Раскат грома заставляет Йена проснуться. Его тело инстинктивно дергается, и он понимает, что его рука обнимает Микки. Пальцы Микки подергиваются под рукой Йена. Их руки потные, а нос Йена прижат к шее Микки. Он задается вопросом, двигался ли тот вообще.
Когда он откидывает голову назад, то видит засос. Засос, из-за которого они попали во всю эту заваруху. Вздыхает. Его мочевой пузырь зовет. Он начинает медленно двигаться, но рука Микки хватает его крепче.
— Останься, — тихо говорит Микки. Его голос мягкий и ясный, сон как рукой сняло. Йен понимает, что не спал.
Йен медленно убирает руку.
— Я… мне просто нужно сходить в ванную. Я вернусь. — Он медленно переворачивается и поднимается на ноги. Микки не двигается, все еще свернувшись калачиком на подушке лицом к окну. — Ты в порядке? — спрашивает Йен. — Тебя тошнит? — Спрашивает он. — Тебе плохо?
Микки качает головой.
— Не так уж плохо.
Йен подходит ближе к кухне, чтобы посмотреть на время. Им почти пора быть на месте. Выглядывает в окно. Льет как из ведра. Чувствует огромное облегчение.
В ванной он чистит зубы и смывает с лица остатки сна. Открывает шкафчик и достает таблетку адвила. Берет на кухне стакан воды. Обходит Микки, и тот отодвигается, освобождая место.
— Вот, — тихо говорит Йен, передавая ему оранжевые таблетки. Микки немного приподнимается, берет их, тянется за предложенной водой. Он не смотрит Йену в глаза.
— Так, я полагаю, мы сегодня не работаем, да? Или ты хочешь пойти?
Микки качает головой.
— Не-а, — говорит он. — У нас было бы слишком много проблем. — Вытирает лицо. По-прежнему не поднимает глаз. — Ты думаешь, тебе нужно идти к Боумену?
— Я не знаю, — говорит Йен. — Возможно.
Затем Микки поднимает взгляд. Он заглядывает Йену в глаза.
— Может ты… мы можем просто побыть здесь немного?
Йен кивает. Микки начинает садиться, потом встает, направляется в ванную.
— Могу я намазать немного твоей зубной пасты на палец или что-то в этом роде? — говорит он.
Йен сдерживает улыбку, затем кое-что вспоминает.
— Эй, у меня может даже найдется еще одна щетка. Возможно, она есть в шкафу, если хочешь – посмотри там.
— Спасибо, — тихо говорит Микки.
— Знаешь, — осторожно говорит Йен. — Ты также можешь принять душ, если хочешь.
Микки слегка раздражается:
— Почему? От меня воняет?
Йен качает головой.
— Я этого не говорил.
Микки слегка улыбается и направляется в ванную. Йен принимает лекарства. Записывает их в блокнот вместе с фразой, что
все еще болит. Делает паузу.
Микки остался у меня ночевать.
Йен ложится на спину и тянется за телефоном. Включает его, когда слышит, шум из душа. Приходит сообщение от Салли, регистрируется. Он быстро отвечает и ищет номер Боумана. Звонит дважды, прежде чем Хейли берет трубку.
— Йен? — Приятно слышать ее голос. Такое чувство, что прошло много времени. — Привет, незнакомец!
— Привет, — смеется Йен. — Послушай, я звоню, потому что меня сегодня не будет на Изумрудном. Дону нужно, чтобы я зашел?
— Его еще нет, — говорит Хейли. — Он сказал, что ему нужно кое-что сделать этим утром. Я могу написать ему, если хочешь.
— Конечно, — говорит Йен. Он делает паузу, слушая, как льется вода в душе. — Я вроде как надеюсь, что смогу прогулять. На днях я довольно сильно разбил лицо. Я не знаю, хочет ли он, чтобы я выезжал на дом.
Хейли присвистывает.
— Что ты сделал, ввязался в драку?
Йен подумывает о том, чтобы солгать, но не может придумать оправдания, которое он хотел бы использовать.
— Ну, типа того.
Хейли цокает языком.
— Мило. Я думала, ты был сбалансирован?
Йен чувствует, как внутри него что-то тлеет. Она не понимает, никогда не понимала. Все в порядке. Все в порядке.
— Я в порядке, — говорит он. — Дерьмо все еще случается. Придурки все еще существуют.
— Чертов Саутсайд, — говорит она. — Мы никогда не сможем его отмыть, не так ли?
Он хихикает. Слышит, как выключается душ.
— О, — говорит он. — Эй, мне пора. Ты можешь написать мне, когда получишь ответ от Дона? У меня нет фургона, так что мне нужно немного времени, чтобы добраться.
— На этом этапе, — говорит Хейли, и раздается шаркающий звук. — На этом этапе, я полагаю, у тебя будет приятный дождливый день дома. Я буду такой: «Йо, Йену разбили лицо, и ему приходится ездить на метро. Что вы думаете, босс?»
Йен хихикает.
— Мне подходит. — Микки появляется снова, его волосы растрепанные и мокрые. Его одежда исчезла, и он в одних боксерах, больше ничего. Йен позволяет своим глазам выдержать это зрелище. Он все еще лежит и теперь хочет, чтобы Микки подошел и лег на него сверху. Так сильно этого хочет. — Просто дай мне знать, — быстро говорит он в трубку. — Я буду дома. Я никуда не уйду.
Они завершают звонок. Йен не может оторвать глаз от Микки. Наступает тишина, когда Микки смотрит вниз на Йена, распростертого на кровати.
Йен медленно садится.
— Чувствуешь себя лучше?
Микки кивает.
— Моя одежда воняет каким-то дерьмом. Можно мне взять футболку?
Йен указывает на комод, и когда Микки отворачивается, взгляд Йена скользит по нему повсюду. Широкие, слегка веснушчатые плечи, изгиб спины, мощные бедра, мягкая мощь бедер. Он облизывает губы.
— Если ты хочешь боксеры, или штаны, или что-то еще... — Он позволяет словам повиснуть в воздухе, пока Микки натягивает майку. Рука Микки замирает на ручке комода. Его рука опускается обратно на талию, и он расстегивает резинку, вылезая из боксеров, слегка наклоняясь, как будто старается не делать это слишком сильно. Йен задерживает дыхание, когда взгляд останавливается на идеальной выпуклости его задницы. У него перехватывает дыхание, с губ срывается тихий
стон.
Когда Микки оборачивается, Йен видит, что у него немного встал. Он пытается не смотреть, пытается отвести глаза, встретиться с лицом Микки, быть настолько серьезным, насколько они должны быть прямо сейчас. Им есть о чем поговорить.
Микки мнется под его пристальным взглядом, когда глаза Йена находят его. Он кусает губу.
— Мик, мы собираемся поговорить?
Микки кивает. Его глаза начинают бегать по комнате.
— Прости, что пришёл, — начинает он. — Ты знаешь, просто был пьян и туп. — Прочищает горло. — Не так я хотел начать.
Йен сглатывает.
— Начать что?
Микки колеблется.
— Заглаживать вину.
Дождь усиливается. Снова раздается раскат грома.
Микки стоит в нескольких футах от него, сразу за изножьем кровати. Йен наблюдает, как его рука поднимается, вытягиваясь.
— Иди сюда, — мягко говорит он. — Мы можем прилечь и поговорить.
Микки пока не соглашается. Он прикусывает губу немного сильнее. Делает шаг ближе.
— Я пойму, если ты не хочешь, чтобы я был здесь, — говорит он. — Только не после того дерьма, которое я провернул. — Он не садится. Остается вне досягаемости.
— Иди сюда, — снова говорит Йен, его голос становится чуть громче. — Пожалуйста.
Микки громко вздыхает и неуверенно поднимает руку, чтобы взять ладонь Йена.
— Хорошо, — отрывисто говорит он, быстро сглатывая и стискивая зубы. — Хорошо, — говорит напряженным голосом. — Хорошо, я так и сделаю.
Микки медленно опускается, и Йен двигается, чтобы освободить ему место. Микки скрещивает руки на животе.
Между ними остается небольшое пространство. Язык Йена соскальзывает с его губ, проводя по ране на губе. Он ощущает вкус зубной пасты.
— Ты помнишь, что говорил что-то о том, что твой отец убьет нас?
Микки быстро моргает. Крепко зажмуривает глаза, затем открывает.
— Да, — говорит он. — Да, помню.
Йен ничего не говорит. Он поворачивается на бок, и его рука поднимается ко лбу Микки. Проводит рукой по морщинкам, мягко откидывая назад прядь его волос. Там, сбоку от его лба, есть шрам, слегка нарушающий линию роста волос. Порез толстый и неровный, на который должны были наложить настоящие швы, но его заклеили пластырем и клеем. Микки закрывает глаза и снова открывает их.
— Ты можешь доверять мне, — слышит Йен свой шепот.
Микки кивает. В его глазах что-то мелькает. Он прикрывает их и сильно шмыгает носом. Наступает долгое молчание. Йен слышит, как колеса машин шлепают по большим лужам. Микки остается совершенно неподвижным. Йен чувствует, что становится на дюйм ближе.
— Ты знаешь, как… — начинает Микки с закрытыми глазами. — Ты знаешь, что я никогда не занимался сексом ни с кем, кроме незнакомцев?
Йен издает тихий утвердительный звук, пытаясь сохранять самообладание.
— Да?
— Ну, — начинает Микки. — Ну, до этого был один... парень. Парень по соседству. — Он медленно открывает глаза и смотрит на Йена. Тот кивает. — И мы с этим парнем, мы... мы валяли дурака. Совсем чуть-чуть. Я сделал это в первый раз.
Тяжесть этой информации давит на тело Йена, он вдавливается в матрас, смотрит на Микки. Кивает.
— И этот парень, — говорит Микки, снова закрывая глаза. — Впервые, когда что-то произошло, мы стреляли из оружия на заброшенном складе на Саут-Джастин. Знаешь это место?
Йен кивает.
— Да, я знаю это место.
Микки открывает глаза и видит лицо Йена, устремленный прямо на него взгляд.
— Итак, однажды мы напились до чертиков. Мы просто стреляли. Удивлен, что мы, блядь, не перестреляли друг друга, такие уж мы ебанутые. Но у нас закончились пули, и мы хохотали до упаду. Он продолжал говорить о гребаной Энджи Заго. Ты знаешь Энджи Заго?
— Нет, — говорит Йен. — Я имею в виду, я знаю, кто она, но мне не довелось, — он тщательно подбирает слова. — знать ее.
Микки хихикает.
— Я думаю, ты бы не стал. — Он улыбается, и часть Йена хочет отпустить какой-нибудь остроумный комментарий, может быть, даже злой, и он не понимает почему. Не совсем. Возможно, это ревность, но не совсем.
— В любом случае, — говорит Микки, улыбка исчезает. — Мы начинаем обсуждать, как трахали Энджи Заго. Этот парень говорит о том, как плохо она делает минет. Типа, и ты знаешь, я сказал, что мне тоже не нравится, но я не понимаю, о чем он говорит. Я говорю: «Да, я знаю». И мы продолжаем передавать бутылку Джека взад-вперед, и вроде как становимся ближе. Этот парень говорит: «Хотя она действительно умеет целоваться». И я рассказываю ему, что не целуюсь. Он говорит, что обычно тоже этого не делает. Но целует ее, потому что у нее это хорошо получается, и такое чувство, что они трахаются, когда просто целуются.
Йен издает тихий звук. Короткое гудение. Он знает. Ему знакомо это чувство. Он узнал об этом с Микки.
— И вот я начинаю смеяться над ним. Я называю его девчонкой, и он начинает сходить с ума от смеха. Мы просто стоим и смеемся с этой дурацкой бутылкой. Мне кажется, что я почти ничего не вижу, а он просто очень близко. Затем я чувствую, как его рука как бы касается меня. Я как бы касаюсь его в ответ, и затем мы толкаем друг друга, смеясь. Внезапно бутылка падает, и я вроде как слышу, как она разбивается, но потом он внезапно хватает меня, и мы целуемся так, будто собираемся умереть, черт возьми.
— Срань господня, — выдыхает Йен. Это звучит грубо, романтично, пугающе. Он приподнимается на локте, приподнимает свое тело, глядя сверху вниз на Микки. — Что случилось?
Микки качает головой.
— Я не знаю, — говорит он. — Это просто… это просто произошло. Это было как... Я имею в виду, это было почти так, как будто я даже не был в своем гребаном теле. Я не знаю, было ли это из-за выпивки или что-то еще, но...
— Это не из-за выпивки, — говорит Йен. — Иногда это просто случается. Особенно поначалу.
То, что Йен видит в Микки, приносит облегчение. Облегчение от того, что все подтвердилось, стало тем, чем было с самого начала. Чувствует себя хорошо, чувствует себя правильно. Йен знает, что иногда трудно разобраться в своих воспоминаниях. Еще сложнее, из-за того, как они росли.
Микки кивает.
— Хорошо, — тихо говорит он. — Да, хорошо.
— Что потом?
Микки потирает лицо.
— Потом, я помню, все стало немного меняться. Типа, мы были слишком пьяны, чтобы оставаться на месте. Но он отстранился, а я продолжал тянуть его обратно. — В его глазах легкая дрожь, совсем немного. — И я продолжаю тянуть его назад и начинаю говорить все это дерьмо. Как чушь для педиков.
Йен поднимает брови при этой фразе, и Микки говорит:
— Да ладно, ты знаешь, что я имею в виду. — Йен хочет сказать
Нет. Нет, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, ты должен сказать мне. И часть его не хочет знать, а часть его действительно, действительно хочет.
Микки вздыхает.
— И он начинает возиться с моими штанами, как будто пытается снять их, но у него не получается правильно расстегнуть пуговицу, и чем больше он возится, тем больше я трезвею и начинаю приходить в себя. До меня доходит, что происходит, и я очень сильно отталкиваю его. Он падает на землю, как будто очень сильно. Из него вышибло дух. И внезапно мне чертовски хочется врезать ему. Я понимаю, что собираюсь, блядь, врезать ему.
— Микки, — мягко говорит Йен. — Пожалуйста, скажи мне, что ты этого не делал.
Микки качает головой.
— Он встал, — говорит он. — Встал и ударил меня кулаком в живот.
— Блядь.
— Да.
— Что потом?
Микки стонет.
— Потом меня, блядь, стошнило, а он ушел, и мы не виделись пару недель. Просто продолжали пересекаться и смотреть в другую сторону. Тем временем я трахаю Энджи Заго и позволяю ей целовать меня несколько раз. Пробую притворяться, что всё так. Но это не то же самое. Совсем нет.
Йен ничего не знает о том, каково трахать Энджи Заго или любую другую девушку, но ему знакомо это чувство. Чувство, когда внезапно понимаешь, о чем говорят люди, что все это значит. Ему также знакомо чувство, когда притворяешься, что ничего не произошло, в то же время желая, чтобы это повторилось.
— Это было всё?
Микки качает головой.
— Однажды кто-то ломится в дверь. Разбудил меня. Я продолжаю кричать Мэнди, чтобы она открыла, но не слышу ничего, кроме гребаного стука. В конце концов я встаю, закуриваю и иду к двери. Я открываю её, а там этот гребаный парень. И он такой: «Мне нужно тебя увидеть.»
— Он был пьян?
Микки снова качает головой. Нет.
— Нет, не был. Но я не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его у входной двери.
— Почему?
Микки пожимает плечами.
— Я не знаю. Я просто не хотел. Поэтому я говорю ему, чтобы он зашёл. Мы ничего не говорим. Я типа иду в свою комнату, и он как бы следует за мной туда. Я убираю сигарету и разворачиваюсь, и мы возвращаемся, вот так.
— Вау.
— Да, — говорит Микки. — И это... — Йен видит, как он тяжело сглатывает. — Это...
— Я знаю, — тихо говорит Йен и снова проводит пальцами по его шраму.
Микки прочищает горло и проводит пальцами по носу. Он поднимает взгляд на Йена.
— На мне не было рубашки, потому что было лето, и я спал. Он тоже снимает рубашку, и я чувствую, что должен сказать ему не делать этого, но я ничего не говорю. Не потому, что хочу, чтобы он разделся, я даже не знаю почему, но мне приятно, когда он ее снимает. Он как бы толкает меня обратно на кровать, садится на меня сверху, продолжает целовать, и это, конечно, лучше, чем было раньше. Он начинает снимать с меня штаны, и я никогда в жизни не был таким твердым. Он типа стягивает их немного, но я снимаю их полностью. Он спускает свои штаны и все еще целует меня, и я снова начинаю говорить все это дерьмо, а он… — Микки останавливается и смотрит на свою руку. Как будто там написан ответ. — Он протягивает руку... — и Микки снова останавливается. В его голосе слышится легкая дрожь. — И мы плюем в нее. Мы оба просто плюем в его ладонь, потому что внезапно понимаем, что сейчас произойдет. И он обхватывает нас обоих и просто начинает дрочить. Мы стонем и занимаемся всем этим дерьмом, он продолжает целовать меня, и я чувствую, что вот-вот кончу. Это чувство... это просто...
На самом деле нет смысла сдерживаться, и Йен наблюдает, как это происходит медленно. Так медленно, начиная с уголков глаз Микки, потом на нижнем веке, затем они медленной волной стекают по его лицу, его дыхание прерывается, когда он открывает рот. Он усиленно моргает, но Йен видит одну слезу, а затем вторую.
— Такое чувство... — Микки начинает снова. Но после с трудом прочищает горло. — Тогда, — говорит он. — Потом я не слышу стука, и внезапно мой отец входит в дверь моей спальни, и у меня как будто пелена перед глазами. Я просто вижу, как этого парня оттаскивают от меня, и я ничего не понимаю, потому что мой отец начинает… — Йен видит, как капает еще одна слеза, еще. — Мой отец начинает выбивать из меня дерьмо. Просто снова и снова бьет в лицо. Он достает свой пистолет и, блядь, бьет этого парня, и это вырубает его. И когда он в нокауте, мой отец продолжал бить его по лицу. Его лицо было таким окровавленным, — Микки останавливается. Теперь этого не скроешь. Слезы. Микки.
— Мик...
— Он был весь в крови, — задыхается Микки. — Мой отец, блядь, продолжал его бить. И мой глаз совсем разбит, но я вижу, что он собирается... Я имею в виду, он не собирался останавливаться. Итак, я встаю и прыгаю отцу на спину, и он бьет меня в ответ, а затем поворачивается ко мне и бьет меня пистолетом. Я просыпаюсь, а парня нет. Я не могу говорить, мой рот не слушается. Я вижу только одним глазом. Но мой отец понимает, что я спрашиваю, что с ним случилось, и он говорит: «Еще раз увижу этого педика, и ты труп. Вы оба покойники.»
— Срань господня, — говорит Йен. Он снова ложится. Хочет обнять Микки, если тот хочет, чтобы его обнимали. Не хочет давить. Вовсе нет. Пытаясь придумать, как спросить, Микки поворачивается на бок и обнимает его за талию, ища лицом грудь Йена.
— И я не… — говорит Микки. — Знаешь, я видел его пару раз по соседству, и мы вели себя так, будто не замечали друг друга. — Йен чувствует влагу у себя на груди. Он проводит рукой по спине Микки. — И вот однажды он просто исчез. Уехал из города.
— Мне так жаль, — говорит Йен в его волосы. Целует быстро и нежно. — Это ужасно.
Микки кивает, прижимаясь к нему
— Вот почему я сказал, что не целуюсь, — говорит он. — И это, я думаю, причина, по которой я поцеловал тебя в той уборной. Потому что я не мог перестать думать о тебе таким образом. И это напугало меня до чертиков. — Он издает короткий смешок. – До сих пор пугает меня до чертиков.
Йен мычит. Он просовывает руку под Микки и полностью заключает его в свои объятия.
— Ты был прав, — тихо говорит он. — Прошлой ночью.
— В чем?
— Он не сможет убить нас.
Йен смотрит на Микки сверху вниз. Микки поднимает глаза. Внезапно для этого нет причин. Нет причин для борьбы, требований, тычков пальцами или боли. Нет причин, нет места. Микки в его объятиях, а лицо Микки у него на груди. Их глаза. Взгляд Микки на его губах. Рука Йена поднимается к лицу Микки, еще немного приподнимая его подбородок. Прерывистое дыхание Микки.
Йен облизывает губы. Пытается выровнять дыхание.
— Мик, — тихо говорит он. — Мик, можно мне?
Микки кивает, рука поднимается к лицу Йена, скользит по его шее, затылку. Притягивает его голову ближе.
— Да, — тихо говорит Микки. — Да.
Йен осторожен, когда их губы встречаются. Мягко. Медленно. Он думает о своей губе, которая все еще болит, и не хочет, чтобы рана открылась. Думает о Микки, его истории, его прошлом и не хочет давить. Думает обо всех этих вещах, но затем Микки притягивает его ближе, прижимает к себе, укладывает на себя, и тогда Йен вообще перестает думать.
Дыхание Микки горячее у него во рту, его язык медленный и мягкий. Он бормочет нежные слова, раздвигая ноги, чтобы Йен мог проскользнуть между ними. Йен чувствует его, чувствует, что Микки становится твердым, он сам тоже становится твердым. Одна из рук Йена спускается по ноге Микки, подтягивая ее выше, когда она поднимается и обвивается вокруг его тела. Его пальцы сжимаются, скользя вниз более уверенно. Другой рукой он все еще держит его, зарываясь в волосы, пока они целуются. На губе у него рана, но она не кровоточит. Он целует Микки сильнее.
Нога Микки сильнее вдавливается в поясницу Йена. Он откидывает голову на подушку, и Йен проводит языком линию на его шее. Микки ахает и слегка приподнимается.
Йен находит его ухо.
— Всё нормально?
Микки кивает.
— Да, — говорит он и тянет Йена за спину, за футболку. — Сними свою гребаную футболку.
Йен отодвигается и скидывает её.
— Ты тоже, — шепчет он и стягивает майку Микки через голову. Они тянутся друг к другу, как только вещи падают, их груди соприкасаются. Другая нога Микки приподнимается над ним. Они крепко прижимаются друг к другу.
— Как ты себя чувствуешь? — Шепчет Йен. — Что мне сделать?
— Рот, — говорит Микки. – Хочу чувствовать твой рот.
Йен мурлычет и отодвигается. Он скользит своими длинными руками по груди Микки и вниз по его рукам, нежно сжимая. Его рот опускается к груди, и он медленно спускается, приближаясь к животу, когда Микки останавливает его.
— Подожди, — говорит он. — Подожди, не так. Нет… пока нет. Просто... просто хочу твои губы на себе.
Йен стонет, прижимаясь к его коже. Губы касаются Микки повсюду, его лица, линии роста волос, ушей, шеи. Зубы крепко сжимают сосок Микки, слегка оттягивая, смягчая поддразнивание мягким движением языка. Микки тяжело дышит, ругаясь себе под нос. Его грудь раскраснелась и потеплела.
Йен снова отстраняется.
— Перевернись, — шепчет он.
Микки немедленно подчиняется. Он опускает голову, и губы Йена сначала прикасаются к засосу, и он слегка посасывает его, возвращая, совсем чуть-чуть. Микки стонет, рука снова скользит, чтобы притянуть его ближе, совсем как в первый раз. Йен отстраняется и позволяет своим губам путешествовать по плечам Микки. Он приподнимается на одной руке и позволяет пальцам другой руки легко скользить вниз по позвоночнику. Его губы следуют примеру, ниже и ниже, мягкие покусывания здесь и там. Губы. Язык. Микки стонет.
Йен сползает еще ниже. Целует заднюю поверхность бедер Микки, мягко проводя ногтями вверх. Протягивает руку и тянет Микки за бедра.
— Вверх, — бормочет он в его кожу. Микки стонет, поднимаясь на четвереньки, его голова низко склонена.
Йен отстраняется, чтобы полюбоваться задницей Микки. Его пальцы легко рисуют линии, обводя каждую ягодицу, проводя вверх и вниз, немного выпуская ногти. Дыхание Микки прерывается, когда он начинает слегка отодвигаться. Он проводит пальцем вверх и вниз по его щелке, медленно и долго, к пояснице Микки, а затем опускается ниже, проводя по яйцам, промежности.
— О, черт, — выдыхает Микки. — О черт.
— Такой чувствительный, — шепчет Йен.
— Ага, — выдыхает Микки. — Да, я знаю.
— Чувствуешь себя хорошо?
— О, черт возьми, да, — бормочет Микки. — Чувствую себя действительно хорошо.
— Хорошо, — говорит Йен. Он целует ягодицы и продолжает водить пальцем вверх-вниз. Целует ниже, прямо там, где задница Микки соприкасается с его ногой. Кусает, и когда Микки снова отталкивается, Йен хватает его за задницу и сильно сжимает. Стон Микки громче, чем раскаты грома снаружи. Губы Йена раскрываются, и язык обводит складку его задницы. Он думает о том, чтобы трахнуть его языком. В следующий раз.
Йен мягко шлепает Микки по заднице, а затем сильнее, когда Микки вздыхает. Он слышит тихий смех.
— Перевернись, — говорит Йен.
Микки быстро подчиняется. Его ноги снова обвиваются вокруг Йена, и они крепко целуются. Губа Йена растягивается и немного болит, но ему все равно. Йен отстраняется, голодный.
— Ты хочешь, чтобы я тебе отсосал?
Микки медленно качает головой. Нет.
— Хочу, чтобы ты трахнул меня, — шепчет он, тяжело и часто дыша. — Трахай меня медленно.
Йен стонет ему в рот.
— Ты хочешь глубоко?
Микки кивает и сводит ноги вместе. Йен чувствует, как его бедра слегка приподнимаются. Чувствует, как тот еще немного приподнимает свою задницу. Член Йена сильно прижимается к нему, нетерпеливый. Он отстраняется, чтобы взять смазку и презерватив с тумбочки.
— Да, — шепчет Микки, задыхаясь. — Хочу тебя по-настоящему глубоко.
— Тебе нравится, когда я трахаю тебя медленно, не так ли? — Йен с трудом удерживает свой голос ровным.
— Да, — стонет он. — Люблю, когда ты трахаешь меня медленно. Знаю, чего хочу.
Йен выдавливает смазку на пальцы и больше не тратит время. Микки дышит быстро, затем медленно, расслабляясь под рукой Йена.
— Ты хочешь, чтобы это было так медленно? — он шепчет, входя пальцами внутрь.
Микки качает головой. Нет.
— Нет, хочу медленно, как ты умеешь.
— Хочешь, я трахну тебя медленно и жестко? — Говорит Йен, целуя Микки в щеку между шепотом. — Приятно и глубоко?
Микки быстро кивает.
— Да, — говорит он. — Да, вот так. Хочу так.
Йен убирает руку, и Микки прижимает его сильнее. Йен расслабляется, входя полностью, почти не издавая звуков.
— О, черт, Мик. Туго.
— Ты такой пиздецки большой. — Его голос дрожит.
Йен наклоняется, чтобы поцеловать его, медленно кружа бедрами.
— Блядь, ты такой идеальный. — Затем он смотрит на Микки. Покрасневший. Красивый. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Микки кивает и кивает, дыша глубоко и медленно.
— Да, — говорит он. — Да, действительно хорошо.
Йен кивает, немного отодвигается назад, смотрит вниз, где они соединяются, с легким стоном.
— Подожди, — тихо говорит он. Отодвигается и снова тянется за смазкой, добавляя еще, глубоко дыша.
— Йен, — стонет Микки. – Ну же, пожалуйста.
Йен снова входит в него, полностью, и у Микки перехватывает дыхание, когда Йен ждет, ждет кивка Микки, прежде чем отстраниться и снова войти. Жестко, и глубоко, и медленно, именно так, как хочет Микки. Именно то, что нравится Микки, большую часть времени. Прямо противоположное тому, что у него было раньше. Так у него было только с Йеном. Только с Йеном. Животная часть его мозга переполнена чувством гордости и обладания. Та часть его, которая мыслит ясно, каждый раз испытывает благоговейный трепет от того, как это хорошо, как это правильно, насколько это похоже на дыхание.
Из горла Микки вырывается долгий и дикий стон. Это, конечно, не продлится долго.
— Сильнее, — выдыхает Микки. — Черт. Сильнее. Ещё.
Йен двигает бедрами, и у Микки перехватывает дыхание. Йен прижимается к ногам Микки, подтягивая их ближе к груди. Микки извивается от перемены, но они находят удобную позу, где поджатые ноги не мешают и способствуют тому, чтобы Йен мог вонзаться в него.
Ноги Микки дрожат, и он продолжает бормотать какие-то слова, снова и снова кряхтя, прижимаясь к Йену. Он начинает толкаться сильнее, Йен набирает темп, проникая быстрее и жестче, и Микки стонет
. Там. Он бьет по этому месту снова и снова, и когда рука Микки опускается, Йен шепчет
еще нет и продолжает бить, и бить, и бить по этому месту снова и снова, и Микки вскрикивает. Йен еще немного прижимает его ногу, Микки стонет, громко и протяжно, и Йен чувствует, как он изливается на свою кожу. Йен толкается быстрее и следует за ним, дыхание прерывистое и тихое.
Едва они приводят себя в порядок, как телефон Йена начинает жужжать. Он садится, чтобы взять его с тумбочки. Это Хейли от Боумена. Два слова. Два приятных и желанных слова.
Оставайся дома.
Йен вздыхает.
— Кто это? — спрашивает Микки, тяжело дыша. — Боумен?
Йен кивает.
— Черт, — говорит Микки себе под нос.
— Все в порядке, — говорит Йен, ухмыляясь и поворачиваясь на бок. — Я останусь дома.
— Да?
— Да. Я весь твой.
Микки фыркает от смеха.
— Лучше бы так и было, — ворчит он, и их губы снова находят друг друга.
***
— Господи, Галлагер. Что с тобой случилось?
Йен надеялся, что всё достаточно зажило и не будет иметь большого значения, но как только он оказывается перед Доном, то понимает, насколько сильно ошибался.
— Это… — начинает Йен. — Прости. Я знаю, выглядит ужасно. Я должен был сказать тебе.
Дон кладет руки на бедра.
— Хейли рассказала мне, — говорит он. — Думаю, мне не стоит удивляться. — Он стонет и вытирает рукой лоб. — Хорошо, — говорит он, оглядывая офис. — Хорошо, дай-ка посмотреть, куда я могу тебя отправить. Может быть, у нас есть отель или многоквартирный дом на севере или что-то в этом роде. Объединишься с Рэнди или с кем-нибудь из парней, кто сможет встретиться лицом к лицу с клиентом. Спрячешься в кондиционере.
Йен кивает.
— Мне жаль, Дон.
Дон выдыхает и пожимает плечами.
— Дерьмо случается, я полагаю. Жара делает нас всех немного сумасшедшими. — Он съеживается при последнем слове. — Я не имел в виду… Я не говорил, что...
— Все в порядке, — говорит Йен, отмахиваясь.
— Что сказал бригадир с Изумрудного?
Йен колеблется. Колеблется ровно настолько, что глаза Дона распахиваются шире.
— Ну... — начинает Йен.
— Кабинет. — Дон сплевывает, глаза дикие. — Сейчас.
Йен следует за ним, украдкой бросая взгляд на съежившуюся Хейли. Дон отходит в сторону, пропуская Йена внутрь, затем захлопывает за собой дверь.
— Ты хочешь сказать, что это произошло на объекте? — Голос Дона прерывается, он едва контролирует себя. — На проекте, для которого я тебя рекомендовал? Доверял тебе? Что, черт возьми, ты думаешь, Ковальски скажет? Он знает об этом?
— Я-я не знаю, — заикается Йен. — Я так не думаю.
Дон качает головой.
— Что случилось?
— Ничего. Это было глупо. В этом нет ничего особенного. Мы со всем этим справились.
Дон делает шаг вперед.
— Мне нужно, чтобы ты рассказал мне, что произошло. Думаю, мне судить о том, насколько это глупо.
Йен делает глубокий вдох. Он слышит, как жужжит люминесцентная лампа на потолке.
— Там были эти двое парней, и они насрали на бригадира из-за чего-то, и в конце концов я влез в это дело. Один из парней назвал меня педиком, и я не выдержал.
Дон стонет.
— Иисус Христос. Почему ты ввязался во все это? Это то дерьмо, от которого нужно отмахиваться, когда работаешь с тупыми ублюдками на объекте. Ты это знаешь. Какое тебе дело?
Йен открывает и закрывает рот.
— Мне не все равно, потому что я, — начинает он. — Потому что я
такой, Дон.
Дон с минуту ничего не говорит, просто смотрит.
— Ты знаешь, — говорит Йен. – Я типа…
— Я знаю, — говорит Дон, кивая. — Я услышал тебя. И что?
— И что?
— Да! Так зачем ты ввязался в это дело из-за него? Просто какой-то мудак подшучивает над бригадиром? Тебе лучше знать! Ты должен позволить бригадиру разобраться. Нужно было просто дать ему разобраться с этим, а не подставляться под удары.
Йен стискивает зубы.
— Хорошо, — говорит он. — Конечно.
— Конечно? Что значит
конечно?
— Он тоже был в этом замешан, — сказал Йен. — Сначала, но мы довольно быстро закончили. Это не его вина. Он выгнал меня с площадки на целый день.
Дон качает головой.
— Каким, черт возьми, кораблем, по мнению этого бригадира, он управляет? Думал, у вас Милкович?
Йен кивает.
— Да. Это он.
— Это не имеет смысла. Нисколько.
Наступает пауза, которую тихий Йен не совсем знает, чем заполнить.
— Я знаю, что облажался. Мне действительно жаль. Мне пришлось вернуться и починить кое-какие воздуховоды, но вчера я сделал остальную часть нижнего этажа. — Он думал об этом на следующий день после дождя, все на стройплощадке промокло. Он думал о Дэнни, сначала едва встречаясь с ним взглядом, но затем пожав руку в знак извинений. Он работал усердно и быстро. Микки начал говорить о гипсокартоне.
— А как насчет проводки?
— Ковальски нанял другого парня, чтобы он помог мне. Он хочет ускорить сроки. Вчера я обсудил с ним кое-что по телефону. Я закончу с этим завтра. После этого все должно быть довольно быстро.
Дон кивает.
— Ты хочешь, чтобы я отпустил тебя сегодня?
Йен пожимает плечами.
— Нет, — говорит он. — Нет, я здесь ради работы, куда бы ты меня не назначил.
Дон откидывается на спинку своего стула.
— Я серьезно к этому отношусь, Йен. Выкинешь еще один трюк, и ты уволен. Мне насрать, гей ты или нет. Мне насрать, что у тебя биполярное расстройство. Все в порядке. В этом нет ничего плохого. Это не имеет никакого отношения к твоей работе.
Йен кивает.
— Но если
это то, с чем мне придется иметь дело… ты халтурно относишься к проектам, для которых я тебя рекомендую, я не собираюсь доверять тебе быть лицом этого бизнеса.
Мое дело. Дело. Ты. Понимаешь.
— Да, сэр.
Дон пристально смотрит на него.
— Хорошо. — Он отодвигается от своего стола. — Пойдем посмотрим, где мы можем тебя спрятать.
***
Он заскочил на стройку по дороге домой. Он сказал себе, что это для того, чтобы посоветоваться с парнем, который ремонтирует электропроводку, но ему хотелось увидеть Микки. Энергия от разговора с Доном все еще бурлила в его теле. Но когда он добрался до площадки, Микки там не было, и, казалось, никто не знал, куда он ушел, только то, что он уехал в спешке.
Он оказывается перед домом Микки, останавливается на лестнице, смотрит на дверь. Поезд грохочет над головой, и он делает вдох и выдох. Он не знает, почему волнуется. С ним все в порядке. С ними все в порядке. Но он не может перестать думать о словах Дона. Звонил ли он Ковальски? Вмешивался ли Ковальски? Микки уволили? Синапсы в его мозгу горят и потрескивают. У него чешется кожа.
Он дважды стучит в дверь, ждет. На крыльце куча всякой всячины, а маленькая кошечка лижет свою лапку. Снова стучит в дверь. Раздается шарканье, и дверь распахивается.
Снова та девушка, его сестра, Мэнди. Она улыбается ему, уголок ее рта приподнимается.
— Ты здесь, чтобы порезвиться с моим братом?
Йен ничего не может с собой поделать. Он хрипло смеется.
— Не совсем.
Мэнди отступает от двери. Она машет ему, чтобы он заходил.
— Его здесь нет, — говорит она. — Но я готовлю спагетти. Будешь?
Йен стоит в прихожей.
— Конечно, — говорит он. — Эм, да, это здорово.
Волосы Мэнди ниспадают ей на плечи. Они такие же темные, как у Микки. Она длинная и долговязая, в то время как Микки коренастый и широкоплечий, но любой на улице сказал бы, что они брат и сестра. Это успокаивает.
— Ты войдешь?
Йен улыбается.
— Извини, — говорит он. — Да.
Он следует за ней на кухню. В комнате беспорядок, пол грязный, но посуда чистая. Похоже на его дом. Похоже на каждый дом, который он когда-либо по-настоящему видел здесь.
— У меня нет ни мяса, ни чего-либо еще, — говорит она. — Это просто соус и прочее.
Йен кивает.
— Звучит здорово, — говорит он.
Мэнди сливает лапшу, и пар окутывает ее лицо.
— Мой брат, — говорит она. Пару раз встряхивает дуршлаг. — Не Микки, а один из других моих братьев. Он говорил тебе, что у нас есть три брата?
Йен качает головой.
— Нет. Я только слышал о тебе.
— Что он сказал обо мне?
— Честно? — Йен подходит ближе, наблюдает, как она перемешивает лапшу в кастрюле с соусом. — Не очень много.
Мэнди закатывает глаза, ставя на стол две тарелки.
— Типично.
— Так что насчет твоего брата? — Спрашивает Йен. — Что ты собиралась сказать?
— О, — говорит Мэнди, расставляя тарелки. — Наш брат Игги. Застрял на деле, нужно было поскорее сматываться.
— Что он делает?
— Ну, — говорит Мэнди, растягивая слово. — Это не обязательно законно. Он продает... вещи.
Йен кивает. Берет тарелку, которую предлагает Мэнди, и садится.
— Это ненадолго, — говорит Мэнди.
— Спасибо за спагетти, — говорит Йен. — Правда. Это действительно мило с твоей стороны.
— Наконец-то, черт возьми, — жалуется Мэнди. —
Кто-то ценит то, что я делаю в этом доме.
Йен усмехается.
— Мне знакомо это чувство.
Мэнди снова улыбается ему. Они молча едят.
— Так как ты познакомился с моим братом?
Какая-то часть его души почти опечалена тем, что тот не рассказал о нём.
— На работе.
— Ты работаешь с ним в том большом доме?
Йен кивает.
— Ты слишком сексуальный, чтобы заниматься строительством, — жалуется Мэнди. — Тебе, блядь, стоит поработать моделью или что-то в этом роде.
Йен смеется.
— Ну, раньше я танцевал на гребаной платформе в Бойстауне, так что, думаю, я провел на выставке более чем достаточно времени.
У Мэнди отвисает челюсть.
— Ты не мог! В каком?
— В двух, — говорит он, ухмыляясь. — Белая ласточка и Сказка.
Мэнди смеется с набитым спагетти ртом.
— Белая ласточка чертовски отвратительна.
Йен усмехается.
— Значит, ты была там.
— Нет, — говорит она, улыбаясь. — Нет, я имею в виду, что название отвратительное.
— Согласен, — говорит он и скребет вилкой по тарелке, извиняется за звук, который она издает. Затем думает о Микки в тот вечер в клубе. — Итак, я собираюсь рискнуть и сказать, что ты также не часто посещаешь «Хвост Феи»?
Мэнди пожимает плечами.
— Я имею в виду, я там
бывала. Они делают чертовски крепкие напитки, и никто меня не достает. Но я не хожу туда, типа, часто.
Йен мусолит остатки лапши на тарелке. Значит, Микки был там, чтобы подцепить кого-нибудь. Это не новая мысль, в ней нет ничего удивительного, но она заставляет его ревновать и радоваться, что он разоблачил его. Должно быть, у него такое выражение лица, потому что Мэнди ловит его взгляд.
— Но Мик тоже не часто туда ходит, — говорит она. — Знаешь, если тебе от этого легче. Я знаю, что он не ходил туда с тех пор, как ты появился.
Йен кивает.
— Спасибо, — тихо говорит он и смотрит на ее футболку. Большой красный рот, фраза «Распущенные Губы Топят Корабли». Он жестикулирует вилкой. — Мне нравится эта футболка.
Мэнди испуганно опускает глаза.
— О, — говорит она. — Спасибо. — Она замечает его пустую тарелку. — Хочешь еще немного?
Йен качает головой.
— Нет, всё в порядке. Было очень вкусно. Спасибо.
Мэнди снова улыбается.
— Хочешь поиграть в Grand Theft Auto?
Йен улыбается в ответ.
— Конечно.
Они сидят, поджав колени, по меньшей мере час. Они дразнятся, кричат и смеются. Мэнди собирается ударить его по руке, когда открывается входная дверь.
Йен вытягивает шею, чтобы посмотреть, кто это, и кулак Мэнди бьет его в плечо. Он смеется, слегка поддразнивая
ой. Входит парень с растрепанными волосами и в жилетке, бросая сумку у двери.
— Привет.
— Привет, — говорит Йен.
— Это Игги, — говорит Мэнди. — Который, вероятно, чудом избежал тюрьмы в 50-й раз.
— Благодаря мне, — ворчит Микки, входя и закрывая за собой дверь. — Пришлось проделать весь этот гребаный путь, — Он оглядывается и видит Йена, сидящего там, легкая улыбка, еще один вдох. — Привет.
Йен улыбается в ответ.
— Привет.
— Как долго ты здесь?
Йен пожимает плечами.
— Пару часов.
Глаза Микки расширяются, когда он смотрит на Мэнди.
— Что? — Спрашивает Мэнди. — Нам нельзя разговаривать?
— Нет, — говорит Микки. – Просто…
Из кухни доносится голос Игги.
— Круто, это спагетти?
Мэнди закатывает глаза.
— Я не знаю, придурок, это похоже на спагетти?
— Отвали, — говорит Игги. — Микки, будешь?
— Не-а, — говорит Микки. Он подходит к дивану и толкает Йена в плечо. — Подвинься, — говорит он, улыбаясь и забирает контроллер у него из рук. — Смотри и учись.
***
В доме, по большей части, тихо. Игги снова ушел, а Мэнди в своей комнате с включенной музыкой. Что-то тихое с сильным ритмом, но при низкой громкости кажется, что у стены бьется сердце. Йен и Микки лежат в его постели, без рубашек, в боксерах. Никакого секса, просто тишина. Йен оглядывает комнату, находит глазами плакаты, трещины в штукатурке, дыру, следы воды.
Микки наклоняется ближе, смотрит ему в глаза.
— Я знаю, — говорит он.
Йен в замешательстве поворачивается к нему лицом.
— Знаешь что?
Он жестикулирует вокруг себя.
— Весь этот беспорядок, — говорит он. — Наверное, удивляет, почему я не починил.
Йен медленно протягивает ладонь и берет Микки за руку.
— Не-а, — говорит он. — У меня тоже есть дыры в стенах там, где я вырос.
Пальцы Микки скользят по его пальцам.
— Как они появились?
— Моя мама, — говорит он. — Помнишь, я сказал, что у моей мамы тоже биполярное расстройство? Как-то, когда она была дома, она немного переборщила. Однажды мой отец ударил меня об стену. В другой раз один из моих братьев слишком сильно замахнулся битой.
— Ты их не заделал? — Голос Микки тихий.
Йен качает головой.
— Это просто как-то... слилось. Как будто стены сделали это самостоятельно.
Микки поднимает руку, и Йен чувствует, как его подтаскивают ближе к груди Микки. Рука Микки опускается ему на спину, удерживая его. Йен глубоко дышит. Опускает голову, чувствуя, как поднимается и опускается грудь Микки. Где-то в комнате тикают часы. Музыка за стеной замолкает, затем начинается снова.
Йен чувствует губы Микки на своих волосах. Он глубоко вдыхает запах Микки, его кожи, его пота. Чувствует, как грудь Микки расширяется под его щекой.
— Иногда мне кажется, что я собираюсь все это разрушить, — тихо говорит Микки.
Йен ничего не говорит. Снова оглядывает стены, разрушенное помещение, которое выглядит намного выше, чем Микки. Он задается вопросом, та ли это кровать, которая была у Микки тогда, в тот день. Краска на потолке облупилась. Подоконник сгнил. Он знает, что в ванной на полу, за дверью, отвалилась плитка. На кухне пахнет плесенью, той плесенью, которая глубоко въелась в стены, въелась в остатки рубероида, в то, что кто-то сделал давным-давно. Это не просто дом. Это живой и дышащий организм, как и все дома. Дома с оставшейся энергией, пылью в углах, скрытыми разрушениями. Больные. Не все можно исправить. Иногда просто недостаточно того, что нужно сохранить.
Йен притягивает его ближе. Чувствует, как грудь Микки снова расширяется, слушает, как он медленно выдыхает. Он слегка вздрагивает, совсем чуть-чуть. Тихий шепот
блядь. Йен не поднимает глаз. Ему и не нужно. Он знает.
— Я бы помог тебе, — говорит Йен в его кожу. — Если бы ты захотел.
Снова прерывистое дыхание. Рука Микки поднимается и скользит по волосам Йена. Йен чувствует его губы там, прижимающиеся в поцелуе, который не заканчивается.
Музыка за стеной прекращается. Йен видит паутину в одном углу, высоко под потолком. При включенной лампе пространство вокруг источника света выглядит желтым, а где-то рядом с ванной оно затемнено, почти голубое. Его глаза снова находят разбитое место. Он закрывает глаза, чувствуя кожу Микки под своими губами. Его грудь поднимается и опускается, встречая дыхание Микки. Он ждет, что Микки скажет что-нибудь еще, но раздается только вздох, а затем тишина.
