Возвращение

Слэш
R
Завершён
917
автор
Размер:
66 страниц, 5 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
917 Нравится 68 Отзывы 226 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Нужно было прервать этот бесконечный поток слов, бесконечный, взволнованный – Джаред понимал, почему она не замолкает, боится, боится, что он начнет расспрашивать, и болтает, оттягивает неприятный момент. Джаред вздохнул, аккуратно поставил крошечную чашечку на стол, и произнес негромко, и без всякого выражения: – Мама, пожалуйста. Ее как выключили. Она замолчала, и тяжело опустилась на стул, смотрела на него с каким-то даже отчаянием, и казалось, она говорит – я знала, я так и знала, и еще – мой бедный мальчик. Эта ее жалость, и обреченная уверенность были ощутимы так же, как солнечный свет, льющийся в окна кухни, как крошки пирожного на столе, как запах корицы и свежевыпеченных булочек. Реальны. Хотелось обойти стол и прижаться к ней, наклониться, обнять, прошептать в мягкое теплое плечо – мам, все будет хорошо, ну что ты? – но Джаред сидел, и смотрел на нее выжидательно и немного нетерпеливо. Она рассказала все новости по третьему кругу, и все уходила от его вопроса, заданного сразу – она как будто не услышала его. Как будто ее не удивил его приезд, как будто так и надо, так и должно быть, как будто Джаред приезжал в родной дом всегда, а не отсутствовал долгих восемь лет. Шерон вздохнула, собираясь с мыслями, и отвела взгляд. Неохотно, и едва скрывая неприязнь начала: – Что сказать… Всегда знала, что выродок кончит плохо. Его господь наказал, и я думаю, все правильно. Так ему и надо. За все, что он с тобой сделал. Шерон потихоньку приходила в волнение, но Джаред видел, что ненависть ее наиграна, мама никогда не была злой. Уж кому как не ему знать, маменькиному сыночку, все говорили – ты по характеру весь в мать, такой же, тащишь любую бродячую живность домой, и рыдаешь над погибшей случайно собакой. Было похоже – она специально накручивает себя и Джаред покачал головой, демонстративно – мам, не надо. Шерон притихла немного, и заговорила уже другим тоном, печально, устало: – Я не знаю, сынок. Я правда не знаю. Он почти не выходит из дома после несчастного случая. Говорили, что… Но это, я думаю, грязные сплетни, не хочу повторять. Хотя… у него все-таки много врагов было, и после… после несчастья нашлось много желающих поплясать на пепелище. Все те, кого он когда-то обижал. – Что за сплетни? – резко переспросил Джаред, напрягся весь, Шерон нахмурилась, но все-таки сказала: – После того, как он потерял статус альфы, те, кого он лишал этого статуса ради смеха – пришли к нему. Как ты думаешь, что они сделали? Ощутив кислый привкус на языке, Джаред сглотнул и отвел горящий взгляд от матери. Ожидаемо, вполне. У Дженсена всегда было немало врагов, это так, но Джаред все равно не понимал – не принимал такого – прийти и унижать врага, и так уже искалеченного, уничтоженного. Мерзко. – И что, – спросил он, и не узнал своего голоса, чужого, хриплого, – долго это продолжается? Мать промолчала. Джаред встал, вдруг почувствовав, как тело стало чужим, тяжелым, с трудом подошел к окну и смотрел вперед, но видел совсем не ухоженный двор, он видел себя, испуганного, взъерошенного, злого – совсем юного, в окружении пьяной компании Дженсена, известного оторвы, единственного сынка самого богатого и влиятельного оборотня в городе – Алана Эклза. Дженсен любил развлекаться вот так, обламывать юных альф, отлавливал, загонял, заставлял признать свое превосходство, и быстро терял интерес, если жертва сразу вставала на колени. Ему достаточно было устного признания – ты сильней. Но иногда жертва попадалась упрямая, и тогда в ход шли жесткие методы. Вплоть до… Джаред закрыл глаза – и отрезал от себя воспоминания. Не было, ничего не было. Он восемь лет положил на то, чтобы вернуть статус альфы, чтобы забыть, в какой ад превратился для него последний год в школе. А теперь… Теперь все возвращается. – А как же деньги? Джаред отвернулся от окна и посмотрел на мать вопросительно. Как так случилось, что после гибели Алана Эклза в аварии его сын остался без средств к существованию, и вынужден жить на жалкую пенсию в триста монет, в какой-то халупе на краю города. Мама пожала плечами, но ответила деловито: – Его банк лопнул, неудачное вложение. Алан рассчитывал сильно разбогатеть, и видишь, как вышло. Потом попал в аварию, видать, с расстройства, сам погиб, и сына чуть не прикончил. Ну хоть долгов не оставил, иначе бы тогда Дженсен и пенсию от города не получил. Выделили отцы города, за прошлые заслуги Эклза. – Не больно-то они расщедрились, – буркнул Джаред. Триста монет – хватит только с голоду не подохнуть. И это Дженсену, который привык ко всему самому лучшему, самому дорогому. Мать встала, машинально вытерла чистые руки о фартук, и двинулась к плите, сказала мимоходом, нарочито спокойно: – Мне кажется, это не должно тебя беспокоить, Джаред. Каждый получает по заслугам. Может, и так. Но как объяснить матери, и как объяснить себе, в первую очередь – себе, что с ним случилось, когда услышал в разговоре с бывшей одноклассницей, встреченной позавчера, эти запоздавшие на несколько лет новости. Он сам – старательно избегал любых упоминаний о прошлом, в редких телефонных разговорах с матерью никогда не спрашивал о Дженсене – и с чего бы? Мать ни за что сама не стала бы рассказывать – и тут вдруг такое. И так муторно стало, так нехорошо на душе, так больно, и страшно – как будто он вернулся назад, в прошлое, и его снова трахал на заднем дворе школы Дженсен, а дружки его стояли вокруг, загораживая от посторонних взглядов, и смеялись, смеялись, а в ухо лился горячечный, злобный, задыхающийся шепот: - Стой, сука, ты моя сучка, понял? Грязная маленькая шлюшка, дырка, живешь только потому, что я хочу тебя ебать, дрянь, дряяянь… Забудь, сучка, о своем статусе, ты моя шлюха, какой из тебя альфа… Джаред вздрогнул, отгоняя видение, спросил хрипло: – Так ты скажешь, где он? Все равно ведь узнаю. Мать вздохнула, и спросила вдруг, с испугом заглядывая ему в глаза: – Сынок… Ты же не будешь… Я хочу сказать, у него теперь и так… его наказал господь, может, не надо тебе идти к нему? Джаред понял вдруг, чего она так боится, и удивился даже, насколько крепко в ней засел страх. Она так и не забыла, каким он прибежал один раз, доведенный до предела, истерзанный, злой, схватил нож с кухни, она преградила ему дорогу, белая от ужаса, выбила нож, обняла, и Джаред вырывался и кричал – убью, все равно убью. Джаред пообещал: – Я ничего ему не сделаю. Просто мне нужно. *** Что – сам не знал, что ему было нужно. Шел, и вспоминал, вспоминал, не хотел – но вспоминалось само. Когда Джареду было двенадцать, он впервые увидел его. Дженсен был старше на три года, и никогда не замечал его, и Джаред рад был, что это так – уж слишком жестокими были забавы у красивого, избалованного мальчишки, а потом очередь дошла и до него. Как-то раз Джаред подслушал мамин разговор с соседкой – бедный мальчик, говорила она, такой хорошенький, так похож на мать! Дженсену приходится жить с таким отцом, тираном, деспотом, он сжил со свету жену, и ах, бедный мальчик, совсем не знает тепла и ласки – но Джаред как ни старался, пожалеть Дженсена не мог, не получалось. А потом и вовсе – возненавидел, и даже верил, что мог бы убить, но остановила мать, уговорила, уболтала, убаюкала. Улицы становились все уже, и дома вокруг были не такими нарядными. Нет, тут не выливали помои на улицу, и трущобами назвать это было нельзя – маленький, уютный город, везде чисто. Джаред увидел, наконец, дом, который искал. Небольшой, невзрачный домишко, и дверь почему-то нараспашку. Джаред, злясь на себя за внезапное волнение, нарочито громко стуча, вошел в дом, и аккуратно закрыл за собой дверь. Обследовал две крошечные комнатки и кухню – нигде не было Дженсена. Вышел через черный ход на задний двор. Его вдруг начало пугать это запустение, и нет, тут не было особой грязи, и нигде не валялись бутылки, как подсознательно боялся увидеть Джаред – было все прибрано, как и в доме, так и во дворе. Джаред снова забежал в дом. Прошел на кухню, распахнул холодильник. Еда была, и он, слегка успокоенный, закрыл дверцу и услышал, как кто-то входит в дом. Джаред оглох от зашумевшей в ушах крови, шагнул вперед, в гостиную и увидел крошечную, ему по пояс, наверное – пожилую женщину, с сумками. Она испуганно попятилась, а Джаред воскликнул, выбросив перед руки: – О, не бойтесь, я не вор, я просто ищу хозяина, а дверь открыта была! Женщина недоверчиво рассматривала Джареда, и он вдруг признал в ней бывшую экономку из дома Эклзов. Ну надо же! Хоть кто-то не оставил Дженсена. Джаред, улыбаясь, произнес: – Простите меня, если напугал, я сейчас уйду. – Хорошо бы, – проворчала женщина, обошла его по кривой, стремясь в кухню, Джаред посторонился, и услышал, как она бормочет: – знаю я, зачем ты тут. Иди-ка отсюда, пока полицию не вызвала. Знают, что бедный хозяин из гордости кричать ни за что не станет, и все ходят, все не успокоятся, шакалы… Джаред вдруг вспомнил, как зовут экономку. Сказал громко: – Мисс Эмили, простите меня еще раз. Клянусь, я не причиню вреда вашему хозяину. Я только хотел увидеть его. Прошу вас, скажите, где он? Женщина вздрогнула, и посмотрела на него внимательней. – Ты вроде не местный. Наши так не одеваются. Жил тут раньше? Джаред кивнул, и постарался улыбнуться как можно искренней: – Я давно тут не был. Почти десять лет. Хотел повидать друга. Эмили скользнула взглядом по его статусной нашивке, обронила прохладно: – Может статься, вы не захотите встречаться с омегой. Он ведь потерял статус, лет пять как. Джаред сделал вид, что удивлен: – О, правда? А как это случилось? – Не все ли равно. Он не альфа, и никогда им не станет снова, господин. Эмили все так же стояла на страже своего хозяина, Джаред даже проникся к ней симпатией. Ее слова немного удивили, он спросил удивленно: – Почему нельзя вернуть статус? Он выздоровеет, и сможет подать документы на… – Не сможет, - отрезала Эмили. Джаред ощутил холод вдоль позвоночника, и сказал заморожено: – Но… статус же можно почти всегда восстановить. Если оборотень в силах драться за статус, он всегда может вернуть… Что? Она так странно смотрела. С жалостью, и уже не так холодно, и отстраненно. – Да, – сказала она, – почти всегда. Но это не его случай. – Да что с ним такое? – взорвался Джаред. Возможно, он выглядел достаточно искренним, и обеспокоенным или внушающим доверие – она рассказала. И что случилось, и где его можно найти в это время. Джареду потребовалось некоторое время, чтобы переварить информацию. Дженсена он нашел там, где и говорила Эмили, на берегу реки, сидел на старой, дырявой лодке, и будто ждал его. *** – Привет. Джаред рассматривал своего бывшего кумира – и врага – и узнавал его, и не узнавал. Дженсен улыбнулся бледно: – Привет. Джаред сел рядом, на лодку, посмотрел на безжизненно висящую руку. Ладонь, неловко подвернувшись, лежала так неестественно, хотелось поправить. Спросил: – Можно? Дженсен посмотрел вниз, дернул плечом, рука подвинулась, но лежала все так же неправильно. – Да, – сказал, и отвернулся, рассматривая водную гладь. Джаред осторожно взял искалеченную руку, и вместо того, чтобы положить нормально, как хотел изначально, задержал кисть на своей ладони и накрыл другой рукой. Неподвижная. Живая, теплая, но неподвижная, и, как сказала Эмили – вторая рука в таком же состоянии. И шрамы по всему телу, и ходит он с трудом, подволакивая ногу. Абсолютно беззащитный. Джаред погладил неподвижную руку, и увидел, что Дженсен смотрит на него. На его лице тоже были шрамы, один пересекал щеку, другой шел ото лба и через все лицо, через нос, рассекал губу, почти вертикальный. – Красавчик, да? – спросил без улыбки Дженсен. Глаза его пылали, бешеным, странным огнем, казалось, он сгорает, уничтожает сам себя – изнутри. – Да, – ответил Джаред, кивнул и повторил без улыбки, – да. Потому что – да, он был красив, даже сейчас, невозможно, ослепительно красив, так, что сжималось сердце, и хотелось до одури, до ломоты в пальцах – взять его, ставшего таким хрупким, взять – осторожно, ласково, прямо тут, на песке, целовать, и ласкать – и брать, брать, брать, и как не противно, горько и мерзко, да, он понимал тех, кто сейчас ходил к Дженсену, и подкарауливал его, беспомощного, и брал его, и он верил теперь Эмили – Дженсену предлагали все, все – лечение, лучшие клиники, новую жизнь, лишь бы он пошел, согласился, сказал – да. Джаред увидел, как дрогнули, расширяясь, его зрачки, как Дженсен побледнел, и отшатнулся от него, почуяв бешеное желание альфы, и тут же – усмехнулся, горько, обреченно, словно смеясь над собой. Сказал равнодушно: – Хочешь? Не дождался ответа, и все так же криво усмехаясь, продолжил: – Одна просьба – поможешь… – резко втянул воздух, и Джаред понял, насколько наиграна его беспечность. Дженсен договорил, уже не особенно стараясь играть, голос дрожал: – поможешь потом, после... одеться. Джаред с трудом проглотил комок в горле. Подумал вдруг – сколько раз его бросали вот так, попользовавшись, беспомощным, раздетым? Зачем бы Джаред не пришел – просто посмотреть, или понять, почему любил его, этого говнюка, и помнил всю жизнь – неважно, теперь это неважно. Совсем. – Сам оденешься, – грубо сказал Джаред, притянул его к себе за плечи, и поцеловал. Надо было сбросить это невероятное напряжение, висевшее между ними, хоть немножко, чуть-чуть. Дженсен замер было, а потом раскрылся, расслабился в его объятиях. Джаред не помнил, сколько длился поцелуй, время исчезло, вместе с ним исчезали, растворялись все обиды, горечь, и непонимание, уходило все ненужное, наносное, глупое – были только они – вдвоем. Отдышавшись после, Дженсен ожег его взглядом, продолжил разговор: – Ты же знаешь, я не могу сам. Джаред, с трудом сдерживая дрожь от распиравшего желания, ответил: – Вот когда сможешь, тогда и займемся этим. Дженсен не отвечал долго. Джаред успел уже прийти в себя, когда Дженсен сказал без всякого выражения: – Я не могу обращаться. Ткани не регенерируют. – Я в курсе, вообще-то, – буркнул Джаред, – ничего, вылечим. Дженсен вообще перестал шевелиться, и не смотрел на него и, казалось, не дышал. Джаред обеспокоенно посмотрел на него, придвинулся: – Что? – Зачем тебе это? И ведь не факт, что получится меня... вылечить. Я могу навсегда остаться… таким. Джаред нахмурился, подумал. Спросил: – Ты поедешь со мной? Дженсен, как марионетка, дергано, с трудом, повернул к нему голову. Спросил снова: – Зачем? Ты не ответил. Зачем тебе – это. Зачем возиться со мной? Ты ведь не забыл ничего. Ну так почему тогда? Джаред внимательно смотрел на побелевшего, с больными глазами, дрожавшего от напряжения Дженсена, и не знал, как, как ответить? Потому что люблю? Всегда любил? Придвинулся еще ближе – глаза в глаза – обнял, прошептал, так же сотрясаемый дрожью: – Может быть, потому, что ты меня ждал? Он понял сразу – что угадал, попал в точку, Дженсен прикрыл глаза, и, показалось, будто он сейчас рухнет – и он правда упал бы, если Джаред не удержал его, не прижал к себе, обессиленного, измученного. Джареда несло, он говорил-говорил, не останавливаясь, успокоительное что-то, вперемешку с признаниями – обязательно вылечим, ты только не сдавайся, нет, не думай об этом, это было давно, и я давно простил, ты сам себя прости, и не мучай себя, пожалуйста, Дженсен, да, да, все будет… И даже если не вылечим – все равно, ты мне нужен, и мы будем стараться, мы будем счастливы, ты ведь дождался меня. Не страшно, ничего, вместе придумаем, обязательно все у нас получится. Вот увидишь. *** Джаред вернулся домой, и никак не мог найти себе места – беспокойство, неясное, тягостное, тянущее, как зубная боль – не отпускало, он метался по дому, мать ходила за ним по пятам, и спрашивала взволнованно: – Что, Джаред, что ты? Что? Ничего, все хорошо. Договорились, что придет завтра, и поговорят, в этот раз не вышло, они просто посидели, пришибленные эмоциями-воспоминаниями, навалившимися вдруг из прошлого, Джаред помог Дженсену подняться, они дошли до его дома и там расстались у порога, казалось – Дженсен сбегал от него – так торопливо он вошел внутрь, неловко толкнув плечом приоткрытую дверь. Джаред подавил в себе желание войти следом. Не торопись – говорил он себе – все будет, нельзя торопиться, можно все испортить. А сейчас – места не мог найти, так больно было отчего-то, драло внутри словно когтями, спирало дыхание от непонятной ярости – что? Не мог понять, что происходит, не было такого с ним никогда, на семенившую за ним мать рыкнул, чего никогда себе не позволял: – Подожди, мать! Что-то… Не то что-то. Я должен вернуться. И сразу за этими его вслух сказанными словами словно легче стало дышать, но ненадолго, он вдруг услышал – не слухом, другим каким-то седьмым чувством – тихий стон, слабый, тихий-тихий, и следом оглушило, оцарапало острой, режущей – чужой болью. И все стало на свои места – он понял, что происходит с ним, поняла и мать, охнула, попятилась, а Джаред уже обращался, неумолимо, стремительно, спонтанно – рыча от ярости и ужаса, рвалась с треском одежда, со стуком упали на пол часы, звенькнули ключи, выпавшие из брюк, а Джаред вымахнул уже в волчьем обличии в открытое окно гостиной и летел на зов, слышимый только ему – услышанный – так поздно. Их было трое, они даже не ушли слишком далеко в лес, видно, что никого не боялись, и не ждали, что им помешают, располагались с комфортом. Двое крутились вокруг переносной жаровни, в которой тлели угли и на решетке жарилось мясо, смеялись, шутили, слегка выпившие – не пьяные, и не злые – третий распялил на траве Дженсена, и трахал его, и в уши Джареда ввинчивались хлюпающие звуки, и слегка задыхающийся голос: «Ну, Дженни, детка, не лежи бревном, тебе же нравится… Знаю, всегда нравилось. Давай, шевелись. Ты ведь не хочешь, чтобы я стал грубым? Или сперва тебя отдать Максу? Или сразу - Максу и Фредди, хочешь? Потом так легко в тебя входить…» Дженсен не отвечал, вообще – никак не реагировал, лежал на спине, раскинув искалеченные руки, он даже не отворачивал разбитое лицо в сторону, смотрел вверх – Джаред увидел это разом, вместе – всю картину, еще не выскочив на полянку – непонятно как, как будто сверху смотрел в пустое лицо Дженсена, и видел, как под толчками его тело двигается безвольно – а потом время замедлилось. Джаред вылетел на поляну, и с рычанием бросился сперва к Дженсену, вернее – к тому оборотню, что нависал над ним. Через мгновенье его зубы клацнули в сантиметре от его шеи – но насильник успел отклониться – успел даже ошеломленно сказать: «Что…» А Джаред уже свалил его на землю и драл, вцепился в плечо, с наслаждением слушая, как ломаются кости и как воет оборотень, выпустил, и прицелился снова в горло, но тут услышал – и снова не слухом, а где-то в голове – просьбу, очень тихо: «Отпусти его, Джаред, пожалуйста. Не убивай, нельзя, нет...» Ярость – неконтролируемая, слепая – схлынула, но Джаред не мог отпустить врага. Оборотень под ним выл, отбивался, пытался обратиться, но Джаред удерживал его от обращения, держал, как в тисках, и ломал ему кости, прихватывая зубами то за плечо, то за руку, то за ногу, действуя намерено жестоко. Ничего, обратится, и все заживет. Но хоть час полежит растерзанный, и подумает, Джаред внушал в это время, между укусами: «Никогда больше. Убью!» – Понял, не буду, не буду больше, отпусти! – визжал, как резанный, насильник, а Джаред сдерживая отвращение – и желание раздавить, уничтожить мразь – все время «смотрел» на Дженсена – все чувства его были направлены на него. Увидел, как тот отвернулся, не желая смотреть на унижение врага, отпустил сам воющего, рыдающего, похожего на кусок мяса – недавно такого самодовольного самца, с отвращением отвернулся и посмотрел на дымящуюся жаровню. Он чувствовал давно, что те двое, что были с этим - убежали. И сейчас слышал, как ломятся в панике сквозь лес, и, все еще на адреналине, полный нерастраченной силы альфы – послал им вслед картинку с их растерзанным главарем и предупреждение. Услышал, как один споткнулся, упал, заскулил, второй тоже присел от ментального удара, и зажмурился. Услышал рядом болезненный, тихий стон, и ахнул – зацепило случайно и Дженсена. Нахлынула сразу вина, он забыл обо всем, метнулся к Дженсену, встал над его телом, все еще в волчьем обличьи и облизал лицо, попросил мысленно: «Прости…» Дженсен не отвечал, старался привести дыхание в норму, но его все еще немного потряхивало, и Джаред, сосредоточившись, мысленно завернул Дженсена в мягкий, теплый кокон, внушая, что ему тепло, и не больно, и видел, как потихоньку разглаживается морщинка между его сведенными бровями, как Дженсен размыкает плотно сжатые губы и тихонько вздыхает. Джаред вздохнул стесненно следом, и тут словно заслонку убрали – между их миром, для двоих, и внешним – и в уши врезался визг, тонкий, длинный, на одной ноте – это все визжал насильник, не смея обернуться наперекор воле альфы. Джаред посмотрел на трясущегося, как желе, насильника, вокруг которого вся земля пропиталась кровью, и повинуясь безмолвной просьбе Дженсена, нехотя рыкнул: – Можешь обернуться. И чтобы никогда… Обернувшись волком, он не дослушав, пулей, поджав хвост, припустил вслед за сбежавшими друзьями, а Джаред обратил снова все внимание на Дженсена. Теперь очередь его – держать ответ. «Почему ты не сказал?» Джаред задал вопрос мысленно, и тут же почувствовал, как захлопывается с натужным скрипом дверь, приоткрывшаяся, когда в приступе слабости Дженсен позвал Джареда – сейчас снова все было глухо – не слышал его, не чувствовал – не понимал. *** Пришлось дожидаться ночи, чтобы вернуться. Джаред обернулся человеком, отнес неожиданно тяжелого Дженсена к речке. Нашел его одежду, порванную, первым делом натянул на Дженсена плавки, намочил рубашку и принялся обтирать его, начал с лица. Дженсен не отворачивался, смотрел как и раньше безучастно в небо, и сильно Джареда этим взглядом пугал. Джаред действовал осторожно, стирал кровь и грязь с тела очень нежно, старался не смотреть на синяки, от вида которых в груди сам собою рождался злобный рык. Потом кинул рубашку, и внимательно уставился на безучастного Дженсена. Ничто больше не отвлекало его, но он видел, что с Дженсеном разговора сейчас не выйдет, слабый физически – и упертый, не сломаешь, не согнешь, такой же – как прежде, только сам себе – лютый враг, и черт его знает, как не позволить ему уничтожить самого себя. Дженсен лежал расслабленно, и даже глаза прикрыл, подставляя лицо солнцу, Джаред вдруг подумал со странным волнением – а ведь не стесняется его, совсем. Это не было бесстыдством, а словно Дженсену… было спокойно, комфортно рядом с ним, как будто… они были парой. Когда Джаред додумал эту мысль, испугался – вспоминались все мелкие совпадения-мелочи, которые не бывают, не должны случаться между посторонними, какими они, по сути, были. То, что он услышал зов, что еще до этого – чувствовал беспокойство, что слышал, даже во время драки, в запале, в волчьем обличье – слышал Дженсена, все это не могло, не должно быть, они же даже не связаны. Как такое может быть? Они встретились всего один раз, были вместе около получаса – а ощущение, словно они давно вместе. И нет, у Джареда не было возможности сравнить, с ним такого не было раньше, но зато вспомнились все эти разговоры-рассказы-фильмы-книги про пары, которые чувствуют друг друга на расстоянии. Неужели это не вымысел? Ну какой же вымысел, он ведь «услышал» Дженсена и примчался. Это было, хотя сейчас и не верилось. Джаред так глубоко задумался, что вздрогнул, когда услышал тихую просьбу: – Прикрой меня, пожалуйста. Посмотрел на Дженсена, встретил его спокойный взгляд, смешался, взял высохшую рубашку, и накинул на его покрасневшие плечи. Предложил: – Джинсы? Дженсен уже снова закрыл глаза, и сказал невыразительно, заторможено как-то: – Нет… Жарко в них на солнце. Джареду стало неловко, он спросил: – Так, может, давай в тень перенесу? – Я могу сам ходить. – сдержанно ответил Дженсен, помолчал, вздохнул и сказал мягче, просительно: – Хочу на солнце. Тепло… У Джареда перехватило дыхание от невыносимой жалости. Он несколько минут боролся с собой, уговаривая, всячески уговаривая себя – не смей, не смей, дурак, плакать, не смей жалеть его, хуже будет, все испортишь, молчи. Не скоро отпустило, не сразу, постепенно успокоился, потом долго сидел, смотрел на дремлющего Дженсена, изредка бросал мелкие камни в речку, и ждал ночи. *** Разделили одежду на двоих – Джаред обмотал вокруг пояса дженсенову рубашку, джинсы – хозяину, в таком виде дошли до его дома. Там Джаред порылся в его вещах, нашел себе спортивные штаны и футболку. Дженсен вялый, сонный, сидел в кресле и клевал носом, Джаред, не выбирая, схватил первую попавшуюся рубашку и куртку, напялил кое-как на Дженсена и потянул его к двери. И тут вдруг столкнулся с сопротивлением. Дженсен уперся: – Никуда не пойду. Джаред давно не испытывал такого шквала эмоций за один день. Теперь это была смесь ярости и удивления. И обидеть упрямца не хотелось, но оставлять его тут – одного, не хотел, ни за что. – Дженсен. – Что – Дженсен? Это мой дом. – Он небезопасен. Дженсен угрюмо опустил голову, повторил тихо, с какой-то тоской: - Это мой дом… Джаред понял, и снова принялся давить в себе дикую, неистовую какую-то жалость, от которой хотелось выть – у Дженсена не было другого дома. Хоть такой, даже небезопасный, но его, и страшно уходить отсюда в неизвестность. В этот раз не смог сдержаться, шагнул к Дженсену, обнял его, и сказал: – Ладно. Ладно, сегодня останемся здесь. Но только сегодня. Почувствовал, как расслабился в его объятиях Дженсен, вздохнул с облегчением, и даже как будто придвинулся к нему. Джаред понял, что небольшая уступка помогла сближению, хотя не факт, что утром Дженсен опять не начнет упрямиться. Но что-то подсказывало ему – нет, не будет, успеет за ночь свыкнуться с мыслью, что теперь его дом будет там – где дом Джареда. Во всяком случае, он постарается Дженсена в этом убедить. Дженсен снова стал вялым, таким, будто из него выдернули стержень, буквально падал на ходу, Джареда сильно беспокоило его состояние. Нет, он помнил, про их звериную сущность – любой хищник, да и человек тоже восполнял силы целительным сном, но это все равно было немного слишком. Даже после того, что с ним случилось. Никаких серьезных видимых повреждений Джаред не видел, и все равно беспокоился. Для гостя он быстро сориентировался в крошечном домике, тут же набрал ванну – горячая вода, слава богу, была – и Джаред уверен был, что Дженсен хочет смыть с себя грязь, и да, тот сразу же, без всякого стеснения встал и пошел за ним, потом стоял и ждал, пока Джаред разденет его, поможет влезть в ванну, а потом чуть не заснул в ней, вернее даже, заснул, а Джаред караулил, чтобы тот, случайно повернувшись, не соскользнул вниз, и не захлебнулся. После Джаред разбудил его, помог вылезти, вытер тщательно, уложил в постель, в кухне нашел приготовленный верной Эмили бульон, разогрел его, принес в спальню, растолкал снова заснувшего Дженсена, заставил съесть его, словом, возился, как заправская сиделка, за суетой забивая голову пустяковыми мыслями – а где соль, где полотенце, где белье, о, заснул, можно позвонить маме, наверняка с ума сходит – волнуется, позвонил, долго убеждал, что знает, и понимает, что делает, а потом – остался наконец, наедине – со своими сомнениями и думами. Ничего не ясно, непонятно, что делать, и что будет с ними, и самое тяжелое при всем этом – сопротивление Дженсена, какое-то странное его поведение – как будто он – воюет сам с собой, и только в минуты слабости готов признать, что Джаред ему нужен, все остальное время – убеждает и себя и весь мир в придачу – ему никто не нужен, и не нужна помощь… Вот сейчас – слаб настолько, что сопротивляться не в силах, но придет в себя, и как с ним, таким упрямым, договариваться? Джаред задремал незаметно, кое-как умостившись на крошечном диванчике, сложившись в три раза, и даже начал видеть какой-то муторный, тяжкий сон, где бежал куда-то, кричал, звал, и проснулся резко, как от толчка – сел, с минуту дико оглядываясь, не понимая, где находится. Потом встал, и как зомби, пошел на призыв – слабый-слабый, тихий, почти неслышимый, но для Джареда, напряженного, настороженного, призыв слышался ясно. Вошел в спальню, и сразу увидел, в чем дело – Дженсен спал, но видел кошмар, разметался на кровати, скинул с себя одеяло, лоб блестел от испарины, и с губ срывался стон – он спал, и во сне позвал его, и оставалось только гадать, как Джаред услышал. Но ему некогда было думать, он метнулся к кровати, осторожно, чтобы не потревожить, сел на край, тихонько положил руку на влажный лоб, и мысленно снова закутал его всего в теплый мягкий плед, зашептал всякую успокаивающую чушь – тихо, успокойся, все хорошо, ты в безопасности, спокойно, спокойно… Дженсен затих, лицо его разгладилось, и Джаред тихонько вышел из спальни. И тут же замер на пороге – он почувствовал, как снова тяжко задышал Дженсен, как его одолевают беспокойство, боль, отчаяние. Вернулся и решительно сдвинул Дженсена к стене, бормоча: – Извини, приятель, но тебе придется потерпеть меня в своей постели. Я не намерен бегать всю ночь. Дженсен даже не проснулся. Повернулся на бок, уткнулся лбом ему в плечо и затих, и Джаред тоже заснул, без всяких больше кошмаров – как провалился в черный колодец. Утром проснулся первым, и попытался незаметно удрать из спальни, но уже сделав несколько шагов, оглянулся, напоролся на взгляд Дженсена – и замер, отчего-то испытывая неловкость. Дженсен смотрел нечитаемо, непохоже было, что сердит, или смущен, просто смотрел, и словно чего-то ждал, и выглядел не слишком хорошо – бледный, с темными кругами вокруг глаз. Джаред вернулся, сел на край кровати. Спросил обеспокоенно: – Ты как? Дженсен дернул бровями, что можно было перевести: «Так себе, бывало и лучше…» Джаред осторожно начал: – Ну так что, собираемся? Дженсен тут же буркнул: – Не поеду. Джаред сдержанно вздохнул, присмотрелся к Дженсену. Спросил: – Слушай, давай я твоему доку позвоню? Джаред, честно, не ожидал такого эффекта, Дженсен заметно вздрогнул, побледнел, и задохнувшись, сказал сдавленно: – Нет! Нет, не… смей. Не надо, Джаред. Я… я лучше поеду с тобой, он же меня закроет снова, нет… И замолчал, прикусил язык, глянул на него затравленно, а Джаред не знал, как реагировать – то ли радоваться, что нашел совершенно нечаянно рычаг давления, то ли пойти и прижать неведомого дока к стенке, что-то очень неприятной показалась ему реакция Дженсена. Аж затошнило, так нехорошо стало. Но он решил не спрашивать пока, узнает все – со временем, как же много они не знают друг о друге, надо заполнять эти белые пятна. Собрали самое необходимое, уместилось все в небольшую сумку. Дженсен попросил написать записку для Эмили, мол, он сейчас находится в доме Шерон Падалеки, загрузились в небольшой, раздолбанный грузовичок, на котором Эмили ездила за продуктами, и поехали. Издали Джаред заметил маячившую во дворе мать, и не сразу понял, что с Дженсеном что-то не так, кольнуло внутри, когда тот вдруг уронил голову на грудь, и начал заваливаться вперед - Джаред выругался, поймал его одной рукой, прижал назад к сиденью, затормозил, подбежала мать, говорила что-то взволнованно, Джаред, не слушая ее, выскочил, оббежал машину, открыл дверцу, подхватил упавшего Дженсена и рявкнул: – Мам, подожди! Дженсен, не смотря на худобу, тяжелый, длинный, тащить его на руках неудобно было, Джаред умоляюще посмотрел на мать, та сообразила быстро, и скоро они вели Дженсена, едва переставляющего ноги, к дому, поддерживая с двух сторон, Шерон испуганно спрашивала: – Что с ним? Джаред сквозь зубы отвечал: – Не знаю. Мам, наш док, Келли. Он работает? Можно ему позвонить? Шерон кивнула, и сказала: – Быстрее сбегать. Он за два дома живет, и вечно торчит в беседке во дворе, без телефона. Джаред кивнул, и когда уложил в гостевой Дженсена на кровать, попросил: – Мама, пожалуйста. Побудь с ним. Я все понимаю, но давай сейчас забудем все, хорошо? Ты посидишь? Я быстро. Шерон поджала губы, с неприязнью разглядывая Дженсена, но под взглядом сына вздохнула: – Ладно. *** Шерон разглядывала лежащего на кровати Дженсена с холодным, острым интересом, так смотрят на пришпиленную вилами к земле гадюку, она еще шевелится, но вызывает одно желание – добить немедленно. Если бы она могла. Если бы могла – близко бы не подпустила к Джареду этого странного, больного оборотня, но слишком хорошо чувствовала – не в ее силах что-то изменить. С самого начала – с того самого времени, в школе, когда Дженсен преследовал ее сына – уже тогда было ясно – непросто, не как со всеми. Между ними двоими все было не так, не обычные школьные мальчишеские разборки, кто круче, кто сильней, тут несло такими страстями, закручивались в воздухе между ними такие энергии, что страшно становилось – вспомнить только, как Джаред, бешеный, с остановившимся взглядом, шарил по кухонной полке, хватая нож, как рвался и кричал – убью, убью гада. Какие тут школьные разборки, что-то древнее, старое, как из легенд прошлого, как будто встретились двое из старой сказки, и у каждого – своя задача, свое предназначение, не выполнишь – умрешь, а что сделать, как – не сказал никто, не объяснил, давно потеряны условия задачи, и бьются двое насмерть там, где, может быть, все должно быть иначе – плечом к плечу, вместе, и против сил зла. Еще помнила Шерон, когда сын уехал, не успела проводить на поезд, вернулась, а возле калитки стоял Дженсен, она шарахнулась от него в сумерках. Но когда узнала, страх прошел, подошла вплотную, спросила холодно: – Что, добился своего? А он вдруг спросил потерянно: – Где… Где Джаред? Она засмеялась тогда, горько, сказала озлобленно: – Больше не доберешься до него, щенок. Дженсен спрашивал, шел за ней, мальчишка, действительно, щенок, просил, но она не слушала, просто закрыла дверь перед его носом, а на следующий день, когда он снова пришел, вышел приехавший с вечных командировок Джош, старший сын, и от души накостылял паршивцу, и может, Шерон бы радовалась больше, если бы Дженсен защищался, или пытался ударить в ответ. *** Дженсен приходил в себя, Шерон видела, как он вздохнул, поморщился, открыл глаза, растерянно огляделся и застыл под ее взглядом. Они молча смотрели друг на друга, пока Дженсен не улыбнулся бледно, обреченно как-то, и не сказал тихо: – Не смотрите так, я уйду. Я сейчас… уйду. Попытался встать, но Шерон с раздражением толкнула его в грудь, роняя на кровать, сказала холодно: – Не думаю, что ты здесь что-то решаешь, мальчик. Уйдешь тогда, когда позволит мой сын. Альфа. Бог мой, как бы ей хотелось, чтобы он ушел, исчез навсегда из жизни ее сына! Но что она может поделать? Дженсен даже с некоторым удивлением смотрел на нее. Потом с трудом произнес: – Не бойтесь. Я не испорчу жизнь вашему сыну… снова. Я… у меня есть план. А вы должны мне помочь. Шерон аж рот открыла, от возмущения – помочь, этому? А Дженсен зачастил, змей, опять что-то задумал, она слушала его крайне настороженно. – Вы понимаете, он не хочет оставить меня, потому что думает, мне нужна помощь, и защита, но если будет кто-то, он…– Дженсен перевел дух. И продолжал, торопливо и сбивчиво, – у меня есть один знакомый, он долго просил меня стать его парой. Сейчас в соседнем городке живет. Сказал, что я всегда могу позвонить… Он будет ждать. Умоляю, миссис Падалеки. Позвоните ему, скажите – я согласен. Его зовут Рис Олден, номер 14-15-16, очень простой, позвоните, прошу вас. Хлопнула входная дверь, и они оба вздрогнули, прислушиваясь, как в холле Джаред говорит что-то доку Келли, оставалось совсем немного времени, Дженсен еле выговорил, не спуская глаз с Шерон: – Пожалуйста. Она покачала головой, в мучительном сомнении глядя на мальчишку – он ненамного старше был ее сына, а сейчас казался даже младше, такой худой, с горящими, ненормальными какими-то, больными глазами. – Зачем тебе это? – тихо спросила она, сдаваясь. Вопрос простой, на самом деле. Зачем Дженсену это? Ей – да, ей хотелось бы, чтобы Дженсен навсегда исчез из жизни ее сына, но ему – зачем? Неужели он так не хочет быть рядом с Джаредом? Дженсен увидел, что она согласилась, весь сразу как-то обмяк, и закрыл глаза. Она уже думала, что нет, не ответит, но он прошептал еле слышно: – Так будет лучше. Для него… *** Джаред так и маячил возле двери гостевой, не мог уйти далеко, док его выставил, но как же хотелось приникнуть ухом к замочной скважине, или обернуться – волком он услышит все, любой шорох и шепот, но – пересилил себя – недостойно альфы опускаться до подслушивания. Еще его не оставляло беспокойство, он не мог понять – что же насторожило, так заняты были мысли одним Дженсеном, и тут по краю сознания темной тенью мелькнуло что-то, и теперь вспомнилось, что это было? Джаред бросил дурацкую беготню около двери, и принялся вспоминать – цепко перебирая в памяти каждую мелочь. Вон он уговаривает дока, и Келли ругает Брифина, оказывается, это врач Дженсена – и есть у этого подозрительного Брифина в пригороде частная клиника, и ходят в городе не самые хорошие слухи про нее. Келли рассказывает, что в Дженсена Брифин вцепился как клещ, и что-то там делает с ним. Почему Дженсен девять месяцев в году заперт клинике, и никаких улучшений не происходит? Келли ругается, брызгает слюной, говорит что-то про опыты и грозится кулаком в сторону клиники. В Джареде поднимается темной волной злоба, но он силой заставляет себя успокоиться – потом разберется, может, это слухи все – уговаривает Келли помочь сейчас. Келли ворчит, собирает чемоданчик, и вскоре они входят в дом, и Джаред зовет маму. Мама встречает Келли приветливо, как всегда – они старые приятели. Но почему-то избегает смотреть Джареду в глаза, и можно понять ее раздражение и нелюбовь к Дженсену, но… Проскальзывает в ее движениях, в том, как она поправляет прическу, как улыбается, как отводит глаза – что-то странное. Так несвойственная ей, и потому так бросающаяся в глаза – неискренность. Нашел, вот оно, то, что крючком, мешающим репейником засело в сознании, не ублюдочный доктор Брифин, нет – мама. Джаред кинул взгляд на дверь гостевой, и отправился на поиски матери. Ему казалось – он только посмотрит на нее, и поймет, что ему все показалось, на самом деле – все хорошо, никакой опасности не может быть от самого близкого, самого дорогого в жизни человека, не может ведь? Джаред нашел ее в кухне, возле окна, она сидела, смотрела на беседку во дворе, и перед нею лежал вечно забываемый везде коммуникатор, плоский, модный, он сам подарил ей на день рождения – она смеялась польщено, и говорила, что такое ей ни к чему, а с соседками она и без трубки поболтает, и не стоило тратиться, а сама любовно оглаживала блестящие бока игрушки и глаза ее тоже блестели, счастливо и молодо. – Мам? Она вздрогнула и оглянулась на него. Через паузу спросила отстраненно: – Как там… он? И тут не сумела, даже в такой короткой фразе скрыть неприязнь к Дженсену. И имя его не хочет произносить. Или уже просто играет роль? Опять не чувствуется искренности. Джаред вздохнул, взял за спинку стул, поставил перед ней, сел напротив, спросил серьезно: – Что-то случилось, пока меня не было? Ты звонила кому-то? Дженсен попросил? Что, мам? Шерон глянула на него слегка растерянно. Но быстро собралась, и сказала спокойно, и задумчиво: – Хотела позвонить. Но… сижу вот, вспоминаю, думаю. Ты… – глянула остро на него, пряча волнение, спросила: – Ты вчера обернулся, и убежал. Понимаешь, что произошло? Джаред кивнул молча и тут же пожал плечами растерянно – что тут скажешь? Да – он услышал зов, и сорвался с места, как сумасшедший, только вот понять бы еще – как такое может случиться – услышать чужого волка – без связи, без метки. Шерон как будто мысли его услышала, сказала негромко: – Иногда такое бывает. Редко. Но… почему он? Господи, почему он. Отчаяние в ее голосе заставило Джареда наклониться, взять ее за руки, поцеловать ладони. Понимал ее, конечно же, и сочувствовал, но - нет ответов на такие вопросы. Просительно заглянул снизу ей в глаза, знал, что безотказно действуют на нее такие взгляды, спросил: – Мама, скажи, о чем он просил тебя? Это очень важно. Шерон вздохнула, отвела взгляд, смотрела снова на беседку, и, Джаред видел, по тому, как она нахмурилась – вспоминает. Вздохнула, прошептала: «Прости меня, господи…» и рассказала, буднично, и обстоятельно, как все привыкла делать, про некоего Олдена, и про согласие Дженсена на брак с ним, и про то, что он не хочет портить ему, Джареду, жизнь, и так, он считает, будет лучше… Джаред наливался злобой, терпел, чтобы не взорваться, прятал за злобой лютый страх, но страх прорвался, выбелил все вокруг, не давая дышать – Джаред вскочил, прохрипел: – Лучше? Лучше… Лучше сдохнуть, чем бороться, да?! Сукин… Выдохнул, чувствуя, как схватила его, как прежде, как раньше – мама, и держит, просит, умоляет – успокоиться, а Джаред кипел, выплевывал с горечью: – Сука. Как был манипулятором, так и остался, вертит всеми, как хочет, и плевать, скотине, что будет с этим Олденом, когда дурак пометит Дженсена, а тот – не примет его связи. Не примет, потому что не может, потому что связан уже! Не знаю, как такое может быть, но он связан, со мной! И просто сдохнет, когда тот укусит его… – Успокойся! Дорогой, сядь, умоляю, ничего еще не случилось, Джаред, прошу тебя… – Мам, за что он так со мной? От обиды на глаза слезы навернулись, Джаред рухнул обратно на стул, спрятал лицо в ладонях, а Шерон гладила его, по плечам, по голове, и просила: – Подожди, подожди, тихо-тихо, я не думаю, что… Джаред, он не хочет быть тебе обузой, столько времени – и никаких… результатов, он боится. О, господи, сынок, не надо так, пожалуйста, я должна его обвинять! А не защищать. Но мне его… жаль. Удивленная своим открытием, Шерон тихо опустилась на стул, и Джаред поднял голову – они смотрели друг на друга, и Джаред подумал с больным каким-то удовлетворением, что Дженсен и тут выиграл – где, как Джаред думал – не сможет добиться успеха никогда. Дженсен еще не завоевал расположение его матери, но каким-то волшебным образом – она теперь защищает, и оправдывает его. Как странно. Джареда словно толкнуло что-то, он спросил внезапно: – Ты бы позвонила? Если бы я не подошел. Позвонила бы? Шерон покачала головой и снова уставилась в окно. Проговорила тихо: – Я не верила, не хотела верить, что вы связаны. Обманывала себя, но… я ведь в глубине души знала правду. Ты не женишься, восемь лет один. Он… у него тоже нет партнера. И, да, я догадывалась, не хотела верить, но если эта связь не оборвалась за столько лет, не думаю, что… Словом, я понимаю – он хотел освободить тебя. Шерон посмотрела Джареду в глаза и сказала: – Ты сможешь выжить без него. Но... не знаю, Джаред. Может, попробовать вам сначала, как-то по-другому… И я не думаю, что ты отпустил бы его, ведь нет? Даже если бы я позвонила. Так? – Да, – Джаред отошел уже немного, хотя горечь никуда не ушла, хотелось пойти и хорошенько встряхнуть засранца, и дать бы в морду, но не бьют больных и слабых – хотя – какой он там слабый! Он шумно выдохнул, стравливая злобу, и повторил, собираясь с мыслями, – да, конечно. Хрен бы я его отпустил. И, знаешь, у меня по этому поводу появились кое-какие мысли. *** Док мялся и маялся, и Джареду большого труда стоило не плюнуть на все и не побежать к Дженсену, просто чтобы удостовериться – жив, спит, никуда не делся, но все же надеялся на более менее внятный ответ – непонятная латынь его не устраивала. – Можно попроще? Келли завздыхал, завертелся, как уж на сковородке, и сказал, смущенно отводя глаза, пряча в них заинтересованный блеск: – Его бы в клинику. На обследование, тогда бы сказал точно. «Все вы, маньяки-энтузиасты от медицины одинаковы – неприязненно подумал про себя Джаред и мысленно же сложил кукиш, – нет уж. Никаких обследований, вот вернемся домой, в столицу, там я ему найду профессора, самого лучшего…» Увидав, как непримиримо выставил вперед челюсть Джаред, Келли слегка приуныл, но Джаред не оставил его в покое, настырно спрашивая: – Можете хоть на пальцах объяснить? Что с ним такое? Келли с недовольством ответил: – Тут… прежде всего не мешать, пусть выспится, отдохнет. А симптомы… Хм-хм, я бы сказал… но не уверен. Но очень похоже на откат, такое бывает, например, когда после долгого воздержания оборотень наедается до отвала. Похоже даже на отравление. Озноб, тошнота, слабость. Обморок. Джаред насторожился весь, подался вперед, поощрил: – Ну-ну. Дальше, доктор. Уж не хотите ли вы сказать, что он голодал? А Келли, как будто размышляя, споря сам с собой, разболтался: – Нет, что ты. Он не настолько истощен, в смысле, ему бы не помешало набрать вес, но я не это имел виду. Пища иного рода. Энергия. Эмоции. Келли посмотрел на Джареда так, что его жаром окатило. И спокойно добавил: – Ты полегче с ним, Джаред. Спокойнее. Я понимаю, что в делах сердечных трудно контролировать свои эмоции, но ты постарайся. Его сейчас, как вы, молодежь, любите говорить – здорово ломает. Дай ему передохнуть, ладно? И… все-таки. Хотел бы я его обследовать, может… – Нет. Джаред сказал быстрее, чем подумал, а сам все пытался унять забившееся от волнения сердце. И не слышал больше, что болтал док – думал, как же, как он мог пропустить. Ну конечно, Дженсена ломает, он плохо соображает. И пронзило догадкой – вполне, может быть, что Дженсен и не знает, не помнит – что звал его, Джареда, и как его мать, поди, отрицает саму эту существующую между ними связь. Если так, то… В каком-то смысле это хорошо, значит, не думал о самоубийстве. Искренне верил, что так будет лучше. Вскоре док ушел, и Джаред тут же ринулся в гостевую – плевать, что спит, и плевать, что он, Джаред, не обдумал хорошенько, что будет говорить, так хотелось убедиться – что Дженсен там, что стеснило дыхание - скорее, скорее к нему. Дженсен дремал, бледный, измученный, слабый, кажется, и ребенок справится с ним, а вот поди ж ты – сидит Джаред, здоровенный лоб, на самом краешке кровати, и вздохнуть боится, и смотрит, жадно, наглядеться не может, и уйти – никак. Дженсен почувствовал его присутствие, шевельнулся, открыл глаза – Джаред увидел, как мелькнул в них страх, потом тоска, и упрямство, и еще что-то, он уже не разбирался в оттенках чувств, вспомнил сам, что наговорил Дженсен его матери, и вопреки словам дока – не беспокой, дай отдохнуть – загорелся обидой, горькой, злой, и ревность вдруг откуда-то, нелепая, глупая, выползла, словно змея, свернулась тугой лентой вокруг сердца, не давая вздохнуть, Джаред усмехнулся криво, прошептал: – Ты, значит, женишься. Дженсен побледнел, хотя, казалось, куда еще? Посерел аж, попытался отодвинуться, отползти от него, а Джаред и сам чуял, что прет от него лютой злобой, намешанной на ревности-боли-обиде, но остановить себя не смог, продолжал спрашивать, наклоняясь, над самым лицом Дженсена: – И давно ты его знаешь? И, может, смолчал бы Дженсен, ничего не было бы, и доходило ведь, понимал, где-то вдалеке трепыхалась мысль – и у него тоже откат, и сам он тоже – не вполне вменяем, и сам ненормален, и не может быть спокоен – рядом с Дженсеном, никак, так же колотит его, и ломает, и убежать бы, где-нибудь – пересидеть, переждать – успокоиться – но как уйти от него? Дженсен вдруг переменился – усмехнулся так же – криво, отзеркалил, прошипел: – Бесишься? Ты думал, спаситель? Я говорил тебе, ты не слушал. Я справлюсь без тебя. Понял?! Ты не нужен мне, никогда не был нужен, я жил без тебя столько времени и нормально! И да, я женюсь. От боли и ярости потемнело в глазах – и ведь понимал Джаред, что лжет Дженсен, что старается оттолкнуть, но от этого все равно было больно, и даже догадка мелькнувшая недавно, теперь выросшая в уверенность – не знает о связи, или старательно врет себе, что нет ее – не остановила Джареда. Он не мог больше терпеть даже мысли о том, что уйдет Дженсен – нужно было его остановить, и был единственный способ, и сейчас, в запале, в обиде, в ярости, он решился, не давая себе подумать, опомниться, рванул к себе его, прохрипел, прямо в лицо, в распахнувшиеся в шоке глаза: – Да, женишься. И прямо сейчас. Дженсен понял, отшатнулся, вскрикнул: – Нет, Джей, не… Но Джаред притянул его к себе, и впился зубами в шею, под ухом, в то место, где билась-трепетала жилка, услышал короткий стон и закрыл глаза, сосредоточившись – на метке. Знал уже, что напортачил, и не так бы надо, а красиво, и торжественно, после клятв верности и признаний в любви, и схлынула уже злость, обнимал осторожно обмякшее тело и пробивал метку – начал, так нельзя останавливаться. Бушевали и сплетались вокруг энергии, с грохотом отвалилась портьера, лопнули одна за другой лампочки в люстре, окатив их мелкими тонкими осколками, но Джаред не замечал ничего, бережно – нежно, снова нежно – прижимал к себе Дженсена, и заканчивал – огненный рисунок, узор, метку – особую метку – только для его Дженсена. После Джаред сидел, обессиленный, на кровати, все вокруг блестело в мелких брызгах стекла, сидел, смотрел на Дженсена, и теперь знал, что он вне опасности – и для этого не нужен был Келли, или кто-то еще. Два потока энергии, длинные разноцветные спирали – свивались и дрожали в воздухе – такие разные – соединялись, сливались, расплетались тонкими сверкающими нитями, снова свивались, рождая совсем другой, новый узор, меняя цвет, интенсивность, силу – на глазах перерождаясь в иную – из двух создавалась одна, сияла и переливалась вокруг них плотным коконом, и снова распадалась на две, но уже неуловимо похожие, и в каждом из потоков изменилось что-то, прибавилось, и спирали стали отчего-то ярче, полней, как будто после слияния они стали в два раза сильнее, и так, наверно, и было, но сейчас Джаред едва замечал все эти изменения, он глаз не сводил с Дженсена, лежащего в глубоком обмороке, и думал, как бы встать, и отнести свою пару из гостевой – в спальню, свою спальню. В голове вертелись огненные колеса, каждый шорох и вздох превращались в оглушающий грохот, но он не мог просто взять и упасть рядом с Дженсеном, привыкая-приживаясь к новому своему состоянию – нужно было позаботиться о паре. Титаническим усилием воли заставил себя встать, и понял с удивлением и радостью, что каждое следующее движение дается легче, проще, силы прибывают так быстро, он легко поднял Дженсена, в дверях – столкнулся с матерью, она отступила безмолвно, и странно спокойно смотрела на него. Джаред отвел глаза от нее – не знал просто, что говорить, как объяснить свой поступок, но мать выглядела так, будто ожидала, или просто – готова была принять все, от этого странно холодело внизу живота, и нет, он будет думать об этом позже, сейчас – Дженсен. Но мама так и не ушла, открыла перед ним дверь в его спальню, быстро сорвала покрывало с кровати, и лишь когда Джаред уложил Дженсена на кровать и начал снимать одежду, проговорила: – Я позову Келли, если нужно. – Нет, никого не надо! – поспешно сказал, смутился, и покаянно заглянул ей в глаза: – Фух… Мам, так все… закрутилось. Но сейчас, я чувствую, все будет нормально, он просто спит. Она кивнула, с нечитаемым выражением на лице, явно собираясь уходить, скользнула взглядом по Дженсену и вдруг замерла, приоткрыла рот, глаза ее расширились, а Джаред невольно с испугом проследил за ее взглядом. Дженсен не умер – видно было, дышал, что ее так… Понял быстро – увидел сбившуюся рубашку, обнажившую метку, и слегка смущенно и неуверенно улыбнулся. Шерон выдохнула: – Джаред?.. Джаред, как когда-то в детстве, после очередной шалости, опустил голову, и проговорил: – Мам… Он так не хотел сейчас никаких разборок. Внезапный прилив сил сменился апатией, и желанием – спатьспатьспать, Джаред подозревал, что его еще будет так некоторое время ломать, и нужно было привыкнуть, и лучше всего для этого поспать. Еще нужно было осмотреть Дженсена, свербело и все, как будто в подкорке выбили огненными буквами ту самую клятву, которую он не успел произнести вслух – что он должен заботиться о своей паре, особенно сейчас, когда он так беспомощен, но мама не уходила, и Джаред осмелился и посмотрел ей в глаза. Удивился, когда увидел, что во взгляде ее нет осуждения, а светилось даже что-то похожее на гордость. Он хотел было спросить, и даже начал: – Что?.. Шерон мягко перебила его: – Ты совсем вырос, мальчик мой. Настоящий альфа. Не каждый смог бы так. Джаред вспыхнул, в груди разливалось тепло, он смущенно забормотал: – Ну что ты. Я просто… Я, как дурак, взбесился, и чуть все не испортил, он еще, вот увидишь, будет злиться. И правильно. Шерон задумчиво посмотрела снова на Дженсена, сказала: – Возможно. Но, я думаю, он тебя простит, когда увидит метку. Джаред неопределенно пожал плечами. Он беспокоился, все равно – дико беспокоился, и вполне готов был услышать и брань и насмешки, и… да все, что угодно. Не за себя беспокоился, хотя понимал, что нарушил закон, без разрешения поставив метку, но в их истории все было и так – слишком запутано. Шерон повторила, погладив Джареда по волосам: – Думаю, простит. Ты же вернул ему статус. – Ну, не то, чтобы совсем вернул, – слабо возразил Джаред. Посмотрел туда, куда смотрела мать – в вырез рубашки – где виделся сложный узор метки – альфа, под защитой альфы. Красивой вязью выписанная «альфа» в кружке «омеги» и сверху, снаружи снова «альфа» - редкий, крайне редкий знак. Примерно такой ставили старшие альфы в семье заболевшему, покалеченному младшему альфе, чтобы не потерял статус, такой знак поставил бы отец Дженсена, Алан – сыну, если бы выжил в аварии. Не такой, а почти такой же – без кружка «омеги» между двумя альфами. – Да, – Шерон кивнула, – ему придется подтверждать статус, когда он поправится. Но для него, и для всех сейчас он снова альфа. Для такого, как Дженсен это важно, даже не представляешь – как. Ты сильно все усложнил, и в то же время – упростил. Ты не боишься дать ему возможность выбора, потом, когда он будет здоров, он ведь может уйти. Я… не знаю, никогда даже не предполагала, что ты сможешь так. Временная метка, и возврат статуса. Ты дал ему выбор, ты... Ты совсем вырос, Джаред. И я горжусь тобой. *** Мама давно ушла, Джаред успел раздеть, осмотреть Дженсена, порезов нигде не нашел, снова обрядил его в пижаму – просторную, мягкую, закутал в одеяло и упал рядом на кровать, но заснуть не мог – так напряжен был, и мысли беспокойные никак не оставляли. Мама – смешная, гордится – а чем? Что не удержался, и как последний дикарь связал с собой Дженсена – без разговоров, поставил перед фактом, и все, и малым утешением было то, что поставил метку альфы – все равно, гордиться, в общем, нечем, если не знать всей истории. Джаред понимал, что имела в виду мать – любой другой на его месте после всего, что было между ними – поступил бы иначе. Жестче, грубей – безжалостно, а она смотрела на ситуацию еще и как омега, потому и удивлялась, и даже гордилась, но сам Джаред испытывал лишь досаду и неловкость. Все можно было сделать по-другому. Задремал незаметно, проснулся оттого, что прижимался к нему незаметно подобравшийся поближе Дженсен, спал, и во сне притискивался к нему, Джаред некоторое время с улыбкой наблюдал, как тот пытается лечь удобнее, хмурится, но не просыпается, и все придвигается. Мешало одеяло, Дженсен вздохнул так жалостно, что Джаред не смог больше оставаться безучастным, убрал преграду между ними, сложил его искалеченные руки так, чтобы не зажимало их нигде, придвинул к себе, успокоено, совершенно счастливо вздохнул, и тут же заснул, без всяких мыслей, как провалился. В следующий раз проснулся оттого, что стало как-то пусто – распахнул глаза – увидел – Дженсен уже откатился от него, и, видно, жарко ему, губы, лицо – порозовели, лиловая метка, яркая на бледной коже, выбросила щупальца рисунка на шею и грудь. Большая, заметная –пульсирует редкими алыми всполохами, не спрячешь завитки даже под горлом свитера, один выполз за ухо, притаился в том самом местечке, нежном, которое Джареду так давно хотелось поцеловать. Опомнился – какие мысли в голове? Какие поцелуи? – но вдруг заметил странное – то, что сразу глаз отметил, но только сейчас он «увидел» по-настоящему. Присмотрелся, придвинулся ближе, и наверное, попросил мысленно – повернись ко мне – Дженсен сонно, не проснувшись еще, улыбнулся и доверчиво повернул к нему лицо – Джаред затаил дыхание – и оттого, что «услышал» Дженсен, даже зачаток его мысли-просьбы, и сразу сделал, как он попросил, и еще от того – что он увидел. Нет, не показалось – шрамы на лице Дженсена, длинный, через все лицо, и на щеке – словно как рассосались. Видны были еще, но стали почти незаметными, превратились в тонкие, бледные линии. Пока, потрясенный и обрадованный, Джаред размышлял, что бы это значило, Дженсен – просыпался, разбуженный бесцеремонным джаредовым внушением – вздохнул, открыл глаза, мутно посмотрел, улыбнулся, и тут же нахмурился, взгляд заметался, он задышал, часто, встревожено, повел плечом, видимо, чувствуя жжение, и вспомнил, по виду его ясно стало, что вспомнил все – быстро – и полминуты не прошло, как проснулся – уже смотрел на него зло, яростно, и странно было, что еще не орал. Но сдерживался почему-то, сжал губы, и молчал, сразу в спальне стало тяжко и тесно дышать, Джаред с трудом сам контролируя эмоции, сказал нейтрально: – Джен?.. Дженсен демонстративно отвернулся, перекатился на бок, и Джареду оставалось любоваться на его спину, обтянутую веселенькой расцветки пижамой. – Прости, Дженсен, мне жаль, – рискнул было начать извиняться Джаред, но тут Дженсена как подбросило, он резко сел, развернулся всем корпусом, злой, растрепанный, выкрикнул: – Только не говори сейчас «прости» Джаред! Вот не надо, ладно? Потому что ты врешь, тебе не жаль! Ты хотел, и ты сделал, и не будь, блядь, сейчас лицемером! Возмущенно пыхтя, он крутнулся на месте, видимо, хотел соскочить с кровати, но потерял равновесие, без помощи рук, и неловко упал на бок, Джаред кинулся ему помогать, Дженсен отпрянул, они вместе свалились, путаясь в одеялах, Дженсен отбивался и орал: – Лгун, да ты ничем… не лучше этих! А говорил-то! Они хоть не врали, уроды, они просто хотели трахнуть меня, и все. А ты – притворяешься, прикидываешься, сука, правильным! И тут же берешь себе право ебать меня, когда захочется, не спрашивая, хочу я, или нет! Что, не терпится? Ну так давай! Кто я такой, чтобы упрекать тебя. Я сам… я… поступал с тобой не лучше. Дженсен перестал отбиваться, а Джаред – он просто хотел удержать, объяснить, попросить прощения – не отпускал его, и смотрел в оцепенении ему в лицо – такое чужое, больное – искривленные в злой гримасе губы, горящие ненавистью глаза – и думал отстраненно – и вот этого ты добился. Это ты сделал, и гордиться тут совершенно нечем, Дженсен вдруг улыбнулся, и раздвинул ноги. Прошипел ему в лицо: – Хочешь? Давай, выеби меня хорошенько. Покажи, где мое место. Ты ведь для этого вернулся? Оцепенение прошло, захлестнул гнев, неуместный, ненужный сейчас, и обида, Джаред встряхнул Дженсена за плечи и с трудом сказал: – Я получил право заботиться. Понял, ты, мудак? Не ебать. Право заботиться. – О, ну да, ну да. Заботливый, – Дженсен гадко ухмыльнулся, так гадко, что хотелось стереть эту ухмылочку, разбить кулаком, впечатать, вбить в него – такой холодный, жестокий – чужой он был сейчас, и видел, все равно видел Джаред – как плохо ему, как он дрожит, от обиды, от несправедливости, как будто – не ждал, хоть от кого, но не от него, не от Джареда, и никак не мог простить, и потому бил – словами. Обидными, злыми – нечем больше, выкрикнул: – Обо мне прекрасно позаботился бы Олден! Или еще кто-нибудь! Упоминание о несчастном оборотне, которого Дженсен собирался использовать, вдруг подействовало на Джареда успокаивающе. Удовлетворенный тем, что теперь-то уж Олдену до Дженсена не добраться, он усмехнулся и покачал головой: – Нет. Он – нет. Ты сто раз мог позвать его – не позвал. И сейчас сделал это, чтобы избавиться от меня. – Да! – Дженсена затрясло, – Да! Хотел избавиться! Ненавижу тебя, что нравится? Знать, что привязал к себе навсегда того, кто ненавидит… Больно слушать было этот бред, Джаред снова еле удерживая ярость, придавил крепко Дженсена к кровати, навалился сверху, и глядя в его пылающие глаза, проговорил медленно, и нехорошо улыбаясь: – Врешь. Если бы не хотел, ты не принял бы моей метки. Если бы по-настоящему не хотел. Знаешь ведь, если омегу насильно метит альфа, который ему не по душе, у него есть два пути. Или умереть, или принять альфу. Ты принял. И кто тут лицемер? Так боишься умереть? Дженсен вспыхнул, дернулся, открыл рот, чтобы наговорить еще кучу гадостей, но Джаред не дал ему этой возможности. Запечатал рот поцелуем, Дженсен бился под ним, вертел головой, мычал, кусался, но постепенно затих, и вдруг начал отвечать, неловко, неясно, так, словно не хотел – воевал снова с собой – насмерть – но отвечал, вопреки своей воле, и даже застонал – обреченно, тихо, болезненно, и Джаред сразу отпустил его – смотрел ему в глаза, отражение своих, такие же – дикие, ошалевшие, дышал так же – тяжело, больно, от хлынувшего в легкие кислорода кружилась голова, и Дженсен, его Дженсен, облизнулся, и его словно током шарахнуло, прострелило от головы до копчика – еле удержался, чтобы не навалиться на него снова и не зацеловать до смерти, этого злоязыкого, злопамятного. Дженсен снова открыл рот, намереваясь что-то сказать, но сил слушать обвинения у Джареда уже не осталось, он выпалил, раздражаясь: – Нет! Соскочил с кровати, сдернул с нее Дженсена, подвел к зеркалу и сказал: – Ладно, я мудак, я понял. Но чтобы ты был в курсе – я не привязал тебя навсегда. И ты не обязан со мной трахаться. Джаред замолчал, обеспокоенный – снова все было не так, и ладно, он не ждал благодарностей, и особой радости – но увидеть такого Дженсена тоже не рассчитывал. Дженсен рассматривал метку, лицо его не выражало никаких чувств – бледная маска. Молча смотрел, не шевелился даже, долго, долго. Джаред вздохнул: – Ну, что опять не так? Ему становилось страшно, и не за себя, он подошел поближе, еще ближе, и уже встал перед Дженсеном, притянул к себе, обнимал, и уговаривал испуганно: – Джен? Дженсен. Пожалуйста, эй. Слышишь меня? Все будет хорошо, слышишь? Не надо так, я клянусь… Дженсен, не пугай так меня. Я очень… и не трону я тебя, что за глупые… Уф… Дженсен, стоявший каменной статуей, вдруг уронил голову ему на плечо, затрясся, и заплакал, беззвучно, страшно, но Джаред испытал сразу же неимоверное облегчение – пусть так, пусть, лишь бы не стоял, такой застывший, как неживой – пусть ему сейчас больно, и страшно – пусть выплачет свое горе – станет немного легче, совсем чуть-чуть, и потом, после, когда они оба успокоятся, можно будет поговорить, и решить, что делать дальше – вместе, они все решат вместе. *** Но поговорить не получилось, как только Дженсен немного успокоился – сразу закрылся, снова, отодвинулся, отвернулся от него, стыдясь своей слабости. Отошел подальше, словно не мог рядом физически находиться, и сразу вспомнил Джаред – как ночью все было иначе. Это воспоминание прибавило сил Джареду – если в беспамятстве, когда не подключает мозги, Дженсен ищет его близости, значит – не все так плохо. Джаред решительно задушил сомнения, и подошел к Дженсену – тот стоял возле окна, смотрел куда-то вдаль, и при его приближении нахохлился, отвернулся, всем видом своим демонстрируя – оставь меня в покое. – Джен, – позвал тихонько, положил руку на плечо, почувствовал, как по телу Дженсена от его прикосновения прокатилась дрожь. Дженсен не отпрыгнул, не отодвинулся, продолжал мрачно смотреть за окно – и вид такой был у него – и сердитый, и несчастный, и совершенно растерянный, и Джареда захлестнуло такой нежностью, что он заговорил, не думая, просто то, что вдруг пришло в голову: – Знаешь, в чем твоя проблема, Дженсен? Дженсен повел плечом, сбрасывая его руку и искоса посмотрел на Джареда, недоверчиво и сердито. А Джареда несло: – Ты не доверяешь мне. Ладно, я думаю, что не сделал ничего, чтобы ты мне поверил, но почему ты сразу думаешь обо всех плохо? Я не собираюсь… черт! Я не знаю, как сделать, чтобы ты мне поверил. Да, я виноват. Нельзя было насильно тебя привязывать, но я просто испугался. Я подумал, ты хочешь воспользоваться Олденом, чтобы взять и тупо сдохнуть. Он бы укусил, и ты… – Подожди, – Дженсен выглядел удивленным, – о чем ты? Почему сдохнуть? – А ты разве не чувствуешь? Дженсен, я не верю, что ты совсем ничего не испытывал. Ну, вспомни. Ты же позвал меня, там в лесу. И потом еще, ночью, и раньше, мне теперь кажется, что это было и раньше. Ты что, правда не понимаешь? Связь между нами – существовала и до того, как я поставил метку. Я ее не создал – просто укрепил, а ты – если бы Олден укусил тебя – ты бы погиб. Потому что был уже связан со мной. Нельзя поверх старой связи пытаться создать новую, ты это знаешь не хуже меня, это верная смерть. Дженсен, пока Джаред говорил, смотрел на него – весь распахнутый, потрясенный, встревоженный, и Джаред читал, видел по его лицу – тот слушает, и каждое слово взвешивает, сопоставляет со своими воспоминаниями, и, кажется, он и правда – не верил, чувствовал что-то – но не верил, отрицал, и теперь с трудом, медленно и болезненно – принимал это знание. Побледнел, качнулся, чуть не упал, Джаред подхватил его, отвел к кровати, уложил, бросился вон, думая принести воды, или еще чего-нибудь, но Дженсен остановил его – и не словами – призыв был мысленный, и на этот раз осознанный. «Не уходи, – попросил Дженсен, – не уходи…» Пришлось вернуться, обнять, закутать собой, он чувствовал, его паре требовалась сейчас вот такая поддержка, не словами – энергии, сплетающие между ними новый, тонкий узор, окутывающие невидимым постороннему глазу коконом, перерождались, все еще – менялись, подстраивались друг под друга, и уходить от слабого сейчас Дженсена значило доставить ему дискомфорт. Джаред наблюдал, как Дженсен, будто только сейчас прозрев, смотрел во все глаза на сияющие в воздухе тонкие разноцветные линии – смотрел со страхом, и так заворожено, и вздрагивали его ресницы, когда пробегали по живым, постоянно меняющимся, текучим ручейкам света – всполохи, шевелил беззвучно губами, и Джаред слышал: «Не может… так не бывает. Не может этого…» Джаред не спорил – не бывает, почти никогда, и исключение – их исключение – подтверждает правило. И еще грело осознание, что Дженсен – поверил ему, сразу, и не спорил, не пытался отрицать, и значит, проблема – вовсе не в том, что Дженсен не доверяет ему. Хотя и это тоже – с чего бы ему доверять? Привязал насильно, с одной стороны – вроде как, взял на себя обязательства, и бла-бла – благородно, но с другой стороны – Дженсен его об этом не просил, и даже всячески намекал, как противна ему зависимость и чья бы то ни было забота. Гадать – дело пустое, спросить бы – так ведь не ответит… Джаред решил рискнуть, чтобы не напугать, сперва привлек внимание Дженсена легким поглаживанием, спросил: – Так ты, значит, на самом деле хотел жить с Олденом? Дженсен не сразу, но ответил, недовольно и нехотя, отводя глаза: – Нет. Я бы дождался, когда ты уедешь, и вернулся домой. – Он отпустил бы тебя? – Джаред с сомнением поднял брови. Дженсен усмехнулся и с невыразимо знакомым, прежним – превосходством альфы, буркнул: – Куда бы он делся. Он же бета. Джаред едва сдержал улыбку – а давно ли ты вернулся в статус альфы? – но понял, что имел в виду Дженсен. Статус альфы – самый первый, тот, что давали еще в школе после долгих тестов и проверок – всегда получали лидеры, сильные самцы и самки, они не обязательно были лучшими учениками, но всегда – всегда умели влиять и подавлять волю других, и даже если с Дженсеном случилась беда, и статус был потерян из-за болезни, качества эти никуда не подевались. Тем страннее казалось со стороны то, что творилось потом, после больницы, и чему свидетелем был сам Джаред – но только до определенного момента. Когда Джаред понял – что Дженсен позволял делать с собой все это сознательно, что мог избежать, но не захотел, тупо – наказывал сам себя, пытался уничтожить – все стало на свои места. Дженсен сразу почувствовал, как у Джареда изменилось настроение от воспоминаний, он встревожено и требовательно – что случилось? – смотрел, и сейчас – вот именно сейчас, впервые, выглядел достаточно открытым, чтобы и дальше пробовать нащупывать – правильную линию поведения – найти общий язык, чтобы понять друг друга. Дженсен заговорил: – Я, на самом деле, не собирался так подыхать, от метки. Я вообще и не знал, что связан, так, иногда мерещилось что-то. Олден этот… он живет в соседнем городе. Не смог выносить, как он говорил то, что я делал со своей жизнью. Уехал, года три как. Сказал – будет ждать моего звонка, я не собирался, конечно, пользоваться его привязанностью, но чтобы ты убрался из города, и оставил меня в покое – я готов был пойти на это. Джаред кивнул, обманчиво-мягко спросил: – Почему? – Что «почему»? – Почему ты так хотел избавиться от меня? Джаред не думал, что Дженсен ответит – так прямо, ждал, что не ответит вовсе, или соврет, но тот, внешне спокойный, глядя ему в глаза, сказал: – Не хочу, чтобы ты видел меня таким. Не хочу твоей жалости. Джаред сглотнул, старательно и панически давя в себе эту самую волной поднявшуюся жалость, вдруг позабыл все слова, а Дженсен… переменился вдруг, яростью и отчаянием полыхнули его глаза, яркие, светлые – придвинулся, обжигая дыханием, весь сотрясаемый дрожью, выдохнул ему в лицо: – Не жалей. Не смей. Все правильно, сам виноват, теперь так все… как должно быть. А знаешь, о чем я жалею – больше всего? Что не могу… не могу тебя взять. Так хочу, и не могу. Обнять, погладить по лицу, потрогать – везде, везде… И взять – не так, как раньше. Долго, нежно, я бы… – задохнулся, и Джаред, за ним, вместе с ним – задохнулся, зажмурился, сдерживая дрожь, и удивляясь вдруг охватившей слабости, головокружению – не ожидал такой силы и страсти, такого горького сожаления, такой… любви? Или что это было? Признание? Дженсен не договорил, как опомнился, побледнел, дернулся назад, но Джаред не пустил. Притянул к себе, и сказал, охрипшим от накативших чувств голосом: – Ничего. Это ничего, это… Ты поправишься, и… Дженсен нервно засмеялся ему куда-то в плечо – и что? Ты тогда дашь мне? Серьезно? – а Джаред все гладил, гладил его по спине, по плечам, по волосам, ликующе – откуда-то пришла эта радость – он не знал еще, что будет делать, как вытаскивать, выгонять Дженсена из тупика, куда он сам себя загнал, но кое-какие мысли появились уже сейчас – не равнодушен Дженсен. Живут в нем желания, и нешуточные страсти, а за них легко уцепиться и поймать – и вытянуть из болота уныния, заставить бороться. *** Иногда Джаред понимал сомнения Дженсена – это со стороны все просто, кажется, ну что такого – взять и забрать с собою свою пару. А сколько всплыло сразу мелочей, формальностей, которые следовало соблюсти. Нужно было непременно зафиксировать изменившийся статус Дженсена, это было хлопотно и долго, еще забрать историю болезни из клиники доктора Брифина, и заодно выяснить, чем конкретно занимался подозрительный док, а еще попутно – приходило осознание, что Дженсену нужна помощь – постоянная – помочь раздеться, принять пищу, сходить в ванную и туалетную комнату - причем не от всех эту помощь он готов был принять. Вернее, таких людей было всего двое. Сам Джаред и Эмили, бывшая экономка, вырастившая его, заменившая ему мать – причем Джареду Дженсен, принимая его помощь, не стеснялся демонстрировать свое недовольство, а с Эмили был кроток и послушен, в итоге Джаред чуть не умолял ее переехать к ним, он со страхом ждал отказа, но одинокая женщина с радостью согласилась, а Дженсен при известии, что Эмили будет жить в доме Шерон, а потом поедет с ними – заметно расслабился. Отъезд пришлось отложить недели на две, пока все формальности не были улажены, и снова поговорить по душам так и не удалось, но Джаред надеялся, что когда они окажутся вместе, вдвоем, Дженсен привыкнет к новому месту – тогда все наладится, станет лучше. Не то, чтобы сейчас было очень плохо – но Джаред постоянно ощущал флюиды беспокойства, исходившие от его пары. Беспокойство было понятно, и естественно, но его все равно огорчало нежелание Дженсена идти на контакт, тот как будто видел в разговорах о том, что его беспокоит – признак слабости. Джаред и понимал его и досадовал, что не может схватить Дженсена, и выпытать все, что тот боится спросить. А так – все было относительно хорошо. Дженсен спал почти все время, как будто отрывался, просыпался с волчьим аппетитом, и сметал все подряд. Обычно перед трапезой он выгонял Джареда из комнаты, стесняясь того, что его кормит с рук Эмили, но зато потом она рассказывала ему, светясь от счастья, что «мальчик давно так хорошо не ел». Джаред вспоминал разгладившиеся почти совсем шрамы, и улыбался. Еще по ночам – они спали вместе, в одной постели – Дженсен всегда, как засыпал, придвигался к нему, и лишь в такие часы от него не исходило волнение и беспокойство. Джаред все ждал, когда же Дженсен заметит свое частичное исцеление, но, оказалось, его пара ненавидит зеркала. Джареду пришлось – подвести к зеркалу – непонимающего, недовольного – показать: – Смотри. Видишь? Дженсен хмуро смотрел на метку, выглядывающую из-за ворота, но потом лицо его разгладилось, губы даже сложились в некое подобие улыбки, он пробормотал: – Ну, метка. Я видел уже. Что? Встретился глазами с Джаредом в зеркале, избегая смотреть на себя. Джаред вздохнул терпеливо и подтолкнул его в спину: – Посмотри же. Дженсен нехотя перевел взгляд на свое лицо, и вдруг напрягся, приоткрыл в удивлении рот, шагнул вперед: – Что за… Джаред, улыбаясь, наблюдал, как Дженсен чуть не носом ткнулся в зеркало, завертел головой, пока не признал очевидное. Растерянный, повернулся к Джареду и спросил: – Это что, Джей? Что это значит? В голосе его, в глазах, во всей позе – сквозила такая отчаянная, пронзительная надежда, что у Джареда перехватило дух. Он ответил, тоже волнуясь: – Значит, что не все потеряно, Дженсен. После этого получилось поговорить о Брифине, разговор вышел не из приятных. Дженсен рассказал, что док убедил его – нет лекарств от его странной болезни, и если он, Дженсен, даст согласие, они будут пробовать лечить его экспериментальными методами, но ничего не помогало. Потом выяснилось, через долгое время, док испытывал на нем препараты, не имеющие к его болезни отношения, но Дженсен был под таким мощным прессингом лекарств, что мало соображал, и почти не помнил из этих периодов ничего, кроме тошноты, боли, провалов в памяти. Однако оборотня – даже такого, как он, покалеченного – не так просто убить, а Брифин и не преследовал такой цели, в последний свой период нахождения у него клятвенно пообещал, что вот, еще немного, и лекарство будет найдено, и нужно потерпеть, но Дженсен, еще не одурманенный полностью, случайно услышал разговор дока с помощницей. Брифин не знал, как вернуть оборотню способность обращаться, а вместе с ней – способность к мгновенной регенерации. Когда Дженсен – не слишком разозленный, сказывалось действие одурманивающих препаратов - вошел в кабинет, и безжизненно сказал, что все слышал, и больше не намерен здесь оставаться – Брифин его не остановил. Джареда эта история привела в ярость, и они крупно поссорились с Дженсеном, тот кричал: – Не лезь, это дело прошлое! Я сам виноват! Джаред орал: – Ты не виноват! Он воспользовался твоим беспомощным положением! Он без лицензии останется, я сейчас пойду и… – Нет! Не трогай его! Я сам согласился! – Да плевать, он не должен был так поступать, не имел права! – Ты не слушаешь меня! Я сам хотел, я… должен был пройти через это все. – А не слишком ли, Джен? Ты так ненавидел себя? Дженсен не ответил, опалил взглядом, толкнув плечом дверь, выбежал из комнаты, а Джаред в этот раз не стал его догонять, ему хотелось добраться до тщеславного идиота Брифина - кипя от гнева, он поехал в клинику. Оказалось, трусливый док знал уже, что у Дженсена появился супруг, и сбежал, спрятался где-то на даче, чем дал лишний повод подозревать его, однако Джаред отыскал его и там. Ну что, не утерпел, потрепал оборотня, пообещал натравить на него своих адвокатов, а потом притащил обратно в клинику и зашвырнул в его кабинет. Прорычал, нависая над притихшим в кресле экспериментатором: – Расскажешь, все, что делал с ним. Мне плевать, что будет потом с тобой, кретин, но мне нужна история болезни. Все записи, все результаты, и знаешь что? Я постараюсь сделать так, что ты всю жизнь будешь выплачивать ему пенсию, и если он не выздоровеет, клянусь, так и будет. Это кроме единовременной компенсации за ущерб, и нет, не имеет значения, что он согласился сам. Твоей вины это не умаляет. *** Дженсен в эту ночь ушел ночевать в гостевую – так обижен был на Джареда. Джаред, вернувшись от Брифина, все еще злой, не пошел к Дженсену объясняться. Кинул добытые у врача толстые папки на стол, упал на кровать, такую просторную, пустую – без Дженсена – и долго лежал, кипя от негодования, и обиды – понимал, что нельзя, нельзя злиться и обижаться – а вот злился, и все – на Дженсена. За его безоглядность, сумасшедшую какую-то, пугающую, в чувствах, в поступках, как по лезвию с ним, за то, что так страшно было за него – и не исправишь ведь, не изменишь, какой есть. Сколько не ломал себя, все равно – такой же – бешеный, страстный, во всем – до конца, или все, или ничего, как тяжело с ним, и как не хочется терять такого – беспощадного к себе, не знающего меры – настоящего, живого, яркого. Долго маялся, полночи, таки встал, и пошел, крадучись, в гостевую, которую облюбовал себе Дженсен, увидел пустую кровать и так испугался, что некоторое время бессмысленно таращился на нее, пока не услышал шорох – оглянулся, увидел – Дженсен сидел у стены, на полу. Постоял, успокаиваясь – удивляясь сам себе – чего так испугался? Если бы Дженсен ушел – почувствовал бы, нашел везде – все привыкнуть не мог, забывал, что теперь вместе, и не потеряться. Подошел, присел рядом. Потом лег, уткнулся Дженсену в колени, вдыхая запах, и наслаждаясь - покоем, вот только рядом с ним – только сейчас – остро ощутил, как привык, что рядом он, и невозможно уже – без него. Попросил тихо, невнятно, жалобно пробубнил: – Пойдем в кровать. Не могу спать без тебя. Джен… И таким облегчением было услышать – вздох, и неожиданное, такое дорогое – признание: – Я… тоже не могу. Без тебя. Джаред лежал, обнимал ноги Дженсена и чуть не плавился от счастья. Даже если он оговорился – как хорошо, что не кричит, не злится. Как хорошо – просто быть рядом, чувствовать, как его, Джареда, обнимает что-то невесомое, нежное, окутывает, и как приятно понимать, что это – Дженсен, его энергия, его мысленный посыл, полный нежности, заботы, любви. И как хотелось стереть – любой ценой – едва уловимую горечь из голоса, из мыслей Дженсена – из его ощущений. *** За два дня до отъезда случился неприятный инцидент, к сожалению, забегавшись, Джаред как-то совсем позабыл о брате, вечно разъезжающем по командировкам. Все его внимание было занято наблюдениями за Дженсеном и мамой – как они избегали друг друга, как делали все, чтобы не столкнуться, не встретиться лишний раз. Дженсен почти не покидал комнату Джареда наверху, еду ему приносили туда же, и с тех пор, как он обосновался там, Шерон не поднималась на второй этаж, ну, кроме того случая, первого, когда Джаред поставил метку. Она не вмешивалась в их отношения, самоустранилась полностью, Джареда это и огорчало и радовало, он понимал – должно пройти время, прежде чем она по-настоящему примет Дженсена. Что интересно, Эмили с Шерон нашли общий язык сразу, мило болтали, обсуждая общих знакомых, вместе иногда готовили, делясь рецептами, и как-то умудрялись обходить в разговорах и Дженсена и Джареда, словно на эту тему лежало табу. Иногда все-таки Дженсен и Шерон встречались, трудно разминуться, живя в одном, даже большом доме – и в такие минуты Джаред, если был рядом, остро ощущал, в каком смятении его пара, как старательно он пытается уйти, спрятаться, и мама тоже испытывала сходные чувства. Как же хотелось их свести, но понимал Джаред – рано еще, и ничего не выйдет, и нужно подождать. И пропустил приезд брата, совсем забыл – мама говорила, а он забыл, почувствовал уже когда было поздно – толчок в сердце, и эхом следом пришла боль – не его, Дженсена, он чуть не обернулся на месте, так его внезапно ударило – опомнился, когда увидел, что чиновник в мэрии шарахнулся от него, и бормочет что-то успокоительное, прижавшись к стене, а он сам – нависает над его столом, и угрожающе рычит. Его паре грозила опасность – и где? В родном доме, прямо сейчас – невозможно. Джаред раскидал вломившихся в кабинет охранников и сломя голову помчался к автомобилю – домой, скорее домой. Дальше все как-то смазалось, как добрался до дому, никого не придавив, непонятно было, влетел во двор, и тут же увидел машину брата. Джаред, не сбавляя скорости, рванул в дом, отчего-то страшно колотилось сердце, и хоть чувствовал, что Дженсен жив, но требовалось – немедленно, сейчас же, сию минуту – его увидеть, вбежал в спальню и только тогда смог набрать в грудь воздух. Дженсен – сразу нашел его взглядом – стоял у стены, опустив голову, Джаред сразу увидел, как он дико напряжен, и лицо у него было разбито, а футболка, большая, джаредова, с растянутыми рукавами – заляпана спереди кровью. Рядом с ним, самое удивительное, стояла мать, и что-то говорила ему, будто уговаривала, и даже трогала его за рукав, и, что удивительно, Дженсен не шарахался от нее, и не пытался отойти, слушал, опустив голову, но во всей позе читалось такое упрямство, и решимость, что Джаред сразу все понял. Тем более тут же суетилась Эмили, и кидала что попало в открытый чемодан. Увидел все это сразу, в одно мгновенье, и потемнело в глазах от ярости – он сорвался с места, успел правда увидеть, как Дженсен почувствовав его присутствие поднял голову, и следом за ним повернула голову к двери Шерон. Но Джаред уже в три прыжка добрался до комнаты Джеффа, распахнул дверь пинком и ворвался внутрь. Джефф выходил из душевой комнаты, в одних плавках, сильный, красивый – здоровый, Джареда как вынесло из реальности. Помнил потом все как-то фрагментами – ярость, рычание, обрывки мыслей в голове – как он мог? – ответное рычание, сцепились потом, сперва Джаред напал, потом обозленный Джефф начал наступать, пытаясь вышвырнуть оборзевшего младшего брата со своей территории, но тот словно взбесился. Неизвестно, чем бы кончилось, но вдруг оказалось, что Дженсен тут, в комнате, рвется к ним, кричит: – Джаред, остановись! На нем висят две перепуганные женщины, и тоже кричат: – Нет, Дженсен, нет, не подходи, они покалечат тебя, не лезь между ними! Спустят пар и все, а тебе нельзя… – Пожалуйста, не вмешивайся, Джареду есть о чем поговорить с Джеффом… Появление Дженсена подействовало на Джареда отрезвляюще, он увидел, что сидит верхом на Джеффе, и мутузит его – брата, которого не видел несколько лет, между прочим, любимого старшего брата. Джефф, воспользовавшись замешательством Джареда, скинул его с себя и заорал: – Приехал, называется, домой! Что тут творится?! Джаред, ты охренел? Но Джаред слишком хорошо знал брата, и понятно было теперь, что он за агрессией прячет растерянность, и вину, и как-то все неправильно, но – одно знал точно – никто не может обижать его пару – и это сейчас же, вот прямо сейчас следовало брату объяснить. Джефф встал, отряхиваясь, Джаред тоже поднялся с пола и процедил, раздельно и четко, глядя брату в глаза: – Никогда больше. Не смей трогать его. Он – моя пара. Понятно? Если ты еще хоть раз ударишь его – порву. Ты мой брат, но он – моя пара, и я отвечаю за него, за его безопасность, за его здоровье. И здравствуй, Джефф, рад, что ты в такой хорошей форме. Джефф сузил глаза, вытер кровь с губы, сказал: – Здравствуй, братец. Давно не виделись. Я смотрю, память тебе хорошо отшибло. А я вот помню. Джаред услышал, как попятился, отступил, как от удара Дженсен, сразу следом почувствовал и его боль, и снова чуть не сорвался, инстинктивно встал так, чтобы загородить собою пару – прорычал: – Это было давно, Джефф. И все изменилось. А давай поговорим о тебе – ты сейчас нарушил все традиции, все правила. Напал на мою пару – ты хоть осознаешь это?! Джефф буркнул недовольно, набычившись: – Я не знал. Не сразу увидел метку. Шел к себе, и тут вдруг он, разгуливает, как у себя дома! Вспомнил все, что мне уже после твоего отъезда рассказали, и сам не понял, как… Джефф, уже явно остывший, вздохнул, и сказал: – Вот уж не думал, что так все обернется. Ты, это… брат. Прости. – Ты у него попроси прощения, – отрезал Джаред. Понимал уже, что все это – неудачное стечение обстоятельств, и будь он сам на месте Джеффа, возможно, поступил бы так же, но как же болело сердце за Дженсена, тихо замершего в дверях, такого сосредоточенного, и холодом веяло от него, как будто он снова – не верил Джареду – отстранился, огородился от него. И было плохо, и стыдно, и неловко – не смог, не сумел защитить его, даже в своем доме, а что будет дальше? Джефф, вдруг превратившийся в неловкого увальня, крякнул, и со вздохом обойдя Джареда, подошел к Дженсену. Шерон отступила назад, Эмили, наоборот, будто пыталась закрыть его собой, что выглядело смешно и трогательно, учитывая разницу в габаритах огромного Джеффа и крошечной Эмили. Дженсен стоял, слегка отвернув голову в сторону, при приближении своего обидчика спокойно посмотрел ему в лицо. – Прости, – буркнул Джефф. Дженсен неопределенно повел плечом, встретился взглядом с Джаредом, помедлил, и ответил почти беззвучно, едва разомкнув плотно сжатые губы: – Ничего. Я понимаю. Дженсен, будто не в силах больше находиться в такой напряженной обстановке, крутанулся на месте и вышел в коридор, и тут, неожиданно для всех, Джефф бросился за ним. Джаред рванул за братом, но в дверях его остановила Шерон, и попросила: – Подожди. Он… Дай ему сказать. Он не причинит ему вреда. – Да? – Джаред выразил максимум сомнения одним коротким словом, Шерон потупилась: – Ну… твой брат не такое уж чудовище, Джаред. Скоро Джефф вернулся, немного даже повеселевший, хлопнул Джареда по плечу так, что он покачнулся, и сказал удовлетворенно: – А ты, братец, огонь! Молодец, за свою пару так лихо полез драться. Конечно, он мудак, и вообще псих с тараканами, но если это твой выбор… ладно-ладно, все молчу, не злись. Всегда подозревал, что у вас что-то нечисто. Ну что, теперь он один из нас, семья. Придется, хм, привыкать… Понимаю, за что получил, ну ты… это. Прости, ладно? Выпьем вечерком пива? Джаред махнул рукой на брата, и скорее побежал к Дженсену. Ожидал упреков, и готов был просить прощения, и боялся увидеть, что Дженсен настроен уйти. Знал, что не отпустит его – в крайнем случае, уйдут вместе, вдвоем, вернее, втроем – с Эмили – но разговора боялся. Однако, к его облегчению, никто спешно не собирался – чемодан валялся позабытый на кровати. Дженсен сидел на низкой скамеечке, перед ним стояла Эмили и обрабатывала ему лицо. При его появлении оба повернулись к нему, и Джаред умоляюще уставился на Эмили. Она вздохнула, отложила ватку, и молча вышла из комнаты. Дженсен насупился, но ничего не сказал. Джаред зацепил по дороге стул, и сел перед Дженсеном, внимательно его рассматривая. Дженсен отвечал настороженным взглядом, но Джаред видел – чувствовал – что слушать его будут, и пусть Дженсен еще взбудоражен, но уже не собирается никуда уходить. Джаред оторвал новый кусочек ватки от лежащего на скамье рулона – там все разложила запасливая Эмили – перекись, бинты, йод, еще какие-то вещички. Спросил: – Можно? Дженсен чуть заметно, соглашаясь, кивнул, не спуская с него взгляда. Джаред принялся вытирать кровь – с губы, со скулы, действовал осторожно и мягко, и не торопясь, видел, что Дженсен потихоньку расслабляется и самого – отпускало напряжение. Спросил между делом: – Что он тебе сказал? Дженсен молчал. Джаред успел уже закончить свою работу, и не утерпел, и тихонько, ласково, провел по его щеке кончиками пальцев, попросил с сожалением: – Прости. Прости, я виноват, должен был позвонить ему… Или как-то еще предупредить, и тебя, и его… Дженсен молча смотрел на него, бесконечно устало, без улыбки, вздохнул и сказал: – Он… ничего так. Просто… Джаред, я все время думаю, и… не уверен, я… не знаю, что ждать, там, в Гейноле. Тут… ладно, Джефф, другие, я знаю, что сделает каждый, а там? Я не знаю ничего про тебя. И как мы будем жить. И… мне очень… – сглотнул, и таки выдавил, с трудом, но сумел, признался: – мне страшно. Джаред сам не понял, как его снесло со стула, он сел на скамейку, рядом с Дженсеном, обнял его за плечи, взволнованно сбивчиво – заговорил: – Ну хочешь, я расскажу? У меня фотографии есть, для мамы привез, мой – теперь наш с тобой дом, показать? В ноуте, там много фоток, и дом и работа, и город, посмотрим? Дженсен повернулся к нему, и как-то очень беззащитно, неуверенно произнес: – Давай посмотрим… *** Если бы Джаред знал, что выходка брата приведет к тому, что они с Дженсеном будут сидеть в кабинете и рассматривать фотографии с ноутбука, он бы, наверное, просмотрел сперва эти самые фотографии, проинспектировал, кое-что удалил или спрятал, но так уж вышло, что случилось это совершенно незапланированно, и вначале Дженсен с большим интересом рассматривал спальню, гостиную, зимний сад на крыше, гостевые комнаты, но потом Джаред ткнул папку без названия, и на весь экран развернулась картина – Джаред, пьяный, веселый, обсыпанный конфетти, целующийся с каким-то блондинчиком. Это выглядело, наверное смешно со стороны – как Джаред, обливаясь холодным потом, панически пытался захлопнуть папку, но, как назло, картинка зависла и никак не закрывалась. Джаред боялся посмотреть на застывшего рядом Дженсена, никакие рациональные-логичные объяснения – он знал – сейчас не помогут, и чертова картинка все висела, он воскликнул: – Черт, я… Дженсен, я даже не помню, как зовут этого парня, это вечеринка новогодняя, кажется, или нет, день рождения? Дженсен дернулся – как очнулся от его слов, медленно повернул голову, и они уставились друг на друга, Джаред – испуганно, растерянно, Дженсен – тяжело, потемневшими от расширившихся зрачков глазами, так, что разом подскочила температура в помещении. Джаред, оцепенев, смотрел, как Дженсен быстро облизывает губы, как дышит – неровно, наклоняется к нему, и словно борется, воюет с собой – хочет что-то сделать, и не может, не позволяет себе, и похож – больше всего сейчас на феникса – бьется огненная птица, ломая крылья, в тесной заколдованной клетке, кричит, мечется, снова бьется, и не может, не может вырваться, узнать бы заклинание – слово, и распались бы оковы, распахнул бы крылья волшебный феникс и с победным ликующим криком взмыл в небо, но нет, не знает Джаред этого слова, и потому обессиленный, внезапным этим ярким видением, выговорил, еле ворочая языком: – Дженсен, нет. Что – нет? Не знал и сам – о чем просил Дженсена, не делай - что? Перестань вырываться из тесной клетки покалеченного тела? Не думай о том, что у Джареда была, разумеется, была своя жизнь, и в ней были другие оборотни, случайные, были и есть – друзья, те, кто помог ему вернуть статус альфы, были сослуживцы – целый клубок связей, одни более, другие менее – все были в его жизни, и никуда не денутся, даже с появлением в его жизни Дженсена – не в вакууме живет. Перестань терзать себя? Да, хорошо бы, но его «нет» подействовало на Дженсена как пощечина – он отшатнулся, побледнел, встал с кресла, и, спотыкаясь, будто ничего не видел перед собой, пошел к выходу из кабинета. Ударился плечом в косяк, и вывалился в коридор, а до Джареда – ошеломленного – только сейчас дошло, что произошло, чего так хотел Дженсен, тянулся к нему – ища поддержки, а он тупо оттолкнул, как последний дурак. Джаред вскочил, кинулся следом, догнал уже в спальне – Дженсен сидел, сгорбившись, на краю кровати, опустив голову, такой серый – потухший. Джаред подбежал, упал на колени перед ним, обнял за ноги, пытаясь заглянуть в лицо, сбивчиво, растерянно – просил: – Нет, нетнетнет, ты не понял, Дженсен, я просто, я испугался, слышишь? Думал, ты приревновал, а ты, ты… я дурак, знаешь? Я… я сейчас все исправлю, ты только не… Что – не? Снова не знал, как сказать, но лучше было действовать, и быстрее, пока еще можно было что-то исправить – если еще можно было. Вскочил снова, бросился к двери, закрыл ее, принялся сдирать с себя одежду, как в лихорадке – как будто не успевает, еще немного, и все, будет поздно, Дженсен – поднял голову, посмотрел на голого Джареда сперва без всякого выражения, потом на лице мелькнуло удивление, а потом усмехнулся не сказал ничего, а Джаред знал, что он там дальше себе думает – мол, сам сказал, что когда стану здоровым, тогда и займемся – любовью? Или сексом? А сам… ну да, сам солгал, и больно так было от этой его обреченности и безразличия, к себе, к своим чувствам, больно было – за него, и злость просыпалась – нет же, я расшевелю тебя. Подошел, бесцеремонно начал снимать с него одежду, грубо сорвал футболку, толкнул в грудь, уронил на кровать, и начал расстегивать джинсы, с каким то злым удовлетворением увидел – как мелькнуло в глазах Дженсена недоумение, но он быстро затих, растекся на кровати, отвернул голову – отстраняясь, уходя – от происходящего, будто не с ним это все – Джаред зарычал от бессилия – нет, не уйдешь, будешь здесь – содрал джинсы, трусы, раздвинул ноги ему, и вобрал, сразу – вялый его член в рот. Дженсен от неожиданности охнул, попытался отползти, но какое там – Джаред держал его крепко, стоял на коленях на полу, между разведенных его ног, держал, и ласкал, вылизывал его член, сперва агрессивно, но после, видя, как быстро Дженсен реагирует, как стонет, дышит прерывисто – ласковее, медленней действовал, но от этого Дженсен еще быстрее распалялся, норовил уже всадить ему в глотку вставший член поглубже, с губ срывались стоны, и снова он неуловимо походил на рвущегося на свободу феникса – весь трепетал, подавался вперед, кусал губы – и все равно не мог удержать стона, и его, Джареда, имя, рвалось с его губ, слышать это было невыносимо прекрасно. А дальше пришлось оставить Дженсена, и тому это явно не понравилось. Не чувствуя больше тяжести рук Джареда на себе, его губ на члене – буркнул что-то недовольно, поднял голову, и – Джаред слышал – резко втянул воздух. Джаред не смотрел на него, но представлял – как жадно смотрит на него Дженсен, как подается вперед – а сам стоял спиной к нему, расставив ноги и чуть согнувшись, методично, медленными длинными движениями растягивал себя, бесстыдно, тягуче, низко стонал, и выставлял задницу, представляя, как Дженсен – его Дженсен, здоровый, сильный, подходит сзади, как он проводит горячими ладонями, лаская полукружия ягодиц, как властно притягивает его к себе, и медленно втискивается в него, сперва медленно, потом все сильнее, вдалбливается, держит его крепко, за бедра и трахает, заставляя кричать от удовольствия. Джаред услышал вдруг стон, короткий, болезненный, повернулся резко – Дженсен упал назад, на спину, закрыл глаза, перекатился на бок, сложился, прижимая колени к животу, прикрывая ими член, но Джаред рванулся к нему, вытянул на середину кровати, развернул, заставил лечь на спину, навис над ним, попросил хрипло: – Открой глаза. Дженсен открыл – столько муки, неудовлетворенного желания было в них, что Джаред почувствовал себя почти садистом, наклонился и нежно-нежно, тихонечко, коснулся губами его губ, прошептал: – Пожалуйста. Я хочу. Можно? Дженсен казалось, не мог говорить, но выглядел так, словно спрашивал – разве могу я тебе отказать? И нетерпение, и неверие, и еле сдерживаемая страсть, и мука – столько всего было в одном его взгляде, что Джаред снова – утешающее, обещающе – поцеловал его и прошептал: – Сейчас. Дженсен выглядел так, будто не верил, что все это происходит, Джареда это заводило, так мощно – так сладко. Так здорово было видеть потрясение на его лице, когда Джаред медленно насаживался, натягивал себя на стоящий дженсенов член, как вобрал его до конца, как тут же двинулся вверх – Дженсена выгнуло, он застонал – и не мог, кажется удержаться, чтобы не двинуться следом, торопливо и жадно, вогнать в Джареда член обратно, словно он и на секунду не хотел остаться без него – а потом все превратилось в какую-то безумную, долгую, дикую пляску, и кончилось фантастически мощным оргазмом. Джаред провалился в него, потеряв связь с реальностью, и очнулся оттого, что его обнимали – окутывали – и ласкали – нежно-невесомо – умиротворенные, успокоенные, счастливо-удивленные – такие яркие и живые – потоки энергии, исходящие от ауры Дженсена. Он открыл глаза, желая убедиться, что ему не померещилось. Дженсен лежал на боку, закинув на него ногу, и щурился довольно, и спокойно, и совершенно расслабленно – увидев, что Джаред очнулся, сказал тихо: – Спи. Сказал так, словно обещал охранять его сон, и быть тут, когда он проснется, быть рядом – всегда. Джаред улыбнулся, разнеженный, закрыл глаза и тут же уснул, уверенный, что пока все идет отлично. Все как-то неуловимо изменилось, Джаред чувствовал это, но спросонья понять, что именно, никак не мог. Дженсен спал еще, уткнувшись Джареду в плечо и закинув на него ногу, но вокруг них – сияли и переливались совсем другие, плавные и мягкие, сонные и мирные энергии, куда-то ушло, растворилось бешеное напряжение последних дней, Джареда словно ласкало и обнимало теплое что-то, нежное, невесомое. Он выплывал медленно из сна, не размыкая век – определял себя в пространстве, и незаметно-осторожно, как он думал, сканировал – Дженсен? Спит? Как спит, спокойно? Дженсен от его манипуляций вздохнул, просыпаясь, Джаред от досады – что разбудил, что так неловок – закряхтел, открыл глаза и натолкнулся на сонный еще, но тоже вопросительный взгляд Дженсена. Джаред, затаив дыхание, рассматривал Дженсена, да так, что тот не выдержал, фыркнул и слегка улыбаясь, прошептал хрипло: – Ну привет… мой альфа. Джаред не смог сдержать ответной улыбки. Придвинулся, притянул к себе Дженсена – тот мягко поддался, все еще усмехаясь – прошептал ему в губы: – Привет… – и повторил-передразнил, – мой альфа. Дженсен тихонько засмеялся, и потерся носом о его щеку, пробормотал: – Забавно. – Да уж, – согласился Джаред. Поцеловать его Джаред не решился, но Дженсен это его желание почувствовал, поднял выразительно бровь, и смотрел выжидательно и весело. Джаред окончательно смутился, пробормотал что-то невразумительное, и поскорее убрался из спальни. Потом в течении дня, занимаясь делами, он время от времени вспоминал Дженсена – как он смотрел – с интересом, и нерешительно, но не так болезненно, как раньше, а спокойнее, и пропало это ощущение тикающей бомбы, или умирающего феникса, он стал – ближе, и понятней. И страшно хотелось вернуться – к нему, вот прямо сейчас, бросив все эти дурацкие бумажки, которые так нужно собрать – чтобы просто посмотреть. Как будто воздуха не хватало без него. Однажды уж совсем собрался все бросить, так замучил его тупоголовый чиновник, и вдруг неожиданно ощутил, как будто кто-то залез в голову, в тело, в самое сердце и очень осторожно, боясь напугать, ласкает его и успокаивает – тепло сразу стало, растаяло раздражение и злость и тоска – Джаред блаженно заулыбался, растекся на стуле, совершенно успокоенный. С его парой все в порядке, а если и случится какая-нибудь ерунда, он сразу все узнает. Сеанс двухсекундной терапии взбодрил его на весь остаток дня. Джаред потом несколько раз в течении дня пытался симулировать приступы тоски, но Дженсена обмануть не получилось – лишь один раз он почуял его присутствие – недоверчивое, насмешливое и ехидное – устыдился, но все равно попыток не прекращал – так приятно было проверять новые возможности все укрепляющейся связи. Вернулся домой поздно, зато мог с гордостью продемонстрировать маме и Джеффу полностью собранную необходимую кипу документов, мама сразу погрустнела, понимая, что очень скоро Джаред уедет, а неугомонный брат упорно тащил Джареда выпить. Кое-как отвязавшись от него, Джаред взлетел по лестнице наверх, на второй этаж – скорее к Дженсену. В спальне пару не обнаружил, удивленный, вошел в кабинет и замер на пороге, осознавая увиденную картину. Дженсен, удобно развалившись в его любимом кресле, сидел перед ноутбуком, и задумчиво смотрел в экран, рядом на стуле с высокой спинкой сидела Эмили и деловито щелкала мышкой. При виде Джареда Эмили отчаянно смутилась, а Дженсен и бровью не повел, продолжая глядеть в экран, сказал негромко: – Привет, Джей. У Джареда похолодело внутри, но Дженсен, чутко уловив его тревогу, поморщился, покачал головой – мол, не о том думаешь! – и обратился к Эмили: – Эми, спасибо. Дальше мы тут сами, хорошо? – Да, конечно, – она суетливо подскочила, чуть не уронив стул, и быстро прошмыгнула мимо Джареда. Джаред лихорадочно вспоминал – что там еще интересного мог обнаружить Дженсен? Не то, чтобы он собирал компромат на самого себя, или любил коллекционировать видео и фотки эротического или даже порнографического содержания, но ведь вот вчера совершенно случайно – и выпала такая фотография! И неизвестно, что там мог напридумывать себе Дженсен. Джаред подошел и со страхом посмотрел в экран. От сердца немного отлегло – в этот раз там была вполне приличная картина – пятеро обнявшихся оборотней, стоят, улыбаются фотографу, и Джаред помнил, что сам делал это снимок. В центре – как всегда – рыжая эффектная Данниль, рядом Стив, ему наставил дурацкие рога смеющийся Том, с другой стороны от Данниль Чад, рядом с Чадом Крис. Все веселые и довольные – это был день рождения Майкла, куда-то в этот момент отошедшего. Джаред присел на стул, сбоку посмотрел на Дженсена. Не знал, как начать, что спросить – его сбивал с толку Дженсен – такой спокойный, не наигранно, он бы понял, что притворяется, он правда был спокоен, веяло от этого спокойствия грустью, но никак не бурной ревностью – даже было немного обидно. Дженсен, как будто уловив его смешную обиду, улыбнулся – едва-едва, уголками губ, и произнес негромко, и невыразительно: – Ты прости, что я влез в твой комп. Джаред, пораженный, пробормотал: – Нет, все нормально, я… Я просто… Ну, я… мне нечего скрывать. Дженсен, наконец, взглянул ему в глаза, повторил медленно: – Нечего скрывать? Это хорошо. Все равно – прости. Это не повторится больше. Но… Джаред, я должен… как бы тебе объяснить. Я должен понять, как мы с тобой будем жить дальше. Джаред внимательно слушал, не перебивая. Дженсен, хмурясь, говорил: – Я… должен знать, чего мне ждать. У тебя есть своя жизнь, друзья, работа. Есть любовник? – Нет! – Подожди. Я не то хотел... я имею в виду – у нас ведь временный брак, и многие в этом браке ведут себя… хм. Словом, свободные отношения. И я… ты прости, но я не очень готов к тому, чтобы на моих глазах… – Дженсен сглотнул но закончил твердо, – не готов видеть, как ты трахаешься на моих глазах с кем-то. Джаред не мог найти слов, просто смотрел на Дженсена, и не знал, то ли разораться, какого черта такие дикие мысли? То ли обнять, и поклясться – никогда никого не приведу, и никто мне не нужен – но ведь он знает все и так. Джаред не закрывался от Дженсена, в отличие от него – и даже не требовал открыться в ответ. Просто ждал терпеливо, когда Дженсен будет готов, иногда он слышал его обрывки мыслей и иногда - как вот сегодня днем – Дженсен приходил, мысленно, обнимал, успокаивал – без слов, согревал своим участием – и Джаред уверен был – его пара совершенно точно знает, что у него, у Джареда – в голове. Выходило – что нет, не знает, из какого-то дурацкого упрямства не лезет Джареду в голову, считывает только самые поверхностные мысли. Те, что на виду, и не лезет глубоко, потому что сам – не подпускает к себе, такой вот кодекс чести. Джаред все же не удержался, спросил, немного растерянно: – Ты серьезно сейчас? Дженсен, минуту назад выглядевший спокойным, под его пристальным взглядом опустил голову, и бледно улыбнулся – это даже нельзя было назвать улыбкой – сложил губы в гримасу, а сам – словно и не здесь был, выглядел отрешенно, и заговорил так же, голос раздавался как будто издалека: – Я понимаю. Это дико звучит, особенно когда ты здесь, рядом. Ты еще не в комнате, разговариваешь там, внизу – с мамой и братом, а я уже начинаю думать, что все это… глупости. Ты приходишь, стоишь в дверях, смотришь на меня, и я понимаю, что спятил, если мог так думать. Но я должен сказать. Должен был это сказать, чтобы ты знал, как… я иногда думаю. Говоришь, тебе нечего скрывать? Я хочу сказать так же, но на самом деле пройдет много времени, прежде чем я решусь вслух произнести то, что иногда просто лезет мне в голову. Или что было со мной. И что я об этом думаю, но надо же с чего-то начинать? Говорят, ад – в голове, это правда, Джей. Эта картинка – ты, и тот белобрысый, говоришь, ты не помнишь, как его зовут. Этот ваш поцелуй – он за день превратился в… то, что превратился, и целый день я думал о нем, и о тебе. Подожди, Джей, я понимаю, я верю тебе, не перебивай, я скажу один раз, и больше не буду – это ревность, но я жил с этим много лет, я привык… Привык думать, что у тебя… что ты не один. Я иногда представлял, какая она, твоя пара. И мне хотелось сдохнуть, нет, не перебивай. Я все равно надеялся, что у тебя все хорошо. Что у тебя вот такие, как на этом фото – друзья. Я представлял, что у тебя есть любимый. Или девушка, вот как эта, красивая, дерзкая. Иначе было бы совсем плохо, я бы не смог жить, если бы не верил, что с тобой порядок. Пусть у тебя своя жизнь, и в ней для меня нет места, но у тебя все хорошо, и этого достаточно. Но сейчас все изменилось. Все изменилось, если это случится, я не… я не смогу. Не ты, только не ты, я просто не смогу. Я… у меня нет защиты от этого. Поэтому, просто знай. Джаред давно взял Дженсена за руки, не зная, как еще утешить его, и успокоить, и как объяснить, и что тут скажешь? У каждого – свои чудовища, и каждый – выращивает их сам, любовно, маниакально, долго, из соломинки, из пылинки, из невзначай брошенного слова, из смешка, из косо брошенного взгляда, чудовища питаются болью, страхами, тоской, и постепенно вырастают, сжирают душу, кровь, силы, и их так трудно уничтожить в одиночку. – Я никогда так не сделаю, Джен, – наконец, тихо сказал Джаред, сжимая бережно в своих ладонях – неподвижные, вялые руки Дженсена, борясь с желанием расцеловать каждый палец, потом не утерпел, начал целовать, и увлекся, и вдруг услышал странный звук – вздрогнул, поднял голову – Дженсен сидел, закрыв глаза, и крепко закусив губу, и плакал, и этого вынести Джаред уже не смог. Выдернул его из кресла, обнял: – Нет, нет, Джен, все хорошо, не надо, а хочешь, я расскажу тебе про них? Все-все, и про Криса, и Тома, и Данни, они, может, тебе понравятся, а если даже и нет, это не важно, это ничего не изменит, я имею в виду – между нами. Они никогда не встанут между нами. Они, или кто-то еще, никто не сможет, эй, ну Дженсен... Джаред нес что-то еще, даже начал рассказывать что-то смешное про Стива, и старался не думать, пока нет – о том, что ему рассказал Дженсен, о его ревности, о его мыслях, почему-то было очень больно думать, и страшно. Дженсен – расслаблялся постепенно в его руках, вздохнул, успокаиваясь, и кажется, снова стыдясь своей слабости, начал слабо вырываться, но Джаред не пустил. Предложил снова, старательно имитируя веселье: – Ну так как? С кого начнем? Дженсен повернул голову в сторону ноутбука – посмотрел на потемневший экран, на котором плавала заставка, и ответил нерешительно: – Ну… Может быть, пусть будет рыжая? – Хорошо, – Джаред обрадовался, без притворства уже – Дженсен шел на контакт, и это было на самом деле хорошо, – давай с нее начнем. Уверен, вы подружитесь, я даже думаю, она попытается… хм, Дженсен, мы как-то не обсудили этот момент. Надеюсь, наша договоренность двухсторонняя. Потому что я тоже не готов обнаружить тебя с кем-то в постели. Пусть даже это Данни, она, конечно, вертихвостка, но я не готов, правда! *** Джаред рассказывал про Данниль, как они познакомились – когда он пришел на фирму, как она ему помогала, незаметно перешел к Чаду, к другим сослуживцам, и ему казалось временами, что Дженсен его не слушает, вернее, слушает только голос, реагирует на изменения интонации, кивает, но сидит с видом таким отрешенным, что хотелось взять его за плечи, встряхнуть тихонько и спросить: – Ты здесь? Еще все время в голове крутился кусок фразы Дженсена, сперва он как-то пропустил его, а сейчас никак не мог забыть – что-то там про временный брак, и свободные отношения. Слегка даже злило – и нет, это была не ревность, а что-то похожее на обиду, Джаред точно знал, поставь он Дженсену метку постоянную, сейчас бы тот его сживал со свету придирками и претензиями, поставил временную – и все равно виноват. И что нужно было делать тогда? Дженсен, когда Джаред замолчал, некоторое время сидел тихо, потом медленно повернул к нему голову и произнес: – Я слушаю тебя. Я слышу раньше, чем ты скажешь, совсем ненамного, но раньше, знаешь, так странно. Это со всеми так? Джаред улыбнулся, придвинулся, чтобы коснуться его плеча: – Наверное. Думаю, да. Дженсен совсем тихо сказал: – Ты хочешь что-то спросить. – Угум, – кивнул Джаред, теряя уверенность, что сможет, сумеет спросить так, чтобы Дженсен не обиделся. Спросить – что нужно было ему сделать, как было бы правильно? Дженсен поежился, и, не дожидаясь, пока Джаред спросит вслух, ответил: – Я не знаю, Джей. Я правда не знаю. Хотя нет, я скажу, что бы сделал на твоем месте. Будь я на твоем месте, и не стал бы возвращаться сюда – никогда. Если бы вернулся – не стал бы искать встречи со мной. Если бы встретился – не стал бы ставить временную метку. А если бы все-таки поставил – поставил бы постоянную. Дженсен встал и вышел из кабинета, пока Джаред пытался переварить информацию. Особенно его поразил пункт про постоянную метку. Выходит, где-то он ошибся? Но внутренний голос говорил, что он все сделал верно. Дженсен, будь на его месте, поступил бы именно так, как сказал – это его, Дженсена, суть, характер, линия поведения – он бы сделал именно так, привязал бы Джареда сразу и навсегда, чтобы уж никуда не рыпнулся, и совершенно точно – не обрадовался бы, поступи Джаред с ним так же. Вот такой вот парадокс. Но зато – ответил честно – за себя. И вместе с растерянностью к Джареду пришло какое-то совсем глупое, внезапное ощущение счастья – приятно было осознавать, что нужен, он Дженсену – нужен, настолько, что тот пренебрег бы всякими тонкостями, заклеймил бы сразу, и, ну что, да, он такой, и понимает, что нельзя так, а все равно сделал бы то, на что Джаред – не решился. Джареда по выходе из кабинета перехватил брат, и уволок на задний двор, пить пиво и предаваться воспоминаниям, и он даже благодарен был Джеффу – за передышку. Надо было все обдумать, по сути – Дженсен признался ему – в любви? От этого сам собою разъезжался в улыбке рот, Джефф щурился на него, усмехался, вздыхал, ворчал, что любовь зла, рассказывал о симпатичной соседке, и так хорошо было сидеть в беседке с ним, любоваться на закат, слушать вполуха его треп и мечтать. После они с братом прогулялись, и вернулся Джаред поздно, заполз в кровать сонный, пьяный – соскучившийся, обнял недовольного Дженсена, бормоча: – Скучал… Мффхххррр, как ты пахнешь! Мммм… Засранец Джефф… Давай таскать меня по местам боевой славы, еле отвязался. Джен, как же ты пахнешь, голова кружится. Нет, не от пива, я тебя… я так тебя люблю, как дурак, с самого детства, всегда, всегда… Дженсен, пытавшийся было вырваться, затих, а Джаред, довольно сопя, устроил на его груди голову и мгновенно заснул. *** Утром Джаред не помнил совсем, как закончился вечер, беспокойно засматривался на свою пару, но Дженсен был непоколебим и спокоен – не излучал раздражения, недовольства, гнева, ничего такого. Безмятежно спал, когда Джаред разбудил его – так же безмятежно улыбнулся и назвал пьяницей, и попросил помочь – одеться. Упорно про вчерашнее не рассказывал. Джаред, дождавшись прихода Эмили, оставил Дженсена на ее попечение, и убежал разыскивать братца. Джефф ситуацию тоже не прояснил, уже опохмелялся, и Джареда встретил радостным предложением продолжить. В конце концов Джаред решил, что, судя по поведению Дженсена, ничего ужасного вчера натворить не успел, успокоился и принялся за сборы. Сегодня вечером они с Дженсеном должны уехать в Гейнолу, а на следующий день, следом за ними, отправится Эмили, какие-то свои дела задерживали ее тут еще на сутки. Утро было таким солнечным, спокойным, будничным – Шерон готовила что-то на кухне, рядом стояла Эмили, женщины оживленно переговаривались, Джефф с бутылкой пива бродил по двору, Дженсен наблюдал, как Джаред укладывает вещи в сумку, и никто пока не знал, что закончится этот мирный день совсем не так, как планировалось. Прощание получилось каким-то смазанным, неловким. Шерон смотрела на Джареда, так, словно он уезжал навсегда, и никакие его слова – мам, ну что ты? Мы приедем, обязательно, летом, и Дженсен, мы вместе! – на нее не действовали, она нервно комкала платок, и скорбно молчала. Джефф хлопнул его по плечу, потом притянул в объятия, и сказал: – Ладно, брат, увидимся, – и ушел в дом, не умея прощаться долго. Эмили держалась поближе к Дженсену, но не выглядела такой расстроенной как Шерон. А Джаред, совершенно невольно, все время косился на Дженсена, проверяя, сканируя, ощущая его волнение, и все хотел подойти к нему, но сдерживался, понимая, что неправильно себя ведет, нужно уделить внимание маме, но все равно отвлекался, и сторожил каждое движение Дженсена. Дженсен, чувствуя его пристальное внимание, смущенно отвернулся, но потом решил укрыться в машине, но не успел, теперь и Шерон обратила на него внимание, и позвала: – Подожди секундочку, Дженсен. Дженсен замер неловко, и развернулся от открытой дверцы, стоял ссутулившись, словно хотел стать меньше ростом, и смотрел на нее исподлобья и недоверчиво. Джаред насторожился, а Шерон подошла к Дженсену и сказала: – Не сердись на меня. Ладно? – Я…– Дженсен явно растерялся, – я не сержусь. – Вот и отлично. – Шерон коснулась его рукава, добавила чуть тише: – Надеюсь тебя увидеть здоровым. Прости, если что не так, и сделай, пожалуйста, моего сына счастливым. Дженсен не успел ничего сказать, не успел ответить, она вдруг обняла его, и тут же отпустила, а потом обняла Джареда, и все-таки не сдержалась и заплакала. Потом Джаред суетливо пытался ее успокоить, краем глаза наблюдая, как Дженсен скрывается в автомобиле, а Эмили, наклонившись, поправляет у него плед на коленях, они, наконец, вскоре уехали, если точнее, это было похоже на бегство. Джаред, взволнованный расставанием, не сразу заметил, что Дженсен как-то очень серьезен. Посмотрел в зеркало – Дженсен сидел на заднем сидении, спросил: – Что? Подразумевая – что случилось? Почему ты так встревожен? Они ехали через густой лес, в салоне сразу потемнело – кроны смыкались наверху, образуя узкий тоннель, почти не попадало солнечного света на дорогу. – Смотри вперед, – ответил Дженсен, и вдруг резко набрал в грудь воздух, и хотел, Джаред знал – он хотел крикнуть, но не мог, не получалось – сдавило его поперек груди железным кольцом чужой воли, и давило все сильнее, а в голове Джареда взорвался злобным воем приказ: «Остановисссь! Иначе задавлю эту шлюху, и ты ничего не сделаешшшь, не успеешь, я – сильнее!» Джаред ударил по тормозам, сзади прилетело отчаянное от Дженсена – без слов – нет, нет-нет, не останавливайся! – но он не мог рисковать, он буквально слышал, как трещат кости грудной клетки Дженсена, чувствовал, как он задыхается и хрипит от боли, он делал все, что мог, чтобы защитить его, но нападавший и в самом деле был сильнее – или пользовался запрещенными приемами, вроде давно объявленной вне закона магии. Машина остановилась, Джаред, переведя дух, вывалился из салона и метнулся назад, к Дженсену, успел открыть дверь – и тут его накрыло. Все вокруг – замедлилось, потускнело, звуки – стали доноситься как сквозь вату, и тело как будто лишилось костей – Джаред медленно-медленно повалился на дорогу, а из леса выходили оборотни – двое, трое… Четверо. Троих из этой компании он знал, и одного лично – здорово потрепал, и это было совсем недавно, а вот четвертый – здоровый, крупный альфа – был ему незнаком. Все было как в дурном сне – в кошмаре – Джаред не мог шевельнуться, мысли ворочались медленно, сонно. Он не мог даже закрыть глаза, моргнуть – смотрел, как медленно плывут-приближаются к ним оборотни, и не чувствовал ничего, эмоции словно выключили. Троица, те, кого Джаред нашел тогда в лесу с Дженсеном – держались от него на расстоянии, не подходили близко, зато, глумливо улыбаясь, двинулись к Дженсену, он не видел – не мог повернуть головы, но слышал, как они лезли в машину, и комментировали свои действия – детка, привет, скучал по нам? Нет? А мы скучали, давай поиграем на прощание? Хорошо, весело поиграем… отпустить? Джареда? Какой смешной, нет, конечно нет, вас никто никогда больше не найдет, сейчас спрячем машину, ты думаешь, вы первые? Незнакомый альфа сел над ним, усмехнулся широко, и сказал: – Джаред. Ну надо же, альфа. И давно? Слова гулом отдавались в голове, Джаред никак не мог узнать его, ничего в звероподобном громиле не напоминало прежних его знакомцев, альфа, словно прочитал его мысли, хохотнул: – Не узнаешь, Джей. И не надо, зачем тебе? Повернул голову в сторону возившихся недалеко оборотней, посуровел, быстро-мгновенно, только что был добродушный, и вот уже – бешеный, злой, наклонился над ним, прорычал: – А вот игрушку нашу ты напрасно пытался забрать. Да еще Кира поломал. Придется ответить. В поле зрения появился запыхавшийся, разгоряченный оборотень – тот самый, насильник, пригляделся к Джареду, все еще опасаясь к нему подходить, спросил альфу: – Он точно не сможет вырваться? – Не беспокойся, – отрывисто рявкнул альфа, – Успеете с Дженни позабавиться, нужно убираться отсюда, машину отогнать, как бы кто не появился. Живо, шевелитесь! Я этого понесу, быстро, быстро! Его несли куда-то, он видел перед собой спину альфы, потом бросили на траву, потом снова несли, в голове все время билось – Дженсен, Дженсен, Дженсен, что с Дженсеном? – потом его посадили, спиной к дереву, привязали зачем-то – зачем? Он не мог шевельнуться, и уже знал, почему, в плече сидела заговоренная серебряная пуля, он почувствовал, по тупой, ноющей боли, по распространяющемуся по телу мертвенному холоду. Скоро появился на поляне и остальной отряд, двое вели спотыкающегося Дженсена, а через минут десять появился и последний, доложил альфе, что машину Джареда спрятал, и тут же, улыбаясь, подошел к Дженсену. Джаред потом много раз вспоминал эти ужасные минуты, и столько же раз благодарил действие заговоренного серебра на свой организм – за то, что оно отключило его эмоции – он бы сто раз умер от ужаса, от страха за Дженсена, лопнул бы от ярости и бешенства, скончался бы от ненависти и бессилия, невозможности помочь, но он тогда просто напряженно смотрел на бледного до синевы Дженсена, смотрел, как с него сдергивают одежду, и молча желал ему смерти – пусть бы он лучше умер сразу, без боли, и мучений – он понял уже, что их не отпустят, хотя слышал, что Дженсен продолжал торговаться. Причем торговался за него, просил, как заведенный: – Отпустите его. Отпустите, я останусь, никуда не поеду, никто ничего не узнает. Он уедет, и никогда не вернется, делайте со мной, что хотите. Отпустите, пожалуйста. Я сделаю все, все, что хотите… Они смеялись. Альфа смеялся тоже, присел рядом со связанным Джаредом, заглянул ему в лицо, спросил добродушно: – Что, так хорошо его трахал? Смотри, как он за тебя просит. Давай посмотрим, что он готов ради тебя сделать… Джаред видел только Дженсена, только его лицо, и молча просил у него прощения – что не сумел, не смог защитить. Гогот отморозков бил в ушах набатом, что-то гадкое, склизкое говорил альфа, казалось, будто черви вылезают у него изо рта вместо слов, и Джаред чувствовал, что внутри, в его замороженном теле, разгоралась яркая, алая точка, запертая серебром сила билась, выламывая его внутренности, но ему было все равно – лишь бы спасти Дженсена, уничтожить этих, вопреки проклятию серебром, вопреки всему, ценой жизни – все равно, лишь бы спасти. Дженсена уже повалили на траву, но он как-то вывернулся, и продолжал смотреть Джареду в лицо, и, кажется, понимал, что происходит, выкрикнул отчаянно: – Нет! Джаред же чувствовал, как спадает его эмоциональное оцепенение, напрягая все душевные силы, не обращая внимания на боль, он боролся с заклятием, точка – огненная, выжигающая все внутри, все разгоралась, альфа, сидевший рядом с Джаредом, вдруг замолчал. Встал, и сказал холодно, и зловеще: – Вот как? Решил сдохнуть красиво. Уважаю, но не получится, я не собираюсь подыхать вместе с тобой. Думал, повеселимся все вместе, ну что ж, первый – выбывает. Веселье продолжим без тебя. И не думай, что твоя подстилка умрет быстро! И дальше все понеслось, как в убыстренном просмотре фильма – альфа выхватил из складок одежды мачете, и занес над головой Джареда, а тот в последнем, отчаянном усилии попытался вырваться из магических пут, освободить запертую силу, алая точка внутри превратилась в огненный, всепожирающий вихрь, мачете – летело к горлу, Джаред чувствовал, что не успевает, не успевает, но вдруг в действие вступила еще одна – третья, совсем неожиданная – нежданная сила. За спиной альфы раздался низкий, злобный рык – другого альфы, пробудившегося, Джаред неверяще слушал – и смотрел – мачете царапнуло кожу на горле, и державший его альфа совершал титанические усилия, чтобы продолжить движение стали, Джаред чувствовал это по тому, как дрожало лезвие, но продвинуть дальше не мог даже на миллиметр, наоборот, лезвие медленно встало плашмя, выворачивая руки альфе. Альфа – понимая, что проиграл – отчаянно взвыл, бросил бесполезное, не слушающееся его оружие – и оно тут же упало на ноги Джареду, а Джареда трясло и выворачивало – из него рвалась разрушающая все на своем пути сила, но он все же успел еще увидеть, как летит к горлу альфы невесть откуда взявшийся огромный волк с рыжеватой шерстью. Все потонуло во вспышке света и боли, потом наступила темнота, и тишина, было темно, тихо, тепло – уже не больно. Но очень скоро его начала вытягивать назад, в реальность – неизвестная, упрямая сила – кто-то тянул его, сопротивляющегося, снова в боль, живительную, яркую, острую, вместе с болью оживали воспоминания – Дженсен! Оживали эмоции – страх, любовь – отступало желание уйти в мягкое, обволакивающее забвение, проснулась тревога – Дженсен, как Дженсен?! Джаред снова начал ощущать свое тело, и особенно – плечо – в нем будто ковырялись чем-то острым, режущая боль вырвала из горла стон, и он с трудом открыл глаза. Оказалось, он не так далек был от истины, над ним нависал кто-то, и ковырялся в ране ножом. От еще одного движения ножа Джаред застонал снова, моргнул, зрение прояснилось, и он застыл с открытым ртом, забыл даже о боли – над ним нависал Дженсен, перемазанный, голый, и тут как включили звук – Джаред услышал – он приговаривал хрипло: – Джаред, ну давай, ну! Я сейчас, я быстро, вытащу ее, Джаред, не уходи. Слышишь? – Дженсен, – еле выговорил Джаред, не веря своим воспоминаниям, своим глазам, тому – что происходит. Дженсена тряхнуло от его голоса, он выронил нож, посмотрел ему в лицо огромными, дикими глазами, выдохнул: – Джей… – Это был ты. Ты обернулся. Руки… Твои руки! – Джаред, не смотря на боль и слабость, и невозможность даже шевельнуться, улыбался, Дженсен вдруг как поломанная кукла, сник, упал ему на грудь, вцепился в него, дрожа всем телом, как будто силы – оставили его, или его отпустило, после того, как Джаред заговорил. Всхлипывал, обнимал его – руками, своими руками, и бормотал бессвязно: – Я думал, ты не очнешься уже… так испугался. Ты так долго не возвращался… Долго, целых… не знаю, полчаса? Так страшно. Я звал и звал, потом вдруг подумал, если вытащу эту проклятую пулю, ты вернешься, я тупой, да? Надо было сразу, сразу ее… Джаред. Джаред! От его объятий будто силы прибавлялись, Джаред вздохнул свободнее, полной грудью, обнял Дженсена, заговорил успокаивающе: – Все хорошо, Дженсен, эй, все просто отлично, ты, я поверить не могу! Ты обратился. Ты снова можешь обращаться! Дженсен длинно, прерывисто вздохнул, после паузы сказал неуверенно: – Я не… знаю, наверное, да. Джареда вдруг кольнула тревога, Дженсен тут же сел, испуганно посмотрел: – Что? – А где эти? – А, – Дженсен посмотрел куда-то вбок, сказал бесцветно: – Ральфа я убил. Остальные разбежались, но их нетрудно будет поймать. Я их всех знаю. Джаред задумался, а Дженсен, встрепенувшись, сказал дрогнувшим голосом: – Джаред, пулю надо сейчас убрать, она убивает тебя. Джаред согласно угукнул, и слабо улыбнулся: – Давай, я готов. Дженсен страдальчески сдвигал брови, бледнел, закусывал губу, обливался потом, и никак не мог зацепить пулю, Джаред чувствовал, как его пара мучается, оттого, что причиняет ему боль. Наконец, с третьей попытки ему это удалось, и оба одновременно с облегчением вздохнули, переглянулись и нервно рассмеялись. – Обернешься? – предложил Дженсен, и видя уже, что тот согласен, помог Джареду раздеться – чтобы не порвать одежду, миг – Джаред перекинулся волком, еще миг – вернулся к человеческому облику, раны исчезли, осталась только слабость, он пошатнулся, чуть не упал, но его удержал – обнял, как непривычно! – Дженсен, и прижался к нему, словно боялся – отпустить. Стояли посреди леса, в резко надвигающейся темноте, рядом с остывающим трупом, в обнимку, как подростки, Джаред нежно пропускал сквозь пальцы короткие волосы Дженсена, и думал о самых разных вещах. О том, что его метка после того, как Дженсен перекинулся – не пропала, но изменилась, исчезла из пурпурной вязи буковка омега, осталась альфа в альфе, и снова нужно собирать бумаги, все сначала, и что придется возвращаться – ненормальная эта банда намекала что Джаред и Дженсен – не первые жертвы, и придется иметь дело с шерифом, и возможно, Дженсена даже арестуют, и отъезд их на неопределенное время откладывается, и надо позвонить на работу, но обо всем этом Джаред думал так походя, вскользь, совершенно уверенный, что все это – разрешимо, и такие пустяки, главное – Дженсен теперь здоров, и это было… невероятно, здорово, прекрасно. Он чувствовал, как считывает его мысли Дженсен, впитывает его уверенность, радость, надежду – и расслабляется, верит ему и успокаивается – у них все будет хорошо, самое страшное – позади. *** Обморок случился внезапно – только что он разговаривал с шерифом Ролсом, и вдруг все померкло, и темно, вязко, холодно и нет сил думать – что происходит? – и бороться. Темнота была долго, и уютно было в ней, тепло, пока смутно знакомая сила не потащила его куда-то – в свет, болезненно обжигающий, сильно потянула – стремительно возвращая его в чувства, эмоции, в жизнь. Распахнул глаза, резко вздохнул – напуганный, взмокший, дрожащий весь – воздух казался густым, пьянящим, как будто он сто лет не дышал – не мог надышаться, возвращался слух, он слышал, как шумно и быстро, с хрипом дышит, и возвращалось зрение – кто-то стоял над ним, прямо на кровати, большой, лохматый – и лизал лицо. Джаред отдышался и зрение прояснилось – он уставился на волка, почему-то с окровавленной мордой, испуганно округлил глаза, но сказать ничего не успел – тут же пришел ответ – успокаивающий – нет, никого не убил, тихо – разбил мордой окно, оттого и кровь, но Джаред все равно ощущал за короткими мысленными фразами Дженсена бурление эмоций – среди которых преобладал страх – страх за него. Удивленный, Джаред скосил глаза, и увидел белые больничные стены. Вопрос не успел задать, Дженсен снова ответил мысленно – ты в больнице. Вырубился прямо в полицейском участке. Джаред сразу вспомнил, как его ломало-корежило, когда он высвободил таки свою силу из-под заклятия серебра – Дженсен еще раз лизнул его в щеку, соглашаясь – да, не прошло даром, но ничего, я тебя вылечу. Они дураки! Не пускали меня к тебе! – прилетело возмущенное и тут же, нежно, повторил – я вылечу тебя. Как ты меня... Волк прямо над ним – обернулся, упал рядом, на бок, обвил руками-ногами, и сразу Джаред почувствовал, как их энергии переплетаются, врастают друг в друга, образуя сверкающий кокон, снимая боль-слабость-напряжение и словно удваиваясь. Нежась в теплых, живительных потоках энергии, оплетающих его и Дженсена, подивился – когда отдаешь – прибавляется? Дженсен хмыкнул рядом, потерся об него, большой, теплый, обнаженный, мягко подтвердил – да, прибавляется. Я тоже чувствую это. Начали доходить до сознания окружающие звуки – Джаред услышал, как кто-то ругается возле двери палаты, голос казался очень знакомым, Дженсен снова, не дожидаясь вопроса вслух, подтвердил – братец твой – не пускает никого. Джаред от удивления спросил вслух: – Джефф? Дженсен, хриплым от долгого молчания голосом, подтвердил: – Да. Ну, так вышло. Ты хоть знаешь, сколько тебя не было? – Сколько? – Три дня. Три, Джей! Я таскался на допросы, весь город на ушах, Кира поймали, Макс и Фредди в розыске, у дома твоей матери круглосуточная охрана, представляешь? В доме двое альф, а они зачем-то ставят охрану. Джефф… Мы сперва подрались, он орал, что из-за меня ты теперь в коме… ну он прав, я что, отрицаю? Потом Шерон вмешалась, ну и мы как-то… нормально, в общем. А меня к тебе не пускали, только раз в день, на час, я терпел, но больше не мог уже – спать, есть, все плохо. Тоска. И ночью пришел Джефф, говорит – давай завтра проберемся в палату, я покараулю, а ты войдешь внутрь, и побудешь с ним, я придержу сколько смогу – других. Чтобы не мешали. Крайне заинтригованный, и благодарный брату, хотя где-то тут же мелькнула смутная догадка, Джаред спросил: – И что дальше? За дверью шум прекратился, стал слышен женский голос, настойчивый, успокаивающий, еще мужской – Джаред узнал голоса матери и дока, подумал с удовлетворением, что не ошибся – без мамы не обошлось. Дженсен как будто и не слышал ничего, что творилось за дверью палаты, продолжил: – Мы хотели ночью пролезть. Днем Джефф повез меня в участок – не знаю отчего, но он вдруг решил, что пока ты в отключке, он должен присматривать за мной! И все время рядом торчал! Ну вот, отвез в участок, мы долго там были, я уж собирался уходить, и тут меня накрыло. Ролс что-то спросил, а я вдруг увидел – тебя, на поляне там, связанного, и как тебя корчит, и вроде как, мне с перепугу показалось, будто ты… – Дженсен с трудом выговорил, – попрощаться решил со мной. Я прямо там перекинулся, выскочил в окно, и рванул в клинику, к тебе, а Джефф – я думаю, он понял, куда меня понесло – потому что он догнал меня очень быстро, ну и больница же рядом. И встал, как мы и договаривались раньше, в дверях, никого не пускает – что ты так смотришь?
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.