Иметь, потерять и приобрести

У Сансы Старк было много всего. С детства у нее было много платьев и игрушек, много сказок рассказывала ей старая Нэн, у нее было целых двое живых, здоровых и любящих родителей (что редкость в Вестеросе), в конце-концов, много братьев и сестер, среди которых затесался даже один бастард. Это было больше, чем у доброй половины маленьких благородных сиров и леди Вестероса. А позже у нее появилось много всего другого, правда, за это другое пришлось заплатить первым. В одночасье у нее не стало ни родителей, ни братьев и сестер, ни игрушек и сказок старой Нэн. У нее появилось личное проклятье - жених-король. Каждый день, сидя на своем Железном Стуле, он не только мучил ее своими попытками сломать ее, он всем своим видом напоминал ей о ее ошибке, страшной и неисправимой. Она запомнит этот урок навечно: больше она никогда не предпочтет призрачную любовь своей семье. Впрочем, вполне возможно, что ей этот урок не пригодится, семьи у нее не осталось. Санса не задумывалась о прошлом, она получала уроки каждый день из окружающего мира и училась выживать в клубке из змей и разъяренных львов. По крайней мере, она старалась. Но перед сном - нет-нет, да и мелькнет горестная мысль: "Как же так получилось?" Нет, как так получилось, она прекрасно знала, по крайней мере, часть от этой правды. Но все же - как так вышло, что она оказалась в мире, где настоящей любви и рыцарства не существует? Дома все это было - ее отец и брат были самыми настоящими рыцарями со своим кодексом чести и долгом, мать любила отца нежно и верно, и отец отвечал ей тем же. А теперь она должна быть стойкой и сильной, как мужчины, как воины, чтобы дожить хотя бы до следующего дня. У нее был личный дьявол. Дьявол явился в облике лорда, мастера над монетой, с седыми висками и пронзительными серо-зелеными глазами. Он нашептывал ей на ухо ужасные, страшные вещи ежедневно, ежечасно. Конечно же, сам мастер над монетой, лорд Петир Бейлиш, с Сансой пересекался в замке мало, но каждый раз, как он появлялся эти мысли возникали сами по себе, просто так, при одном взгляде на этого скользкого, увертливого, как змея, человека. "Он мамин друг" - шептал ей дьявол, - "Он тебе поможет, если ты назовешь цену. А может, поможет и без выгоды...посмотри на него, посмотри, какие взгляды он на тебя бросает". Мысли были одна другой противнее, но они не заглушались ничем, и никак ей было от них не избавиться. "Он любил, и может быть, еще любит твою мать, Санса. А ты прекраснее своей матери в молодости, тебе все это говорят. Посмотри, он захочет тебе помочь, чтобы выслужиться перед твоей матерью." Но Санса была сильной. Как бы дьявол ей не нашептывал, она не поддавалась. Ей был противен Мизинец, она ему не доверяла, не могла доверять. При одной мысли, что этот человек был влюблен в ее мать, а теперь испытывает те же чувства, смотря на нее - и это было чем угодно, только не любовью - у нее все внутри сжималось, она как будто раз за разом раздевалась при всех. Петир Бейлиш ничем не заслужил ее доверия и расположения. Он не был похож на рыцарей из легенд, и он не был похож на отца, на которого можно было бы положиться. Это не он спасал ее от гнева Джоффри, и не он вселял надежду на спасение. Он жил ради собственной выгоды - таким, может, и должен быть мастер над монетой и придворный в Королевской Гавани, но не ее спаситель. Нет, Санса - сильная девочка, она не поддастся ему никогда...наверное. Потому что Дьявол тоже силен по-своему. У нее был Флориан - сир Донтос. Она его спасла своей...добротой или хитростью? А, впрочем неважно. Сир Донтос напивался и называл ее своей Джонквиль. Сначала Сансе это дарило надежду, а потом призрак надежды приелся и испарился. Сир Донтос ничем не походил на отважного Флориана, а она не чувствовала себя прекрасной Джонквиль. И вообще, с каждым днем Санса все больше убеждалась, что легенды и сказки - это всего лишь легенды и сказки. Всего лишь слова, чтобы маленькие леди крепче спали и меньше думали. Прямо как она сама раньше. Сир Донтос обещал ей помочь выбраться отсюда - но он всего лишь шут. Что он может сделать? Конечно, Сансе было невдомек, какой властью, порою, обладают шуты и евнухи при королевском дворе. Но сир Донтос не был настоящим рыцарем, он был всего лишь благодарен Сансе, а как быстро выветривается благодарность из человеческого сердца, не обремененного излишней честью, присущей благородным рыцарям? У Сансы был свой Бес, который был не бесом, а самым настоящим Неведомым, одним их Семерых. Но он был не богом смерти, в обычном понимании Неведомого, а неизвестным, многоликим. Несмотря на то, что он десница и один из Ланнистеров, ему не возносили похвалы и его не любили, и даже не боялись. Но Санса была не глупой, она видела, что слово Тириона Ланнистера может многое, иногда даже больше слова королевы, которой как раз-таки возносили похвалы, ее любили и боялись. Бес никогда ей не говорил и не делал ничего плохого, пусть она и знала, что это из-за того, что она - ценная пленница, а Бес любит своего брата-Цареубийцу. Но Санса также видела в его разноцветных глазах сострадание, которого не было в глазах того же лорда Бейлиша. К пленнице можно относиться по-разному, и Бес был добрым тюремщиком. И все же...Тирион Ланнистер был Ланнистером, с опротивевшими уже золотыми волосами и одним зеленым глазом, со всей присущей всем львам хитростью. Санса не знала, чего ей ждать от многоликого Беса. Он спасал ее от гнева и жестоких забав Джоффри, и он был врагом королевы, пусть и по-своему любил сестру (даже если эта любовь - всего лишь отголосок любви к брату). Но Бес ведет игру, игру ужасную и смертельную, которая заставляет его жечь людей диким огнем и посылать свой флот на верную смерть, а она в этой игре - всего лишь разменная монета. У Сансы Старк было в новой жизни и кое-что хорошее - свой Хранитель. Хранитель был страшен, словно сама смерть, ужасен, будто дикарь на поле боя и зол, будто олицетворение всей ненависти в этом мире. Но зато он не лгал. Собака отдаст за тебя жизнь и никогда тебе не солжет. И смотрит тебе прямо в глаза. Он был некрасивым, недобрым, неблагородным и еще много всяких "не-". Но Пес все еще пугал ее гораздо меньше, чем сир Илин Пейн. Сандор Клиган не был рыцарем, но разве не рыцари избивали ее? "Единственный раз, когда Джоффри приказал ему ударить тебя, он этого не сделал" - шептал ей в этот раз другой голос, не дьявольский, а тот, к которому хотелось прислушиваться, который рождался из сострадания и пробуждал в ней доброту. Пса ей было по-настоящему жалко, не так как жалеют больных, умирающих и ничтожных, а так как жалеют сильных, но несчастных. Сансе было жаль, что Пес живет одной лишь яростью и ненавистью, не зная любви и ласки. "Он тебе не лгал, в отличие от всех остальных, - продолжал шептать чистый и светлый голос. - Отец и мать не говорили тебе правды о жизни, позволяя жить в мечтах и сказках. Джоффри лживо называл тебя своею леди, и игрался с тобою, как с зайцем, в которого он так и не смог попасть стрелою из арбалета. Сир Донтос дает тебе ложные обещания, веря в которые ты чувствуешь себя маленькой глупой девочкой". ...Почему-то, Пес привязался к Сансе. По какой-то неведомой ей причине, он защищал ее. Она по-прежнему не могла смотреть на его лицо, испещренное шрамами, и она по-прежнему не могла смотреть в его глаза, захлебывающиеся в ненависти и злобе, но она не боялась, когда он провожал ее к ее покоям, пусть пьяный и страшный. Старкам не привыкать к страшному зверью, ведь на их знамени скалится лютоволк. Пес не был исполнен честью - он убил маленького Мику в тот ужасный день, но он защищал ее (или ей так хотелось думать?), слабую и беззащитную. Сандор Клиган был личным телохранителем Джоффри, но он не подчинялся ему безоговорочно. - Довольно, - сказал он своему королю тогда. Довольно. Она не доверяла Псу, как и всем в этом чертовом замке. Он называл ее Пташкой, и после этого она чувствовала такую безысходность, будто она и впрямь заперта в тесной золотой клетке. Он заставлял ее чувствовать отвращение ко всему на этом свете, говоря об убийствах и жестокости, и он до смерти пугал ее, заставляя смотреть ему в лицо и выпытывая песню, будто она действительно всего лишь певчая пташка. ...но среди всего этого человеческого барахла и лукавого зверья в этом замке мучений и боли, спокойнее всего ей было в моменты, когда Пес был рядом. Его белый плащ сзади казался крыльями, а спина выглядела надежнее каменных стен. Ей иногда казалось, будто что бы ни случилось, Пес придет ей на помощь, словно верный пес, пусть это было всего лишь иллюзией... ...а потом Пес ушел. Она пока что так и не разобралась, стоит ли ей жалеть о том, что она не пошла вслед за ним. Он бы действительно не тронул ее, она в это верила, и действительно довез бы до Винтерфелла в целости и сохранности. Так почему же отказалась?..Наверное, потому что он и впрямь ее пугал, и Пес это видел. Но ей не хватало этого ощущения надежности, которое нет-нет, да и возникало... Иногда она доставала плащ, который никак не подходил леди вроде нее, который все еще отвратительно пах кровью, потом и, правда-таки слегка, кислым вином и блевотиной. Санса даже сказала бы, что он вонял просто отвратительно. Но белый колючий мех все еще был мягче любой перины. Накрывшись им с головой, Санса чувствовала освобождение, которое пришло вместе с этим плащом, когда ненавистные теперь ей рыцари разорвали ей корсаж. Плащ будто скрывал ее от позора. Будто прятал от этих ненастоящих рыцарей. Прятал от глаз Джоффри, который упивался ее стыдом, болью и слезами. И пусть Санса осознавала, что больше всего походит на маленького ребенка, спрятавшегося от чудовищ под одеялом, но ничего поделать не могла. Плащ Пса оставался ее единственным щитом и убежищем. Под плащом Санса думала о всем том, что она имела, о том, что потеряла, и о том, что теперь она приобрела. Каждый день она брала уроки из окружающего мира, каждый день училась разбираться в людях и выживать одной, без помощи кого-либо и чего-либо. И ей приходило в голову, что сейчас она имеет гораздо больше, чем раньше.