☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼
Left behind, lost inside the confines of my mind, Try to find someone to hear me call, I search for signs Of another who can bring be back to life, I hear the sound of. Я оставлен, потерян внутри границ моего сознания, Я пытаюсь найти того, кто услышит мой зов. Я ищу знаки того, кто сможет вернуть меня к жизни, Но я слышу только звук помех.
Минсок поджал губы и вгляделся в список. Как всегда – у него завал. Минсок поднял голову и посмотрел на Ханя – тот отвёл глаза и сделал вид, что ни при чём, и что он ни разу не виноват. Невинные глаза и хлопающие ресницы – кто в этом кукольном мальчике начальника Отдела Снов увидит?! Сегодня у него несколько вызовов. Срочных и неотложных. И самое главное – непростых. Как всегда без него не справиться. Чанёль нагло хихикнул и тут же сделал вид, что не при делах, Чондэ хитро щурился и тянул свои дурацкие губы в ухмылке, Кёнсу прикрылся журналом, скрывая улыбку-сердечко. Минсок тяжело вздохнул и посмотрел в потолок, будто в надежде найти там ответы на интересующие его вопросы. Например, когда уже Чонин вернётся из отпуска? На пару они успевали многое, но без Чонина Минсок просто зашивался. Или ответ на вопрос, когда ему выдадут хотя бы самого хиленького и захудалого стажёра. Хань говорил, что бюджет и так на нуле. Но потолок золотился звёздами на ночном бархате неба, а ответа не предвиделось. Впрочем, ничего нового. Очередная ночная смена без передыха, хорошо, что хоть телепортироваться они умели, иначе совсем бы исчах с выполнением разнарядки. В их отделе вечно был недобор – просто большинство не выдерживало большую нагрузку и сумасшедшую ответственность. Это тебе не единорогов на радуге транслировать. Тут уметь надо. Каждому свой страшный сон – одному подарить вязкий кошмар с ожившими предметами и вещами, другому – зомби-апокалипсис, третьему – проваленный экзамен, и так до бесконечности. Свихнуться можно в Отделе Кошмаров. И если бы не отпуск Чонина, Минсок бы не бухтел себе под нос, костеря гадских радужных идиотов – Отдел Сладких Снов. И не взрывался от каждой мелочи. А Чанёль, Чондэ и Кёнсу как назло испытывали его терпение. Ещё и Хань со своими невинными глазками и нелепым желанием обогнать другой отдел. Минсок не любил жаловаться, но сейчас бы сделал это с превеликим удовольствием. А ещё подрался бы. С тем же невыносимо громким Чанёлем. Или даже с Чондэ, потому что его улыбка бесит. Последнее время бесило Минсока многое. Любая мелочь нарушала хрупкое равновесие, и тогда прилетало всем, даже Ханю. Потом, конечно, Минсок получал по шее от начальника, но нервы сдавали всё чаще. До отпуска ещё как до Луны ползком, Чонин вернётся лишь через три недели, а «сладкие» ежедневно выводят из себя слащавыми ухмылочками, а норму снов вырабатывать надо, как бы ни хотелось поспать самому или опрокинуть стаканчик-другой. Как им всем доказать, что чёрную работу тоже должен кто-то делать? Не всё ж на радугу распыляться. Иначе люди потеряют себя и утонут в сладком киселе. Неспроста же их отдел работал. Если их собрали и выдали задание, значит, это кому-то нужно. Работали полицейские, спасатели, пожарные, мусорщики, гробовщики и патологоанатомы. Кто-то должен выполнять грязную работу. Не всем ходить во всём белом, расплываясь в улыбке от криков восторженной толпы. Минсок набрал полные лёгкие воздуха и сосредоточился на фотографии его первого на сегодня задания – им оказалась девочка лет семи. Минсок вздохнул и оказался в яркой комнате девчушки, что уже посапывала под одеялом в обнимку с любимым медведем с неё размером. До полноценного сна ещё оставалось время, и Минсок осмотрелся. Ему нравилось то время, когда он успевал ознакомиться с комнатой. На стенах десятки рисунков карандашами и красками. Для семилетней она рисовала весьма неплохо. На полках сидели многочисленные зверушки и куклы. А на полу у кровати домашние тапочки в виде морд медведей с огромными глазами. Дыхание девочки выровнялось, и он подошёл поближе. Тронул мягкую щёчку пальцем и наклонился, чтобы поцеловать веки, а потом опустить пальцы на виски. Иногда он ненавидел себя и свою работу, а больше всего «сладких», потому что радужные сладкие сны они дарили без прикосновений и поцелуев. Они не видели, как меняется сон, как в него пробираются нити кошмара, как тело сковывает, а потом дрожит крупной дрожью, они не слышали, как учащается дыхание и его сменяют всхлипы. Они не замечали страх, настоящий, животный страх, от которого сердце уходит в пятки, а голос рвётся от крика. Откуда им знать, как это тяжело? Море почти не двигалось – полный штиль. Солнышко светило ярко, но не обжигающе. Девочка играла в песке, строя замок за замком. Но с поцелуем Минсока на солнце набежала тучка, поднялся ветер, море заволновалось. И вода стала подбираться всё ближе. Волна за волной, прибой оглушающее шумел, а девочка стояла и смотрела на шторм большими глазами, не могла отойти от песочного замка и шептала, шептала, шептала. Минсок зажмурился от боли, но руки от висков не отнял. Потому что так надо, неспроста ему дали такое задание. Он смотрел в лицо девочки, из-под её ресниц скатывались солёные капли, а сердце Минсока болело. Потому что нужно, чтобы кошмары приходили, чтобы она не забывала, что стихия может быть опасна, чтобы она сумела выкарабкаться в других ситуациях. Волны разрушили замок, доходили девочке до пояса и отступали, чтобы вернуться вновь. Девочка уже не просто плакала, она кричала, звала родителей, не в силах сдвинуться с места, но волны бушевали и наступали, а помощи ждать было неоткуда. И крик, словно заглушённый толстым слоем ваты стал сочиться из сна в реальность. Минсок оторвал пальцы от висков, погладил мокрую щечку и отошёл в тень. –Мама!!! В соседней комнате раздался шум, и на крик дочери вылетели родители. Сонные, взъерошенные. Они присели на кровать и стали успокаивать девочку, а Минсок исчез, направляясь к новому клиенту. Следующим была пенсионерка с неинтересным кошмаром о пригоревшей еде. Он был вязким и неприятным, наполненным запахом жжёного сахара и горелого мяса. Минсок щурился и пытался не думать о приставшем к дну кастрюли рисе, о плохо замешанной лапше и уж тем более о манке с комками. Потому он спокойно выдохнул, когда женщина проснулась и, задыхаясь, села на кровати. Потом мужчина, машина которого глохла среди прерий, а отовсюду к нему летели подвывающие гиены. Пятнистые, уродливые, с ощерившимися мордами. Они бежали к нему, чтобы отрывать по кусочку и глотать. Леденящий душу смех гиен раздавался отовсюду, а мужчина пытался закрыть окна в машине, которых почему-то не оказалось. Сколько он не крутил стеклоподъёмники, отгородиться от жутких звуков не удавалось. Над ушами щёлкали зубами подоспевшие рычащие гиены, а ещё хохочущие вдали заставляли содрогаться от ужаса. Но с первой впившейся в глотку гиеной, мужчина проснулся, и Минсок поспешил к следующему клиенту. Потом была женщина, которая боялась познакомиться с коллегой из соседнего отдела, но во сне с ним вытворяла такое, что мутненький кошмар её лишь подзадоривал. Минсок потратил на неё много времени, а она всё не просыпалась, а лишь наслаждалась кошмарными вещами, которые вытворял с ней сон. Наконец, она со стоном наслаждения проснулась, и Минсок убрался восвояси. Заглянул только на площадь и умылся в фонтане, чтобы смыть мерзость.No real intention, All that I have now is my fear, And it's all I hear. У меня нет никаких намерений, Сейчас кроме страха во мне ничего не осталось, И это все, что я слышу
Последним был молодой парень. На вкус Минсока достаточно привлекательный. Он привычно коснулся щеки и наклонился поцеловать веки, но вместо привычных обрывков сна он увидел лишь темноту. Минсок нахмурился и добавил в темноту свет, возникли тени, заплясали бумажными человечками вокруг мерцающего синего пламени, запели. Парень улыбнулся во сне, открыл глаза и спросил: –Ты кто? Минсок отскочил от парня, но поскользнулся и грохнулся на пол. Такого с ним никогда не бывало. Да и ни с кем больше, судя по тому, что в инструкции не было советов, как вести себя, если тебя увидят. Минсок вообще сомневался, что их могли видеть. – Эй, не ударился? – парень сел на кровати и посмотрел на Минсока, склонив голову. Минсок растерялся, оглянулся, но позади никого не было. Парень точно обращался к нему, а не к кому-то, кто мог оказаться за спиной Минсока. – Привет. Меня Бэкхён зовут, а тебя? – глаза заинтересованно блеснули в полумраке. – Эээ, Минсок, – промямлили Минсок, распахивая глаза ещё шире. Мало того, что его видели – но и говорили. – Ты кто? – поинтересовался парень и робко улыбнулся. – Я? – опешил Минсок и прикусил губу, думая, что бы ответить. Но ответить Минсок не успел - Бэкхён упал на постель, а окружающие его приборы запищали. Он подошёл к нему и потрогал щёку, но под веками Бэкхёна вновь была темнота и пустота. Минсоку стало страшно. Дверь распахнулась, и влетели медсёстры, свет полоснул по зрачкам, и Минсок едва успел исчезнуть. Он уселся за стол и заполнил все необходимые бумажки, умолчав о происшествии. Ему ещё внутреннего расследования не хватало. Пальцы всё ещё подрагивали от неожиданности. До конца смены оставалось ещё около сорока минут, которые он потратил на поиск в рабочей сети всех случаев внезапных пробуждений. Но не нашёл ни одного. Либо все, кто попадал в подобную ситуацию, как и Минсок умалчивали, либо такого не было. К Ханю с этим вопросом идти не хотелось. Он был выходцем из «сладких», потому никогда не понимал, как тяжело им с Чонином тянуть отдел. Ифань, их прежний начальник ушёл на перевоплощение, можно было поговорить с Чонином, они не раз приходили в сны вместе, работая в команде, но доверять связи Минсок так и не научился, потому надо было ждать возвращения Чонина из отпуска. Минсок вздохнул и решил выпить кофе. Но наткнулся на воркующих в общей комнате отдыха Чанёля с Чондэ. Они хохотали, хлопали себя и друг друга по бёдрам, заливаясь новым приступом смеха. Минсок скривился – его воротило от наигранной весёлости и всеобщей любви. Он считал, что тот, кто говорит, что любит всех – врёт. И другим и самому себе. – Ну что, Кошмарник? Завтра опять людей пугать и навевать ужас? – спросил Чондэ. – Да, готов кошмарить народ? Ты как упырь – присосёшься и силы пьёшь, пьёшь, пьёшь, – закивал Чанёль. Минсок сцепил зубы и постарался пройти мимо двух тянущих лыбу «сладких» работников, но Чанёль широко развёл руки и улыбнулся ещё страшнее, закрыв собой проход. Чондэ опёрся о стену и медленно потягивал кулерную воду из стаканчика, кося глазом на Минсока. Он фыркнул и развернулся – ссориться с этими придурками он не видел смысла. – Эй, ну ты куда? – Чанёль ухватил уходящего Минсока за руку, разворачивая лицом к себе. Минсок посмотрел на длинные пальцы на запястье и нахмурился. Чондэ хохотнул, отлип от стены и выбросил стаканчик в мусорное ведро. Минсок прикрыл глаза и вздохнул. Сегодняшний день весь наперекосяк, а тут ещё и «сладкое» дурачьё из нор повылезало. – Пусти, – сквозь зубы процедил Минсок, ощущая на губах невероятную сладость, от которой хотелось блевать. Он ненавидел сладкое, а теперь ещё и весь Отдел Сладких Снов. – Правда, ребят, пустите. У него работа такая, – подал голос подошедший Кёнсу. – Работа у него такая, – передразнил Чанёль, сжимая пальцы сильнее. – Ёль, угомонись. Он просто выносливее всех нас вместе взятых, вот и приходится выполнять такую сложную работу, – сказал Кёнсу и налил себе кофе в пузатую прозрачную чашку. – Ага, – кивнул Чондэ, оттопырив языком щёку и сузив глаза, – как будто ему не нравится. – Не нравится! Но меня кто-то спрашивал?! – прошипел Минсок. – Дали самое тяжёлое и сказали «неси», вот я и несу. Это вам не пыльцу фей распылять. Пусти, сказал! Минсок вцепился в пальцы Чанёля попытался их разжать, но ничего не вышло: Чанёль держал крепко и отпускать не собирался. Ещё и губы тянул в ухмылке, разглядывая непокорные вихры на голове Минсока и горящие под ними глаза. Чондэ сел в кресло и наблюдал за происходящим оттуда. – И что ты хочешь сделать своими маленькими ручками? – съязвил Чанёль, глядя на мечущего молнии Минсока. Минсок закусил губу и посмотрел Чанёлю в глаза. Он чувствовал, как в нём расползается кошмар, ещё чуть-чуть - и плеснёт наружу тьмой и ужасом. Чондэ тихо охнул, Кёнсу тяжело вздохнул, а Чанёль побелел и отдёрнул руку, рассматривая ползущие по руке нити тьмы. – Ты что наделал?! – Пройдёт, – махнул на него рукой Кёнсу и отхлебнул кофе, устраиваясь на подлокотнике кресла, где сидел Чондэ. – К тому же сам виноват. Минсок тяжело дышал и гасил в себе кошмар, он уже передумал пить кофе. Хоть и собрался уходить, вернулся, выхватил из корзинки энергетический батончик и прошёл мимо ошалевшего Чанёля. Минсок дёрнул плечом и вышел из комнаты отдыха, лишь фыркнул напоследок, когда Чондэ обнял Кёнсу и скользнул рукой под рубашку. После смены Минсок вяло плёлся домой, когда мобильный стал разрываться. Он поднял трубку не глядя, знал, что звонит Хань. Он за своего разлюбимого Чанёля всех готов был рвать, неважно, кто прав, а кто виноват. – Минсок, это что за членовредительство?! – заверещал Хань. – Члену я как раз и не вредил, – хмыкнул Минсок и на секунду представил огромные глаза Ханя, и как он рот от негодования открыл. – Что ты несёшь?! – почти на ультразвуке выкрикнул Хань. – Я несу пакетик, – признался Минсок. – Полный, между прочим. Еды вот закупил. На неделю. А то не успеваю ни черта с моим-то расписанием. – Минсок! Ты охренел?! Нормальное у тебя расписание, ты один сейчас в Отделе Кошмаров! Заменить некем. – А найти мне стажёра не судьба? – вяло поинтересовался Минсок, прикладывая пластиковый ключ к домофону. – У нас урезали финансирование! – вспыхнул Хань. – Ты должен понять. – А, ну да. Понять и простить. Это ж в Отделе Сладких Снов – завал, их аж трое. А нас с Чонином как-то выходит меньше, не думаешь? – вздохнул Минсок, открывая дверь в квартиру. – И заметь, Чонин в отпуске. Я зашиваюсь, а твои «сладкие» вкрай озверели. – Работа у нас такая, неблагодарная и тяжёлая. Но Минсок, как ты посмел вредить коллеге?! Это же бардак! – Зато ты главный! – фыркнул Минсок и сбросил звонок. Он уже был готов в отставку идти. Сгрузив пакеты на стол, он устало повалился на стул и с тоской посмотрел за окно: солнце золотило небеса, расписывая яркими красками облака. Минсок сложил покупки в холодильник и налил стакан соджу. Выпил залпом и отправился в душ. Постоял под тёплой водой, смыл усталость и закинулся ещё одним стаканом. Для крепости сна. Но сон как назло был тяжёлым и отрывистым, поэтому утром Минсок проснулся злой и невыспавшийся. Даже душ не спас. С трудом приготовив завтрак с одним открытым глазом, яростно зевал и почесывался, но тут же распахнул глаза, когда телефон услужливо высветил сегодняшний список клиентов. И там вновь был Бэкхён. Минсок для уверенности протёр глаза, но не помогло – имя вчерашнего странного парня никуда не девалось, и растворяться из списка отказывалось, как бы он ни моргал. Минсок сел на стул и зажмурился, Бэкхён вновь был в списке последним. А это значило, что Минсок опять вымотается. В офисе он лишь очень мило ухмыльнулся Чанёлю с перебинтованной рукой, как того сдуло с горизонта. Чондэ скривился, а Кёнсу привычно кивнул Минсоку. Как и он ему. Удивительно, но Кёнсу бесил его меньше, несмотря на то, что был «сладким» и тоже позволял себе улыбаться, как клоун-маньяк. Минсок упал за стол и вычеркнул из настольного календаря ещё день. Ещё совсем чуть-чуть – да кому он врёт?! – и Чонин вернётся к сменам, и станет легче. Хоть немного, но легче. Да и поговорить будет с кем. Не то, чтобы Минсок был совсем невыносим, но с друзьями у него не ладилось с самого детства. Он не понимал, почему спустя время, исчезали все. Он копался в себе, но он был ничуть не хуже того же Чанёля. Ну, резковат, ну любит порядок в доме и на работе. Но и не таких же любили и не с такими дружили. Дело было в чём-то другом. Но в чём, Минсок не понимал. Потому единственным другом – Чонином – он дорожил. Хань отмалчивался и к нему не лез. Конечно, сегодня было плюс два к привычной уже для работы за двоих нагрузке. А если не он, то кто? Вот и выходило, что, переодевшись, Минсок вновь окунулся в чужие переживания и страдания. Так или иначе он мог разделить людей на типы кошмаров. И сделать всё на автомате. Но он не терпел полумер, и потому отдавался работе на полную. Если уж кошмар – то полноценный, а не всякая унылая и неяркая муть. Детальная прорисовка и проработка, чтобы проняло. От мохнатых паучьих лапок, что показываются из раковины, до ощущения полной беспомощности перед монстром, который ломится в только что закрытую, но теперь половинчатую или отсутствующую дверь. От собственной кожи, когда на тебя голого глядят десятки людей, до разнообразных изощрённых смертей, чужих и собственной. Так прошло две недели – кошмары свои и чужие. Слабый, улыбчивый во сне Бэкхён и непонятная боль в груди. Он даже на издёвки «сладких» не реагировал. Хань торжествовал – никакого вреда никому, никаких свар. Тяжело спорить с кем-то, кто тебя не замечает. А Минсок вываливался из снов, сразу же собирался и уходил домой. Минсока ломало, выкручивало по ночам от боли, хоть вой на Луну. Что того Бэкхёна? Тростиночка да и только, почти не говорил. Но Минсок летел в бездну, крутился, переворачивался и падал всё ниже и ниже. Боль заменила сны, боль поглотила всё. Без Бэкхёна не вздохнуть, все мысли о нём. Почему?! Длинные секунды спаивались в бесконечные часы, тьма подглядывала и таилась на дне снов Минсока, когда он впивался зубами в подушку и сдерживался, чтобы не прийти к Бэкхёну. Потому что без него – никак. Он ещё держался, сам не зная как. Врал себе, что пройдёт – не проходило. Бэкхён несколько раз просыпался и сонно щурил глаза. Но Минсок отступал в тень, дожидался, пока тот ослабеет и заснёт, а уж потом подходил вновь. Кошмары Бэкхёна не были кошмарами. Никаких конкретных страхов, даже боль была странной, но ужас сковывал Минсока по рукам и ногам. От пустоты и темноты делалось нехорошо даже ему. И как бы Минсок ни старался, он не понимал, почему Бэкхён улыбается во сне. И от этого было жутко. Перед тем как идти к Бэкхёну, Минсок долго вспоминал дыхательные практики. Но он никак не мог успокоиться. Приходилось иногда выпить бутылку соджу, чтобы руки перестали трястись, а страх отступил. Смешно даже, «кошмарник» боится. Страшно было даже не то, что Бэкхён умудрился проснуться, и не то, что он его видит и говорит с ним. А темнота и пустота в его снах. Это странно, страшно и неправильно. Так не должно быть. Но так было. И Минсоку до ужаса не хотелось идти к пареньку в больничной палате. Он был уверен, что после посещения Бэкхёна вязкие и тяжёлые сны опять придут, лишь только он смежит веки. Он не винил парня, но идти к нему не хотелось. Минсок набрал в лёгкие побольше воздуха и выступил из тени. Тронул щёку, склонился над Бэкхёном, но на этот раз даже поцеловать веки не успел. Бэкхён открыл глаза и смотрел на зависшего над ним Минсока с нескрываемым любопытством. – Привет. Я рад, что ты пришёл. – Эм… Спасибо, – Минсок замялся, подбирая слова, отодвинулся от его лица и присел на кровать. – Я тоже рад тебя видеть. – Фу, чем это пахнет? – скривился Бэкхён и поднёс узкую ладонь ко рту. – Соджу, – сказал Минсок и отошёл, понимая, что вызвал у парня приступ тошноты. – Прости. – В следующий раз не пей. Пожалуйста. Лучше молока с мёдом для успокоения попробуй, ты же для этого, да? – он замолчал на время. – А я тебя ждал, – продолжил Бэкхён, – где-то здесь вот яблоко лежит, я приготовил для тебя. Сейчас, найду. Он медленно перебирал рукой по одеялу в поисках затерявшегося яблока. Минсок подошёл к постели, стараясь не дышать глубоко, чтобы от него не разило алкоголем, и вложил Бэкхёну в ладонь яблоко, которое он никак не мог нащупать в складках ткани. Бэкхён широко улыбнулся и сжал фрукт в ладони. – Прости, для меня оно тяжёлое. Возьми его. И приходи ещё. Минсок взял яблоко из холодной ладони и закусил губу – парень вновь отключился. Но уходить всё равно рано. Минсок склонился над Бэкхёном, тронул веки поцелуем и приложил пальцы к вискам. Вязкая темнота обступила его, но Минсок прогнал её, заменяя слабыми сумерками. Воровато оглянувшись, он добавил цвета, и серые краски сменились слабо-сиреневыми, траву окрасила сочная зелень. Бэкхён лежал на полянке среди цветов и, несмотря на то, что к нему крались тени, улыбался. Сделанное было противозаконным, но Минсок не смог сдержаться. Вернувшись на работу и приняв душ, он засел за компьютер. Обычно он его игнорировал и старался поменьше в нём ковыряться, но теперь прикипел глазами к информации о своём странном клиенте. «Бён Бэкхён, девятнадцать лет. В больнице живёт с тринадцати. Родители, брат. Графа страхи была заполнена ёмким и пустым «боль». Личный носитель кошмаров – Ким Чонин. Временно выполнял обязанности Лу Хань, с недавнего времени – Ким Минсок». Всё, больше ничего не обнаружилось. Лишь фото шестилетней давности. Минсок скривил губы – ничтожно мало информации, чтобы понять, почему Бэкхён такой. Он был странным, но каким-то немыслимо родным, к нему отчаянно тянуло, и Минсок не мог понять, почему. Не бывало с ним такого, чтоб в душу западали так сильно и быстро. Да ещё и не отпускали его мысли, как бы он ни гнал. Яблоко Минсок натёр до блеска и положил на столе. Так, глядя на него, и уснул. Во сне пришёл улыбающийся худой Бэкхён, сквозь тело которого просвечивало яркое солнышко, которым он был до болезни, тени и тишина. Минсок пытался проснуться и никак не мог. Ему никогда не снились кошмары. До Бэкхёна. Прошла ещё неделя. Яблоко старательно натиралось, а Минсок перестал пить соджу. В первый раз он долго смотрел на стакан молока, не зная, что с ним делать. Подумал и добавил в него ложку мёда, задумчиво поболтал ложечкой и пригубил. Всё оказалось не так плохо, и спалось после чуть спокойнее, хотя и кошмары посещали его с изрядным постоянством. Хотя и сладковато на вкус, но Минсоку понравилось. У него появился свой ритуал: он делал себе молоко с мёдом, натирал яблоко, закрывал глаза и думал о Бэкхёне. Правда, спал он не дома, а на работе. У них это не было чем-то из ряда вон, потому не придирался никто. Хань видел, что Минсок на пределе, но ни одного свободного кошмарника не было, чтобы помочь. А «сладкие» ни за что бы «не окунулись в грязь страшных снов». – Поцелуй меня? – попросил Бэкхён. – Что? – удивился Минсок. Он уже привык сидеть на постели и держать за руку Бэкхёна, хотя после первой просьбы долго боялся дотронуться до холодных пальцев. Хотя ничего страшного после того не произошло, лишь пальцы стали чуть теплее в его руках. А Минсок стал чаще нарушать правила и слал относительно спокойные сновидения, заменяя темноту и пустоту, пожирающую сны Бэкхёна, танцами теней. – Пожалуйста. Минсок закусил губу и посмотрел на ещё более бледного, чем всегда, Бэкхёна. Бэкхён смотрел в ответ, а на дне зрачков клубились подаренные Минсоком тени. Но без кошмарной составляющей, просто мягкие и непонятные. Минсок склонился к Бэкхёну и осторожно коснулся потрескавшихся губ. На вкус Бэкхён был похож на молоко с мёдом. Минсок зажмурился и осторожно прошёлся языком по губам. Бэкхён судорожно вздохнул и прижался губами изо всех сил, отвечая на мягкий поцелуй. – Спасибо, – прошептал он, когда Минсок отстранился. Минсок дождался, пока утомлённый Бэкхён вновь уснёт. Подарил ему игру света и тени, и ушёл с дробно стучащим сердцем. Он и раньше целовал парней, среди партнёров тоже были парни, тут ничего нового не было, но никогда так не отдавалось в груди тянущей сладкой болью. Никогда не хотелось с такой бережностью относиться к кому-то. Он проснулся от каких-то шорохов и шушуканья, открыл глаза – перед ним стояли Чанёль и Чондэ, улыбаясь во весь рот. В руке Чанёль подкидывал яблоко. Минсок скосил глаза – это было то самое, которое дал ему Бэкхён. Закипел он мгновенно – вскочил на ноги и попытался отобрать яблоко. Чанёль положил руку ему на голову и властным движением оттолкнул подальше. Минсок взревел и кинулся на Чанёля, но тот перекинул яблоко Чондэ. Чондэ ловко поймал его и надкусил. Минсок замер, давя непонятную нарастающую боль в груди, и зажмурился. Так же застыл Чондэ, во все глаза глядя на нити кошмаров, что поползли от Минсока, даже яблоко не прожевал. – Идиоты! – рявкнул Хань. – Кёнсу! Хань обхватил Минсока за пояс, другой рукой закрыл ему глаза, но Минсок был сильнее и рвался к застывшим Чондэ и Чанёлю. Кёнсу подбежал и обхватил Минсока спереди, закрывая собой коллег. – Мин, ты чего? Мы же пошутили, это же просто яблоко, – вскрикнул Чондэ, когда рядом с ним отчётливо щёлкнула тонкая плеть. – Заткнись, чудовище! – вызверился Кёнсу на своего парня. – Но, Мин… Ответом был тихий рык и пляшущие в воздухе нити, которые плели сети. Кёнсу положил руки Минсоку на лицо и стал шептать слова, смысл которых Минсоку не был понятен. – Дыши, Мин, дыши, – сбивчиво шептал Хань, пока Кёнсу читал заговор для усмирения энергии. Внутри кипело, бушевало и переворачивалось, как будто у него отняли нечто ценное, а не просто укусили яблоко. Но вместе со сдвоенным шёпотом Ханя и Кёнсу Минсок стал успокаиваться, прятать нити вырвавшегося наружу кошмара. Боль не уходила, а ширилась. Зато злость сошла на нет. – Ты как? – просил Хань у шумно дышащего Минсока. И тише проговорил: – Брысь отсюда, негодники. – Никак. Хань, я, наверное, увольняюсь, – вздохнул Минсок, растирая ладонями лицо, а потом и ноющую грудь. – До прихода Чонина осталось несколько дней, – сказал Хань. – Мин, не уходи, они идиоты, но они же не со зла. Ты же понимаешь, работа в «Отделе Сладких Снов» накладывает отпечаток. Минсок дёрнул головой. Он понимал, что не со зла, но одно дело, когда они на пару с Чонином становились объектами шуток и отшучивались в ответ, и другое – донимать его, когда он уже на пределе. Ещё с каждым днём слабеющий Бэкхён в придачу. И возникшие из ниоткуда странные чувства и кошмары. – Моё время, я пошёл, – буркнул Минсок и засобирался. – Ну, куда ты такой пойдёшь? – вздохнул Кёнсу, протягивая Минсоку стакан с водой. – Кошмарить. Как всегда. Всё, давай, идите уже. И да, простите, – Минсок посмотрел на чернеющие следы на руках и лицах Ханя и Кёнсу, – я не смог сдержаться. – Хорошо, сегодня доработай, но до прихода Чонина тебе отгулы, – железным тоном отрезал Хань. – Чтоб я тебя тут не видел, отоспись и отдохни хорошенько. Минсок добил смену и ушёл домой. Чанёль и Чондэ сунулись было извиниться, но Минсок одарил их таким взглядом, что они ретировались со скоростью звука, оставив под дверью корзинку с яблоками и большой открыткой с надписью «прости». Он посмотрел на яблоки и решил раздать их по дороге, чем и занялся незамедлительно. Он даже в душ не сходил, забыв о молоке и прочем. Завалился на кровать и заснул, едва голова коснулась подушки. Снов не было, лишь безграничная усталость. Лишь продрав глаза, кинулся в душ, закинул в рот горсть орехов и поспешил к Бэкхёну. Никогда прежде он не ходил во сны во внерабочее время, но это был особенный случай, он не мог не прийти. Пусть они почти и не говорили, а лишь держались за руки и изредка целовались. А потом Минсок старательно слал мягкие сны, нарушая все правила.Scan the horizon, I can't seem to find the big reveal, It's all so unreal. Вглядываюсь в горизонт, Но,кажется, мне не увидеть просвета, Всё так нереально
Бэкхён был бледен, под глазами залегли тени, у него не было сил даже поздороваться. Минсок поцеловал его в уголок губ и присел рядом. Бэкхён слабо улыбнулся и сжал пальцы Минсока. Он прижал Бэкхёна к себе, погладил худую спину с торчащими позвонками и выступающими рёбрами, положил руку слева на спину, там, где под ладонью медленно билось сердце. Сердце билось глухо, едва задавая ритм крови. Но оно стало замедляться всё сильнее, Минсок вздрогнул. Бэкхён опустил голову Минсоку на плечо и протяжно выдохнул. Приборы запищали, мерцая разноцветными огоньками, медперсонал влетел в палату, отдавая команды, зажужжали приборы, а в глазах Минсока потемнело, и он отключился.Through dark and light I fight to be So close. Shadows and lies mask you from me So close. Bath my skin, the darkness within So close. Сквозь тьму и свет я пробиваюсь, чтобы быть Так близко. Тени и ложь скрывают тебя от меня Так близко. Искупай меня в этой тьме Так близко
– Бэкхён… Всё вертелось и не собиралось останавливаться: обрывки слов, куски реальности. Стук в далёкую входную дверь, даже не стук, а грохот, видение почему-то закрытой на ключ двери в спальню, белесые облака на вручную расписанном потолке, глухой рык Чонина, плывущие перед глазами пятна, истеричные нотки в голосе Ханя и нарастающий шум. – Бэкхён… Обеспокоенные голоса, перекошенное от тревоги лицо Ханя и неестественно бледное Чонина, таким его Минсок видел лишь раз. Когда на перерождение отправили его Ифаня. Много света и шума. Шума и света. Хань причитал, что не уследил, Чонин угрюмо молчал, пока на руках нёс Минсока к машине. Голова раскалывалась, а слабость с болью накатывали всё сильнее, пока сознание вновь не отключилось. – Бэкхён… Минсок поморщился от бьющего в глаза света. Было неприятно, и он отмахнулся от назойливого луча и открыл глаза. Комната была светлой, на стене плясали солнечные лучи, рядом стояла какая-то палка. Он прищурился и понял, что это штатив капельницы с бутылкой; от неё шла трубка, которая обрывалась под лейкопластырем на тыльной стороне ладони. Он нахмурился и перевернулся на другой бок – рядом белела ширма. В больнице, понял Минсок. Он зажмурился до пятен перед глазами, и подскочил. Бэкхён. Где он? Как он? Он поискал взглядом телефон, но не нашёл, потому молча вынул иглу капельницы из вены и, пошатываясь, поднялся. Не успел он сделать и трёх шагов, как открылась дверь, и за ней вырос хмурый Чонин, а рядом с ним доктор, а по совместительству парень Чонина Исин. – Встряхнуть бы тебя хорошенько, – пробурчал Чонин и насильно усадил Минсока на кровать, чтобы Исин осмотрел его. – Бэкхён… – Ты знаешь, ты мне, конечно, друг, но ты козлина. Нельзя было сказать мне? – О чём? – не понял Минсок. – О том, что зашивался, что нарушил все правила, что нашёл часть души, например. Нет? Я думал, тебя не откачаем. А директора, как сговорились, в один голос – не на перерождение, а в переработку. Чанёль с Чондэ напрягли всех своих, Кёнсу с Ханем из кожи вон лезли, мы с Исином все связи подняли, но тебя отстояли. А потом Старейшины пришли, и всё решилось окончательно. – Подожди, какая часть души? Старейшины? – Минсок зацепился за эти слова, которые были громом среди ясного неба. – Ты о чём? – Помнишь сказку о потерянных частях души? – Минсок кивнул, кто не помнил эту сказочку? Чонин продолжил. – Ими оказались вы с тем мальчишкой. Потерянные наконец обрели друг друга. И теперь вы снова будете вместе, спустя столетия. И разлучить вас не сможет никто, только вы сами. – Я? Бэкхён? – Минсок хлопал глазами и держался за горло, будто это поможет осмыслить ему происходящее. – Так вот почему… – Да уж, из-за вас мир покачнулся, – улыбнулся Чонин. – Пока вы были в разных мирах и не встречались, всё было сносно. Но после твоего первого прихода – всё изменилось. Ты же что-то чувствовал, когда пришёл к нему? – Да, – выдохнул Минсок, – это всё объясняет. Но где он? – Минсок, ты причина седых волос моего парня, – подал голос Исин, – но я не хочу добавлять их тебе. Мы не знаем, где Бэкхён, но теперь он в этом мире – как и предсказано, и ты можешь его искать – так распорядились Старейшины. Только в базе теперь пусто. – Я знаю, как он выглядит. Его нужно найти, – Минсок слез с кровати, обнаружил рядом стул с аккуратно сложенными вещами и стал одеваться. – Мы поможем, – твёрдо сказал Чонин. – Эй, Мин! Минсок почувствовал головокружение и, словно в замедленной съёмке, сполз на пол, успев только джинсы натянуть. Он ещё видел, как над ним склонился Исин, а Чонин поднял на руки. Дальше вновь была темнота. Он бродил по светлому лесу, сильно пахло хвоей и яблоками. Он бы хотел убавить яркости, но сон его не слушался, оставаясь светлым. Вскоре он вышел на опушку леса, а там рукой подать до его дома. Он удивился, но бодро зашагал к нему, собираясь отдохнуть. Хотя и казалось, что дом рядом, пришлось пробираться сквозь болота, брести через ручьи, оставлять клочья одежды и кожи на острых шипах терновника. Отбиваться от диких зверей и ползучих гадов, дорога будто заколдованная вилась петлями, клубился туман, мешая рассматривать, где он идёт. Но Минсок упорно шёл к намеченной цели. Темнело, стало легче дышать, и яркость не давила на зрачки. Дорога выровнялась, и домик оказался совсем рядом. Он поднял голову и увидел, как в небе сходятся две половинки Луны. Минсок улыбнулся и вошёл в дом. Там на него с разбегу налетел Бэкхён и повис на шее. Минсок счастливо выдохнул и проснулся. После выписки Минсок пропал в библиотеке, выудил всю литературу по половинкам души, которую разбили недовольные сильной любовью боги. Сказки и легенды гласили, что половинки когда-нибудь встретятся и воссоединятся. Когда половинки, что вынуждены существовать в разных мирах, встретятся – дрогнет мир до основ, и боги зашипят в своих чертогах, потому что не будет у них сил разделить любовь вовеки веков. И миры соприкоснутся на мгновение, чтобы дать шанс заблудшим найти своё счастье. И Луна наконец-то вновь сможет стать полной, а не половинчатой, и расцветут ночные цветы, которые служили ложем для тех, кого впоследствии разлучили. Минсок улыбался детским сказкам, но отчаянно хватался за веру, что Бэкхён жив. А если в дело вмешались Старейшины, то и здоров. Он был готов искать его, сколько потребуется, но поиски не увенчались успехом, они с Чонином подключили всех, кого знали, вспомнили старые долги, обратились ко всем, к кому получилось. До конца он во всё не верил, но иногда поднимал глаза в ночное небо перед выходом на смену и с восхищением смотрел на Луну, которая действительно стала расти, перестала быть огрызком-полумесяцем. Сказки становились реальностью. Но следов Бэкхёна не нашли. Хань закрывал глаза на их нелегальные занятия и, вопреки своему природному любопытству, не лез. Но директора умудрились каким-то образом пронюхать о поисках, и в пику решению Старейшин придумали гадость – и вскоре всё отделение под начальством Ханя забыло о Бэкхёне. Как и близкие им люди. Лишь Минсоку снился изо дня в день улыбчивый и почему-то до боли родной парень, который обнимал при встрече и целовал так сладко, что Минсок на ночь стал пить молоко с мёдом, которое ненавидел всегда. Вкус ему напоминал о чём-то, но он не мог вспомнить о чём. С каждым глотком он ощущал дежавю. А потом засыпал и вновь встречался с тем парнем с трогательной родинкой над губой. – Чонин, мне всё время кажется, что я что-то забыл, – пожаловался Минсок и уныло посмотрел на творение своих рук – две жирных шоколадных задницы. Специально для Чанёля с Чондэ, чтоб неповадно было. Надо же – повадились его мёд жрать! – Знакомое чувство, – ответил Чонин, дописывая злобное пожелание «И да слипнутся врата ада!» на открытке, которую обязательно подложит на рабочее место коллегам. – Да и Исин жаловался. Может, магнитные бури? – Может быть, – вздохнул Минсок. Ему очень хотелось домой, чтобы спать и видеть сны с тем парнем, который снился ему не первый месяц. Минсок потянулся и посмотрел на хитрющего Чонина, который паковал шоколадные задницы и открытки в коробочки с надписью: "Чанёлю и Чондэ «Отдел Сладких Снов». Срочно. Лично в руки". Они незаметно прокрались в отдел «сладких» и положили презенты на столы Чанёлю и Чондэ. Лишь на скромное покашливание подняли головы, увидев тянущего улыбку Кёнсу. Он приложил палец к губам и улыбнулся шире, подмигнул и кивнул, обещая сохранить всё в тайне. Они сидели и вслушивались в шорохи за дверью, ожидая громких криков негодования или хотя бы криков об ужасных кошмарниках, но было подозрительно тихо. До смены оставалось минут двадцать, когда дверь в их кабинет открылась, но вместо ожидаемых Чанёля и Чондэ на пороге появился светящийся начищенным пятаком Хань. – И я вас-таки поздравляю, мои юные друзья! – скороговоркой проговорил Хань. – Нам прислали стажёра, отдаю его вам в «Отдел Кошмаров». Знакомьтесь – Бён Бэкхён. Хань пропустил вперёд себя паренька, который до этого скромно топтался у него за спиной. Минсок едва со стула не слетел – перед ним стоял мальчишка из сна. С такой же искренней улыбкой и мягкими тенями на дне зрачков. Минсок даже забыл, как дышать, когда Бэкхён ему мягко улыбнулся, пожал руку и вместо приветствия прошептал, так тихо, что услышал только Минсок и вздрогнул, расплываясь в улыбке: «Нашёл».