Вопреки

              Янтарь слабо переливается почти на самом дне бутылки, когда Пряников наконец замолкает, тяжело вздыхая. Игорь молчит. Всё, что узнал сегодня, ломает мир, переворачивая с ног на голову. Начиная с того, что Андрей Васильевич убил Игнатьева, и заканчивая тем, что Фишер — настолько огромная глыба, что сдвинуть её с места практически нереально. За что браться? Куда бросаться? И стоит ли вообще лезть на амбразуру, когда прикрывать некому? Генерал ясно дал понять — помощи здесь не жди. А теперь и Пряников говорит: «Не пытайся даже думать об этом». А что тогда? Вот так, просто, отдать ему дело отца? Плевать на Игнатьева, — Игорь своё просрал. То, что в наследство осталось. То, что выгрызалось в девяностые, то, что на крови строилось. И на маминой в том числе. Неужели кто-то всерьёз думает, что он спустит всё на тормозах?! — Спасибо, Андрей Васильич, — тяжело выдыхает Игорь, поднимая голову. — Спасибо за информацию к размышлению. — Криво усмехается. — Даже не думай, Соколовский! — предостерегающе начинает Пряников. Игорь только кривится, катая по гладкому столу брелок от машины. Потом кивает резко, поднимается, снова зачем-то кивая. — Игорь! Ты куда? — в голосе Пряникова звучит угроза. И тревога. Чистая. Неподдельная. Искренняя. — Я домой, Андрей Васильич. Честно. — Делает круглые глаза. — Куда мне ещё во, — быстрый взгляд на часы, — втором часу? Не под дом же к Фишеру?! — Смотри мне, — устало выдыхает Пряников. Трёт глаза пальцами. Как же он устал! От этих малолеток амбициозных, от старых друзей, так не вовремя появляющихся… Устал.               Игорь спускается к машине, чувствуя, что окончательно запутался. Как муха в паутине. И с каждым рывком только приближает свой конец. И в этот раз конец — не красивая фигура речи. Нет, если он не остановится — убьют. Он вдруг понимает это отчётливо и ясно. Игры кончились. Нет кошек и мышек. Есть только его жизнь и его желание всё вернуть — на одной стороне. И человек, который считает, что забрал всё по справедливости. Который на шаг не отступит от заданной цели. Да что там — этой цели он уже достиг. А ты? Чего достиг ты? Звания лейтенанта и трёхкопеечной зарплаты? Потерял компанию отца, играя на своих же обидах и неподтверждённых данных. Подставил девушку. И её не стало. Распахнутые глаза Яны отчётливо встают перед глазами, и Игорь рвёт на шее шарф, который только что повязал, сбегая по лестнице, не дожидаясь лифта. Ему тяжело дышать. Душит сознание собственной никчёмности. Тщетности. Пустоты. Ты — никто, Соколовский. Ты — просто тень. Безвольная тень самого себя. Ты потерял себя в погоне за призрачной местью. Потерял близких. Друзей. Любимую женщину… Вика. Одно упоминание её имени, как глоток свежего воздуха, врывается в лёгкие, и он делает глубокий вдох, выбегая из подъезда. Замирая на верхней ступеньке, едва успевая ухватиться за столб, подпирающий козырёк. Дыхание, тяжёлое, рваное, срывается с губ, раздирая глотку. Морозный воздух слепляет ноздри, вырывается наружу густыми облачками пара. Игорь глубоко вдыхает, чувствуя, как отступает приступ недавней, внезапной паники. Выпрямляется, медленно спускаясь по ступенькам к машине. Садится за руль, бездумно заводя мотор, глядя прямо перед собой. Странно, но голова пуста, словно не было в ней несколько минут назад мыслей о Фишере, мести, родителях и собственных ошибках. Он думает лишь об одном — увидеть её. Издалека. Не заходить. Просто посмотреть в её окна. Почувствовать, что она рядом. И уехать домой. В гостиницу, — поправляет сам себя. И думать. Сегодня — о ней. И ни о ком больше. Пережить эту ночь. А дальше… Видно будет, что будет дальше. Он жмёт на педаль, охваченный нетерпеливым желанием добраться скорее. Влетает в её двор, едва не задевая зеркало на чужом Ниссане. Тормозит резко под окнами и поднимает глаза, глядя на мягкий свет, приглушённый коричневыми шторами. Дома. Сидит на диване, подперев щёку кулаком, читает отчёт. Или, может, на кухне смотрит на чайник, ждёт, когда закипит. А может, лежит в ванне, прикрыв глаза, думает о нём… Игорь хмыкает, качает головой. Нет, она о тебе не думает, Соколовский. О ребёнке будущем — да. О Дане — тоже да. Может, о твоих предполагаемых изменах? Возможно. Но только не о тебе. Не заслужил. Согласись — не заслужил ты внимания такой женщины. Отчего-то именно сейчас градус самоуничижения слишком высок. Как и желание увидеть её. Не в мыслях, сейчас, наяву. Услышать голос. Запах почувствовать. Хотя бы ненадолго. Пусть ругает. Кричит. Обольёт презрением. Только рядом. Он кладёт голову на руль, не сводя глаз с её окон, и вздыхает. Зря вообще за руль сел. Надо было такси вызывать. Потому что мысли в голову лезут глупые. Как было бы хорошо подняться к ней, позвонить в дверь, увидеть в дверях, в домашнем, чуть помятую после сна. И на колени упасть. Обнять ноги, зарываясь в них с головой. И будь что будет…               — Игорь! Её голос прорывается сквозь сон, и поначалу кажется ожившей грёзой. Сказкой, в которой так хочется проснуться. Но звук доносится гулко, как сквозь вату, и Игорь нехотя открывает глаза, пытаясь понять, где находится. Первое, что видит — её лицо в затуманенном стекле. Близко. Так близко, что хочется протянуть руку и коснуться. Что он и делает, сталкиваясь с запотевшим стеклом. — Игорь! Открой! Он резко садится, встряхивает головой, как собака. Нажимает на кнопку. Стекло ползёт вниз, и Вика становится чётче, ярче. Настоящая. Живая. Рядом. — Ты что здесь делаешь? Смотрит недовольно, хмурится озабоченно. Кусает губы. — Заехал посмотреть, как дела, — кривится он в улыбке. — Давно здесь? — Вика, укутанная в шарф, что только глаза васильковые, яркие торчат, морщит лоб. — Не знаю, — честно отвечает. — А сколько времени? — Полчетвёртого. — Давно. — Игорь легко пожимает плечами, окончательно просыпаясь. — Что-то случилось? — Вика требовательно смотрит, ожидая ответа. А он вдруг теряется, не знает, что сказать. Как объяснить это желание — её увидеть? Вот она, рядом, а слова теряются, рассыпаясь пеплом под ноги. — Всё в порядке, Вик, — хрипло говорит он внезапно севшим голосом. — Ты иди, не мёрзни. Я домой поеду. — Куда ты поедешь? — говорит она раздражённо. — Ты себя видел? — Видел, — кивает. — А что не так? Следов дуэли на лице нет! — Какой дуэли, Игорь? Сколько ты выпил? — Я, Виктория Сергеевна, пил с начальством. А значит, всё в рамках приличия. — С кем? –Викина бровь недоуменно ползёт вверх. — Вик, с Пряниковым, — говорит Игорь, вдруг чувствуя себя виноватым. — Он в курсе. — Что ты ко мне поехал? — Нет. Я к тебе случайно заехал. По пути. — По пути? Твоя гостиница в другой стороне. — Вика отступает на шаг, решительно кивая. — Выходи. — Куда? Я боюсь женщин при исполнении. Решила пристрелить, чтоб не мучился? — К Игорю возвращается дурашливое настроение. Хочется смеяться в голос без причины. Вот она, рядом, близко, и от одного этого факта хочется кричать. Хочется заставить её улыбнуться. Один раз хотя бы. — Не глупи, Игорь, — устало выдыхает Вика. Игорь морщится — что-то подобное он сегодня уже слышал. — Пойдём домой. «Домой». Он замирает, позволяя этому слову на мгновение пройти сквозь него, обдавая тёплым, бежево-жёлтым светом. Как ночник у кровати. Домой. У него нет дома. Нет семьи. У тебя никого нет, Соколовский, о чём тут мечтать? Скрипнув зубами, Игорь резко качает головой, сбрасывая слишком сладкое наваждение. Не заслужил, ты прав. И делать тебе здесь точно нечего. Он трезвеет резко, будто мозг продувает ледяным ветром. Улыбается, надеясь, что вышло мягко. — Вик, я к себе домой. А ты — к себе. Прости, что побеспокоил. Урчит мотор, прогреваясь. Игорь про себя проклинает мороз, что не позволяет сразу, эффектно уехать. — Игорь, прошу, зайди. — Вика говорит медленно. Через силу выталкивая слова. Ей так хочется, чтобы он остался. Ещё немного. Хотя бы на полчаса. Зашёл, выпил кофе. Рассказал. Поделился. Но он закрывается, на глазах становясь чужим. Холодным. Далёким. И от этого с груди разливается тоска. Острая, хоть вой. — Не нужно, — внезапно охрипшим голосом отвечает Игорь. И смотрит прямо в глаза. Пристально. Будто душу наружу вынимает. И Вика понимает, что он прав — не нужно. Потому что слишком остро. Слишком больно. Ей всё ещё слишком больно. А он… Он ворвётся в её жизнь, заполнив до края, затопив воспоминания. Те, другие. О другом. И это тоже будет больно. Нужно ли ей это? Секунды текут слишком быстро, а он всё смотрит на панель, не зная, что ещё сказать. Только бы уехать подальше. — Игорь, останься. — Вика говорит еле слышно, и он скорее чувствует — не слышит, что она говорит. Мотор довольно рычит, объявляя о готовности отвезти хоть на другой конец света. И Игорь медленно переводит взгляд на Вику, проглатывая ответ.