поместил ближе к сердцу. Университет Эвен любил ходить в университет. Многие люди не знали, кто он, и универ и близко так не истощал, как средняя школа. Эвен пришёл в норму, и кошмары со времён Тронхейма остались в Тронхейме. Никто не знал, кто он, и никого это даже не волновало. Поэтому он возобновил дружеские отношения с приятелями из Бакки и молчал о своём биполярном расстройстве. Он не хотел, чтобы на этот раз люди превратили его в какой-то социальный эксперимент; он всё ещё мог гордиться тем, кто он, без объявления во всеуслышание. Университет подходил Эвену, и его первые несколько месяцев прошли без видимых трудностей. Но затем он начал спать со всеми подряд. Не потому, что не мог контролировать своё сексуальное желание, а потому что большую часть времени наслаждался этим. Он, в конце концов, был молодым парнем и был очень хорош в постели. Никаких обязательств. Такие люди, как я, не созданы для любви. Эвен не был уверен, заслужил ли репутацию факбоя, но сейчас он был довольно известен в кампусе. По крайней мере сейчас никто не делал ставки, как бы наебать его. Всё было хорошо. Он работал в кофейне и завёл друзей тут и там. Препараты лития хорошо справлялись со своей работой, и его настроение было довольно стабильно. Эвену нравилось то, кем он был, он больше не боролся с демонами в своей голове. Эвен был в порядке. Но затем он подрался с Эриком, самым жалким человеком в группе, и с этого дня всё стало не так хорошо. Он был взбешён тем, чего стал невольным свидетелем, или скорее тем, что попытался сделать Эрик на одной из вечеринок с какой-то девушкой — это быстро вывело Эвена из себя. Он не мог спать, не мог нормально жить и в итоге написал обо всём на стене Эрика на Фейсбуке. И снова его сочувствие взяло верх. Дерьмо.***
Эвен пришёл в порядок. И, к счастью, инцидент с Эриком произошёл после окончания учебного года. Поэтому он успел встать на ноги. Всё хорошо. Он держался сам по себе и сосредоточился на том, чтобы привести свою жизнь в порядок, когда она перевернулась с ног на голову в первый же день занятий на втором курсе. Он болтал с Муттой и Элиасом о том, как переоценена «Игра престолов», когда самое красивое лицо выбило воздух из его лёгких и пронеслось мимо, похожее на луну и звёзды. Эвен не мог дышать, не мог слышать, что говорил Элиас. Малыш. Малыш больше не соответствовал своему прозвищу, но Эвен всё ещё хотел называть его так. Он всё ещё был самым красивым, и сердце Эвена быстро, так чертовски быстро билось в груди. Боже. — Ты слушаешь меня? — спросил Элиас. — Ебать меня, — пробормотал Эвен, всё ещё провожая взглядом мальчика, когда он перешёл в другое здание с парнем с копной тёмных волос. — Не обижайся, но я не стану, — сказал Элиас. — Боже. Кто это? — спросил Эвен. — Как его зовут? Он новенький? Или первокурсник? — Бро, успокойся. Что случится, если ты не перетрахаешь весь кампус в этом семестре? — Ты не понимаешь!***
Его имя — Исак, и Эвен был одержим. Он целую неделю старался, чтобы тот заметил его, но ничего не получалось. Исак обладал располагающей внешностью и всё время был окружён людьми. Ему тоже нравились парни, и Эвен никогда ничего не хотел в жизни больше, но понятия не имел, как подойти к нему. Оу, привет. Я думаю, ты, возможно, спас мою жизнь три года назад. Я хочу любить тебя. Встречайся со мной. Ты, кстати, такой горячий.***
— Я сдаюсь, — вздохнул Эвен, упав на диван на одной из вечеринок Криса Шистада. — Что? Уже? — спросил Мутта. — Я сталкивался с ним, может, четыре раза, и он ни разу не взглянул на меня, — ответил Эвен. — Может, он слышал, что ты факбой, и активно игнорирует тебя. — Ох, — простонал Эвен. — Шучу! — засмеялся Мутта. — Между тем не думаю, что он возражает против этого. Я слышал, что он тоже спит со всеми подряд. — Не хочу этого слышать, — ответил Эвен, прижимая ладони к ушам, словно ребёнок. — Это полная хуйня, бро, — сказал Мутта. — Он может спать со всеми. Это не делает его плохим человеком. — Я никогда такого не говорил, — ответил Эвен. — Конечно, он может спать с кем угодно. — Тогда почему ты так странно отреагировал? — Не знаю, — вздохнул Эвен. — В моей голове он мой и только мой. — Это полная хуйня, — повторил Мутта. — Как похитить и закинуть на плечо. Ты словно пещерный человек. — Заткнись, — засмеялся Эвен. — Я не это имел в виду. — Тогда что ты имел в виду? — Не знаю. Я почти убедил себя, что выдумал его, что он существует только в моей голове, ну ты понял. Но сейчас-то он реален, рядом и не может заметить меня, и это так странно. — Всё ещё полная хуйня, — пожал плечами Мутта. — Забудь, — вздохнул Эвен. Он поднялся, чтобы взять себе ещё пива, когда Исак спиной врезался в стену рядом с ним. Его руки были в волосах какого-то парня, и они довольно отчаянно целовались, с языками и стонами. Эвен почувствовал себя глупо, но его сердце сжалось. Это должен был быть я.***
Эвен напился впервые за некоторое время и признался Шистаду, что влюблён в Исака. Из всех людей именно ему. Дерьмо. Крис не подходил под описание людей, с которыми он обычно дружил, но Эвен никого не дискриминировал. Крис также казался довольно безвредным и иногда почти наивным, исключая тот факт, что он дружил с Эриком. Тем не менее, Эвен не судил людей, основываясь на том, кем были их друзья детства, и предпочитал строить мнение исключительно на личном общении.***
Крис дразнил его из-за Исака в течение недели, и Эвен сожалел о решении утопить себя в алкоголе той ночью. Крис продолжал находить его на вечеринках и побуждать подкатить к Исаку, но тот даже не знал, с чего начать. Исак постоянно подпирал стену с каким-то придурком со своего курса, и Эвен не хотел ничего больше, чем всецело любить его, но не душить заботой, а любить так, как он заслужил. Я бы правильно относился к тебе. Я бы целовал твою шею. Я бы прикоснулся ко всему твоему телу губами. Я бы… — Ты такой жалкий, чувак, — сказал Элиас. — Не хочу этого слышать, — вздохнул Эвен. — Выглядит так, словно ты приходишь на вечеринки потосковать и попялиться на него. Это очень жутко, — произнёс Элиас. — Куда делся твой азарт? — Ох. Я просто собираюсь взять ещё пива.***
— Нужна помощь? Сердце Эвена почти остановилось, и он всё ещё держал руку на холодильнике. Исак стоял прямо возле кухонного стола, напротив него, раскачиваясь на ногах, смотря на Эвена, разговаривая с Эвеном. Боже. Успокойся. Приди в себя. Успокойся, блять. — Оу. Вау. Привет, — выдохнул Эвен. Блять. Я всё испортил. Блять.***
Он не испортил всё. Ну, на самом деле, да. Он испортил Исака, если быть точнее. И он был на седьмом небе. У него случилась истерика. Он не мог поверить в это. Я собираюсь правильно относиться к тебе. Заниматься сексом с Исаком — словно находиться вне своего тела. Эвен был потрясён, что Исак сам проявил интерес к нему, что не мог не дать ему всего. Исак хотел заняться сексом с ним и собирался всецело отдаться ему. Возможно, он мог провести с ним ночь. Возможно, он мог позавтракать с ним утром. Исак был опытен и точно знал, чего хочет, и голова Эвена была вскружена похотью с того момента, как их губы первые соприкоснулись. Иисусе. Успокойся. Он не мог успокоиться. Каждый раз, как Исак всхлипывал, Эвен приближался к краю. Каждый раз, как Исак подталкивал свой язык к его губам, Эвен всё больше терял контроль над разумом. Это было самым безумным желанием, и он не мог перестать сжимать его руки. Как, чёрт возьми, это может быть реальным? Эвен знал, что был безнадёжным романтиком, но был уверен, что был бы не против умереть, когда ноги Исака сжимали его талию. Он никогда так сильно не хотел заняться сексом с кем-либо. Исак был мечтой. Он был фантазией. Он был совершенством. — Трахни меня, — проскулил Исак под ним. — Ты такой пиздецки горячий, малыш. — Блять!***
Исак ушёл посреди ночи, и Эвен старался не принять это близко к сердцу. Возможно, я не был так хорош. Возможно, он думает, что я просто хотел секса. — Напиши ему, — сказал Мутта на следующее утро. — У меня нет его номера. — Кинь ему заявку в друзья на Фейсбуке. — И что мне ему написать? — спросил Эвен. — О, привет, я думаю, ты любовь всей моей жизни, и мне жаль, что я попросил тебя заняться сексом в нашу первую ночь вместе? — Он может быть любовью всей твоей жизни и при этом заняться с тобой сексом в вашу первую ночь, ты же понимаешь это. — Дело не в этом, Мутта. — Ты разыгрываешь такую драму, когда дело касается этого парня. Куда делись твои азарт и умение контролировать себя? — Да, бро. Ты можешь завоевать любого, кого бы ни захотел. Просто успокойся и, если он тебе нравится, поговори с ним, — посоветовал Элиас. Они были правы. Преследование Эвен бегал за Исаком, словно дурак, и наслаждался каждой секундой. Он ждал его после пар, присылал сообщения всякий раз, когда думал о нём, то есть всегда, и старался изо всех сил, чтобы он улыбнулся. Исак был холоден и пренебрежителен, но Эвен не мог сказать, что он злился только ради того, чтобы действительно стать злым. Он мог сказать, что так он оберегал себя. И по какой-то причине это заставляло Эвена грустить. Исак отталкивал его всеми силами, и это расстраивало, потому что Исак выглядел одиноким, потому что он выглядел разбитым, как и Эвен. Это было лишь догадкой, но Эвен был почти уверен в своей правоте. Почти.***
Эвен оказался прав. И, когда стали распространяться слухи о том, что между ним и Исаком что-то есть, он начал получать расстраивающие его сообщения с неизвестного номера.____________________ Неизвестный номер
Исак Вальтерсен? На твоем месте я бы держался от него подальше Маленькая грязная шлюшка Однако он сделает всё что угодно, если его напоить :')____________________
Эвен был в ярости. Он не впервые получал сообщения с неизвестного номера. Но они обычно касались его, а не человека, которого он пытался завоевать.***
Эвен стал внимательнее и заметил, как Исак сводил всё к сексу, словно это единственная причина, по которой кто-либо захотел бы провести с ним время. То, что Исак, похоже, не знал, что заслуживает гораздо большего, сводило с ума. Эвен любил секс и действительно хотел бы снова заняться им с Исаком. Но он не хотел, чтобы тот думал, что это всё, чего он бы хотел от него, и почему-то начал сомневаться, любил ли Исак секс так, как утверждал.***
— Что, если бы я сказал, что переспал с тобой только из-за спора? Тогда ты бы перестал меня преследовать? Это было сложно, и Эвен паниковал несколько минут. Знает ли он. Знает ли он, что случилось со мной в Тронхейме? Затем Эвен вспомнил, что этого никто не знал, потому что он никому никогда не рассказывал об этом. Вероятно, это просто совпадение. Исак хотел оттолкнуть его, а Эвен не собирался отступать. Он не хотел. Вероятно, это даже не было правдой. Кто мог сподвигнуть Исака на спор переспать с ним? И почему он изначально согласился на такое? Это было попыткой оттолкнуть его. Должно было быть. Поэтому, естественно, не подумав над этим тщательно, он ответил: «Я сделал бы это снова». Машина Эвен начал брать Исака в долгие поездки на машине, и это быстро стало его самой любимой вещью в мире. Исак всегда выглядел таким умиротворённым и красивым, опираясь на опущенное стекло. От его вида настолько захватывало дух, что Эвен убедился: Исаку стоит знать об этом. Он начал ставить свои песни, надеясь, что Исак поймёт, как он влюблён в него. Это было нелепо, но чувства Эвена только усиливались, когда Исак пытался оттолкнуть его. Это лишь подстёгивало его прорываться сквозь эти стены, потому что он должен увидеть, что скрывается за ними. Он мог видеть это в глазах Исака. Он тоже был одинок. Он тоже хотел этого. Он не доверял Эвену, но всегда всхлипывал, когда он целовал его. Он всегда открывал глаза на секунду позже Эвена. Он всегда тянулся к его губам вновь, когда они прерывались. Исак тоже хотел этого. Эвену просто нужно было убедить его, что он не собирается причинять ему боль. Стрижка Эвен быстро понял, что Исак был гораздо более сломлен, чем показывал, и это наполняло сердце болью. Исак очень коротко подстригся, а Эвен был слишком знаком с подобными импульсивными решениями и странными экспериментами с волосами. Он мог распознать психическое расстройство, когда видел его проявления. Исаку было не очень хорошо, и Эвен не хотел ничего, кроме как помочь ему и найти этому причину. Но он не оттолкнул его. Он не хотел отталкивать его. Исак мог рассказать ему обо всём, что было в его голове, когда был бы готов. Эвен знал всё о том, каково быть вынужденным говорить, и никогда бы не захотел, чтобы Исак прошёл через это. Поэтому он просто делал всё возможное, чтобы быть рядом с ним, окутывать любовью, лаской и комплиментами. Это всё, что он мог сделать для него. Фотографии Эвен всегда думал, что люди становились ужасными только из-за необходимости быть такими. Но прямо сейчас, смотря в телефон на фотографии, только что присланные с неизвестного номера, он начал сомневаться в своей теории. Это были фотографии Исака, явно снятые без его разрешения, сделанные, когда он не был в состоянии дать согласие на них. Кровь в жилах Эвена кипела; кем бы тот ни был, он хотел найти человека, который причинил боль Исаку, того, кто сделал эти фотографии и хранил их, чтобы воспользоваться ими против него, но не мог. Исак был гораздо более сломлен, чем Эвен мог представить, и его сердце было разодрано на кусочки. Он не знал, как заговорить с ним об этом. Он не знал, захочет ли тот бередить рану. Поэтому он просто удалял фотографии всякий раз, как получал их, и блокировал номер. Нервный срыв В пятницу около пяти вечера, после встречи с девочками, у Исака случился нервный срыв, и это разбило сердце Эвена на маленькие кусочки. Он не мог видеть его таким. Он не мог вынести этого. Исак истерически рыдал на пассажирском сиденье, и Эвену пришлось остановить машину и опуститься перед ним на колени, успокаивая. — Помоги мне! Пожалуйста, помоги мне! — всхлипывал Исак. Эвен держал его и вёз домой. Он держал и слушал Исака, даже несмотря на то, что это убивало его. Он был рассержен и сдерживал слёзы. Он был так зол и расстроен. Почему эта вселенная пиздец как несправедлива? — Эвен, я грязный? Это разбило сердце Эвена. Действительно разбило. Боже. Мой малыш. Любовь Исак был так силён. Он был таким сильным и красивым, и Эвен сделал своей целью в жизни быть рядом с ним, помогать чувствовать себя в безопасности, быть красивым и желанным. Эвен не хотел ничего, кроме того, чтобы Исак снова почувствовал себя целым. Он был его главным приоритетом. Он был для него всем. Поэтому он пропускал пары, работу и всё, что было между ними. Речь не обо мне. Речь о нём. Я всегда смогу сосредоточиться на парах позже. Я могу пойти на работу потом. Сейчас я должен быть рядом с ним.***
Это было непросто, но Эвен был слишком знаком с посттравматическим стрессовым расстройством, с кошмарами и тем, как возвращаться к жизни после того, как у тебя вроде ничего и не осталось. Эвен не хотел ничего больше, чем сломать Эрику нос, но не мог заставить Исака переживать всё вновь. Он должен был быть рядом. Он нуждался в нём. Поэтому он дал время и личное пространство, которые были ему нужны, пока Исак снова не полюбил себя, пока Исак не стал готов.***
В первый раз, когда они занялись сексом после того, как всё сгорело в огне, Эвен был осторожен, очень осторожен. Он был таким счастливым и поглощённым любовью, а единственной вещью, имевшей значение, — то, что Исак чувствовал себя комфортно в своей коже, в руках Эвена. Поэтому он постоянно просил только о том, чтобы их губы соприкоснулись вновь, о руках Исака, а тот скулил, стонал, всхлипывал и был красив, так красив. Эвен схватил презерватив с тумбочки, и почувствовал себя неправильным. Что, если он подумает, что он грязный. Что, если он подумает… Эвен занимался любовью с Исаком без защиты, потому что хотел чувствовать его. Он не мог вынести мысль о том, что тот снова почувствует себя грязным. Эта простая мысль убивала его. Поэтому он забыл всё, что знал о безопасном сексе, о том, как всегда отказывался заниматься сексом без презерватива. Он отбросил всё это в сторону. Всё, что имело значение, — Исак, то, что он должен чувствовать себя хорошо, ощущать, что он любим, желанен, дорог, что он в безопасности. Это всё, что имело значение. Биполярное расстройство Эвен никогда за всю жизнь не чувствовал такую близость к какому-то человеку, какую ощутил, когда Исак пошёл на приём к доктору вместе с ним. Это была последняя преграда, отделяющая их. Больше никаких секретов. Эвен был полностью открыт. Его сердце было распахнуто. Это я. Это всё — я. Это всё, что я могу дать. Я не создан для любви, но моё сердце стремится хотеть того, чего не должно быть. Поэтому я хочу этого. Я не создан для любви, но всё ещё хочу её. Я всё ещё хочу тебя. Если ты примешь меня. — Ты всё ещё хочешь быть со мной? — спросил он со стуком сердца, отдающим в горло, со слезами на глазах.***
Исак по какой-то причине всё ещё хотел быть с ним. По какой-то причине Исак остался с ним даже после того, как узнал, что Эвен биполярен. По какой-то причине Исак понял, что с ним что-то случилось, прежде чем тот рассказал ему, и всё ещё не уходил от него. Я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем. Расставание Исак разбил его сердце и душу. Эвен никогда не был так сломлен, даже когда все смеялись над ним в старшей школе в Тронхейме, даже когда парень, который притворялся, что любит его, оттолкнул, когда Эвен попытался поцеловать его, а затем рассказал, что он просто хотел потрахаться с ним, чтобы увидеть, сможет ли сломать его, чтобы увидеть, действительно ли он биполярен. Эвен никогда не был так разбит, но он всё ещё ехал к дому Криса, потому что пообещал забрать Исака, потому что это мог быть Фотошоп. Это не будет правдой, пока Исак не подтвердит. Надежда всё ещё оставалась.***
Ад лжецам. Сейчас Исак плакал на пассажирском сиденье. — Я могу объяснить, — всхлипывал он. Нет. Ты должен сказать: «Что это за чертовщина?» Ты должен сказать: «Я не знаю, откуда это!» Боже, Эвен не мог дышать. Это было худшим кошмаром. Он не мог дышать. Он не мог справиться с этим. Он был полностью разбит. Поэтому он сбежал. Он оставил всё позади и сбежал. И сейчас каким-то образом ранило больше всего то, что Исак никогда не шёл за ним.***
Исак не объяснился, не помог собрать части в целое. Разум Эвена был в беспорядке, он одновременно строил сотни теорий. Он не мог разобраться в этом, поэтому продолжал перечитывать сообщения и воспроизводить их в голове. Целую минуту Эвен действительно верил, что Исак играл с ним всё это время, что он был заодно с Эриком и хотел наебать его для развлечения. Но затем он вспомнил поцелуи, их любовь и слёзы. Боже, слёзы. Исак не играл с ним. Отсюда не было выхода. Он просто был впутан во что-то. Должно быть. Исак всегда целовал его лопатки, когда он притворялся спящим по утрам, и это было самой приятной вещью на свете. Исак тоже любил его. Он знал это. Эрик шантажировал Исака фотографиями. Вот оно. А Исак, вероятно, подыгрывал плану Эрика, пока на самом деле не влюбился в Эвена. Вот оно. Он никогда бы не причинил мне боль нарочно. Он просто оберегал себя.***
Эвен не был жестоким, но в конце концов против него было выдвинуто несколько объявлений. Он испортил машину Эрика, держал его за воротник, и, возможно, ударил пару раз. Эвен никогда не разбрасывался кулаками. — Это потому, что я трахнул твою суку? — усмехнулся Эрик. — Закрой свой рот! — Он говорил тебе, как сильно ему это понравилось? — Просто, блять, закрой свой рот! — Ещё он умолял об этом. Ты пытался брать его сзади? Какой вид! А ещё он любит, когда его тянут за волосы. — Пошёл на хуй, ты ёбаный кусок дерьма! Я, блять, собираюсь прикончить тебя! Костяшки его пальцев были повреждены и покрыты кровью, но, вероятно, это стоило того. Сейчас он был в полицейской машине, но это, вероятно, всё ещё стоило того.***
Всё чертовски болело. Его сердце, душа, суставы, конечности. Всё. Эвен сломался так сильно и даже не заметил, как какое-то время у него был маниакальный эпизод. Всё чертовски болело. Это был худший момент его жизни. Должен был им быть.***
Исак не объяснялся. Он отправлял сообщения со словами «Мне жаль», но ни разу не объяснился. Конечно, Эвен лежал в кровати целыми днями, потому что не мог двигаться и дышать, а всё, чего он хотел, — уснуть глубоким сном и никогда больше не проснуться, но… Исак так и не объяснился. Он остановился у его двери, а затем ушёл, как только Эвен сказал Элиасу оставить его одного… Исак никогда не объяснялся. Объявился Крис и попытался объясниться за него. Но это всё ещё причиняло боль. Исак не доверял ему достаточно, чтобы рассказать, что происходит. Эвен рассказал ему всю историю со спором, которая сломала его, но Исак всё ещё ничего ему не говорил. Эвен прекратил ходить в университет и на работу. Он вкладывал столько энергии в то, чтобы посадить Эрика за решётку, что больше ни о чём не думал. Эвен отдавал Исаку всё, а тот ни разу не удосужился рассказать, что происходит. Исак не доверял ему. Исак не думал, что он был достаточно сильным и надёжным для этого. Это ранило. Действительно причиняло боль. Где ты. Где ты. Письмо Письмо Исака довело Эвена до слёз. Это было так искренне, то, что он рассказал. Исаку тоже было больно, и это убивало. Почему меня волнует твоя боль больше, чем моя собственная, когда ты только что разбил мне сердце?***
Этой ночью Эвен почувствовал, как ломается. Он больше не мог выносить всего этого. Он больше не мог справляться с мыслями. Я не хочу быть здесь. Я не хочу чувствовать это. В самый крайний случай он позвал маму, и они быстро продумали, как ему уехать. Она решила поехать с ним в Берген, где они собирались остаться на несколько месяцев у родственников, пока Эвен не почувствует себя лучше.***
Он попросил позволить ему провести последнюю ночь в квартире с ребятами, и его мама неохотно согласилась на это после обещаний Мутты, что он не позволит, чтобы с ним что-то случилось. Он написал Исаку, и тот сразу пришёл, как и ожидалось. Эвен просто хотел почувствовать его рядом в эту последнюю ночь. Он просто хотел уснуть с ним в последний раз. Он, вероятно, разбивал ему сердце, но Эвен позволил себе быть эгоистом в эту последнюю ночь. Берген Эвен был в депрессии. Он едва мог есть. Он едва мог выходить на улицу. Он едва мог двигаться. И он едва покидал свою постель. Скорее всего, это худшее, что он когда-либо переживал. Он чувствовал, словно сбежал от всего, о чём когда-либо мечтал, к ничему. И это приносило боль. Что причиняло ещё больше боли — он был влюблён так же, как и раньше. Исак не покидал его мысли даже ни на секунду. Должно быть, ему больно. Должно быть, он винит себя. Поэтому он отправил ему несколько сообщений, когда у него появилась хоть какая-то энергия, чтобы напомнить себе, что он не винил его ни в чём, не пытался, потому что был слишком истощен, он был слишком уставшим.____________________ </3
Как дела?
Я не знаю, как жить без тебя Пожалуйста, прости меня пожалуйста, вернись ко мне Я сделаю всё что угодно Я, блять, сделаю всё что угодно Я без тебя ничто Мне так жаалль, малыш, мне так жаль____________________
Семья Эвена не понимала его, а он не ожидал этого от них. Его тётя хлопала его по спине и говорила, что разбитое сердце — явление временное, что он мужчина и должен перестать грустить и думать о том, как причинить себе вред из-за сердечных дел. Она не понимала. Эвен не просто грустил из-за того, что его парень скрывал от него правду. Эвен был в депрессии. Не возникало вопроса «почему», когда наступала депрессивная фаза. Она могла быть спровоцирована чем-то, специфическим событием или человеком, не возникало вопроса «почему». Не было особой причины. Он не был в депрессии из-за «неизвестного». Он просто был в депрессии. Это как погода. Никто же не спрашивает «Почему сегодня так облачно?». Просто было пиздец как облачно. Эвен был в депрессии, и они этого не понимали. — Тогда объясни мне, — сказала тётя. — Иногда лучше выговориться. — Ты не поймёшь, — сказал Эвен. — Попробуй.***
— Ты знаешь Дэвида Фостера Уоллеса? — спросил Эвен, закинув ноги на стол, раскуривая сигареты со своей тётей. — Нет, кто он? Она была крутой тётей. Тот член семьи, который делает всё возможное, чтобы быть очень крутым и позволяет курить прямо в доме. — Он был писателем. Он покончил с жизнью в сорок шесть, — ответил Эвен. — Ох. — Он написал одну из моих любимых работ о депрессии и мыслях о самоубийстве. — Что он говорил? — Хм. Ты ведь понимаешь, что человек, застрявший в огне, в конце концов выпрыгнет из окна полыхающей высотки? — спросил Эвен. — Ну, не каждый бы выпрыгнул, — ответила тётя. — Многие бы выпрыгнули. Из-за пламени. Из-за страха сгореть заживо. — Но разве человек не умрёт в любом случае, если даже выпрыгнет? — Ага, этот человек может также бояться выпрыгнуть из окна и не прыгнет, если вокруг всё не будет пылать. — Тогда зачем прыгать, если всё равно умрёшь? — Потому что страх сгореть заживо в этот момент превосходит страх прыжка. Он всё ещё напуган прыжком, но не так сильно, как огнём. — Хм. — Зеваки, стоящие на тротуаре, наблюдают за человеком в окне, и они никогда не смогут понять прыгнувшего, потому что не знают, насколько опасен огонь. Они никогда не поймут этого, пока тоже не окажутся в ловушке в этой горящей высотке, — сказал Эвен. — Оу, какое отношение это имеет к депрессии? — В настоящее время я загнан огнём в угол горящей высотки, а ты стоишь прямо сейчас на тротуаре и велишь мне держаться и не прыгать. Но ты не понимаешь, что прыгнуть не так страшно и менее болезненно, чем оставаться гореть заживо. Ты не понимаешь этого, потому что не оказалась в ловушке полыхающего здания вместе со мной.***
Эвен пытался покончить с собой и попал на лечение в какую-то больницу после того, как полностью пришёл в себя. Блять. И вот мы снова здесь. Больница — Привет, — сказала девушка с короткими тёмным волосами, в то время как он усовершенствовал скетч, над которым работал в течение пары часов. — Эм, привет, — ответил Эвен, взглянув на неё на секунду, прежде чем вернулся обратно к рисунку. Он видел её на групповой терапии. У неё был сильный акцент. Должно быть, она жила где-то поблизости. — Я Линн, — представилась она, ставя стул напротив него. Она подсела слишком близко. Их больничные халаты почти соприкасались. — Эм, Эвен. — Ты всегда начинаешь предложения с «Эм»? — спросила она. — Эм, нет. — Ты снова сказал так. Эвен пожал плечами и вернулся к рисованию. — Я слышала, ты здесь во второй раз, — сказала она. — Ты, должно быть, действительно хочешь сдохнуть, хах. — Прости? — Расслабься. Я здесь в четвёртый. — Что? — Эвен положил ручку на стол и перевёл внимание на неё. — Слышала, ты биполярен. Я даже немного завидую. У меня тяжёлое депрессивное расстройство. У меня не было маниакальных эпизодов. Слышала, они весёлые. — Это пранк? — Нет. А что? — спросила Линн и продолжила, прежде чем услышала ответ Эвена. — Ну, я ощущаю себя всё время на дне, затем на секунду прихожу в порядок, прежде чем чувствую, что опускаюсь на дно вновь. Ты понимаешь меня? — Мне нужно идти, — ответил Эвен, закрыв тетрадь и собираясь уйти из общей комнаты. — Что это за кольцо, которое ты всё крутишь в руках? Выглядит немного девчачьим. — Увидимся, — попрощался Эвен, прежде чем пришёл в бешенство. Что за хуйня.***
Эвен увидел её снова после одного из групповых занятий. Она не оставляла его одного. Она была старше его максимум на два года. — Я не спала прошлой ночью, потому что всё думала о твоём кольце, — сказала она, снова поймав его за рисованием. — Мой парень отдал мне это кольцо. — Парень, — фыркнула она. — Это что, так смешно? — слегка раздражённо произнёс Эвен. — Ты гомофобка или что-то вроде того? — Нет! Неет! — Почему ты засмеялась? — Потому что ты сказал «парень», но я поняла, что ты имел в виду «бывшего парня», — объяснила она. Ауч. — Так что случилось? — спросила Линн. — Я тебя даже не знаю, — сказал Эвен, вернувшись к рисунку. — В этом и смысл. Просто расскажи мне. Слышала, ты из Осло. Я не знаю никого из Осло. Отнесись ко мне как к своему терапевту или социальному работнику. Видит Бог, я ненавижу свою терапевтку. Я не рассказываю ей всё это дерьмо. Её ёбаное имя — Эвелин. Она притворяется, что ей есть дело до меня, продолжает говорить, что я могу стараться лучше, когда я знаю, что она ненавидит меня. Это бесит больше всего. Они лечат нас так, будто мы тупые. Типа, я и так знаю, что тебе платят за то, что ты слушаешь всё моё дерьмо. — Эм, ладно. — В любом случае. Просто расскажи. Я никому не скажу. Мне нравится знать, что есть люди печальнее меня, — сказала Линн. — Помогает чувствовать себя менее одинокой. Что за хуйня.***
Линн быстро стала лучшей подругой Эвена и его доверенным лицом в больнице. Её было слишком много большую часть времени, но разговаривать с ней было довольно легко. Она была слишком эксцентрична, и иногда Эвену казалось, что она словно сбежала из какого-то фильма, но с ней всё ещё было комфортно. — Так, он переспал с тобой из-за спора, но затем влюбился, — подытожила она, приготавливая что-то на кухне. Она не умела рисовать или заниматься чем-нибудь похожим, поэтому ей выдавали овощи, еду и кухонные принадлежности для готовки. — Ага. — И тебя это не расстраивает. — Нет. — Что ебёт тебя, так это факт, что он не доверял тебе и что раскрылось всё твоё прошлое, — сказала Линн. — Да. — Я была бы пиздецки зла на твоём месте. Почему ты не винишь его? — Просто не виню, и всё, — ответил Эвен. — Это пиздец. Типа, я понимаю, он в итоге в тебя втюрился. Я тоже смотрела «10 причин моей ненависти». Но ты сказал, что нашёл вопрос на Yahoo Ответах, где говорилось, что он намеренно хотел причинить тебе боль. — Он просто… Это не его вина. Он прошёл через такое количество дерьма. Это было похоже на побочку от этого, — ответил Эвен. — Он тоже жертва. — Это хуйня. Ты бы мог негодовать, даже если он и прошёл через всё это, — сказала Линн. — Не знаю. Я чувствую себя дерьмом, из-за того что сбежал. Я говорил, что никогда бы не оставил его. — Это звучит как самые нездоровые отношения, у меня было много подобных, — ответила Линн. — Это не так. Нам было хорошо вместе. — Если кто-то растаптывает твоё сердце, а ты всё ещё пытаешься придумать, как бы обвинить себя, это не очень здоро́во, милый. — Это сложно.***
— Так, у него психологическая травма, — сказала Линн. — Да. — Твой уход, вероятно, сломал его к хуям, — продолжила она. — Он, вероятно, думает, что ты единственный, кто смог бы его полюбить, несмотря на тот случай. Он, скорее всего, снова никогда не будет доверять тебе теперь, после твоего побега, или если жёстче: он будет плакать из-за тебя всю жизнь. — Что? — Это так хуёво. Мне жаль, — ответила Линн. — Что ты имеешь в виду? — Звучит так, словно вы оба вините себя во всём, потому что оба влюблены в идею быть вместе друг с другом. — Эмм? — Ты сказал, что был одержим этим парнем с тех пор, как ему было шестнадцать? — Я не говорил, что был одержим им, — поправил её Эвен. — Ты сказал, что перестал ходить в универ и на работу. Ты всегда был таким придурком? — Что за хуйня? — Нет. Я имею в виду, типа, ты всегда был настолько не в ладах с самим собой? — Нет. Я просто хотел быть там с ним, — ответил Эвен. Линн покачала указательным пальцем у его лица. — Хочешь знать, что я думаю? — спросила она. — Нет, серьёзно, нет. — Звучит так, словно вы со-зависимы. — Что? — Вы были всецело поглощены друг другом. Оба сначала испытали опыт невыносимого отвращения к себе. Теперь, когда появляется другой человек, вы просто хотите проводить с ним всё своё время, потому что он заставляет вас чувствовать себя определённым образом. Но когда этот человек сваливает, вы возвращаетесь к ненависти и обвинению себя во всех смертных грехах, — ответил Линн. — К чему ты ведёшь? — Я не думаю, что это любовь, Эвен. Я думаю, ты безнадёжный романтик, который влюблён в фильмы 80-х и 90-х годов, тот, кто всегда хотел спасти и быть спасённым кем-то взамен. Я думаю, Исак напомнил тебе себя, и ты хотел спасти его или ещё что-то, поэтому ты воздвиг его на пьедестал. Я думаю, ты никогда не пытался узнать его настоящего и, думаю, был нечестен с ним. Ещё я думаю, что он был нечестен с тобой, что он был влюблён, спасён и забыл рассказать тебе, что происходит, потому что не хотел, чтобы весь этот сказочный мыльный пузырь лопнул. Я думаю, вы оба были одержимы друг другом, и оба заслуживаете лучшего.***
— Ты не знаешь, что я чувствую и чувствовал. Это не так. Мы любили друг друга. Мы так чертовски сильно любили друг друга, — сказал Эвен. — Какой его любимый цвет? — спросила Линн. — Что? — Исак. Какой его любимый цвет? — Эм. Я не знаю. К чему вообще этот вопрос? — Просто так, — ответила Линн. — Ты не так хорошо его знаешь. — Это глупо, — сказал Эвен. — Я почти уверен, что у него нет любимого цвета. Почему это вообще имеет значение? — Не знаю, но я уверена, что ты не знаешь ответ на один из самых основных вопросов, потому что был слишком занят жизнью в эпичной истории любви, — ответила Линн. — Фильмы — это всего лишь фильмы, Эвен. В кино героям даже не нужно бежать в туалет, когда их мочевой пузырь готов взорваться, из-за того что они находятся в театре уже два часа. Мол, это так глупо. — Чего? — Я снова отвлеклась. В любом случае, мне кажется, вы оба пропустили стадию «узнавания друг друга» и сразу перепрыгнули к стадии «секса в твоей квартире». Вот почему вы оба можете больше никогда не сойтись.***
Эвен чувствовал себя немного лучше, и его мама пришла к нему с домашней едой. Он был очень счастлив несколько часов, пока Исак не написал ему.***
— Исак устроился на работу, — сказал с улыбкой на лице Эвен. — Оу, вау, это хорошо повлияет на него, — ответила Линн, снова готовя что-то во время трудотерапии. — Ага, — пробормотал Эвен. — Непохоже, что ты очень рад за него. — Что? Конечно, я рад, — ответил Эвен. — Он скоро переедет в новую квартиру, и у него всё действительно в порядке. — Эмм, ладно, — сказала Линн; она нахмурила брови, прежде чем поднесла лопаточку к губам и попробовала соус. — Что? — Он идёт вперёд, а ты чувствуешь себя из-за этого дерьмом. — Я не говорил такого, — произнёс Эвен. — А тебе и не нужно было. На твоём лице всё написано. — Это не так. Я очень горжусь им. — Он идёт вперёд, и это приносит боль. — Я ухожу, — сказал Эвен, когда собрался уйти. — Если ты действительно любишь его, ты должен позволить ему делать это. Не отвечай на его сообщения. — Я ухожу. — Он, вероятно, позвонит тебе, когда однажды напьётся, и скажет, что любит тебя или вроде того. Забей, — продолжала кричать Линн, когда он вышел из комнаты. — Освободи его. Иначе он проведёт большую часть своей жизни в ожидании того, как ты ответишь ему или скажешь, что он хорошо справляется. Ему нужно стараться для себя, а не потому что ты будешь думать, что это круто. — Пока.***
Эвен позволил Исаку двигаться дальше. Он не отвечал на его сообщения не потому, что ему нечего было сказать. Скорее всего, Линн была права. Исак старался жить дальше, и делал успехи. Эвену не было нужно удерживать его на одном месте, поэтому он прекратил отвечать. Он читал каждое сообщение и писал длинные ответы в своей голове, но никогда не набирал их. Я не могу быть эгоистом с тобой. Ты заслуживаешь лучшего. Кроме того, ему пришлось сосредоточиться на себе. Ему пришлось сосредоточиться на том, чтобы стать лучше. Напившись, Исак позвонил ему однажды ночью, как Линн и предполагала, и это ранило. Это так сильно ранило. — Малыш, я буду ждать тебя вечно. — Малыш, не жди меня.***
Путь к восстановлению был тернист, и Эвен всё ещё пытался осознать, что пропустил целый год университета. Теперь он собирался выпуститься в том же году, что и Исак, так как до этого он уже потерял один год старшей школы. Великолепно. Эвен делал всё, что было в его силах, и вернулся в дом тёти, к курению на её диване. Мама думала, что он переедет в Осло, но он ещё не был готов. Не сейчас. Пока нет.***
Google Поиск — как лечить шрамы после попытки суицида Google Поиск — как скрыть шрамы после попытки суицида***
— Так когда именно ты собираешься уехать отсюда? — спросил Эвен. — Я всё время возвращаюсь сюда, — ответила Линн. — Сейчас это, типа, мой дом. — Это хреново. — Ну да, по крайней мере ты знаешь, где меня найти, если соскучишься, — ответила, смеясь, Линн. — Я скучаю по тебе, но не скучаю по этому месту. — Спасибо, что навестил меня, хотя ненавидишь находиться здесь. — Конечно, — ответил Эвен, улыбаясь в ответ и держа её за руку. — Я думала, ты уже вернёшься в Осло к этому времени, — сказала она. — Я не готов, — признался Эвен, играя с её пальцами. — Дело в шрамах? — спросила Линн. — Как тебе удаётся каждый раз читать мои грёбаные мысли? — Я не читаю их. Я просто заметила, как ты натягиваешь рукава. — Хм. Наблюдательная. — Это из-за Исака? Ты боишься, что он сойдёт с ума, если увидит их? — спросила Линн. — Ну, да. Но не только из-за него. Из-за всех остальных тоже. Но, да, я думаю, это может убить его. Он будет думать, что это из-за него. — Просто расскажи ему свою теорию о человеке, выпрыгивающем из горящей высотки, — предложила Линн. — Ладно, я уже говорил тебе, что это не моя теория. Это… — Да-да, она принадлежит какому-то белому чуваку из Америки. Я поняла, — ответила Линн. — Ты невыносима, — вздохнул Эвен. — Но ты любишь меня. — Ага, немного, — сказал Эвен. — Иди сюда. — Линн крепко обняла его. Эвен позволил ей. Линн была словно маленький ребёнок, но её ноги были очень сильными. Она была очень сильной. Ей было тяжело после выкидыша, но он знал, что она всё выдержит. Он знал это. — Ты самый сильный парень, которого я знаю, Эвен, — сказала она. — Позаботься о себе и звони мне иногда. — Надеюсь, ты скоро свалишь отсюда, — сказал Эвен. — Надеюсь, следующий наш разговор будет не об Исаке.