ответ, который он знает

Гастон никогда не любил Лефу и считал, что любить Лефу — смешно. Кто вообще может его любить? Он же такой низенький, полненький, а ещё очень наивный, простенький и глупенький. Гастон кривится, когда думает о нём. Кривится всегда, когда думает о нём. Кривится больше, чем при мысли, что Белль смогла полюбить… этого. Этот смазливый парнишка, от одного взгляда на которого тянет блевать. Даже его имя было произносить противно. Вот только даже его полюбили, а Лефу — нет. И никогда не полюбят, потому что Лефу — не тот тип людей, в которых обычно влюбляются. Лефу можно пользоваться, но не любить. Гастон чувствует себя садистом, раз за разом издеваясь над ним и его чувствами. Глупая, безнадёжная и до смеха нелепая влюбленность. Но Лефу ни на что и не надеется. В самом деле, на что надеяться, когда ты не создан для любви? Для издевок — да; для насмешек — конечно!; для того, чтобы любить — естественно. Гастон никогда не забывает повторять, что он, «маленький жалкий коротышка», не достоин, чтобы его полюбил даже такой, как он сам. Лефу понимает это и ничего не говорит и, несмотря на издевки, продолжает любить его всем сердцем и отдавать ему всё, что только можно. И даже чуть-чуть больше. И, конечно же, Лефу удивляется, когда какой-то парень приглашает его на танец. Второй раз. Не тогда, когда танцуют все и они просто случайно перескакивают друг к другу и соприкасаются ладонями и их словно током прошибает, а потом, уже после бала, когда не танцует никто, Стэнли приглашает его на танец. Без музыки, без зрителей и даже не в замке. И они кружатся, кружатся, пока не устают ноги, пока весёлые улыбки не превращаются в устало-счастливые. И, возвращаясь домой, Лефу понимает, что не чувствовал себя таким счастливым никогда. Даже когда Гастон случайно обнимал его на каких-то своих собственных радостях. Лефу восторженно прыгает по дому, вспоминая каждое движение, касание и улыбку. Прыгает, пока в голову тяжелым ударом не врезаются слова Гастона о том, что никто никогда не полюбит его, потому что он совершенно не тот, к кому возможно испытывать хотя бы симпатию. Расстроенный Лефу перестаёт скакать и ложится спать. Но дни идут, а Стэнли всё ещё оказывает внимание, дарит Лефу улыбки, прогулки, танцы и шутки. Смешнее, чем у Гастона. И с них Лефу смеётся по-настоящему. Стэнли приобнимает за плечи, шепчет комплименты на ухо и Лефу скованно улыбается, мол, ну что за бред, неужели это про меня? И Лефу вздрагивает, когда парень просит его посмотреть на него снова. Просит своим каким-то особенным, ласковым голосом, каким с Лефу никогда не говорили. Он отвлекается от звёзд на небе, на которые ни с кем не смотрел ранее, и переводит взгляд на парня. А потом чувствует чужие губы на своих губах. Его целуют так нежно и трепетно, как не целуют нелюбимых. И смотрит Стэнли так же. Как не смотрит никто. И Лефу понимает наконец, как это — когда тебя любят. И понимает, что он тоже достоин этого. Гастон не обращает на них внимание. До тех пор, пока не замечает, что никто на него больше не вешается. Пока на охоте не становится слишком тихо. И ему больше никто не говорит, что он превосходный. Никто больше не приносит в таверне две кружки пива — для себя и него, которые выпивает только Гастон. И над его шутками больше никто не смеётся. Но Гастон и слова не говорит, когда замечает, как Лефу счастлив. Только с огоньком злости в глазах пинает кружку из-под пива, закатывая её тем самым под кровать. И слишком часто кривится. И когда доносится новость об их свадьбе, Гастон плюёт на неё сильнее всех. Но на самом деле удивляется больше всех. Лефу же такой маленький, как муха назойливый, совершенно некрасивый. Это же невозможно. Гастон кривится. Господи, и как вообще можно полюбить Лефу? Ну-ка, Гастон, скажи, как же?