Полудница

Разочаровывающе-тихий полуденный час. То ли палящий жар солнца выгнал людей с открытого пространства поля, то ли за дождливые дни те неожиданно стали осторожными… Полудница зевнула, протягивая руки вверх, к солнцу, нежась в обжигающих лучах. Что ж, тем лучше для них. И для поля, полновластной хозяйкой которого она являлась. Однако тут ветер донёс до нее знакомый сладковато-острый запах. Полудница, слегка заинтригованная, облизала зубы кончиком языка и неторопливо заскользила меж колосьями наливающейся ржи вслед за щекочущим ноздри человеческим духом. «Ос-смелилис-сь, нес-счас-стные работнички», — с затаённым ехидством думала хозяйка поля, смакуя возможные варианты расправы над нарушителями полуденного закона. Никто не смел работать здесь, когда наступало её время. Но оказалось, что это были вовсе не «работнички». Различив впереди беспечную молодую пару, Полудница позволила себе отвлечься на свежее подношение, замеченное ею на краю поля. Тонкие длинные пальцы раскрошили ломоть ароматного ноздреватого хлеба. Тут же налетели птицы, приветствуя госпожу. Полудница сдержанно им кивнула, отпивая из чарки глоток медовухи. Приятная сладость с пряными нотками растеклась по языку. Пожалуй, вежливые путники были самыми толковыми людьми, и никто не смог бы разубедить Полудницу в этом. А вот глупая парочка никак не воспользовалась шансом ускользнуть. Они как будто и вовсе не подозревали об опасности, подстерегающей их. Очень зря. Хозяйка поля расхохоталась и, опрокинув чарку наземь, танцующими лёгкими шагами направилась к ним навстречу. Колосья ржи лишь едва колыхались вслед за ней, как от ветра. — Будь здоров, — Полудница обнажила зубы в улыбке. Парень чихнул ещё раз, запуская руку в кудри цвета льна. Судя по ужасу в глазах парня и девушки, они были не совсем тёмными. Всё-таки признали. И им, должно быть, показалось, что она соткалась прямо из воздуха. — Б-благодарствую, госпожа. Парень попытался изобразить что-то наподобие поклона и чуть не упал. Полудница кокетливо поправила свой венок-корону и пропустила сквозь пальцы прядь молочно-белых волос. — Что же вы в сей жаркий час мой покой нарушаете? Рожь своими ногами мнёте и даров не предлагаете? С первого же взгляда было ясно — взять с них нечего. И шли они по самой кромке поля, и шумели мало: только шептались да хохотали иногда, — и за душой-то ничего съестного не имели. Однако просто так их отпускать хозяйка поля не собиралась. Никто и никогда не уходил из её рук с лёгкостью. — Мы просто тут, — глубокомысленно изрёк парень. Перенервничал, бедненький. — Стоим. То есть, идём просто тут, — не менее глубокомысленно добавила девушка, подрагивающей рукой пытаясь вслепую коснуться ладони возлюбленного. «Забавные птенчики», — Полуднице хотелось расхохотаться, но вместо этого она нацепила на лицо надменную разгневанную маску и сурово нахмурила брови. — Защекочу. Им в глаза смотрела сама смерть. По всем расчётам выходило, что сейчас у кого-то должно было открыться второе дыхание. — А я станцую! — девица сдёрнула с головы платок и лёгким движением кисти перекинула на плечо пышную косу цвета спелой ржи. Сунув платок в руки оторопевшему возлюбленному, та решительно встретила взгляд Полудницы. Ловушка захлопнулась. — Любомира! — парень отмер и попытался заслонить собой девушку. — Я станцую за неё! Какой наивный. Полудница махнула рукой, и рожь послушно начала расступаться, образуя свободную поляну, покрытую короткой травкой. — Попробовать перетанцевать меня может только она, — Полудница многозначительно посмотрела на девушку. Любомира осторожно ступила на траву, не сводя с хозяйки поля осторожного взгляда. — А тебя, мил человек, я могу только защекотать. Ведь никаких даров для меня у тебя нет, а? Весь мир отступил прочь, сузившись до одной поляны. Первые движения. Они словно знакомились друг с другом в танце. Полупоклон. Поворот, снисходительный кивок головы хозяйки. Музыкой зазвучало пение птиц и завывание поднявшегося ветра. И всё закрутилось, закружилось. Полуднице что задорный танец, что спокойный шаг — всё едино. Танцевать до умопомрачения вместе с солнечным светом, буйным ветром — её стихия. А улыбка Любомиры всё тускнела, а движения её уж и запаздывать стали. Но огненная суть скрывалась в этой девушке. Стиснув зубы, та не прекращала танец. Заметила Полудница, что ещё несколько человеческих минут — и сгинет девушка: лицо всё раскраснелось, дыхание тяжело давалось и ноги подкашивались. Но понравилась Любомира ей: хоть и особой красотой не обладала, однако сноровиста была, смела и упорна. Подгадав момент, Полудница непринуждённо подвела в танце девушку к краю поля, тут её и схватил за руку парень, вытаскивая прочь из заколдованного круга поляны. Хозяйка поля кинула Любомире колосок из своей короны, и превратился тот в горстку золотых монет. «Будут теперь хвастаться, что саму Полудницу обхитрили», — качая головой, подумала хозяйка. Однако собственная хитрость согревала ей душу и самолюбие гораздо больше, чем огорчало сие прискорбное умозаключение. Только успела она привести поле в порядок: вернуть обратно рожь, проверить, всё ли на месте, ничего ли не примято, — как ветер донёс до неё новый запах. Полудница чуть не задохнулась. Повеяло гнилью, чем-то затхлым и противным. Прошипев нечто нечленораздельное, Полудница вскинула руки вверх, преображаясь. И вот уже она была не молодая прекрасная девушка, а древняя старуха. Неизменными же остались только воистину княжеская стать и белизна распущенных волос с венком-короной на них. Словно лесной кабан, кто-то продирался прямо сквозь поле. Она слышала его пыхтение и смрадный дух, даже находясь на противоположном конце. — Кто посмел? — прорычала Полудница. Ветер на мгновение нагнул рожь почти до самой земли, где-то каркнула ворона, и тут всё стихло и замерло, как перед бурей. Как ни странно, источником неприятного запаха оказался мужчина весьма обыкновенной внешности, средних лет, в простой не слишком чистой, не слишком грязной крестьянской одежде. Дело было не в его внешнем облике. — Гой еси, пришелец. Куда путь держишь? — прищурившись, произнесла Полудница, вставая перед мужчиной Он затравленно поднял голову и, кажется, расслабился, увидев перед собой лишь старуху. — Из деревни я. Вот в лес иду… По грибы, по ягоды. Она видела его насквозь, и увиденное ей не понравилось. Грибы и ягоды мужчину волновали мало: терпения на такой кропотливый труд, как поиск и собирательство, у него никогда не хватало. Из деревни его недавно выгнали. Судя по всему, за кражу какой-то ценной вещи. Подозревали ещё в каких-то преступлениях, но доказать ничего не могли и отпустили восвояси. Выгнали прочь. В полдень. В то время, когда все мудрые люди старались держаться от поля подальше или, проходя мимо, оставляли гостинец на краю. Венок потяжелел. Полудница заглянула чужаку в глаза, завораживая, заставляя застыть и покорно глядеть на неё. Мелким воровством он занимался постоянно, в основном промышлял овощами с чужих огородов. Недавно попался на крупной краже серебряных украшений из кузницы. Помимо этого, тайком от всех ставил в лесу силки и капканы, не брезговал даже зайцами, которых в деревне почитали после одного случая, связанного с лешим. А сейчас он намеревался в отместку бывшим соседям закопать посреди поля подношение ночницам. Ноздри Полудницы гневно раздулись. Она была карающим духом в самый светлый и жаркий дневной час, полновластной хозяйкой своего поля и его берегиней. Хозяйка не терпела тех, кто осмеливался приходить на её землю с нечистыми помыслами. — Отгадай загадку, путник, — сладким голосом протянула Полудница, отходя от чужака. — Придёт за тобой в неприметном обличье, Обманут любого повадки лисичьи. Захочешь ты плакать, а ей всё равно. В душе твоей пусто вдруг станет, темно. — Послушайте, стар… — мужчина краснел, бледнел, но всё ещё верил в своё превосходство. — Неправильно, — Полудница обнажила зубы в оскале, который уже мало напоминал улыбку. — Верный ответ — твоя смерть. Сверкнуло солнцем лезвие серпа, доселе спрятанного за поясом в складках белого одеяния. Короткий стон. Алое пятно. Ни капли на согретой земле. Безвольное тело замерло в одном бесконечном мгновении и упало уже не в центре поля, а на окраине, за пределами ржи. Полудница зависла в воздухе над полем, продолжая сжимать серп в руке. Глаза в последний раз сверкнули гневом, и она растворилась в свете, сверкающей пыльцой осев на колосья. Полдень миновал.