Встреча

В глубинах джунглей Тоутля, среди безлюдных лесов и пустых равнин, скрылся величественный храм Хеи, богини рождения, ведающей основы жизни. Сотни лет эльфы стерегли это место, пока долгая война городов-государств не разрушила основы их мира. Подорванный каркас общества рухнул, и эльфы разбрелись кто куда, оставив чудесные храмы и величественные пирамиды, вернувшись к тому, чем занимались их предки – к охоте и собирательству. Долгим был этот процесс, и поныне можно найти помнящих время великого Оцилли, или Акуамеко. Одной из таких помнящих, впрочем, не зревших воочию, была жрица Хеи – её мать рассказала ей о великих городах и могучих героях прошлого. Юная Аменоокль сидела на парапете, скинув длинные ноги вниз. Никто больше не звал её ласково и кротко – Коутли. Её мать умерла несколько лет назад, оставив дочь наедине с пустующей громадой храма. Новая жрица Хеи едва разбиралась в повседневных ритуалах, но постепенно её жизнь обретала ритм, достойный могучего святого места. Паноокули забрала лихорадка. Аменоокль иногда приходила к её могиле, небольшому кругу замшелых камней, где покоилось обнажённое тело жрицы, завернутое в погребальный саван. Сегодня был ласковый, солнечный день, один из тысячи подобных, благословляющих джунгли Тоутля. В речных долинах сеяли маис земледельцы, охотники выходили на битву с чащей, вооружившись стрелой и копьём. Закончился сезон дождей. Закончился и траур Аменоокль, обычай, свойственный роду жриц – два года она оплакивала мать, принося той ожерелья из ракушек и осколков кости. Теперь эльфийка была уверена – дух родительницы не потревожит её во снах, и в гневе не заберёт у неё ребёнка, как это случается с гневными духами матерей, брошенных потомками в сырых могилах. Жрица гладила свои атласные ноги, разминая пальцами крепкие икры. На ногах у неё красовались золотого цвета сандалии. Ремешки блестели на солнце, а она хмурилась, сводя к переносице рыжие брови. Сегодня не просто конец траура. Сегодня день, когда Хея дарует своей верной жрице супруга, могучего и сильного, способного обуздать тайны жизни. Так её отец, погибший в племенной стычке, нашёл её мать – в назначенный день оказался случайно у порога храма. Рискнув зайти в темноту, он вынес оттуда Паноокули, как свою собственность, и проклятье Хеи не настигло жрицу, защищённую разумом и волей. Если же она, Аменоокль, останется одна, то не только не познает радости жизни, но и превратится в обратную сторону себя – забытый призрак забытой женщины. От порыва ветра многочисленные золотые украшения на её теле вздрогнули. Аменоокль повернула рыжую голову в сторону чащи, а по тёмной коже пробежалась дрожь. Чувствуя, что храм зовёт, она послушна спрыгнула вниз – изящные грудки вздрогнули, и Аменоокль уверенной, кошачьей походкой направилась к святилищу. Она была высока, и это придавало жрице гордости. Мало кто мог сравнится с ней ростом, то было наследие Покулли, отца, ясного воина-ягуара, такого могучего, что джунгли бежали от его шагов прочь. Девушка слышала о тысячах подвигов и приключений, во многих из которых желала бы участвовать сама. Она представляла себе, как борется своим колдовством с опасными чудищами чащи, которых хватает в ночное время. Но увы, об этом не могло идти речи. Если сегодня её не найдёт достойный супруг, она превратится в колдунью, и чары её будут действовать лишь на людей – и только во вред. Короткая юбка из белого хлопка ласково скрывала мягкие бёдра. Иногда эльфийка останавливалась, чтобы коснуться своей попы – в восхищении она сжимала ягодицы, наслаждаясь внутренней силой мышц. Гибкости ей было не занимать. Вдруг, Коутли остановилась.Она взглянула на тёмную громаду храма – огромную пирамиду, где сотни её предков служили день ото дня. Внутри её мышц проснулась желание, зревшее так давно. Она почитала Хею, и почитала честно, но видела в ней столько мрака, сколько вообще мог узреть смертный. Иногда ей казалось, что богиня обманута смертными, что её слова – бабочка, замершая на ветру. Возможно, жизнь скрыта не здесь. С неожиданным спокойствием, пожалуй, с самоубийственным, Коутли развернулась, бросила последний взгляд на парапет, под которым бушевал водопад, закрыла глаза, и с громким криком побежала вперёд, напрягая каждую мышцу. Долгий полёт прервался ударом. Она оказалась погребена под толщей воды, и только умелые руки спасли от смерти в пучине. Золото тянуло Коутли вниз, и эльфийка срывала с себя украшенья и кольца, украшенные атрибутами Хеи. Вниз летели золотые пластины, уходили под воду тысячи черепов и костей. Казалось, какие-то чары спали с эльфийки Аменоокль, и она узрела правду, которая пугала её всю жизнь. Девушка с дрожью выбралась на песчаный берег. Её тело покрывала холодная вода, и изрядное количество тины. На ногах красовались злополучные сандалии – она сдёрнула их одним точным движением, и так же бросила в воду. Коутли подняла голову – яркое солнце едва ли дошло до полдня, а значит, у неё есть время, чтобы добраться до какого-нибудь селения (пусть она и не смыслит дороги). Оставшись одна, вне присмотра статуи Хеи, Коутли чувствовала одиночество. Однако, она так же чувствовала и свободу, и расслабленность мышц пояса. В нерешительности она коснулась своего лона, рыжей шёрстки, и края закрытых врат. Ощутив возбуждение, Аменоокль поняла – богиня больше не властна над её телом, и больше не приказывает ей, как жить, и как умереть. В этот момент, сила, исходящая от земли, вздёрнула её голову вверх – голубые глаза узрели солнечный свет, и парившую в небе птицу. Коутли пробрал ужас, когда она разглядела на крыльях птицы тысячи зорких глаз, а перья оказались чешуёй, зелёной, ярко сверкающей в лучах светила. Видение забрало у неё остатки сил, и Коутли рухнула, провалившись в сон. Где-то через час Коутли проснулась, разбуженная громким ветром. Девушка чувствовала в черепе страшную боль, впрочем, уходящую с каждым движением. Коутли погладила рыжие волосы, прилипшие к телу. Они были покрыты песком. Почему-то это вызывало смех, и девушка обрадовалась, сама не зная, чему. Мощные, крепкие ноги легко подняли её вверх. Мышцы были послушны, хотя она помнила, что проделала тяжёлый труд. Видение, снившееся ей, прервалось. Она больше не была эльфийкой – уши как у обычной женщины. Она больше не была жрицей. Больше не была призраком. Она больше не была высокой и объятой золотом. Смуглое, обнажённое тело, принадлежало только ей, а не сокровищам. Целительные воды Сухли спасли её, и в благодарность она, покачиваясь, подошла к воде, наклонилась, с восторгом чувствуя ласковый ветер кожей бёдер, и поцеловала кромку воды, всё ещё мутную от её движений. Затем девушка направилась по речному берегу вперёд, не разбирая дороги. Если боги позаботились о ней, когда она сделала свой, казалось бы, фатальный прыжок, они позаботятся о ней и теперь. Самонадеянность радовала её сердце. Долгая ходьба – быстрый голод. Сорвав по пути несколько плодов, Коутли утолила голод, но только на первое время. Ей нужна была рыба и мясо, чтобы поддерживать тело в порядке. Все жители джунглей знали об этом с малых лет. От одинаковой еды, как сладка бы она ни была, портится тело и зубы. Белая юбка запачкалась грязью, и была насквозь пропитала влагой. Коутли стянула её вниз, и оставила лежать на берегу, чтобы вскоре та загнила и исчезла. Река всё расширялась, пока наконец, не вылилась в озеро, чья блестящая поверхность резала глаза Коутли. С улыбкой девушка забралась по колено в воду, осматривая свои охотничьи угодья. Чутьё подсказывало её, что здесь будет много рыбы, и мало ягуаров, столь опасных для человека. Может быть, ей удастся приручить оцелота, чтобы тот охотился на мелкую дичь. Иногда жители Тоутля делали так, но получалось редко. Вдруг, она заметила справа от себя струйку дыма, рвущуюся к небесам. В испуге, девушка отпрыгнула в джунгли, и быстро затерялась среди растительности. Кто это? Воины? Собиратели? Какое это племя? Жизнь в храме сделала её отрезанной от жизни, и даже если она встретит уэй-тлатоани, она не узнает его. Коутли двинулась сквозь кустарник к цели, уже примечая крохотный огонёк костра, мало того – чувствуя запах жареной рыбы. Девушка старалась быть осторожной, но долгая изоляция отняла у неё природную ловкость – наступив на ветку, она поднимала много шума. Оставалось надеяться, что разведшие огонь люди не столь остроухи, как её предки. Прижавшись к земле, она ползком забралась в густые заросли кустарника. Здесь было много насекомых, и судя по всему, недалеко закопали потроха рыб. Неудачное место для наблюдений, но лучшего она не смогла придумать. Чуть раздвинув горячие, зелёные стебли, Коутли ахнула от удивления. На песке, боком к ней, сидел мужчина. Его тело было покрыто зелёной чешуёй. Он был целиком обнажён, и что-то сжимал в руках. Пока ей не удавалось разобрать, что именно. Тело его выглядело гибким и мощным. На голове красовались красные перья. Коатль. Как в сказках! Когда-то коатли жили среди людей, пока те, не возомнив себя бессмертными, не уничтожили их племя, а выпив их крови, сделали себя эльфами – бессмертными, нестареющими существами света. Так говорила память Аменоокль, её далёкого предка, засевшего в голове. Это были прекрасные, гибкие люди-змеи, их чешуя бывала разного цвета, как людская кожа, вместо волос они носили перья, а их взгляд обладал чудодейственной силой – он мог как убивать, так и исцелять. Проморгавшись, Коутли (кстати, её имя происходило от названия этого народа) всмотрелась сильнее. Мужчина был достаточно молод. У него был мощный подбородок, но достаточно гладкие черты лица. Чешуя на нём была чуть тоньше, менее твёрдая, чем на руках. Он казался немного полным, но слабым Коутли не посмела его назвать – несмотря на то, что мышцы не бугрились, в них была скрыта сила, и когда руки коатля двигались, было заметно, как красиво они напрягались под чешуёй. Она не видела цвета глаз, слишком далеко, да и коатль сидел зажмурившись. Наконец, когда Коутли разглядела, что сжимает в руках рыболов, по её телу пробежалась приятная дрожь. Мужчина сжимал в пальцах длинный, красный стержень. Неторопливыми движениями он разминал свой член, тяжко дыша. Он двигался плавно, осторожно, хотя Коутли видела сдерживаемую спешку. Внутри неё вспыхнуло пламя. Почему этот мужчина хочет освободиться от своего семени? Это возбуждало, но и пугало одновременно – получается, он здесь совсем один. Без женщин мужчины становятся холодными… Она наблюдала за ним ещё несколько мгновений, прежде чем решилась выйти. Лоно Коутли горело от желания, а на закрытом бутоне выступили прозрачные капли. Ей надоели насекомые, и ещё сильнее надоел запах рыбы. Коатль заметил её сразу, стоило женщине выйти из укрытия, и сделать несколько осторожных шагов. Он не прервал своего занятия, но посмотрел на неё, показав глубину своих изумрудных глаз. В них читалось одиночество, но также читалась и ласка. Вид её, обнажённой, горячей, с твёрдыми сосками на мягких грудках, кусающей пальчик, говорил сам за себя. Женщина двигалась осторожно, превращая каждый шаг в едва заметный танец. Она подошла к коатлю боком – мужчина-змей сверкал в солнечных лучах, а хватка пальцев, сжимавших красное острие, заметно ослабла. Миг, другой, и Коутли оказалась так близко, что смогла ощутить исходящее от него тепло. Чешуйчатая рука коатля отпустила клинок, и тот слегка опустился, красиво лёг на его бедро. Коутли вздрогнула от желания, и едва сдержала порыв бросится к нему на колени, чтобы горячий член утолил её жажду внутри. Пальцы мужчины пробежались по её бедру, с которого стекала влага. Коутли покорно отдала себя в его власть, и когда коатль обхватил её бёдра одним широким движением, только вздрогнула от неожиданности. Острый кончик носа ткнулся в рыжую шёрстку лобка, и через мгновенье длинный, красный язык мужчины раздвигал её нежные створки, а она в исступлении гладила его голову, цепляясь пальцами за перья, гладя нежную кожу век. Видя, что член снова наполнился кровью, Коутли возбудилась ещё сильнее – так сильно, что язык мужчины обжигал. - Возьми меня, и кончи, чтобы я была беременна. Коутли не знала, поймёт ли её коатль, но тот прекратил ласки, и улёгся на горячий песок. Она в восторге опустилась вниз, и вскоре её истекающий соком бутон замер над красной головкой коатля. Чешуйчатые руки нежно схватили бёдра, сжали их изо всех сил, и Коутли закричала – её опустили вниз, вонзая сладкий стержень в глубину врат. Смуглая девушка дёрнулась, почувствовав тонкую боль, но забыла о ней, стоило коатлю развести свои ноги шире, и начать двигаться вверх, вталкивая алый клинок в её глубину. Тёплые руки Коутли упали на его грудь, сжав едва заметные соски, и она застонала от удовольствия, чувствуя, как оргазм пробивается сквозь толщину тела. Его движения вызывали трепет. Вот, он схватил её спелую грудь, и сдавил сосок, словно надеясь напоить себя её молоком. Коутли дёрнулась в сторону, но он обхватил её крепко, не давая сбежать. Видя, что мужчине нравится её борьба, она начала дёргаться изо всех сил, представляя, что её берут силой – а он оживал, с каждым разом обхватывая её крепче и любовней. Она вырвалась, освобождая стержень, и медленно поползла на четвереньках по песку, тихонько постанывая. Коатль дёрнулся за ней следом, и вошёл, схватив её под живот, и натянув на свой член, вновь посетивший её глубину, озаривший своей любовью. Теперь он жёстко драл её сзади, покусывая нежные плечи, дёргая рыжие волосы, натягивая их, как поводок. Извиваясь от его силы, тяжело дыша, Коутли чувствовала, как сильно раскрылась в глубине – тело хочет семени, жаждет носить его дитя. Кажется, что они расстались когда-то давно, а теперь встретились вновь, чтобы продолжить свою любовь, и укрепить. Жаждя видеть его лицо, она снова вырвалась, и успела упасть спиной на песок. Любовник тут же настиг её, поражая красным клинком, погружая его на всю длину. Он был горячим, тяжёлым, широким, она чувствовала, как тяжко он идёт сквозь узкую киску. Она гладила его тело, плечи, тонкую шею, наслаждаясь теплом под чешуёй. Наконец, чувствуя зародившуюся в глубине дрожь, Коутли с силой обхватила его ногами, прижала к себе, крича «Пожалуйста! Заполни меня!». Стоны пробирали её грудь, и она держалась за обретённую любовь, лаская ступнями его бёдра. Тут, мужчина закричал, освобождая себя – его член дёрнулся, раз, второй, и наконец брызнул внутрь потоком живого тепла, согревающего её лоно. Коутли кончила тоже, оргазм сотряс её тело, лоно сокращалось, вбирая в себя семя. Женщина чувствовала, что беременна от него несколько раз – странное ощущение, жгучее, как будто она родит больше трёх детей. В глубине души она знала, почему. Мужчина упал на неё, покусывая грудь, что было щекотно, а она обнимала и гладила его, говоря тёплые слова, и признаваясь в любви, которую действительно в себе нашла.