abomination

Мои волосы раздражают вас, так я продолжу их отращивать. Мои поступки, моё мировоззрение бесят вас, и всё же я буду действовать жёстче. И, наконец, впитав ваш сарказм, я становлюсь равнодушным и, несмотря на всю ту мерзость, то бесстыдство, вы полюбите меня, за то, какой я есть. Фальшиво улыбаться друзьям, родственникам так привычно. Уже сложно даже подумать, каково это: искренне выражать свои эмоции. А ведь люди так забавно верят в твою заинтересованность ими. Как же они глупы, прося от тебя чего-то настоящего, когда сами не могут подарить того же хотя бы близким. Мерзкое, прогнившее до самого основания общество, которое слишком зацикливается на мнении друг друга. Тело извивается, словно гусеница, что пытается избавиться от боли. Парень закрывает ладонями глаза, окрывая рот в немом крике. Ему больно, но эту рану не залепить пластырем, надеясь на скорое ее исчезновение. Огромный порез, пересекающий все сердце, душит страдальца, будто она реальна. Люди вокруг так любят критиковать друг друга, совершенно не обращая внимание на свои собственные недостатки. Но юноша никогда не мирился с этим, бунтуя. И к чему все это привело? К потере души, которая дарила тепло, растекающееся внутри, будто даруя силы идти дальше. Фальшивые эмоции, чтобы не огорчать родителей, фальшивые улыбки друзьям, что говорят про тебе гадости за твоей спиной. — Серьезно? Ты же никчемный кусок дерьма, который достоин лишь вылизывать мои ботинки. Какие же вы гнилые изнутри. Приносит ли смерть облегчение? Наверное, да. По крайней мере, он надеется на это, когда смотрит на фотографию своей сестры и заштрихованные черные силуэты. Кто они? Парень и сам уже не помнит. Стер из памяти всех, кроме той, что была всем дорогим. Раньше юношу ничего не заботило, ведь он был самоуверен. Ему нравилось заставлять любить себя таким, каким не нравится другим. Особенно свою сестру. Без души, совершенно неумело, он скупо реагировал на ее заботу. Бунт. Но за все нужно платить. Смерть чертовски жестока, работая вместе с судьбой, которая может забрать у тебя все самое дорогое. Кара за своевольность, неподчинение. Идти наперекор судьбе опасно, в особенности - злить. В один момент ты замечаешь ту красную нить, что тебя бесит, и рвешь ее, калеча себе руки, из которых на землю безостановочно каплями стекает кровь. Она только моя. Рычишь, словно какой-то зверь, пытаясь показать кому-то то, что она принадлежит тебе. Пытаешься тем самым продемонстрировать всем свои чувства, которые больше смахивают на инстинкты хищника. Мерзко. Мерзко. Мерзко. Отвратительно. Что ты творишь, дурак? Зачем разрываешь ее рубашку и чересчур сильно сжимаешь грудь, принося боль? Она ведь любит тебя. — А любит ли? — смеется незнакомый ребяческий голос за спиной, крепко обнимая. — Да! — выкрикиваешь в ответ, но в голосе столько фальши. Все в тебе одна сплошная фальш, что забрала себе даже твой голос, которым в детстве ты пел ей колыбельные, пытаясь успокоить и спугнуть кошмары. — Во что ты превратился? — хихикнул тот парню на ухо, положив голову на надплечье. — В монстра, — еле слышно отвечает юноша, закрывая лицо руками. В конце концов все ломается. Особенно хрупкие судьбы, которые уже не вернутся в первозданный вид никогда. Парень держит на руках тело, прижимая к груди. Оно обожгло холодом, словно юноша обнимал раскаленные угли. Стиснув зубы, он терпел, смотря на ее бледное лицо. Ложь. Ложьложьложьложь. — Это все ложь! — воскликнул парень, и его затрясло. Он не плакал снаружи, а плакал внутри. Все было кончено еще тогда. Чьи-то руки ласково коснулись щеки, обволакивая теплом. Парень открыл глаза, пытаясь сфокусироваться на образе, от которого исходил свет. Свет, который так давно не касался его кожи. Почему-то он приносил небывалый комфорт и спокойствие. — Ты жива? — Нет, мертва. Мы больше никогда не увидимся. — И правда, ведь я буду гореть в аду за то, что сделал. Его голос был таким жалким и тихим, а ее - грустным. Слова приносили боль, но прикосновения смягчали их, успокаивая. — Я прощаю тебя. Она ласково улыбнулась, стараясь успокоить душу, которую он сам же истерзал. Парень поднялся на ноги, выдвигая самый первый ящик и беря ножницы. Взяв их обеими руками, юноша занес их вверх. — А я себя нет. Сказал он, протыкая горло ножницами. Кровь хлестала из раны, пока тот лежал на полу в луже красной жидкости. Теперь, наконец, он будет свободен. Самоубийство - трусость или, наоборот, то, на что способны пойти лишь самые храбрые. Все-таки трусость, наверное. Ты тоже так думаешь, брат?