• ✻ •
Минсок понимает, что сглупил, поехав на машине ночью. Дома не ждут срочные дела, нет и планов на раннее утро. Просто Минсок до дрожи не любит ночевать пусть даже в доме друзей, когда можно добраться до собственной постели. Даже ценой потраченных на дорогу трёх часов и нервов в придачу. Дорога, ещё даже не скоростное шоссе, окутана туманом таким густым, какой бывает в фильмах ужасов. Всё, что за обочиной дороги, не просматривается. Машина движется с черепашьей скоростью, дорога скользкая. При низкой видимости риск аварий очень высок. Рисковать здоровьем, повышая скорость, не хочется совсем. Минсок замечает краем глаза козырёк остановки, рядом с которой вытянутой рукой голосует какой-то парень. Минсок тормозит и опускает стекло со стороны пассажирского сиденья, впуская в салон сырость. Парень наклоняется к окну и почему-то смотрит недоверчиво. Хотя это Минсок должен ожидать подвоха, тормозя машину на ночной дороге. — Доброй ночи. Подбросите до города? — вежливо спрашивает парень. — Запрыгивай, — отвечает Минсок, отмечая, что парень моложе лет на пять точно. — Спасибо, — тот сдержанно улыбается и, открыв дверь, садится рядом. Одежда на парне почти вся чёрная: и джинсы, и кожаная куртка и ботинки. Только футболка белая. В руках у него банка с мелкими декоративными рыбёшками, которую он просит подержать, пока пристёгивается. Минсок вертит банку в руках, рассматривая красноватых мальков. — Я До Кёнсу, — говорит парень и забирает рыбок. — Только денег у меня в обрез и за проезд я не смогу заплатить. — Я Ким Минсок, — представляется в ответ. — В какой район тебе нужно? — Без разницы, — пожимает плечами Кёнсу. — Главное, в город. — Ты что, не знаешь, куда тебе нужно? — уточняет Минсок и заводит мотор. Минсока немного удивляет такой подход. Он бы сказал, что этот парень сбежал из дома. Но сумки нет. И выглядит он очень собранным и спокойным для того, кто бежит в спешке. — А если не знаю, пустишь переночевать? — спокойно спрашивает Кёнсу, переходя на «ты». И это даже не дерзость, и не вызов, не попытка поддеть Минсока, взять на слабо. В словах Кёнсу звучит усталость. — Может, и пущу, и даже не переночевать, а дольше, — спокойно говорит Минсок и сам себе не верит. Он видит Кёнсу каких-то пять минут, а уже предлагает жить у него. — Зависит от того, что ты умеешь. Кёнсу поджимает губы, размышляя. Минсок старается следить за дорогой. — Подольше — это хорошо. А что умею… Смотря что нужно: готовить, убирать, решать нелинейные дифференциальные уравнения, за цветами ухаживать или за больной бабушкой, — перечисляет Кёнсу и смотрит на свои колени, куда примостил банку с рыбками. — Ты правда умеешь решать дифференциальные уравнения? — удивляется Минсок. — Нелинейные точно не умею, — отвечает Кёнсу и улыбается. — Так что нужно? — За морским аквариумом сможешь присмотреть? Сам я справляюсь плохо. — Могу. Я в зоомагазине подрабатывал. Там была морская зона. Большой? — Не очень. На двести пятьдесят литров, — Минсок замечает, что туман понемногу отступает, и прибавляет скорость. Кёнсу чуть хмурит брови. — Ты правда пустишь меня к себе в дом? — Минсок утвердительно кивает. Кёнсу же лезет во внутренний карман своей куртки и достаёт пластиковую карточку удостоверения. — Можешь записать номер, — серьёзно сообщает он. — Сейчас? И зачем? — снова удивляется Минсок. Кёнсу какой-то слишком серьёзный и обстоятельный для того, кто едет жить на новое место и даже не имеет крыши над головой. А ещё наивный. Минсок едва скользит взглядом по документу. И замечает, что его пассажиру, оказывается, всего девятнадцать. — Я б не поверил на слово человеку, которого первый раз вижу, — говорит Кёнсу. — В розыске не числюсь, финансовых обязательств не имею. Ну, если только перед рыбками. — Хорошо, убедил. Там в бардачке права, можешь проверить мою личность. Кёнсу кивает, достаёт права, изучает их минуты две, кивает удовлетворённо и прячет на место. Он вынимает из кармана пачку сигарет. — Можно? — Нет, — отрезает Минсок. — В машине курить нельзя. В квартире — тоже. — Ладно, — лениво говорит Кёнсу, убирает сигареты и отворачивается к окну. За стёклами мелькают только фонари.• ✻ •
В квартиру Кёнсу заходит настороженно, но, как только включается свет, расслабляется. У Минсока много места. Аквариум бросается в глаза. Он стоит в просторной гостиной, у стены, рядом с дверью в спальню. Морской. Коралловый. Рыб в нём немного: стайка ярких антиасов и пара клоунов. Завести аквариум было порывом. К организации Минсок подошёл тщательно: изучив вопрос и посоветовавшись со специалистами. Получилось красиво. Но за полгода интерес угас, и он уже не горел желанием возиться с водой, солями и ежемесячной чисткой грунта. А погубить кусочек моря было жаль. Минсок наблюдает, как Кёнсу почти прижимается лицом к стеклу, ставит банку со своими мальками на пол и открывает створки на подставке, в которой скрыты установки очистки и прогона воды. Он чуть хмурится, сводя густые брови к переносице. — Мне нужен интернет. Если честно, я не эксперт, но учусь быстро. Минсок понимающе хмыкает. — С утра, — обещает он. — Я с ног валюсь. Санузел там, — показывает на дверь рядом с кухней, что находится в противоположной стороне от спальни. — Полотенца в навесном шкафчике. Постельное бельё в диване. Чистое, — подумав, добавляет: — В холодильнике вроде есть еда. Доброй ночи. Минсок с чистой совестью оставляет Кёнсу осваиваться. Он отчего-то уверен, Кёнсу со всем справится сам. И, судя по независимому взгляду, ему будет неуютно, если у Минсока включится режим «мамочка». Присутствие Кёнсу, которого он знает от силы пару часов, его не пугает. Возможно, потому что в холле и обоих лифтах их дома есть камеры. А может, потому что Минсоку просто хочется верить такому серьёзному и наивному парню. Минсок не чувствует напряжения даже после того, как весь путь в машине они провели в молчании. «Не слишком-то общителен. Наверное, стесняется», — ставит для себя две галочки Минсок. Это хорошо, если Кёнсу и правда останется здесь. Хотя Минсок ещё не решил, сколько готов позволить Кёнсу жить у него. В конце концов, аквариуму пристальное внимание нужно раз в пару недель. Однако, принцип «всё, что ни делается — всё к лучшему» не позволяет Минсоку рухнуть в пучину сомнений и терзаний. Ведь Кёнсу уже в его квартире и выкинуть его на улицу будет подло. И хоть Кёнсу всем своим видом демонстрирует, что не нуждается ни в чьей жалости, почему-то предложение Минсока не отверг и не счёл подачкой. На это ведь тоже смелость нужна: остаться спать в доме человека, о котором знаешь лишь имя и дату рождения. Горячий душ окончательно смывает сомнения и беспокойство. В который раз Минсок радуется тому, что в квартире две ванных комнаты. Он выходит из своей «хозяйской», не сталкиваясь с Кёнсу, и осыпается на мягкую кровать, прямо в халате и с мокрой головой. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывают без четверти три. Минсок даже не удивляется и засыпает почти сразу. Будит его, как ни странно, запах еды, а вовсе не будильник, который, как оказалось, Минсок не поставил. Не самый плохой способ пробуждения в восемь утра. Минсок недолго вспоминает события прошлой ночи и понимает, что подобранный на дороге Кёнсу — факт, а не сон. То, что тот умеет готовить, приятный бонус и сюрприз. К завтраку Минсок выходит бодрым и опрятным. Даже волосы, после сна напоминавшие гнездо, сдались и уложились в причёску, примерно как хотел Минсок. Кёнсу прибирает на кухне. На нём гостевой халат. И Минсок запоздало вспоминает, что при Кёнсу не было даже небольшой сумки или рюкзака, соответственно, вся его одежда была на нём самом. — Доброе утро, — здоровается Минсок. — Доброе утро, — Кёнсу убирает мытую посуду на полку, и Минсок удивляется, как быстро тот освоился. — Сейчас будет завтрак. — Сначала кофе, — Минсок проверяет уровень воды, наличие кофейных зёрен и включает кофемашину. Не говорить же Кёнсу, что без чашки кофе по утрам Минсок как ходячий труп, пусть и выглядит прилично. Минсок готовит две чашки, у него даже мысли не возникает, что Кёнсу может отказаться. — Что будешь делать? — спрашивает Минсок за завтраком. Они сидят друг напротив друга на высоких стульях за барной стойкой, которая по совместительству обеденный стол и дополнительная рабочая поверхность. Кёнсу всё понимает правильно: его хоть и пригласили остаться в доме и никуда не выгоняют, но слишком обнаглеть не позволят. Доброта Минсока имеет свои пределы. — Искать работу, — Кёнсу отвечает спокойно, словно ждал этого вопроса. — На продолжение учёбы денег у меня всё равно нет. А выжить нужно. — Почему ты сбежал? — Минсок не может сдержать любопытство. — Я обещал уход за аквариумом, а не откровения о жизни, — Кёнсу смотрит Минсоку прямо в глаза, немного хмурится. Но Минсок не настолько впечатлителен, он выдерживает тяжёлый взгляд. И, кажется, немного этим разочаровывает Кёнсу, который переводит тему. — Где здесь ближайший зоомагазин?• ✻ •
У Кёнсу нет даже телефона. Минсока гложет интерес, но он молчит, вопросов личных больше не задаёт. Понимает, что Кёнсу сбежал из дома, но по какой причине понять не может. Да веский ли повод нужен, чтоб вчерашний школьник разругался с родителями? Минсок смотрит на Кёнсу и понимает — веский. Кёнсу производит впечатление примерного ребёнка: послушного, отличника учёбы и радости всей семьи, который из кожи вон вылезет, чтобы оправдать лучшие ожидания. А некоторая колючесть от того, что не очень понимает, как вести себя с новыми людьми. И защищается, поскольку наверняка ведь в школе доставалось за общую «примерность», вот и научился хоть немного огрызаться. Курение только дополняет образ отличника, страдающего от слишком хорошего мнения окружающих о себе. Минсок откладывает угадайку в дальний ящик и рассказывает, что нужно от Кёнсу: где в кладовке ящик, в котором соли, чистящие средства, сменные мембраны и прочие приблуды для аквариума. Рассказывает о времени и частоте кормлений, о том, что плохо переносит беспорядок и вещи все должны быть на местах. А в кабинете вообще лучше ни к чему не прикасаться. Минсок там проводит много времени за работой. И на работу ходит шесть дней в неделю по вечерам к пяти. Обычно в десять он уже бывает дома. Если что-то пойдёт не по привычному расписанию, он сообщит Кёнсу, если тот, конечно, купит себе телефон. Рассказывает, что есть в районе в шаговой доступности и где купить продукты, что до зоомагазина надо ехать. Совместными усилиями оживляют старый ноутбук. Он медленно работает, но для запросов Кёнсу достаточно. Минсок показывает два выхода на балкон: из гостиной и из кабинета. Кёнсу любуется панорамой, что открывается с высоты одиннадцатого этажа. Он, сидя на табурете, облокачивается на перила, подбородок кладёт на скрещённые руки. — Завидую, — говорит он тихо. — У тебя жизнь устроена. — И ты устроишь, — Минсок рассматривает профиль Кёнсу и даже верит собственным словам. — Не бывает всё просто и радужно. — Я знаю, — тот поворачивает голову и смотрит, улыбаясь. Улыбка грустная, как будто говорит: «Не надо мне твоих банальных истин». — А на балконе можно курить? — Если закрыты обе двери, — благосклонно разрешает Минсок. — Хорошо, — спокойно и мечтательно. Кёнсу снова отворачивается к панораме, а потом закрывает глаза. И, против ожиданий Минсока, не порывается тут же закурить. Минсок не может взгляда оторвать от его лица, пытается понять, вот это «хорошо» к чему относилось: к тому, что можно курить, или к каким-то там мыслям Кёнсу, которые он не собирается озвучивать. — Ладно. Я ушёл работать, — говорит Минсок, напоминая самому себе, что у него есть дела важнее, чем бесцельно пялиться на красивого парня, что выглядит чуть старше своих лет. Расположившись за столом, он некоторое время прислушивается, но вокруг уже привычная тишина. Видимо, Кёнсу остался на балконе. Минсок глубоко вдыхает и включает компьютер — роман сам себя не переведёт. Минсок читает, делает пометки, встаёт за словарём, вновь опускается за стол. Он увлекается работой, которой много не бывает. За последний год он оценил всю прелесть одиночества. Он больше успевает и сделать по работе, и для себя. Аквариум был компенсацией: Минсок пытался потратить всё своё желание заботиться о ком-то на кусочек моря, запертый в стекле. Получалось не очень. Отдачи не хватало. Да, красиво, эстетично, но не то, что он хотел. Минсок хотел эмоций в ответ на действия. «Кёнсу тоже компенсация? — спрашивает себя Минсок. — Он вряд ли будет благодарен за опеку и лишнюю заботу. Он сбежал, как и ты сам когда-то. Возможно, от опеки. Помнишь?» Минсок помнит и очень хорошо, как тоже ушёл из дома, где все были против его новой работы с длительными командировками. Но Минсоку повезло чуть больше: у него уже была работа, были деньги какие-никакие и три языка в активе со специальностью синхронный перевод. У него старт был повыше, и о крыше над головой беспокоиться было не нужно. А что умеет Кёнсу, Минсок не знает. И волноваться вроде нет причин, не та у них степень знакомства и привязанности. Однако что-то свербит в груди. Скребёт. Минсок решает, что просто дело в сходстве между Кёнсу и им-Минсоком семилетней давности. Кёнсу тоже сильный, но не настолько гибкий. Минсок это читает в его глазах и в каждом жесте. Кёнсу, если захочет, выживет. Минсок лишь может чуточку помочь. Он смотрит на часы. Уже почти обед. Минсок выходит из кабинета, чтобы сделать кофе. И застаёт уютную картину: Кёнсу на кухне. В чёрной одежде, своих вельветовых брюках и широкой футболке, одолженной у Минсока, и белом фартуке, который Минсок не носил, кажется, вовсе, поскольку сам готовит наспех и без заморочек. Кёнсу стоит у раковины, спиной к Минсоку, и моет овощи. Из-за шума воды он не замечает, как Минсок подходит. И только дёргается, когда тот кладёт руку на плечо. — Хочу воды набрать, — Минсок предъявляет обернувшемуся парню пустой графин, а сам едва не отступает на шаг-другой. Глаза Кёнсу как два колодца, в которых плещется испуг со злостью пополам. Но эти волны быстро утихают. — Пожалуйста, — Кёнсу ломко улыбается и отходит от раковины. — Только можно меня не трогать без разрешения?• ✻ •
Минсок не спрашивает, не успокаивает и не трогает Кёнсу. Просто кивает и готовит кофе. Снова две чашки. Для Кёнсу оставляет на стойке. Со своей уходит в кабинет. Пытается работать, но мысли возвращаются к странной реакции Кёнсу. И слишком острой для простого жеста. Минсок не дурак и понимает, в чём может быть причина страха Кёнсу. Возможно, не только опека достала. И это плохо. Кёнсу однажды узнает об ориентации Минсока. Вряд ли это знание будет способствовать установлению доверительных отношений. Нужны ли Минсоку эти доверительные отношения и чужие проблемы, он ещё не решил. Он только пришёл в себя после разрыва, который тяжело переживал. Сначала заполнял пустоту работой. И кроме преподавания добавились ещё и переводы художественной литературы. Минсоку они даже больше пришлись по вкусу. Но за курсы платили больше, а книгами он занимался для души. Потом завёл аквариум. Он уже привык быть один. Так удобнее. Только не важно, признаёт он это или нет: часть проблем Кёнсу он уже взял на себя. И, по крайней мере, сегодня он не один. Минсок выходит на балкон и застаёт Кёнсу, который курит и смотрит на город. Ранняя весна. Город ещё не прогрелся, хотя погода солнечная. Ветер холодный, но Кёнсу, видимо, совсем не беспокоит, что пробирает до костей. Или виду не подаёт. Длинные пальцы, сжимающие сигарету, подрагивают. Кёнсу смотрит спокойно, словно не он шарахался от Минсока на кухне. — Здесь прохладно, — Минсок прикрывает дверь и встаёт рядом с Кёнсу на расстоянии двух шагов. Тот реагирует совсем спокойно. — Я привык. Хочу выйти осмотреться. Где и что, возможно, поискать работу. — Что ты умеешь кроме готовки? — спрашивает Минсок. — Чинить поломки. От пластиковых игрушек до простейших механизмов, точить ножи. Систематизировать. Умею объясняться на английском на бытовые темы. Хорошо сдал выпускные экзамены, — Кёнсу тушит сигарету о бок жестяной банки. А Минсок почему-то думает, что нужно что-то более изящное на роль пепельницы, хотя не выносит, когда прокурена квартира. — Кем я могу работать? — Ничего выдающегося, — говорит Минсок и смотрит на аллею. В разгар рабочего дня она почти пуста. — Продавец, официант, разнорабочий. А если бы смог учиться, что выбрал? — Кулинарию. Полезное занятие и креативное, — улыбается Кёнсу. — Но мне учёба пока не светит, — и переводит тему. — Ты не сказал, в какое время обедаешь. Я приготовил. Минсок бросает взгляд на наручные часы. — Самое время, идём. Минсок оставляет квартиру на Кёнсу с чистой совестью и спокойным сердцем. А вечером задерживается из-за путаницы с заданиями для разных групп. Пока он разбирается с бумагами и наводит порядок, наступает ночь. Добирается Минсок до дома только к двенадцати. Когда раскрываются двери лифта, он видит странную картину: Кёнсу стоит у двери квартиры, опираясь на стену. У его ног небольшой пакет. — Почему ты здесь? — Минсок набирает код и проходит в квартиру. Кёнсу входит следом. — Я не знаю код. А выходил в магазин, — объясняет Кёнсу, и Минсоку становится немного неловко — он забыл сказать код Кёнсу. — Ты сказал, что возвращаешься к десяти. Я решил, что в любом случае успею. — Задержался неожиданно, — Минсок разводит руками. — Долго ждал? — Нет. Я погулял по округе, доехал до зоомагазина, — Кёнсу кладёт свой пакет на диван, а потом проходит к холодильнику, чтобы снять и скомкать записку. Минсок даже умиляется такой предусмотрительности. Ведь если бы пришёл домой и не застал Кёнсу, в первую очередь подумал бы, что тот ушёл и не вернётся. — У них, к слову, есть вакансия. Просили зайти с утра. — Это здорово, — Минсок улыбается ободряюще. — Только у меня аллергия на кошачью шерсть. — Буду знать, в чём причина, если начнёшь задыхаться, — говорит Кёнсу. — Но обещаю близко не подходить к кошкам, если буду там работать. В зоомагазин Кёнсу всё-таки берут, но на полставки. Кёнсу уверяет, что ему и самому так удобнее работать только в первой половине дня. В свободное время он смотрит кулинарные шоу, разыскивает места, где можно найти подходящие недорогие продукты. Результаты экспериментов чаще радуют вкусом, иногда слишком экзотичным для Минсока. Минсок считает, у Кёнсу талант и жаль его зарывать. Кёнсу детально выясняет предпочтения Минсока в еде, и тому остаётся только хвалить кулинарное мастерство. Кёнсу улыбается чуть смущённо и говорит, что не заслужил такого восторга. Всё по рецепту. Минсок почти не замечает изменений в своей жизни. Кроме появления домашней еды в холодильнике, небольшого круглого аквариума, куда переехали мальки, на окне в гостиной, занятого ящика комода и зубной щётки, которая прописалась в стаканчике у зеркала в гостевой ванной. У Кёнсу появляется немного вещей: немарких и не слишком ярких, в отличие от вещей Минсока. А ещё простая металлическая пепельница на балконе. Пару раз Минсок замечает: Кёнсу курит, сидя на балконе, и напряжённо рассматривает небольшую картинку размером чуть меньше фото. Минсоку кажется не уместным нарушать уединение Кёнсу в такие моменты. Хотя слабый интерес, что там нарисовано, мелькает. Кроме завтраков и ужинов они с Кёнсу мало сталкиваются в квартире. У Минсока иногда складывается впечатление, что он по-прежнему живёт один. Особенно, когда Кёнсу находит вторую мини-подработку: два дня в неделю помогает по вечерам в ближайшем цветочном. Там работают три хрупкие девушки, которые в дни поставок вызванивают Кёнсу, чтобы передвинуть цитрусовые деревца в керамических кашпо, перетаскать пакеты с грунтом в кладовку да и просто придержать что-то тяжёлое. Как понимает Минсок, Кёнсу просто скучно сидеть дома, а на развлечения он не хочет тратиться. Домой он возвращается обычно раньше Минсока и возится с поздним ужином. На личные темы они по-прежнему говорят мало. Но Минсок узнаёт, что у Кёнсу есть родители и младшая сестра. И матери Кёнсу несколько раз звонил, чтобы сообщить, что с ним всё хорошо.• ✻ •
Звонок звучит резко. Минсок, не отрываясь от монитора, чтобы не терять мысль, нашаривает рукой на столе телефон, несколько секунд любуется картинкой на заставке. Звонок повторяется. Теперь уже долгий, непрерывный. Минсок наконец понимает, что звонят в дверь, упрямо надавливая на кнопку. Он выбирается из-за стола, недоумевая, кого там принесло в разгар рабочего дня. За дверью оказывается Чондэ. Он щеголяет яркой рубашкой, счастливой улыбкой и выжженной в блонд шевелюрой. — Привет, — легко машет ладонью Чондэ, а Минсок отодвигается и пропускает его в квартиру. — Ты код сменил. Пришлось звонить. Он тыкает Минсока пальцем в грудь и по виду ничуть не обижен, что его лишили возможности так запросто входить в чужую квартиру. — Чтобы бродячие коты не забредали. Приличные люди перед приходом звонят по телефону, — напоминает Минсок. Его всегда поражает, с какой лёгкостью и непосредственностью Чондэ относится к жизни. Минсок немного завидует такому умению. — Где здесь приличные люди? — парирует Чондэ. — Ни одного не вижу. — Зачем пришёл? — не то чтобы Минсок не рад его приходу, просто между Чондэ и похеренными планами на день можно поставить твёрдый знак «равно». — В гости, — Чондэ опускается на диван. — Давно не виделись. Месяцев семь. И аквариум я твой не видел. Совет психотерапевта? — Нет. Я работой лечусь, — Минсок садится в кресло напротив Чондэ. — Мне помогает. — Это хорошо. Ты в депрессии — зрелище удручающее и вредное для моих нервов, — говорит Чондэ. — А не хочешь ли ты выбраться из своего болота? Минсок тяжело вздыхает и закатывает глаза к потолку. Чондэ в своём репертуаре: спасти друзей от быта — это святое. Даже если они отказываются. И не то чтобы Чондэ в жизни заняться нечем, он вполне успешный иллюстратор. Минсок долго ломал голову, как тот умудряется успевать абсолютно везде: и работать, и развлекаться, и срываться в самые неожиданные поездки, но потом решил, что у Чондэ просто гипертимия, и успокоился. — Я подумаю, — отвечает Минсок. Глядя на Чондэ, он чувствует себя затворником, погрязшим в серости будней, несмотря на то что до прихода Чондэ его целиком устраивало положение вещей. — Слушай, а почему ты блондин? Сам же говорил, что больше никогда... — спрашивает Минсок. — Так получилось, — Чондэ расплывается в улыбке, щурит глаза, как довольный кот на солнышке, и вообще излучает позитив во все стороны. — Завёл себе кого-нибудь кроме рыбок? — Чондэ надоедает сидеть и он подходит к аквариуму, с интересом рассматривая его обитателей. — Нет, — сообщает Минсок, уже понимая, что у Чондэ что-то случилось, раз тот пришёл поболтать. Для не поболтать у него другие подходы. — Но это не значит, что на выходные мы заведём недружеские отношения. Чондэ морщит нос. Чего он не любит так это слово «отношения»? Для него они всегда были синонимом обязанностей. И отнюдь не самых приятных. Он живёт один из принципа, заводит лёгкие романы и иногда, по старой дружбе, спит с Минсоком. Тем не менее дружить у них получается лучше, чем всё остальное. — Я тебе мешаю? — прямо спрашивает Чондэ. — Пока нет, — отвечает Минсок. Чондэ присаживается на подлокотник кресла, в котором сидит Минсок. — Ты меня беспокоишь. Ты не умеешь один, — говорит он, уже без тени весёлости. — Навязываться не буду, не надейся. Ты же знаешь, мне с тобой уютно что трахаться, что чай пить. В общем-то, без разницы, какой процесс. Но на этом всё. Улыбка становится мягкой. И, в противовес словам, Чондэ гладит Минсока по волосам. — Чёлка у тебя отросла, — он наматывает прядь на указательный палец, потом позволяет ей ускользнуть. — Мне нравится. И родной цвет к лицу. Их лица сближаются. Чондэ по-прежнему серьёзен. Ему это не идёт. — Что у тебя случилось? — спрашивает Минсок. — Да так, мелочи, — изогнутая улыбка украшает и без того притягательное лицо. Щелчок. Минсок поздно понимает, что это замок на входной двери. Чондэ реагирует первым. — Привет, ты кто? — он резко поднимает голову и спрашивает у замершего на пороге Кёнсу. Тот хлопает глазами, переводит взгляд поочерёдно с лица Чондэ на лицо Минсока и кажется растерянным. — До Кёнсу, — отвечает он наконец. — Мин, врать нехорошо, — мгновенно забыв про попытки домогательства и прочую философию их долгих не отношений, Чондэ спрыгивает с подлокотника, подходит к Кёнсу и рассматривает его. Минсок радуется, что Чондэ не пытается тискать, с него станется. — Я Ким Чондэ. Он всё-таки протягивает Кёнсу раскрытую ладонь и ждёт ответной реакции. Кёнсу пожимает протянутую руку с лёгкой улыбкой. Хотя Минсок честно думал, что тот откажется. — Мин, ты завёл домашнего кота? — говорит Чондэ не оборачиваясь. — У Минсока аллергия на кошек, — ледяным тоном выдаёт Кёнсу. — Смотрите-ка, кусается. Мин, где ты нашёл это чудо? — хохочет Чондэ. — На остановке подобрал, — говорит Минсок и только потом понимает, что прозвучало это как-то двусмысленно. — Надо же. Какие интересные остановки бывают. — Мне уйти? — спрашивает серьёзно Кёнсу, глядя на Минсока. В упор. Взгляд тяжёлый, но не испуганный. Открыть рот Минсок не успевает. — Судя по тому, что Мин сейчас прожигает мне в спине дыру взглядом, ухожу я, — говорит Чондэ. Очаровательно улыбается Минсоку через плечо и подмигивает. Потом поворачивается к Кёнсу. — Не дуйся, котик. Я не претендую на твоё сокровище. — Чондэ! — не выдерживает Минсок, подскакивая с дивана. — Всё, я ушёл. Полностью. Развлекайтесь, — радостно сообщает Чондэ и открывает дверь. — Мин, я позвоню. Кёнсу молча проходит в квартиру и сразу идёт к окну. Минсок не знает, что сказать. Он не обязан оправдываться, но ситуация складывается неудобная. — Прости. Чондэ очень непосредственный. — Он твой… — Кёнсу многозначительно не договаривает. — Он мой друг. Странный, но друг. — Понятно, — Кёнсу стоит у аквариума с мальками и досыпает им корм. Почему-то он всегда кормит рыбок вручную, невпопад замечает Минсок. Кёнсу не смотрит в его сторону и делает вид, что полностью увлечён процессом. — Я не скрывал, что гей, но случая сказать не представилось, — всё-таки оправдывается Минсок. — Я понимаю, — коротко отзывается Кёнсу. Ему нужно время, чтобы переваривать эту информацию. — Теперь ты будешь меня бояться? — Минсок сам не очень понимает, зачем задаёт такой вопрос. Зато Кёнсу становится ясно, какие у Минсока мысли и предположения относительно боязни прикосновений у Кёнсу. — Нет, — Кёнсу качает головой, поворачивается и рассматривает Минсока будто первый раз видит. — Ты хороший человек. Мне повезло встретить тебя на дороге. Это редкость, — Кёнсу легко улыбается. — Я когда в машину к тебе сел, в первую очередь подумал: «Какой красивый». Но ты оказался красивым и внутри. Минсок смотрит на Кёнсу с удивлением и толикой недоверия. Он не знает, что делать: радоваться, что Кёнсу о нём высокого мнения, или забыть, пока не прорезались неуместные чувства. Минсок ожидал недоверия, упрёков, но не комплиментов.• ✻ •
Минсок засиживается над переводом за полночь. Сроки сдачи позволяют не торопиться, но его увлёк сюжет. Он складывает слова в предложения, подбирает идентичные крылатые выражения. Технический перевод ему не интересен. Хлопок двери раздаётся неожиданно громко в пустоте квартиры. Кёнсу обычно возвращается раньше него со своих подработок. А в среду у него вообще выходной. Это было странно не обнаружить Кёнсу дома по возвращении. И ужинать в одиночестве — тоже. Минсок за четыре месяца привык к ненавязчивой компании Кёнсу. Минсок выходит из кабинета и находит Кёнсу сидящим на полу, тот осторожно стягивает обувь дрожащими руками. Серая толстовка в пятнах грязи. Джинсы тоже. — Кёнсу, — зовёт Минсок. Тот поднимает голову и улыбается разбитыми губами. — Я думал, ты уже спишь, — голос тихий. Лицо украшено широкой ссадиной на левой скуле, ранка на брови подсохла. Костяшки содраны на обеих руках. — Что случилось? Кёнсу встаёт, слегка качается. Похоже, досталось не только лицу. — Форс-мажор. Я справлюсь. — Не похоже, — говорит Минсок. — Я знаю, ты не любишь чужих прикосновений, но пойдём. — Минсок осторожно берёт его под локоть и ведёт в ванную. В свою, где аптечка. — Снимай свою кофту. Кёнсу молчит, но не шарахается. Не пугается. Делает, что просят. Так же молча переносит промывку ран, не дёргается, когда Минсок касается его лица, наклеивая пластырь, и рук, смазывая разбитые костяшки. Ладони у Кёнсу на удивление мягкие. — А ушибы? — Я сам. Спасибо, Минсок. — Что всё-таки случилось? Ты выходной так отмечал? Где? У нас район спокойный. — Кёнсу смотрит и молчит. — Я же помочь хочу. — Правда хочешь? — Кёнсу приподнимает бровь. — Засунь свой сарказм куда-нибудь уже, — терпение Минсока внезапно кончается. — Ты живёшь в моей квартире не первый месяц и знаешь, я привык считать, что ты мой странный друг. А ты упираешься как баран и делаешь вид, что сам со всем справишься. Но в жизни есть моменты, когда сам не справится никто. Так что случилось? Кёнсу поджимает губы, морщится от боли. И рассказывает, что в цветочном есть девушка Хана с проблемами в личной жизни. Бывший её преследует. Из-за этого каждый день с работы девушку забирает младший брат, он тоже недалеко работает. Сегодня брат не смог. Хана позвонила поздно. Кёнсу Минсока не дождался. Домой Хану Кёнсу доставил без проблем. Проблемы приключились на обратном пути. Бывшему Ханы не понравилось новое лицо рядом с ней. И он его разбил. — Но я смотрю, ты защищался, — ободряюще улыбается Минсок, хотя его задевает, что Кёнсу ушёл ночью ради девушки. Не должно задевать, но тем не менее. — Она красивая? — Скорее, да, чем нет, — Кёнсу пожимает плечами и сгребает толстовку и баллончик с местной анестезией. — Она тебе не интересна? — Не очень. Просто это как-то низко отказать в помощи слабому, как, впрочем, и обижать того, кто слабее. — А ты, оказывается, добрый. Кёнсу хмыкает, смущаясь. — Мне надо привести себя в порядок, — Кёнсу подходит к двери ванной. — Спасибо, Минсок. Ты сделал и делаешь много для меня. Я не уверен, что смогу с тобой хоть когда-то расплатиться. И я не хочу создавать тебе дополнительных проблем. — Рассказ — не проблема. Тебе же станет легче. А я, может быть, пойму тебя, — Минсок подходит ближе, и они выходят в спальню. — Я не настаиваю, просто, захочешь поговорить — я готов выслушать. — А у тебя тоже есть страшная история? — спрашивает Кёнсу. — Страшных нет, — грустно улыбается Минсок. — Но однажды я ушёл из дома. — И не вернулся? — Не вернулся, — подтверждает Минсок. — Почему? — Кёнсу пытается выглядеть незаинтересованным, а Минсок делает хитрое лицо. — Свою историю я готов обменять на твою страшную. Но не сегодня. Кёнсу только кивает. И уходит. Минсок смотрит ему вслед. Он убеждает себя, что если Кёнсу расскажет свою страшную историю, не будет принимать её близко к сердцу. Выходит совсем неубедительно.• ✻ •
— Минсок, ты расскажешь мне, почему сбежал из дома? — Кёнсу спрашивает в спину, когда Минсок собирается уйти в кабинет после ужина. Кёнсу понадобилась неделя, чтобы задать этот вопрос. — Сначала твоя история, — Минсок разворачивается. Ему страшно разочаровать Кёнсу своими откровениями. Если у того в голове и был раньше образ нейтрального или даже хорошего героя, то, возможно, после рассказа его мнение переменится. — Ты ведь хочешь высказаться? Кёнсу кивает. Минсок возвращается за стойку и садится напротив Кёнсу. Смотрит на сосредоточенное лицо и думает, когда же он успел влюбиться? Почему он всегда осознаёт свои чувства так не вовремя и так болезненно. Кёнсу тем временем достаёт из нагрудного кармана клетчатой рубашки карту и протягивает Минсоку, глядя прямо в глаза. Минсок берёт, чувствует гладкость и прохладу картона. Та самая картинка, на которую периодически смотрит Кёнсу. Карта не игральная. Дизайн необычный. В верхней части написано «Колесо» на четырёх языках. И римское число десять. Почему «Колесо», Минсоку не понятно. Единственный круглый предмет на рисунке — бассейн, из которого поднимается одинокий цветок: роза или пион. Рядом с бассейном мужчина в арабском костюме. Руки разведены в стороны, и не очень ясно, удивляется он или просто радуется. На рубашке тот же рисунок, но он зеркально отражён, как бывает на фигурных игральных картах. — Сад, — говорит Минсок и возвращает карту Кёнсу. — Похоже на иллюстрацию к арабской сказке. — Это и есть иллюстрация в сказке, — Кёнсу кладёт карту рядом с собой на стол. — Но дело не в рисунке. Это карта из колоды таро. Есть такая система гадания. У неё значение длинное, но для себя я сократил: судьба тебя всё равно настигнет, но глупо не пытаться поймать удачу. Действовать нужно в любом случае. — Всё, что ни делается — всё к лучшему, — на свой манер озвучивает Минсок. — Прости, что перебил. Где ты её взял? — Минсок зачем-то пытается представить, как Кёнсу крадёт карту из чужой колоды. Получается не очень. Минсок нервничает и обещает себе молчать, пока Кёнсу не закончит рассказ. — Смешно, но нашёл в библиотечной книге. Давно, когда ещё учился в средней школе. Забавный выбор для закладки, — Кёнсу задумывается, словно не знает, что сказать дальше. Минсок не торопит, хоть предыстория и затянулась. Но для него неожиданность, что Кёнсу может верить в судьбу. — Но рассказать я хотел не о карте. Хотя именно она помогла мне решиться выйти к дороге той ночью. Кёнсу замолкает. Минсок нарушает своё обещание почти сразу. — А рыбки? — Он кивает на маленький аквариум, где резвятся, как ему кажется, подросшие мальки. — Дома о них бы никто не позаботился, — Кёнсу улыбается грустно. — Мне стало их жаль. Я старался не задумываться, где и как встречу утро. Но в тот день мне самым правильным казалось уйти. Я солгал про отсутствие долгов. В тот день я отчислился из колледжа и забрал оставшуюся часть денег за обучение. Деньги были родительские. Но я не мог там оставаться, — Кёнсу напрягается, подбирая слова. — Наверное, проще начать сначала. Старшие классы я проучился в хорошей школе. Было сложно, но я туда попал. Особых проблем не было: учился я отлично, сам никуда не лез. Меня не интересовала общественная жизнь, и участие было только в обязательных мероприятиях. Меня первое время пытались задирать, я вроде сам справлялся. А потом подружился с Чонином. Было немного стыдно, когда он меня защищал. Поэтому попросил Чонина научить меня драться. Мы проводили много времени вместе вне школы. — Кёнсу замолкает и делает глубокий вдох. — Я всегда поздно соображаю в отношении чувств. И тогда поздно понял, что влюбился. — У Минсока дёргается глаз, когда он понимает, что говорит Кёнсу. — Вряд ли у Чонина были ко мне какие-то чувства кроме дружеских. Я и о своих рассказывать не собирался. Мне хватало того, что было, — Кёнсу умолкает. Минсок тоже. Он ждёт продолжения рассказа. Хотя спросить хочется о многом. — Проблемы начались на втором году обучения. Когда появился учитель на замену. Он должен был отработать один семестр. У меня отношения с учителями всегда были нормальными. Но этот придирался. Спрашивал больше, чем с остальных, старался задеть, обвинял в том, что я не считаю литературу самым важным предметом. Я старался не придавать значения, пока… — Кёнсу переводит дыхание и встаёт. Минсок снова не спрашивает. Смотрит, как Кёнсу достаёт бутылку воды из холодильника и жадно пьёт. Когда он снова садится напротив, Минсок замечает знакомое выражение в его глазах: злость. — Это на редкость мерзкое чувство, когда тебя лапают в туалете, а ты не знаешь, что делать, потому что человек на голову выше тебя. И сильнее. Этот липкий страх, ползущий по позвоночнику: что сделают больно, что унизят, высмеют. Что не этот человек должен тебя касаться. Я смог убежать. Возможно, это было чудо, возможно, он мне позволил. Пару недель я старался не оставаться один в школе, таскался за Чонином хвостиком. А потом учитель снова меня подловил. На этот раз с угрозами. Он сфотографировал нас с Чонином в парке. Не помню, из-за чего случилась потасовка, но я лежал на газоне, а взъерошенный Чонин меня щекотал, склонив лицо близко к моему. Фото получилось неоднозначным. Только я в тот момент больше испугался за Чонина. Даже не что он подумает обо мне, а как ему может достаться. Учитель просчитался, вцепившись мне в руку, потому что я предложил ему прямо так, вдвоём, пойти к директору. Или лучше сразу в полицию. Синяки уже были. Если бы ударил — ещё лучше — я смог бы предъявить побои. И организовать ему долгие пояснения, почему и с какой целью фотографировал в парках несовершеннолетних. Уголовно, может, и не наказали бы, но скандал вышел бы на загляденье. В этой школе он точно не смог бы больше работать. Спросил про инциденты на предыдущих местах работы. У меня же всё хорошо и с успеваемостью и с поведением, а проблемы только с одним учителем. И вопросы к этому учителю будут однозначно. Я попал пальцем в небо. У него действительно была мутная история, которую он не хотел афишировать. Поэтому оставшиеся месяцы работы старался делать вид, что я мебель. Всё было тихо. Только я переживал, когда Чонин, недоучившись один семестр, уехал с семьёй в другой город. Я ему так ни о чём и не рассказал. Я сдал выпускные экзамены и поступил в колледж. А потом узнал, что там, на отделении корейской литературы, преподаёт этот человек. Я не хочу, чтобы меня трогали и шантажировали. Он по-прежнему на голову выше, а я теперь совершеннолетний. Ты можешь считать меня трусом. Я не против. Только я видел в бегстве выход. Не хочу бояться каждый день, не хочу чувствовать себя жертвой, не хочу слухов и неприятностей для семьи. Они этого не заслужили. — А в чём провинился ты? В том, что не такой? — спрашивает Минсок. — Это глупо, Кёнсу. Мы не выбираем природу. Ты никого не убил и не ограбил, никому жизнь не сломал, чтобы себя винить. Ты имеешь право жить так, как хочешь. А не в страхе. — Спасибо. Кёнсу смотрит с благодарностью. Теперь Минсок понимает, почему Кёнсу не любит чужих прикосновений. И его до зуда в ладонях хочется погладить по голове. Приободрить. Хоть он и держится хорошо, Минсок уверен, раны его ещё не зажили. Минсок не знает, как утешать в такой ситуации, да и нужно ли это утешение Кёнсу. — А Чонин? — спрашивает Минсок. — У него всё хорошо. Мы иногда переписываемся, — улыбка у Кёнсу такая тёплая, что Минсок чувствует острый укол ревности. Для него Кёнсу так не улыбается, он чаще серьёзный и задумчивый до морщинки на лбу. Только во время готовки и расслабляется. — Чонин хорошее воспоминание. Вряд ли мы ещё когда-то увидимся. Смысла особого нет. — Не зарекайся. Кёнсу молчит, а потом берёт со стола карту и смотрит на неё. — Мне нравится, как ты сказал: «Всё что ни делается — всё к лучшему». Я многое оставил, но встретил тебя — хорошего человека. В такие моменты хочется верить в судьбу. — Не настолько я хороший. Эгоист так точно, — говорит Минсок. И не добавляет: «От этого страдаю сам». — Ты помнишь, что обмен должен быть честным? — Кёнсу чуть улыбается. — Расскажи, в чём ты плохой. — Мне тоже нужна бутылка воды, — говорит Минсок.• ✻ •
Минсок смотрит на ополовиненную бутылку воды перед собой и подбирает слова. Начинать рассказ сложно. Однажды он уже рассказывал эту историю, но тогда было как резать по живому, больно до слёз. В этот раз он плакать не собирается и не ждёт, что его погладят по голове и начнут утешать. — Это была любовь, — говорит он и поднимает глаза на замершего Кёнсу. — Слепая. Не первая. С договорённостью, что однажды всё пройдёт, и мы отпустим друг друга. Любил ли он меня? Наверное, как-то по-своему. Любил ли я? Да, но, наверное, недостаточно сильно. Мы познакомились на ужине, которым отмечали успешное окончание переговоров двух корпораций. Меня пригласили для страховки, потому что одному из основных переводчиков пришлось срочно уехать. И посадили рядом с молодым китайским бизнесменом. Ничего важного за ужином не обсуждалось, все дела остались в переговорной. Он задал мне пару отвлечённых вопросов, узнал, на каких языках говорю, пока его старшие коллеги общались между собой и с корейскими представителями. В общем-то, ничего значительного. А перед уходом он предложил мне работу. Год между Корейской республикой, Китаем и Японией. С наездами в Сингапур. Человек вроде меня ему бы очень пригодился. Тогда я не задумываясь согласился. Дома по этому поводу разразился скандал. Родители считали, что это слишком инфантильное решение. И нельзя просто так взять и уехать неизвестно куда и неизвестно с кем на год. Что нужно всё взвесить и обдумать. Решение было безусловно спонтанным. Но меня задело такое отношение к собственной персоне. В двадцать два года внутри назрел бунт, — Минсок улыбается и смотрит на Кёнсу. — Очень хотелось самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Скандал закончился молчаливым бойкотом. Родители, наверное, решили, что я передумал. Но через две недели, не сказав никому ни слова, я уехал в Китай. Было немного боязно, но вместе с тем я предвкушал, что опыт получу интересный, — Минсок замолкает и, не торопясь, свинчивает крышку с бутылки. Только пить не хочется. — Знаешь, я тоже тот ещё тормоз в отношении собственных чувств. Только через два месяца я понял, что влюбился. По уши. И что даже если бы этот человек предложил следовать за ним просто так, а не по работе, я бы согласился. Легко и без малейших колебаний. И тогда испугался, что если выдам себя, то потеряю место рядом с ним. Мы проводили много времени вместе, по сути, я был не только переводчиком, но и помощником. Мы много говорили, потому что я многого не понимал. А он со мной терпеливо возился, чтобы я лучше понимал обсуждаемые темы. Он сам проявил ко мне интерес, а я не смог отказаться, — Минсок понимает, что ещё ноет внутри. Тему развивать совсем не хочется. Да и вряд ли Кёнсу будут интересны неромантичные подробности. — Слишком сильно он мне нравился. Мы обходились без обещаний и признаний. Просто два приятных друг другу человека. А после восьми месяцев в Китае и в поездках мы вернулись в Корею. С родителями я не связывался. Всё ещё была свежа детская обида. Он снял для меня квартиру, где часто оставался. Хотя у него была своя. Ещё год прошёл в Сеуле и в поездках. Работы было много у нас обоих. А потом внезапно он объявил, что уезжает. Собрался буквально за неделю, закрыл и передал дела. Попрощался со мной за день до отъезда. Как оказалось, квартиру он купил для меня. Тогда это было как пощёчина, ранило до глубины души и оскорбляло. Для меня это выглядело как: «Спасибо за хорошо проведённое время, надеюсь, больше не увидимся», — Минсок смотрит в лицо Кёнсу, но не видит осуждения. Кёнсу ещё не понимает, что ужасного в истории Минсока. — Отношения закончились ссорой. И пусть он ничего не обещал, я жил с наивной надеждой, что эти отношения если не навсегда, то очень надолго. После его отъезда я сам уволился из филиала, хотя никто меня не заставлял. Я не представлял, как жить с разбитым сердцем. И что вообще делать дальше. К родителям я вернуться не мог — стыдно после такого фиаско. Я ушёл в армию, — Минсок пьёт медленно, понимая, что переоценил себя, слёзы всё-таки наворачиваются на глаза. Он дышит глубоко. — О причине отъезда я узнал случайно. Во время увольнительной в баре наткнулся на одного из бывших коллег по филиалу. Коллега рассказал, что он умер. Быстро сгорел от рака желудка буквально через месяц после отъезда. Тогда я второй раз едва не сошёл с ума: «Что я ему наговорил? Зачем? Какого чёрта он мне не рассказал, а я сам не заметил? Зачем я его вообще отпустил? Почему меня не было рядом с ним?» — Минсок подносит бутылку к губам и понимает, что она пуста. — Уже сейчас головой я понимаю, что не смог бы ничего сделать. Что, возможно, он принял решение уехать, чтобы я не видел его больным. Но на душе всё равно погано, я чувствую себя глубоко виноватым перед ним. Он меня многому научил. А я его оскорбил. И нет возможности вымолить прощение. Несмотря на то что он ни разу не сказал, что любит меня, я чувствовал себя любимым и нужным рядом с ним. Мне странно быть «хорошим человеком», Кёнсу, с таким камнем, — заканчивает Минсок. — Ты не можешь уберечь другого человека от болезни или от глупости, — говорит Кёнсу. — Не думаю, что он тебя в чём-то винил или хотел, чтобы ты изводил себя, — он поднимается, словно устал сидеть и как будто ему совсем плевать на манеры. Минсок оборачивается, чтобы проследить, как Кёнсу подходит в аквариуму и останавливается. — Я давно хотел спросить, но не решался, — Минсок не видит его лица, только очень бледное отражение в стекле. — Почему разрешил жить здесь? Ведь не только из-за аквариума. — Это был порыв, — Минсок поднимается и подходит к Кёнсу. — Мне показалось, что тебе очень нужна помощь. А предлога лучше я не придумал. К тому же, у тебя были друзья, — Минсок кивает в сторону окна. — Ты не жалеешь? — спрашивает Кёнсу. — Я не очень понимаю, к чему вопрос. Но не жалею, — отвечает Минсок. — Если присмотреться, то ты живёшь одной работой. И я видел только одного странного друга, — поясняет Кёнсу. Минсоку их разговор начинает напоминать сеанс психотерапии. И вообще-то он предлагал Кёнсу снять груз с души. А получается, что это Минсока чуть ли не утешают. — Ты привык к замкнутому пространству. А я нарушаю твоё уединение. — Не нарушаешь, я только год живу один. Но это другая история. Если бы ты мне мешал, то здесь бы не задержался, — говорит Минсок. — И я к тебе привык. С аквариумом у нас разговор не клеится. А ты хоть и неактивно, но беседу можешь поддержать. — Ты будешь скучать, если я уеду? Минсок от неожиданности отрывается от созерцания композиции из кораллов и поворачивается к Кёнсу. Тот тоже смотрит на Минсока. И они так близко, что по коже бегут мурашки. — Куда? — Я комнату нашёл. Маленькую. На залог мне хватит. Работа есть, — отвечает Кёнсу, а Минсок не отрываясь следит за его губами. — Я не могу вечно пользоваться твоей добротой. — Жаль. — Сердце стучит как сумасшедшее. Минсоку правда жаль. И, кажется, страшно снова оставаться в одиночестве. Но он не имеет права удерживать Кёнсу. Ведь тот ему сосед и почти друг, хоть и хочется, чтобы было нечто большее. — Я же не гоню. Аквариум не бросишь? — Нет. Он без меня погибнет, — Кёнсу улыбается губами, но в его глазах Минсок улыбки не замечает. И не может понять, что на самом деле чувствует Кёнсу. — Когда ты хочешь съехать? — спрашивает Минсок. Их разделяет один шаг, но поднять руку и коснуться невозможно. Минсок бы с удовольствием вцепился, обнял и не отпустил. Но у Кёнсу раны свежее. И ему нужно чуть больше свободы, чем была, пока жил здесь. — Послезавтра. Это звучит как удар под дых. Минсок отступает на пару шагов, чуть сжав кулаки, чтобы взять себя в руки. — Хорошо, — кивает он.• ✻ •
Две ночи подряд Минсок спит беспокойно. У Кёнсу вещей совсем немного: аквариум и маленькая сумка. Минсок вызывается подбросить Кёнсу на новую квартиру. Тот не возражает. На лифте спускаются в молчании. А в гараже, уже закинув сумку на заднее сиденье, Кёнсу вспоминает, что мобильный остался наверху. Минсок держит аквариум, ждёт, пока Кёнсу вернётся, следит за рыбками, которые мечутся в плену стекла. И вспоминает слова Кёнсу про ограниченное пространство. Минсок не может ограничивать свободу Кёнсу своими чувствами. До места они едут в тишине. Прощаются у подъезда старого дома, который год-другой и пойдёт под снос. Кёнсу обещает заглянуть через неделю. Минсок уезжает так поспешно, что самому кажется будто убегает: от боли, что поселилась в левом подреберье, от Кёнсу, от самого себя. А дома непривычная пустота. Минсок замечает на стойке карту Колесо Фортуны и записку: «Минсок, знаешь, я тупой в отношении своих чувств и, кажется, трус...» Оборвано на самом важном месте. Минсок нервно смеётся — он понимает, что не дописал Кёнсу. Надеется, что понимает правильно.