Небо было чужим. Серым, промозглым. Оно так и намеревалось в любой момент разразиться плакучей истерикой. Небо Англии. Иное. Совершенно. В нем нет палитры, нет роскоши, нет фальши, к которой он, Юу Канда, привык. Он привык жить в мире лжи и лести, хотя сам ненавидел его. Но так было проще – можно молчать, можно не улыбаться, можно быть тенью. За что общество ненавидело, презирало, боялось и завидовало ему – Канда всегда брал своё, всегда добивался успеха. Но ни с кем не делился – ни секретами, ни наградой.
Японец по происхождению, он всю жизнь прожил в ряженой Франции. Он впитал культуру, этикет, все нормы и манеры поведения европейского общества, но восточная внешность выделяла его.
«Ваша нестандартность – то, что приводит меня каждый раз в этот магазин», – как выразился однажды один из постоянных клиентов. Но и тут Канда нашел ложь.
Старый офицер приходил потому, что любил рисовать. И Юу позволял художнику оставаться подолгу в его магазине (на недоумении персонала). Старик рисовал всё – стеллажи, отдельные бутылки, отражение на их поверхности, игру света на гранях, какие-то элементы внутреннего дизайна, но самым любимым было – изображение происходящего за окнами – с красотой, с грязью, с деталями. Офицер рисовал всё, кроме людей. Исключением стал молодой японец.
Канда не замечал в своем лице многих черт, до того как посмотрел на портрет себя, нарисованного Ф.Тидоллом (именно это авторское имя было выведено на рисунке). Юу нашел оставленный на кассе лист формата АЗ поздно ночью, перед уходом. Черно-белое изображение себя в маске приманило глазами – синими – единственные цветные пятна на картине. Именно тогда, смотря в них, застывших на бумаге, Канда понял, что они не могут лгать. В маске всегда есть отверстия для глаз. И Юу больше не врал.
Прямолинейный, нередко дерзкий и жестокий на слово, но в основном – молчаливый. Ведь зачем говорить, когда взгляд делает это за тебя. Именно таким Канда Юу предстал в обществе Франции, когда его фирма стала одной из ведущих в торговом бизнесе. Заказы приходили со всего мира. Ценители элитного алкоголя, приезжавшие в Париж, непременно посещали магазин месье Канды, обычно самый большой, который находился около центра города.
Хотя сам хозяин каждый день пребывал не там, и не в офисе, где всё итак работало, шумело – оно лишь раздражало! Юу по-прежнему любим работать в самом первом своем магазинчике, на окраине города. Хотя посетителей в нем было меньше, но постоянные так и не сменились. Старый офицер каждый вечер приходил и рисовал. Молодой китаец, вечно невыспавшийся и разговаривающий по телефону, заглядывал каждую среду за маленькой бутылкой коньяка. Однажды Канда поинтересовался: не проще ли взять побольше либо литражом, либо количеством. На что ему ответил: «Иногда и мне хочется иметь в жизни хоть какую-нибудь стабильность», – после чего мечтательно улыбнулся. Очередная ложь. Себе. Стабильность – всего лишь привычка, выработанная тем, чтобы не пить больше купленного.
Как-то раз этот странный китаец привел младшую сестру, лет тринадцати. Милая девчушка с длинными, как у самого Канды, смоляными волосами и фиалковыми глазами. Она назвалась Линали. Девочка оказалась настолько открытой и приветливой, что сразу же завязала разговор с Юу, сетуя на своего брата Комуи, который перебарщивает со своей опекой и контролирует чуть ли не каждого ее знакомого. Да, Канда до того момента не знал, что такое «сестринский комплекс», пока на своей же шкуре не почувствовал. Жаль, конечно, было вазу, которая стояла у кассы с первых дней открытия, но эта старушка спасла от встречи Комуи со стелажами. Старший Ли после долго извинялся за неприятный инцидент, а младшая – за разбитую вазу, хотя это и не она уронила ее на пол, но винила девчушка себя и через пару дней принесла новую – совершенную другую, но вполне вписываемую в атмосферу.
После того забавного, глупого, на взгляд Канды, случая Линали стала периодически заскакивать в магазин. К Канде. Просто выговориться или поделать уроки, когда брат либо оставался в ночь, либо его вызывали. Как ни странно, но поводу крайней необщительности Юу девчушка ничего не имела против, во всяком случае она не возражала и не просила хоть иногда поговорить с ней. Канде нравились рассказы Линали, он их слушал внимательно, иногда слабо улыбался. А девочка просто излагала, не прося ни советов, ни мнения, ни чего-либо. Она была одной из немногих, кто был честен с собой. Потому что не отрицала, что любит брата, хоть и не выносит его заскоки; потому что не отрицала, что боится одиночества. Она не умела врать. Во всяком случае Канде.
Был еще один постоялец. Седоволосый мальчишка, на вид лет двенадцати. Стручок – как прозвал его Канда. Да, несовершеннолетним алкоголь продавать нельзя, но этот мелкий – особенный. Во всяком случае стал таковым. Его появление сулило перепалку. Он был еще той занозой. Канда – один из немногих, кто мог справиться с его проворностью и хитростью. Аллен (кажется, так звали этого Стручка) – он появился откуда ни возьмись (но судя по акценту – из Англии) и был подопечным всем известного на весь мировой свет бабника, пьяницы и альфонса – генерала Кросса.
Почему он посылал за выпивкой именно Стручка, Канда не понимал. Да и продавать алкоголь всяким мелким он вовсе не собирался, о чём заявил же при первой попытке покупки. На что получил интересную реакцию...
На прилавок с настойчивым хлопком опустилась ладонь. Под ней красовались несколько сотен евро.
– У меня есть деньги, – настойчиво объявил Стручок.
Канда ухмыльнулся.
– Они ничего не решают, – сказал он, отодвигая руку с бумажками к мальчишке.
Седовласый недовольно скривился.
– Так говорит либо тот, у кого их никогда не было, либо тот, у кого их много, но сам он их не зарабатывал, – пробурчал мальчишка, сощурив глаза.
Ни одно, ни второе не было правдой про Юу. И эти слова не несли никакой реакции. Причина, почему он всё-таки продал бутылку красного, заключалась в глазах – серых, туманных, как Англия. Как это серое небо – слишком явное и назойливое.
– Не люблю Англию, – услышал Канда голос рядом.
Он принадлежал рыжеволосому парню в повседневной цветастой одежде и с большим рюкзаком за спиной, из бокового кармана которого торчала половина сложенного штатива. Запрокинув голову, парень всматривался в небо.
«Не местный» – подумалось Канде: из-за хаотичности колоритов.
Насыщенно-рыжие волосы незнакомца, подвязанные банданой, торчали во все стороны и создавали эффект не небрежности, а свободы – как и в целом стиль парня: яркий, броский, жизнерадостный, независимый. В нем не было шика и блеска обмана, он искрил непритворной пестротой живых, сочных красок.
Рыжик опустил голову и улыбнулся Юу.
– Лави Дик, – представился он, протягивая правую руку.
– Канда, – холодно кинул Юу, игнорируя жест парня, и, взяв чемодан за ручку, собирался идти дальше, но услышал смешок того самого цветного парнишки.
Канда обернулся и непонимающе взглянул в его лицо. Лави нахально смотрел в ответ, все также лыбясь.
– Забавно: японец, разговаривающий на английском с французским акцентом, – пояснил он.
– Тч, – спрыснул Канда и продолжил путь.
Что еще ожидалось от беззаботного парнишки. Какую-нибудь глупость. Хотя…он был в чем-то прав: Англия – ненавистна, а существо Канды – смешно, набор упреков, странностей и противоречий. Но Юу это всегда устраивало – его положение, его статус, его образ жизни. Всё окружение боялось сказать ему лишнего слова, не дай бог сделать что-то раздражающее. Однако он прекрасно знал, что лепетала публика о нем за его спиной. Но не зная, кто он, люди говорили то, что на самом деле думали. Что их и отличало. За что Канда позволял им находиться в его обществе дольше.
– Прости, если чем обидел, – догнав, произнес Лави и что-то затараторил.
Без умолку. Юу слушал, но не слышал, хотя парень говорил с азартом и огоньком, обильно жестикулируя и широко улыбаясь. Форма вежливости – не больше, подумал бы Канда о ком-то другом. Но этот паренек рассказывал искренне, взахлеб, выговариваясь, не для того, чтобы отвлечь. А потому что хотел.
– Юу, – оборвал поток слов Канда.
Рыжик замолчал и недоумевающе посмотрел на него.
Зеленые. Его глаза – оттенка юной зелени, сквозь которую пробивался солнечный свет. Не ограненный изумруд с игрой бликов на зеркальной поверхности. Искренние, открытые, с живым блеском звезд внутри, они приманили настолько, что Юу не заметил, как остановился, и не осознавал, что всматривался в глаза неприлично долго. Чем и смутил нового знакомого. Лави, слегка покрытый пунцом на скулах, отвел взгляд и, поправляя свой оранжевый шарф, кашлянул. Естественный. Слишком. Без убранств и пышности. Но ярок и прекрасен. Не такой, как это прелое, гнилое небо.
– Имя. Мое имя – Юу, – уточнил Канда, продолжая смотреть на паренька.
Тот не уходил, стоял, но пытался прятать взгляд. Легкий ветер раздувал рыжие волосы языками огня. Бандана, черная с зелеными извилистыми полосами, удерживала густой поток пламенных локонов, не давая упасть им на глаза. Оранжевый, оттенка мандарина, шарф служил скорее всего украшением или талисманом – его края были настолько растянутыми и потрепанными, да и в целом он выглядел довольно-таки старым и поношенным, но видимо владелец очень любил его. Темно-зеленая, цвета хвойного леса, куртка, малиновая рубашка в клетку и черная футболка с белыми надписями разной крупности – одежда расстёгнута, свободна. На шее висело несколько кожаных шнурков – два амулета: глаз Гора и деревянная монета с изображением раскидистого дерева.
Ещё Канда заметил серьги на правом ухе – в ряд три маленьких кольца. Золотых…
Всполох крыльев. Детский задорный смех. Они отвлекли внимание Юу. Мальчишка, лет пяти-шести, гонял по площади голубей. Мать тихо шла за ним, счастливо улыбаясь.
– Такое чувство, что они живут в другом мире, где нет серого неба, – пробормотал Канда и, грустно улыбнувшись, продолжил идти.
Лави догнал его не сразу. Он взял его за плечо, резко развернул к себе и, крепко обняв, поцеловал. Юу шокировано распахнул глаза. Он не понимал, что происходит, но ощущал учащение пульса, поднимающийся жар и вместе с тем упоительную сладость… И Канда позволил себе забыться и погрузиться в недолгий, незапланированный, но чувственный поцелуй. Такого взрыва эмоций Юу не получал уже давно, как и не позволял себе вести так – откровенно, неразумно, по прихоти давая волю желанию и чувствам, позволяя брать над ним контроль кому-то другому. А ведь этот рыжий парень – всего лишь первый встречный.
Когда воздуха стало не хватать, они разорвали поцелуй. Горячее дыхание на лице, проникновенный взгляд в глубины глаз. Мир сузился до небольшого расстояния между ними.
– Здесь недалеко есть отель, – с отдышкой прошептал Лави. – Можем продолжить там.
На что Юу лишь кивнул.
Свинцовое небо, затянутое тучами, разревелось. Мощным ливнем, стук которого перекрывал любой другой звук. Но Канде было уже все равно. Он не видел и не слышал ничего ненавистного. Оно отошло на фон. Перед ним осталась лишь зелень лесных чащоб, обрамленная сепией лучей.
***
8 месяцев спустя
Лави спал. Тихо, мирно, беззаботно. Будто зная, что его сон охраняют. Юу не спалось. Он продолжал лежать в постели, нежно прижимая к себе любовника. Кажется, они уже больше полугода вместе. Хотя больше из этого времени Дик провел в Китае, фотографируя местную фауну. Юу пару раз приезжал к нему, а остальное время – занимался работой. За этот недолгий период бизнес протекал неоднозначно – были и хорошие моменты, и провалы, но Канда справлялся. Не так, как привык – по-другому. Он просто любил – работу, дело, магазины, человека. Человека, который даже находясь далеко поддерживал его, умел развеселить и просто отвлечь от реальности.
Пожалуй, этот милый рыжеволосый парень заменил Канде весь мир лести и фальши, вся пышность палитры собралась в нем. Во всяком случае, так считал и видел Юу: Лави – многоцветный витраж, радужный калейдоскоп жизни, в которой он до встречи с ним не замечал такого богатства оттенков. Такой красочной роскоши.
