Арестуй меня

      Автомобиль был найден рядом с заброшенным складам где-то на окраине одного из районов Токио. Полиция приступила к расследованию, но мое вмешательство в это дело означало, что там было что-то не так. Возможно, как обладателя, меня хотели обрадовать, но смутно в это верилось.       Я сидела в кабинете одного из участковых и так, как машина нашлась именно в их районе, то по всем правилам, расследование проводили — местные. Мне было неизвестно, какой информацией они обладали обо мне, и было ли известно о находке кому-нибудь из нашего отдела. Меня просто поставили перед фактом: машина, склад, нашли. Подробности стоило ожидать после подписки или пока рак на горе не засвистит.       Я ощущала, как время медленно течет, словно невидимый песочный таймер, создавая иллюзию вечности. Каждый миг был наполнен неопределенностью. Я жаждала возвращения домой, к моему целебному сну, в котором можно было ощутить свое существование немного ярче, но окружающие оставались безучастными к моим мучениям. Одинокий кабинет участкового стал моим временным приютом. Я сидела там, вглядываясь в скудный интерьер и медленно ускользала в царство морфея. Возможно, про мое присутствие забыли, но беспокоить Ино, мне казалось кощунством. Она будет возмущаться, когда войдет в курс дела, но я посчитала, что пока солнце по появилось на горизонте, а часы не перевалила за «приличное для звонка», мой телефон останется в кармане.       Атмосфера в кабинете была наполнена запахом сухих документов и концентрацией. Это возбудило мое любопытство и еще больше распыляло и без того больную голову. В сознании выстраивались сюжеты, в которых я пыталась найти ключ к разгадке. Разные теории, но ни одна из них не приносила успеха. Я положила руку на стол и легла на нее головой. Прежде, чем погрузиться в сон, я подумала о том, что этот мир не хочет моего восстановления.       На этот раз я проснулась от того, что моя рука рисковала остаться на столе участкового в качестве сувенира. И так, как одно мое плечо еще не восстановилось, то теперь у меня отнялась еще и здоровая конечность. Я взмолилась, чтобы для пущего эффекта, на лице не появились следы от неудобного сна. Посмотрев по сторонам, я не увидела ничего во что можно было бы посмотреться. Чертыхнувшись, я стала разминать руку. Дверь в кабинет с тихим скрипом приоткрылась, но я не стала оборачиваться. — Привет, — прозвучало где-то сверху от меня. Я перестала двигаться и подняла голову, чтобы столкнуться с темными глазами.       Знакомый взгляд, пронзающий насквозь заставляет мои мысли в голове путаться, а пульс ускоряться. Мы молча разглядываем друг друга, пока он нависает надо мной. Пустота, что так плотно поселилась внутри, не покинула меня, даже с его появлением. Знакомые ноты парфюма щекотали нервы, а ком в горле так плотно сковал голосовые связки, что не вздохнуть. Одно дело встретиться с Саске-журналистом, таинственным и недосягаемым, но другое дело встретить Саске-прокурора, который несколько часами ранее посадил своего врага за решетку. Я не уверена, что знаю, хоть одну из сторон этого человека достаточно хорошо, чтобы считаться его девушкой, и это пугает. Это то, что заставляет меня чувствовать себя неуверенно, но пустота… Она шепчет, что все неважно, что его присутствие также временно и быстротечно, как летний дождь. Сейчас он здесь, но закрой за ним дверь и ты никогда не будешь уверена наверняка, через сколько он вернется и вернется ли вообще.       Я опустила голову так, как моя шея устала смотреть на него в таком положении. Казалось, что на мне живого места уже не осталось. Саске обошел кресло, в котором я сидела и придвинул стул.       Гамма противоречивых чувств играли во мне. С одной стороны, я рада встретить Саске. Однако, я злилась, хоть и не могла найти причину для этого чувства. Тяжелый день, а вместе с этим и динамичны виток событий, который так отчаянно запутывался между нами, теперь был разрешен. Я толком не успела осознать произошедшего, не успела пережить, принять, как необходимо вновь подстраиваться под реалии. Да, все кончено, но что-то незримое висело между нами. Я устала от интриг и тайн, но больше от одиночества. Несправедливость, риск и постоянное ожидание кого-то или чего-то, настолько изнуряют, что моя голова постоянно идет кругом. Мне необходимо разобраться в собственной жизни, понять чем я буду заниматься, пока нахожусь на больничном, что я буду делать, когда вернусь, а также, что будет между нами. Будем ли мы существовать в будущем? И, это злит, поскольку, я понимаю, что не могу влиять на все одна. И, пусть наш краткий разговор в больнице дал небольшую ясность, но все еще существовали белые пятна. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, по всей видимости наблюдая за мной, пока я старательно пыталась исчезнуть с этого места. — Я могу ехать домой? — резко спросила я. — Машину нашли, но я более, чем уверена, от нее ничего не осталось. Я сижу здесь, — я стала осматривать стены, чтобы найти часы, но попытка не увенчалась успехом, — хрен знает сколько. Я устала, хочу домой и я, конечно, рада тебя видеть, но сейчас не от всего сердца.       Я не хотела срываться, но желчь обжигала горло. Я не успела толком вернуться домой, как снова застряла в участке, без информации, без деталей, без объяснений. В голове мелькнула мысль, что люди срываются чаще всего на близких, но из всех людей здесь был только — он. — Я понимаю, — спокойно ответил Саске, — но, ты лучше меня знаешь, как работает система. Ты — владелица и они обязаны были вызвать тебя. Дай им еще пару минут и я отвезу тебя домой. — Что происходит? — устало, поинтересовалась я, облокачиваясь спиной о спинку кресла. — Твою машину удалось определить только по вин-номеру. Сейчас идет работа по транспортировке уцелевших частей, чтобы найти улики и сделать тебя счастливой обладательницей металлолома, — усмехнулся Саске, скрещивая руки на груди. — Им нужны были твои данные и документы, чтобы составить протокол. — Я сейчас так зла, — тихо произнесла я, — в первую очередь на тебя, — я посмотрела прямо на Учиху, — а в-вторых, от моего присутствия здесь нет никакой пользы.       Я бы сейчас вскинула руки к верху, но быстро вспомнила, что здорова только одна и то, колика отступила немногими минутами ранее. Я потянулась за костылями, но Саске, по всей видимости, не разделял моего желания и перехватил их быстрее. Он встал передо мной в синей форме и немного помятой рубашке. Вид у него был уставшим, а под глазами залегли тени. Я не понимала зачем он взял мое приспособление для передвижения, но у меня складывалось впечатление, что он приготовил для меня очень длинный и долгий монолог, но никак не решался начать. Его глаза пробежались по костылям, а затем перешли на меня. Напряженная челюсть, словно он сцепил зубы, чтобы невольно не сказать то, о чем будет жалеть. Однако, такая снисходительность в моем состоянии, была не нужна. — Ты имеешь полное право злиться, — сказал он, смотря прямо мне в глаза, — я тоже злюсь. Я… — он замолчал, а затем вскинув голову к потолку. Он постоял так немного, а затем тихо проговорил, — я помогу тебе подняться.       Он подошел ко мне и протянул руку. Сбитая с толку, я приняла его помощь, но одеревеневшее тело от долгого сидения, не позволяло мне так ловко им управлять. Теряя координацию и пытаясь балансировать на одной ноге, я вцепилась рукой в Саске. Он поставил костыли, чтобы плотнее меня обхватить и не дать упасть. Близость, тепло, растерянность. Я всегда задавала себе вопрос, как себя вести рядом с ним, но никогда не находила ответа. Сейчас мне бы пригодилось немного советов от Ино. Я боролась сама с собой, словно отторгая его, желая тем самым притянуть еще сильнее. — Почему именно я? — мой голос раздался тихо, хоть сама и не понимала, что хочу узнать.       Почему я? Нравлюсь ему и он остается со мной? А может, почему все дерьмо случается именно со мной. Что я хочу узнать? Почему я это сказала? Вопросов, как обычно, больше, чем ответов. — Сакура, твоя жизнь — постоянные, непредсказуемые повороты, к которым невозможно подготовиться, — спокойно ответил Саске, — никогда не знаешь, что будет дальше, но это даже занятно. — Занятно? — удивленно переспросила я, поднимая на него глаза.       Он кивнул и привычная ухмылка вновь озарила его лицо. Чертова ухмылка Учихи, которую иногда мне хочется стереть или уничтожить, но чаще всего расцеловать. Он прижимал меня к себе так, что я могла чувствовать тепло его тела и парфюм. Странно, но приятно находиться рядом с тем, о ком твои мысли 24/7. Однако, мне нужно было принять и тот факт, что он — идеальное дополнение для моей истеричной натуры. Рассудительный и смиренный, разрушающий мои мысли и сомнение одним повление. Он — ясность, которая меня покидает, но чаще всего — боль. — Пойдем, заберем твои документы, — он протянул мне костыли и я с тяжелым вздохом приняла их. — Я — эмоциональная бомба. Я, слишком долго находилась в неведении и одна. Я пережила потрясение, стоя в зале суде и не понимая, что будут спрашивать, а главное — никаких инструкций. Я не успела вернуться домой, как попала сюда, — я прошла вперед, чтобы немного успокоиться, но понимала, что моя словесность только набирает оборот. — Я не понимаю, что здесь делаешь ты и что тебя так занимает…       Дверь открылась, обрывая меня на полуслове. Саске выглядел напряженным, умом я понимала, что завела старую пластинку, но слова не вернуть. Офицер застыл в дверях, наблюдая за тем, как мы видимо, не дождавшись объяснений, решили покинуть кабинет. — Простите за долгое ожидание, — он немного прочистил голос, горя это и опустив глаза на папку, продолжил, — вот ваши документы, как только мы соберем достаточно информации, передадим в ваш участок. Будем информировать вас, и в случае необходимости, вызовем еще раз.       Я не успела даже дотянуться до протянутых документов, как Саске их перехватил. Он кивнул офицеру в знак благодарности и уступил мне, чтобы я смогла выйти. Я не стала препираться, просто взялась поудобнее и постаралась не задерживать движение.       Мы шли молча и медленно к его машине, точнее я. Как бы я не старалась, а приноровиться к костылям у меня не выходило. Вдохнув утренний воздух, я старалась отвлечься от того, что сказала в кабинете и занять свои мыслями о инвалидных колясок с приводом. Имея такую, я бы вольной птицей погнала бы по автостраде в сторону дома, пока Саске плелся где-нибудь позади, сетуя на мою глупость. Ребячество, но это помогало не умереть от стыда и скрыться от реальности, хотя бы на пару минут. Я украдкой посматривала в сторону Учихи, который был погружен в собственные мысли. Я почти дошла до машины, когда поняла, что он остановился. — Это был один самых сложных дней в моей жизни, — сказал он, стоя посреди парковки. — Я вернулся в стезю, ради семьи, друга и тебя. Я не знаю, что делать дальше и не понимаю, как к тебе подступиться, — он шумно выдохнул, — я не понимаю… я, — он вновь замолчал, подбирая слова, — Я тоже злюсь, поскольку было сложно оставить тебя, а теперь… я не знаю, как к тебе прикоснуться, не причинив вреда, и я закипаю еще больше от того, что не смог запихнуть его за решетку подольше за того, что он сделал. Но сейчас, блять, сейчас я могу быть рядом, я хочу этого, но не уверен, что ты к этому готова. Я хочу двигаться дальше, отпустив прошлое.       В глазах предательски защипало, пока он говорил. Мне стало стыдно за то, что я не подумала, каково было ему. Возможно, я его тоже оставила и просто ждала, когда он вернется, не предпринимая ничего в ответ. Я знала, что ограбление банка — важное дело, стоящее многих усилий, но в этот момент, я почувствовала себя — предательницей и эгоисткой. Однако, последняя фраза заставила меня напрячься еще сильнее. Готова ли я его отпустить? Готова ли я, действительно, к тому, чтобы он больше не возвращался? Колотящееся сердце и холодный пот, что прошиб меня, был однозначным ответом. — Ты хочешь расстаться? — мой голос охрип, а я опустила глаза, поскольку стало по-настоящему страшно, услышать ответ.       Я лишь услышала, как застучали его ботинки по асфальту. Неужели, он хочет вонзить мне эти слова, глядя в глаза? Неужели, я настолько невнимательна и собственными руками разрушала, даже, то — крохотное мгновение, что было между нами? Я почувствовала ладони на своих щеках, которые приподнимали лицо. Я бегала глазами, пытаясь сохранить, хоть каплю достоинства и не заревать. — Нет, — тихо ответил Саске, — боже, нет. Я хочу, чтобы ты простила меня за причиненную боль и отсутствие. Хочу, чтобы мы перевернули эту страницу и не возвращались к тому, что было. Если, ты будешь меня упрекать в том, что я решил разобраться в ситуации самостоятельно, думая о семье, твоей безопасности и карьере, то ни к чему хорошему это не приведет. Я не мог доверить это никому. Я понимаю, что нам нужно выговориться и успокоиться, но я больше не могу чувствовать постоянную вину перед тобой. — Я не виню тебя, — осторожно ответила я, — но и перестать говорить об этом, так просто тоже не могу. Это произошло, это было… было со мной, с тобой, но я пока не осознала. У меня внутри огромная пустота и злоба, но тут скорее на совокупность происходящего, за которыми я не успеваю. Я устала находиться в режиме «ожидания», я устала гадать вернешься ты или нет. Это сложно, Саске…       Его ладони все еще покоились на моем лице, а большие пальцы чуть поглаживали. Он смотрел пристально, а я терялась, опасаясь, что любое, сказанное мной слово, может стать последним. — Были причины, Сакура, — сказал он, — на каждое мое действие, и если, ты не заметила то, я всегда возвращаюсь, — Саске убрал руки от моего лица и чуть приобнял за плечи так, что я прижалась к его груди. Там, где билось сердце, — поедем домой? Я очень устал. — Прости, что заставляю тебя проходить, через это и чувствовать вину… — тихо проговорила я.       Я не могла больше говорить, опасаясь собственной глупости. Саске поцеловал меня в макушку и разомкнул объятия, чуть придерживая. Он помог мне разместиться и сел на водительское место. Прежде, чем тронутся. Саске взял мою руку и преподнес к губам, оставляя короткий поцелуй на костяшках. — Время вернуться в кровать, — хрипло проговорил он, усмехаясь. Мои губы растянулись в довольной улыбке. Я посмотрела вперед, туда, где еще не вставшее солнце окрасило облака в красный. Мне предстояло многое осмыслить и принять, а главное — научиться брать во внимание не только свои переживания. Смотреть на того, кто рядом и перестать быть эгоисткой. Об исцелении, пока не стоило говорить, да и пустота не окончательно покинула меня. Однако, белых пятен становилось меньше.