Быть героем

Узкий проход, по которому надлежало скрыться Ноле с Леске, вел из по извилистому пути, пока через несколько часов они наконец не добрались до небольшого перекрестка. В отличие от предыдущего, здесь не было никаких видимых признаков обитания ни порождений тьмы, ни тейговых ползунов, ни глубинных охотников, что выглядело подозрительно, но одновременно с этим оказалось большой удачей. Усталость от долгого пути сказывалась на общих показателях отряда. Гориму приходилось постоянно останавливаться, чтобы перевести дух, ибо нести Дорана даже с поддержкой Леске было нелегко. Нола шла впереди, пытаясь довериться своему чувству камня, чтобы вывести их маленький отряд из этого лабиринта, но оно подводило ее. Дорану казалось, что они какое-то время уже ходят по кругу. Впрочем, это просто могло сказываться однообразие каменных стен и коридоров, напрочь лишенных света. — Давайте устроим короткий привал? — произнес он на выдохе, слушая, как собственный голос возвращается эхом из другой стороны перекрестка. Горим беспрекословно подчинился. Они с Леске опустили его на землю и встали рядом, стараясь не смотреть друг на друга. Нола обернулась: на ее лице можно было заметить легкое недовольство, которая она, все же, не спешила высказывать. — Мы тратим много сил на то, чтобы нести меня, — объяснил Доран. — Нужно найти что-нибудь, из чего можно соорудить тележку или что-то похожее на нее. Леске согласно закивал, не сводя взгляда с Нолы, и та задумчиво глянула в один из проходов, в который намеревалась свернуть до этой остановки. — Вслепую тоже идти не стоит, — ответила она наконец. — Кто-то должен пойти вперед и разведать путь. Мне кажется, что тот проход, который должен был привести нас в Орзаммар, мы давно уже прошли. — Его тоже могли завалить, чтобы не дать нам выйти, — предположил Леске. — Или его не было изначально, а нам просто соврали. Нола подошла к Дорану и присела на корточки рядом, осматривая его ноги. — Открытых ран не вижу, и все же стоит подумать об ампутации. Если кости раздроблены, щепки могут попасть в кровь или мышцы. У Дорана все внутри похолодело. То, что его дела плохи, он знал и без чужих комментариев, но мыслей о том, чтобы отрезать себе ноги, избегал как огня. Когда они сосредоточились на том, чтобы выбраться из того места, где он и получил эту травму, Доран отложил решение своей проблемы. И все же, времени у него было мало. — Мы вернемся в Орзаммар и обратимся к лекарю, — Горим тоже присел, бросив какой-то раздраженный взгляд на Нолу. — Она права, но сейчас мы не можем этим заниматься все равно. С ногами или без, но я забираю драгоценное время тем, что не могу передвигаться сам. — Не говоря уже о том, что я тоже ранен… — Леске сказал это как можно тише, но все равно привлек к себе внимание одновременно всех своих спутников, отчего как-то виновато замялся. — Тем более, нужна пауза, — Доран кивнул на землю рядом с собой, приглашая Леске сесть, но тот, глянув на Горима, не спешил садиться. — Займешься разведкой? — Доран предположил, что, если отослать своего телохранителя, Леске будет себя чувствовать чуть более спокойно и сможет наконец отдохнуть. — При всем уважении, ваше высочество, я не могу этого сделать, потому что тогда мне придется оставить вас наедине с двумя неприкасаемыми. Доран увидел, как Нола закатила глаза. — Мне ничего не угрожает, ты же знаешь. Убивать меня неразумно и даже вредно для наших поисков дороги в Орзаммар. — И все же, я вынужден настоять, ваше высочество. Моя честь не позволит мне вас оставить без охраны, даже если бы мы были одни. Доран, даже если бы мог, не стал отдавать ему приказ. В конце концов, Горим присягал не только ему, но всему дому Эдуканов, и он будет делать все в интересах этого дома в первую очередь, а уж потом учитывать личные желания принца. И, в каком бы неудачном положении они сейчас ни были, Доран понимал, как важно Гориму защищать своего господина несмотря ни на что. Лишать его этой возможности, бросая вызов рыцарской чести, было бы низко. — Тогда я вынужден попросить кого-то из вас, — он посмотрел на Нолу. Та кивнула и собиралась еще что-то добавить, но Леске внезапно перебил ее. — Я пойду. На секунду повисло молчание, а затем и Нола, и Доран одновременно напомнили Леске про раненую ногу. — Она несерьезная, я справлюсь. Я даже не хромаю, когда мне не нужно ничего нести! — Под «ничем» он, видимо, подразумевал Дорана, но эта формулировка осталась без внимания. В конце концов, говорить о кастах и какой-либо субординации было глупо в их положении. Если на них снова нападут, его, Дорана, жизнь будет оцениваться ниже всех из-за низкой боеспособности. — Тебя некому будет прикрыть. Леске ухмыльнулся и только сделал шаг в сторону тоннеля. — А кто бы там прикрывал тебя? Ты здесь гораздо ценнее. Нола не ответила. Махнув рукой, Леске развернулся и скрылся за первым поворотом, и лишь только звук его глухих шагов давал о нем знать. — Он просто побоялся оставаться здесь с твоим… — Нола глянула на Горима, — телохранителем. Доран не мог с ней поспорить. Он кивнул, соглашаясь, и глянул на Горима, который, кажется, выглядел еще больше насупленным. Трудно было поверить, что слова неприкасаемого способны его расстроить, но, скорее всего, он, все же, думал о другом, и Доран оставил его с этими мыслями. — И какова она, жизнь лорда? — Нола оперлась спиной о камень позади себя и подогнула ноги. Доран слышал тяжелое дыхание Горима, который, наверное, хотел сам ответить на этот вопрос, да погрубее, но молчал. Стоило признать, что Нолу бы вряд ли это напугало или заставило бы трепетать — она была стойкой и сама могла заткнуть за пояс и его, и Горима, но при этом для бродяжки имела невероятную ясность ума. Вероятно, она никогда не училась и, может, даже не умела читать, но откуда-то в ней была мудрость, которой недоставало многим знатным гномам, которых знавал Доран. — Тебе бы не понравилось, — он пожал плечами. — Мне, конечно, грех жаловаться, ведь ты скажешь, что меня кормят, одевают, исполняют все мои прихоти, но на самом деле в этом мало свободы. Нужно вечно ходить на какие-то турниры, открывать мемориалы, слушать заунывные речи хроников или политиков, уж к кому тебе повезет отправиться в качестве приглашенного «королевского» гостя. Телохранитель за тобой ходит по пятам везде, даже отлить в одиночестве не дает, — на этих словах Горим только хмыкнул, и Доран не сдержал улыбки. — Хорошо, почти везде. Но не ходить не может, потому что всегда есть риск, что может кто-нибудь напасть и убить или серьезно ранить, что не только причиняет хлопоты семье и слугам, но намекнуть на наши слабости. Часто по этой причине нас с Беленом не выпускали дальше Алмазных залов — только если есть какой-нибудь особый повод, вроде Испытаний. Но смотреть их иногда… скука смертная. Нола все это время молчала, и ее лицо не выражало ничего. Дорану трудно было понять, что на самом деле она обо всем этом думает. Жизнь в пыльном городе, о которой он слышал чуть больше, чем ничего, была и правда ужасной: бедная, грязная, несправедливая, бесчестная. Изъян «безупречной» кастовой системы, с которой они когда-то с Беленом мечтали бороться. И все же, Нола заставляла всем своим видом думать о ней так, будто это лучше, чем жить во дворце и соблюдать кучу условностей изо дня в день. — И правда, — ее голос не выражал ни одной эмоции, мышцы лица почти не двигались, а глаза были прикованы взглядом к полумраку противоположной стороны зала, — всего лишь сытая жизнь везучего ублюдка, который по факту ничем не лучше меня. Но почему-то может наедаться и напиваться на этих ваших приемах, носить роскошные доспехи и всеми командовать. — Не смей говорить в таком тоне с принцем! — Горим поднялся с места и ухватился за эфес своего меча, но Нола даже не шелохнулась. — А то что, казнишь меня? Потому что твоей матери посчастливилось правильно выйти замуж, а не стать шлюхой, как моя? Горим сделал шаг, но Доран вскинул руку, останавливая телохранителя на полпути. — Лучше использовать это время для отдыха, а не бесполезных выяснений, кто в каком тоне разговаривал, — он кивнул на землю, молча приказывая Гориму сесть, и тот подчинился. — Она права, и не нужно наказывать ее за правду. Система, которая поощряет одних, но не дает дышать другим, ужасна, сколько бы много она не давала мне или тебе. Но ты, — он повернулся к Ноле, — ты стоишь как будто выше этого. Многие неприкасаемые пытаются попасть в Алмазные залы, родив наследника какому-нибудь деширу, но не ты. У тебя свои правила, и ты не будешь пресмыкаться. Нола внезапно расхохоталась: хлопнув себя по колену, она привалилась к камню всей спиной и ее смех заполнил все помещение. Доран не понимал, что такого забавного он сказал, а Горим, не зная как реагировать, то пытался нащупать свой меч опять, то просто ерзал на месте, ожидая реакции принца. Наконец, Нола успокоилась, ее взгляд внезапно стал серьезным, а вокруг повисла тишина. — Хорошо ли ты меня видишь, мой принц? Нет? — она вытянула шею, показывая свое лицо. — Я уродина, на которую никто бы никогда не глянул, не то что какой-нибудь знатный лорд, но даже обыкновенный попрошайка. Ты правда думаешь, что я бы завоевала чье-то сердце? Вся красота досталась моей сестре, которую можно подкладывать в постель к кому угодно, ну и я научилась выживать, как могла. У меня не было выбора. Доран замер, не зная, что сказать. Он видел, что и Горим не двигался, возможно, впервые увидев в Ноле не убийцу без касты, но личность, которая под гнетом несправедливого разделения слоев вынуждена была так очерстветь, чтобы выжить. — Так я и думала, — голос ее вновь стал ровным, спокойным, даже безразличным, — но спасибо за попытку. Никаких ответов у Дорана не было, а его утешение вряд ли было бы Ноле нужно. Как и Горим, он притих, но образовавшаяся тишина как будто снова и снова отражала чужие слова. Они, знать, и правда были ужасны — они выбирали хорошеньких девочек и спали с ними, потому что жены были грубыми, властными и некрасивыми. Когда у неприкасаемых женщин рождались мальчики, они забирали их к себе, потому что прокормить лишний рот для аристократов ничего не стоило. Но когда если у любовницы рождалась девочка, она наследовала ее клеймо, и их обеих вышвыривали обратно, откуда они пришли. Так продолжалось уже много лет, и никто прежде не думал, насколько жестокой была эта система. От тяжелого молчания их спас вернувшийся Леске. Несмотря на усталость и поврежденную ногу, он выглядел очень вдохновленно — Доран понадеялся, что это сулило хорошие вести. — До Орзаммара этой дорогой несколько дней пути, — начал он быстро, — легионеры, которые обычно пользуются этой дорогой, отведут нас. — И где же они? — Горим огляделся, как будто и вправду пытался их разглядеть вокруг себя. — Они стоят лагерем на следующем перекрестке. Сначала они не верили мне, ну, из-за этого, — он указал пальцем на свою метку неприкасаемого на щеке, — хотя, кто бы вообще говорил… — Леске поднял брови в картинном возмущении, но под взглядом Нолы продолжил: — Но потом один из них, Ренн его зовут, кажется… узнал один из моих кинжалов. Оказывается, это тот самый кинжал, который его отец проиграл мне однажды в «Кабатчиках», ну и я сказал, что верну ему его, если он нам поможет. Они отпустили меня и сказали привести «сына короля Эндрина», — он попытался сказать это низким раскатистым басом, имитируя чужой голос, — но, боюсь, они думают, что королем все еще является ваш отец, милорд. — Главное, чтобы они не думали, что я убил своего брата и подставил другого, а с остальным мы разберемся. Что ж, это была большая удача. Доран кивнул Гориму, а затем посмотрел на Нолу, как бы спрашивая, что она думает поэтому поводу. Но гномка лишь пожала плечами, не выражая протестов и, встав со своего места, подошла к нему. — Я помогу, — объяснилась Нола, — Леске будет показывать дорогу.