С разрыва прошёл уже почти месяц, но Брендон всё ещё дёргается, слыша имя Райана, и иногда просыпается по ночам. Тайлер ночует у него пять раз в неделю (оставшиеся два он работает в ночную смену) и слышит, как тот шаркает немного большими (россовскими) тапками по полу, иногда всхлипывая.
Брендон мог бы обратиться к Саре: она замечательная; в отличие от Тайлера, она действительно умеет успокаивать. Но у Сары есть девушка и друзья, а у Тайлера — почти всегда только Брендон, поэтому по вечерам он поёт Ури о кровоточащих люках, богохульстве и бескрылых птицах. Иногда к ним приходит Марк, или Спенсер, или та же Сара с девушкой (несмотря на всё, они оба любят общаться с людьми), и тогда песни говорят о верующих или доме из золота. Ребята любят его музыку, но он не стремится выносить её за пределы их маленького мира.
Брендон говорит, что Тайлер мог бы стать известным, что его лирика даже лучше, чем у Битлз. Он любит Битлз всем сердцем, и это на самом деле лучший комплимент с его стороны. Джозеф ценит это.
Как-то раз, в пятницу, Тайлер вытягивает Брендона в кафе.
— Я подрабатываю здесь иногда, — объясняет он, — здесь классно, — Брендон молча кивает и вяло улыбается. — Сегодня здесь выступает один мой знакомый... Он чудесный, и я хочу, чтобы ты его послушал.
— Если это попытка свести меня с кем-то... — начинает Ури, но Тайлер перебивает:
— Нет. Не попытка. Я даже не знаю, нравятся ли ему парни. Просто... песни.
— Хорошо, — его вздох не похож на согласие, но это и не важно, потому что они уже стоят перед резными дверями с вывеской, и Тайлер всё равно его не отпустит.
Внутри свободно, и они садятся прямо около небольшой сцены, выступающей из стены. Брендон не хочет есть, но Джозеф пытается дать ему хотя бы кофе:
«мы находимся в кафе, ты не можешь просто сидеть и пялиться на микрофоны».
«Месяц, — думает он между тем. — Сколько можно, Брен?» Другой парень чувствует это, поднимает взгляд и виновато смотрит ему в глаза.
— Прости, Тай. Ничего не могу поделать.
Через какое-то время на сцену выходит высокий худощавый мужчина. Его волосы небрежно откинуты в сторону, и пара прядей закрывает глаза. Он одет во всё чёрное и выглядит по-странному весело и устало одновременно; как будто он не спал трое суток, но при этом не мог отказаться от возможности выступить, потому что действительно любит это.
— Это Даллон, — шепчет Тайлер.
— Здравствуйте, меня зовут Даллон, и я — бедный музыкант, который споёт вам несколько бездарных песенок, — звучит из колонок. По помещению проходят смешки.
— Они не бездарные, — улыбается Тайлер.
— Нет, — глухо раздаётся в ответ. Джозеф хмыкает: Брендон даже не пытался поднять взгляд от кружки с кофе.
Они сидят и смотрят в разные стороны: один, слегка откинувшись на стуле, заинтересованно поглядывает на сцену, а другой рассеянно вертит в руках кружку. Брендон очень хочет уйти, но ещё больше он хочет показать Тайлеру, что с ним всё нормально. Доказать себе, что его жизнь всё-таки продолжается. (Это кажется такой большой ложью.)
Тёмные матовые стены кафе почему-то не чувствуются уютными; на потолке, прямо над его головой, мигает жёлтая винтажная лампочка. Чёрный кофе с молоком плещется о стенки начищенной до блеска голубоватой чашки.
Внезапно его слух вырывает из общего шума пение того высокого парня, Даллона:
— Может ли это быть любовь с первого взгляда? О, подождите, я говорил это ранее... — его голос довольно резкий, и в голову Брендону лезут сравнения.
— Его голос похож на твой. Такой же скрипучий, — Джозеф хмыкает в ответ и щурится, поворачиваясь на стуле. Ури пытается слушать — это неплохо для начала.
Тайлер не знает, но неозвученная мысль всё равно оседает в сознании: «он звучит не как Райан».
Не как Райан.
По-другому.
Он пытается остановиться, но не может не сравнивать, не может не вспоминать мягкий тенор Росса и тихие мелодии, которые тот напевал по вечерам, любовно водя по струнам старой гитары. Пытается, но не может.
Голос этого парня (мужчины) — Даллона — слишком сильно отличается.
— Не хотел бы ты, не хотел бы ты поцеловать её? — несётся со сцены, и на глаза Брендона с каждой секундой наворачиваются слёзы. — Не хотел бы ты потанцевать с ней?
Он закусывает губу и отворачивается, изображает заинтересованность в чём-то в другом конце кафе, в раздражающей лампочке над головой, в пустеющей кружке с кофе. Лишь бы Тайлер не заметил. Пожалуйста, лишь бы не заметил.
Тайлер замечает. Он молчит, и сжимает губы, и хмурится, бросает на сцену красноречивые взгляды. Даллон перехватывает их и кивает, слегка улыбаясь, продолжая петь.
— Каждый лучше, лучше меня, — в этот момент Брендон сквозь слёзы невольно смотрит на исполнителя: слова бьют наповал. Тот подмигивает (что совершенно не совмещается с песней), и теперь Ури почти уверен, что Тайлер врал, говоря, что не хочет их сводить. Это глупая, ненужная мысль, но почему-то она больше не раздражает.
«Может быть, он и прав», — думает Брендон.
«Улыбнись ты хоть раз за чёртов вечер», — вздыхает про себя Тайлер.
— Каждый лучше меня, я думаю, каждый лучше, лучше меня, — гулко разносится по помещению.
Когда выступление заканчивается, Тайлер не даёт Брендону уйти. Он даже не пытается придумать предлог, просто сидит на месте и неспешно допивает кофе.
— Даллон — мой друг. Я хочу поболтать с ним, — говорит он. Брендону вовсе не обязательно знать, что «поболтать» ему хочется не столько с Даллоном, сколько об одном любопытном парне, с которым Тайлер видел его на днях.
Брендон вздыхает и смотрит на мужчину, который любовно собирает аппаратуру. Ему кажется, что это происходит слишком медленно.
— Он закончит быстрее, если мы поможем, — подсказывает Тайлер.
Ури смиренно поднимается с места, когда его хватают за руку, и идёт в сторону сцены. Пока его друг разговаривает с Даллоном, он сматывает провода, а потом садится на верхнюю ступеньку и откидывает голову назад, чуть-чуть прикрывая глаза.
— ...А это Брендон, я говорил тебе о нём, — доносится до его слуха. Он, не вставая, снизу вверх смотрит на мужчину, который с сияющим лицом протягивает ему руку, и осторожно пожимает её. (Осторожно не выходит, потому что его пальцы, кажется, готовы сломаться от того, с какой силой их обхватывают.)
— Аккуратнее, — просит он, и руку тут же отпускают.
— Загадочный Брендон заговорил! — это не звучит как насмешка, но Брендон всё равно морщится. Голос Даллона такой же слегка высокий и немного режущий, как и при пении.
Не как у Райана.
Другой.
Глаза снова предательски наполняются влагой, и Даллон обеспокоенно присаживается рядом, приподнимает его чёлку.
— С тобой всё хорошо? — спрашивает он. — Тайлер, я успел сделать что-то не то?
Пока Тайлер открывает рот, Брендон поджимает губы и раздражённо сбрасывает чужие руки со своих волос.
— Нормально, — со злостью бросает он.
— Не нормально, — перебивает Тайлер. — Брен. Я понимаю, что ты чувствуешь себя плохо, но он ничего тебе не сделал. Ты не имеешь права на такой тон. Ты не имеешь права сравнивать!
Откуда он узнал? Всё это на самом деле так очевидно?
Брендон прикусывает щёку. Слёзы, теперь уже от стыда, готовы выплеснуться на щёки.
— Всё хорошо, это я нарушил личное пространство, — вклинивается мужчина. — Прости, иногда я забываюсь.
— Нет, не хорошо, — настаивает Тайлер. — Я прекрасно знаю Брендона, и тот Брендон, которого я помню, сам постоянно липнет к людям. Тот Брендон, которого я помню, вечно говорит какую-то чушь, шутит и никогда не даёт грустить тем, кто находится рядом. Проблема в том, что я не видел того Брендона уже месяц, и я скучаю по тому Брендону!
Брендон хлопает глазами и не может сказать совершенно ничего в ответ; он не хочет соглашаться, хотя и знает, что Тайлер прав. Это, вообще-то, больно, — слышать подобное от лучшего друга. Даллон замечает его смятение и берёт инициативу на себя:
— Всё нормально, Тай. Видимо, на это есть причины. Ты расстался с девушкой, да? — обращается он к Брендону.
— С парнем, — неуверенно отвечает тот; глаза всё ещё мокрые, и голос подрагивает. Даллон неожиданно улыбается и треплет его по волосам.
— Всё хорошо, — говорит он. — Зависнешь со мной ненадолго? Тайлер хотел пообщаться кое с кем, а ты, как я вижу, всё равно не уйдёшь без него.
Тайлер колеблется, чувствуя небольшую вину от того, что оставляет друга с почти незнакомым человеком, но Даллону можно доверять, а Брендон, пусть и неохотно, кивает, и тогда его волнение успокаивается. Он одними губами произносит «спасибо» и убегает в другой конец кафе.
— Ну что, любитель поплакать, расскажешь мне о себе? — слышит он напоследок, мысленно отвешивая мужчине подзатыльник.
Любопытный парень стоит у выхода и задумчиво смотрит на вешалки. У него выцветшие зелёные волосы и неровный нос, в ушах — чёрные плаги, а в джинсах — большие дырки на коленях. Тайлер подавляет желание сбежать и слегка кашляет, и любопытный парень оборачивается.
— Привет, — мягко говорит он.
— Привет, — неловко отвечает Тайлер. Ему становится слегка не по себе, и он думает, что нужно было забыть о необычных волосах и остаться с ребятами. — Как тебя зовут?
— Джош.
— Тайлер.
— Я знаю, Даллон говорил, — Джош протягивает ему руку и улыбается, оголяя верхний ряд зубов. Они белые, крупные и аккуратные, и Тайлеру вдруг становится стыдно за свои, ужасно неровные снизу.
Он испытывает что-то странное, не то, что обычно чувствуют люди при первом знакомстве. Это не похоже на осторожность и неуверенность, скорее, любопытство и стыд.
Джош внимательно смотрит на его лицо, пытаясь понять что-то, а потом произносит тихое «что ж, Тайлер». «Было приятно познакомиться, пока», — разочарованно додумывает Джозеф, готовясь к прощанию, но вместо этого получает другое:
— Пройдёмся? Я думаю, на улице будет легче разговориться.
Он соглашается.
Тем вечером Брендон приходит домой без него.
***
После того похода в кафе Брендон больше не плачет по ночам. Тайлер не знает, о чём говорили они с Даллоном, но теперь его друг опять стал собой — весёлым и открытым парнем, не имеющим комплексов и чувства совести. Он постоянно переписывается с мужчиной, смеётся над каждым словом и начинает сочинять — светлые — песни. Тайлеру кажется, будто они поменялись местами: теперь Брендон ночует в его квартире, теперь Брендон поёт ему по вечерам, теперь Брендон видит перед собой кого-то отдалённо напоминающего здорового человека. Самое нелепое — то, что он не понимает причину своей тоски и ничего не может с ней сделать. Он только пишет, и пишет, и пишет, и пишет, а после этого перечёркивает строчки и рвёт бумагу — без злости, без раздражения, но с каким-то затаённым отчаянием.
— Я не могу, — говорит он два воскресенья спустя, сидя на кухне своей квартиры.
— Не можешь что? — спрашивает полулежащий на подоконнике Даллон, отвлекаясь от разглядывания чаинок на дне кружки.
— Не могу, — повторяет Тайлер. Голова гудит.
Две пары глаз с непониманием смотрят в его сторону. Он пытается снова:
— Вы видели мою комнату? Я уже не пытаюсь выбрасывать бумагу, потому что её слишком много, но за последние две недели я не написал ни строчки, которая не оказалась бы зачёркнутой. Это глупо.
— Творческий кризис? — предполагает Брендон и откладывает телефон в сторону.
— Я не... не знаю. Я пишу слишком много, но не прихожу ни к чему, — он рассеянно смотрит в окно. На небе, за стеклом, видны собирающиеся тучи, и даже внутри дома можно почувствовать, как воздух становится тяжёлым и душным. Голова раскалывается.
В кухне повисает неловкая тишина. Даллон возвращается к перекатыванию чаинок по дну чашки, Брендон растерянно смотрит в его сторону, а Тайлер постукивает по столу костяшками пальцев. Ему кажется, будто он упускает что-то незначительное, будто ему не хватает какой-то наводящей мелочи, чтобы прийти к желаемому результату. Может быть, всё дело в выцветших зелёных волосах и чёрных плагах. Может, в том, что Брендон больше не нуждается в его помощи, и теперь ему не на что отвлечься от себя самого. Он не может сказать точно.
Внезапно Даллон прерывает тишину:
— Тайлер, — говорит он, — как прошла встреча с Джошем? Ты так и не рассказал ничего тогда.
Брендон заинтересованно смотрит в его сторону.
— Джош? Тот парень, из-за которого ты бросил меня на Дала?
Тайлер мнётся. Что он может им ответить? Что они с Джошем почти не разговаривали, но обошли едва ли не половину Коламбуса за ту ночь? Что всё время он смотрел вовсе не на город, а на зелёные волосы и чёрные плаги? Это настолько нелепо, что даже не напоминает привычную правду.
— Мы... — он должен ответить, но не может найти подходящих слов. — Мы гуляли.
Даллон почему-то улыбается.
— Как ты себя чувствовал? — спрашивает он.
И Тайлер внезапно понимает. Даллон не хочет, чтобы он выкладывал подробную историю того вечера, потому что сейчас она никому не интересна. Даллон хочет, чтобы он вспомнил, что он чувствовал рядом с Джошем, чтобы понять: может, ему не хватает именно этого? Он думает. С Джошем было... странно. То непонятное ощущение, любопытство вкупе со стыдом, не исчезало до самого конца, но оно не казалось лишним. Как будто с самого начала Тайлеру было суждено чувствовать это всю жизнь.
Наверное (странно), его лицо отражает что-то счастливое, потому что Уикс снова улыбается.
— Мы можем пригласить его на какие-нибудь посиделки.
— Да, — отвечает Тайлер, — да, наверное, это стоит сделать. Определённо.
***
Ни на этих выходных, ни на следующих — ни на какие посиделки его никто так и не зовёт. Так проходит ещё три недели, всего — тридцать дней со встречи. Апатия Тайлера перерастает все границы, но ему удаётся убедить и себя, и ребят, что зелёные волосы не имеют к этому отношения.
Он увольняется с работы, потому что на ночные смены сил не хватает, и устраивается в кафе, где поёт Даллон, на постоянной основе (чистое везение, не иначе). (Он не признаётся себе, что надеется увидеть зелёные волосы:
Джош не имеет отношения к апатии.) Переносить дни становится немного легче, и он мало-помалу начинает высыпаться.
На тридцать первый день Брендон приходит к Тайлеру домой поздно вечером, пьяный и совершенно разбитый.
— Я ночую у тебя.
— Ты ночуешь у меня почти каждый день. Это не новость, — он собирался ложиться спать, и его голос звучит слегка помято.
Брендон мотает головой и переступает с ноги на ногу. Тайлер ловит его за плечи, когда он начинает опасно покачиваться, и помогает снять куртку.
— Я ночую у тебя, — упрямо повторяет Брендон. — Не говори Даллону, что я здесь, — добавляет тише.
Тайлер закатывает глаза: будто Даллон не догадается, если захочет. И действительно, едва Ури осторожно ложится на диван в гостиной, раздаётся телефонный звонок. Тайлер тактично уходит на кухню.
— Тай, — говорят из трубки, — Брендон у тебя? — в ответ звучит утвердительный смешок. — Ох, слава Богу. Я должен его забрать?
— Если хочешь, — ему правда всё равно. Брендон не мешает, но если Даллон найдёт силы приехать ночью, Тайлер не собирается его останавливать.
— Я приду.
Через несколько минут в дверь звонят. Даллон слегка растрёпан, немного растерян и очень взволнован.
— Что случилось?
Мужчина мнётся. Тайлер редко видел его нервничающим, но абсолютно всегда это было ни капли не забавно. Он хмурит брови, его чёлка падает на глаза, и длинные пальцы резким движением поднимают её наверх.
— Брендон... пытался переспать со мной, — Тайлер многозначительно поднимает бровь. — Я помню, я хотел этого с самого начала, но он... был так сильно пьян. Я не был уверен, что ему нужен именно я, а не просто кто-нибудь.
Тайлер кивает и удерживается, чтобы не потрепать мужчину по голове (укладка требует времени, он помнит), а потом ведёт его в гостиную, где на диване издаёт жалостливые стоны их друг.
— Та-айлер, мне так пло-охо! — окончание фразы глушится лёгким кашлем. — Этот длинный урод давал мне ложные знаки! Длинный уро-од, у него такое прекрасное лицо, я хочу целовать его ве-ечно! — всё это слишком комично, но Тайлер не смеётся: не раз видел такое ещё во времена Райана.
Когда мужчина подходит к дивану и садится на край, Брендон бьёт его пяткой в бок.
— Уйди, длинный старый урод! Ты разбил мне сердце!
— Я не люблю спать с пьяными людьми, — вздыхает Даллон, настороженно прижимая его ноги к обивке, — никогда не бываешь уверен, хотят ли они того, о чём просят.
Брендон замирает и смотрит ему в глаза, и видит там что-то, что заставляет его сесть и обвить мужчину за шею.
— Ты не был уверен, что я хочу именно тебя? — шепчет он. — Я просплюсь, и тогда ты меня трахнешь.
Даллон краснеет. Неожиданно. Тайлер кривится, но знает, что, рано или поздно, это всё равно могло произойти именно в его доме, и поэтому молчит. Это не кажется мерзким, но у него выходной на следующий день, и придётся уйти куда-то с утра пораньше. Он не знает, куда.
— Тайлер, — зовут с дивана. Даллон улыбается, пряча красные щёки в ладонях. — Джош ждёт меня внизу. Я знаю, что ты хотел его увидеть, и было бы здорово, если бы он не простоял там всю ночь.
Что ж, кажется, проблемы больше нет. Тайлер не думает о том, почему Даллон позвал Джоша с собой, не вспоминает о том, что твердил себе весь месяц; он переодевается и бежит вниз по лестнице, останавливается у двери и выходит из подъезда. Он робко крутит головой по сторонам, но не видит ничего зелёного, кроме кустов и скамейки. К горлу подкрадывается сожаление.
Джош выходит из-за угла пару минут спустя, держа в руках две банки колы и напевая знакомую песню:
— Н-не разбивай мне сердце-е, или я сломаю тебе руку...
— Тоже в восторге от него? — да, отлично, прекрасный вариант начать разговор.
Джош вручает ему колу.
— Я всё знаю, — говорит он. Газировка шипит, открывашка проваливается в баночку. Джошу плевать.
Тайлеру нет, и поэтому он давится своей:
— Знаешь что?
— Ты уволился с работы, у тебя творческий кризис, — пальцы свободной руки начинают загибаться. — Ты тоскуешь, но не признаёшься, что это из-за меня.
— Потому что ты здесь ни при чём.
Джош разворачивается и смотрит на него, продолжая идти спиной вперёд и потягивать колу; открывашка стучит о стенки баночки. Тайлер и не заметил, что они успели отойти от дома.
— Ты...
— Поразил твоё сознание своими волосами. Даллон говорил, что ты «пытаешься врать самому себе о том, что веришь в свою же ложь». Я мало что понял, но это звучало так угрожающе, что я решил подумать о тебе в том же ключе... И решил, что мне понравилось то, что было той ночью. Мне понравился ты.
Тайлер вздыхает и выбрасывает пустую баночку. Какая проницательность.
— И что теперь? Эти двое потрахаются на моём диване. Нам придётся гулять ближайшие часов двенадцать.
— Ты пойдёшь ко мне и будешь спать, пока не выспишься на жизнь вперёд. А потом, если хочешь, мы можем повторить их план.
Что ж, кажется, проблема действительно исчерпана. Тайлер посмеивается и берёт Джоша за руку.
— Это лучшее, о чём я мог подумать.
