Завоевать любой ценой

- Наруто-кун... Было больно дышать. Даже двигаться было неловко. Любое случайное напряжение причиняло боль. Они стояли вдвоем, прислонившись к кухонной стене, сплетя непослушные пальцы и уставившись друг другу в глаза. Зачем он все это делает? Он пожалеет. Не стоит, не нужно. Так вот, значит, каков он, запретный плод?.. Отныне зовите его Евой. Коварная змеюка, любовь, я отдам свою душу и сердце только взамен на сладкий плод, пускай его соки - яд, а плоть... А плоть... Он должен был сделать это. Он бы перестал считать себя мужчиной, если бы не смог сделать это. Завоевать его любой ценой. Завоевать Наруто, как вражеское знамя. Как символ бесчестья и похоти, чистой, откровенной. О скрытых человеческих желаниях и пороках Саске-кун знал все. Но это даже для него было запретным. Таким сладким вдруг оказалось яблоко в его ладонях, оно жгло руку и бередило сердечные раны. Сколько дней они знакомы? Неделю? Столетие? Это было слишком странно, слишком... ненормально. А как иначе, назвался груздем - полезай в кузов. Захотел парня - вот тебе и он, парень, теперь главное не оплошать... Черт, как же хочется... Как хочется прикоснуться к нему. Наруто, такой... красивый, что аж дыхание замирает, и сердце дико рвется наружу где то на уровне глаз. Мужчины любят глазами, а? Интересно, что видит в нем Наруто? Просто симпатичного парня, которого можно трахнуть? Просто друга, которого можно предать? Просто тело, бездушный труп? Душу, живую, любящую и хрупкую? Если так, то ничего ему не светит. Когда любят душу, не касаются тела. Вздох. Тихий, долгий. - Чего вздыхаешь? - нарушает вдруг молчание охрипшим голосом Наруто, с горящими глазами, так маняще расстегнутой на горле курткой, прижавшийся к стене, и в то же время - будто стоявший поодаль, неограниченный ничем, даже рукой Саске, прижавшей его к цветастым обоям. Саске выдохнул, резко, но так же протяжно, и будто дрожаще, порциями, от чего создавалось ощущение, будто этот воздух - из самых его глубин, так чувственно... Через несколько секунд Наруто уже валил его на свою широкую неаккуратно заправленную кровать. "Значит, тело", - решил Саске, за мгновение до того, как его накрыло. Чужой горячий язык аккуратно, и в тоже время как-то по зверски, настойчиво, пытался раскрыть его сжатые губы. Все равно, отступать уже поздно. И Саске решительно запустил пальцы в блондинистые вихры, размыкая губы и приподнимаясь навстречу чужому теплу. *** Он не знал, как быть дальше. Когда поцелуи закончились, встал решительный вопрос - и не только вопрос: как именно им это сделать?! Не то чтобы Наруто не думал об этом. Но в его фантазиях, как и в представлениях Саске, можно было делать что угодно с чужим податливым телом - и, разумеется, следовало подмять его под себя, вдавливая в матрац, просто не было другого варианта, как погрузиться в это желанное тепло, раствориться в нем, и не думать ни о чем, кроме как о том, насколько все это было замечательно и ахуительно. В реале же были два порядком взмыленных обнаженных самца, нервно теребящих друг друга друга в мучительном желании - но так, как каждый, что называется, тянул на себя одеяло, желая завладеть своим врагом, а вовсе не чтобы противник завладел им; и это просто сводило обоих с ума. Самым печальным, кажется, было то, что оба были законченными эгоистами, ослами и баранами - и ни один не хотел уступить (читай, проиграть). "Черт, я так больше не могу", - взвыл про себя Наруто, подаваясь вперед - Саске почему то замедлил темп, и дрочка как то не шла; оно и не удивительно, когда другой человек то действует, всегда это и приятно, и как то неправильно одновременно. Лучше уж самому, что ли. Но сделать это сам Наруто не мог - его руки были заняты членом Саске и ягодицей Саске - надо же было чем нибудь занять свободную. Красивое - по другому не скажешь - стройное, накаченное тело, светлая кожа, на ней - капельки пота; нежные руки будто недостаточно умелы - но это ведь ничего, это можно исправить; длинные волосы падают влажными прядями на его идеальное лицо - только черные глаза обсидиановыми камнями блестели за их иссиня-черной завесью. Саске Учиха погубит Наруто Удзумаки, точно погубит. Такие, как он, долго не играются в одни и те же игрушки. Такие, как он, не задумываясь, меняют правила игры, и смеются, причиняя боль. Такие, как он... Наруто мог только сокрушаться, почему он не красив. Почему он не такой, как он. Вот если бы он был ему ровней - тогда все было бы по другому. И можно было бы все... А пока что, он чувствовал себя пленником, рабом обсидиановых глаз и цепких белых пальцев. Не было сил сбросить этот хомут - но и сдаваться так просто он не собирался. "Если надо будет - всю грудь ему выцарапаю, а поиметь не позволю", - решительно сжал свободный кулак учитель стрельбы из лука школы "Акацки", чуть ли не тая в неумелых, но таких сильных, уверенных, пусть и дрожащих, руках. Черт с ним, это просто наваждение... Пару дней - и все пройдет. И можно будет не думать о нем постоянно, не искать его в толпе, не краснеть, встречаясь взглядами, и... Можно будет не сдерживать стоны, не сдерживаться, а делать все, чего так хочется... Наруто дрожал на выдохе. Хотелось попросить ускорения, но он решил помучить себя еще немного. Ведь это - всего лишь тело, да подумаешь; зато он может, имеет право сейчас ласкать это идеальное создание напротив, и прикосновениями, и взглядами, смотреть, как капельки пота стекают по спине и груди, смотреть, как лицо искажается в неуемной страсти; наслаждаться низким голосом и сладострастным шепотом, неловкими обрывками фраз, стонами - полустонами, полупоскуливаниями. Он имел на это право только сейчас - и только сейчас его неловкий завоеватель был его, принадлежал ему; пусть и на краткий мимолетный день. - Наруто, - услышал он вдруг еле слышное рычание, - Наруто, можно, я?.. Не выдержал таки. Попросил. Сдался. Нарушил негласный запрет, общую волю. - С какой... кхм, с какой это стати?.. - не только голос дрожал - даже выдох получился излишне шумным и горячим. Рот, эти идеальные учиховские губы, изогнула кривая усмешка: - Сам же хочешь, дурак, чего вы... Черные глаза распахнулись шире - Наруто решительно притянул к себе его расслабленное тело, по хозяйски поглаживая ягодицы свободной рукой. Пальцы вдруг распахнулись, как прутья клетки, и уверенные загорелые руки, дрожа и нерешительно сдавливая белые запястья, без лишних слов повалили их обладателя на спину, не давая опомниться и свести колени. *** Это было странное ощущение - вес чужого, казалось бы, даже невесомого, нелишнего, тела, загорелые пятки, жилистые сильные ноги, голубые глаза и влажные желтые пряди на ними, как окаймление небом золотого солнечного диска; почему все случится именно так, а? Почему его поимеют здесь и сейчас? Саске уже знал, что это случится. Слишком больно было отказываться. Он был готов принять это. Он хотел этого. Он подумал было, как Наруто наполнит его всего изнутри, и его немедленно бросило в жар. Не хватало еще в такой ответственный момент выглядеть вареным раком или синьором помидором. Черт бы побрал это тело. Вот если бы он был таким, как Наруто - таким красивым, сильным, таким... ну, таким, вообщем... вот тогда это было бы то, что нужно. И он мог бы делать что нибудь, выражать как нибудь свой протест или согласие, не краснеть, чувствуя, как вес чужого тела медленно погружает его собственное в мягкую перину под ними. Он мог бы трахнуть Наруто в таком случае. Но он всего лишь ничего не значащий гомофоб со стажем в целую жизнь,, а еще неудачник, которого выгоняют из всех школ, идиот без определенного занятия и целей в жизни; да он вообще никто по сравнению с ним. Наруто есть солнце, Наруто есть свет. Наруто, такой добрый, хороший, родной Наруто, настолько близкий - особенно сейчас - что хотелось расплакаться; но нельзя, не стоит. - Что, больно? - тихо спросил Наруто, замирая на мгновение. Саске опустил взгляд. У постели стояла маленькая баночка, руки Наруто блестели не меньше, чем сосредоточенное, серьезное лицо; только сейчас Саске заметил, что это чувство, раздирающее его изнутри бархатной болью, чувство, появившееся ниоткуда, и грозившееся уйти в никуда, странно приятное чувство опустошения и насыщения, касания - и отдернутой в страхе руки; это чувство не было иллюзией. Это было на самом деле, и Наруто, который, замерев, ждал ответа с такой мучительно сладкой болью в выражении глаз, в надутых пухлых от поцелуев губках, Наруто с лицом молоденькой нимфетки, с телом мужчины и сердцем ребенка; Наруто, который так бережно наклонился вдруг над ним, и спокойно, отрешенно поцеловал в полураскрытые губы; Наруто, который... - Нет... Ничего... Все хорошо... Продолжай!.. Наруто улыбнулся. Улыбнулся, и и тело вдруг пронзила невероятная... боль?! Саске было больно, очень больно. Почему, ну почему он раньше до такого не додумался?! Это было прекрасно. Хо-ро-шо. Просто чертовски. Когда Наруто шепнул ему начать ласкать себя, когда терпеть уже будет невыносимо, и приподнялся, цепляясь скользящими пальцами за его бедра, закидывая на плечи разведенные до этого до предела ноги, Саске и так уже все это знал. И, когда Наруто кончил, простонав его имя в мокрую простынь,и навалившись, сминая постель, Саске понял, чего ему до этого не хватало. Наруто. Наруто, лучика счастья, который, прорвавшись через закрытые ставни, оказался сверкающим светилом. Теплым, горячим, потным, липким, хохочущим; Наруто, которому хватало уже и того, что он - Наруто, чтобы любить его. На-ру-то. - Что? - удивленно вскинул брови блондинистый парень, сидящий на корточках у раскрытого настежь окна - без одежды, надо сказать. - Я что, сказал это вслух? - улыбнулся беззаботно Саске Учиха, раскинувшись на огромной широкой кровати белой звездой. - Да, но не так много, как хотелось бы, - засмеялся сенсей, поднимаясь, чтобы подойти к своему нерадивому ученику, для того, чтобы присесть рядом, наклониться и поцеловать высокий белый лоб. - Ну что, в душ? - игриво внес предложение Наруто. - Ох, я теперь неделю ходить не смогу, - скривился Саске, приподнимаясь и вновь опадая на смятые простыни. - Ерунда, - смеясь, отвечал Наруто, хватая "ученика" за плечи. - Если надо, я тебя понесу!.. - Неееееет, я сам, верни меня обратно!.. *** Наруто даже не краснеет больше, так крепко и в то же время бережно прижимая ученика к груди. - Саске-кун, ты такой... сладкий. Язык нежно проводит горячую влажную линию по обнаженной шее. И зачем ему понадобилось трогать его сосок?! Саске чувствует себя неловко - его распирает от желания сообщить Наруто - не без обычного сарказма и разных неприятных учиховских манер - о том, что один раз - не пидорас, как известно, и раз он разрешил ему буквально изнасиловать его один раз, то в следующий этим насилуемым может оказаться кто то другой. Ах, Наруто, не подставляйся под удар!.. Но поздно - затащивший, как в пучину бездны своей, с чугунно невозмутимую, холодную ванну Наруто так настойчиво прижимал Саске к холодной кафельной стенке, что выход у него был только один - отвечать на прикосновения и издавать одобряющие звуки, когда эти прикосновения молча стерпеть было невозможно. - Возьми меня... Саске... - шепчут чужие полные губы, впившись в его беззащитную шею, шепчут жадно, умоляюще. - Что? - не поверил своим ушам Саске - неужели Наруто такой слабак, неужели он так быстро сдается? Так ведь неинтересно играть. Вот если бы пришлось долго отвоевывать это право... А так, даже не... - Саске, я кому сказал? - из умоляющего, просительного, хриплый голос вдруг становится уверенным и требовательным. Такое чувство, что он ему что то должен, Саске. Оплату за то, что Наруто его поимел?.. А, ладно. К черту логику, здесь это все равно не работает. - Ты бы хоть воду включил, - напоминает Саске, "стекая" по стене и становясь на колени. Немного офигевший поначалу Наруто не поймет, чего от него хотят - но уже через миг загорелая рука тянется к переключателю, настраивая душ, а после смуглые коленки резко падают на белую скользкую поверхность ванны. Коленки вдруг раздвигаются, даже как то развратно, ожидая ответного возбуждения; сильные руки тянутся к собственным гениталиям, пухлый рот раскрыт, обнажая ровный ряд белых зубов. Взгляд синих в искусственном свете лампы глаз удивил Саске - они соблазняли, очаровывали. Совсем не так, как час назад, в спальне. Как интересно воздействует на некоторых чугунное спокойствие и плеск журчащей воды. Саске, не раздумывая, подполз на четвереньках к своему "поверженному" врагу. Что там говорят, любовь - война? Ну так вот, Саске уже как минимум фельдмаршал. Белая кожа его рук приятно контрастирует с загаром худых длинных ног, смешно скребут о спину ороговевшие пятки. Вот оно, его маленькая награда, премия за ожидание и терпеливость. Вот оно, его маленькое предательство - собственное тело, его, родное, не желало слушаться хозяина; хозяин хотел растянуть удовольствие подольше, тело - взять его здесь и сейчас, не останавливаясь и не замедляясь. Сколько можно ждать? Наруто достаточно растянут, чтобы не пользоваться сяким барахлом; а Саске достаточно хочет его, чтобы не прибегать к пошлым прелюдиям. Это так просто - 2 сплетенных тела на обжигающе холодном белом глянце. Но Наруто жестом останавливает его: - Ты же порвешь меня, - и хватает с полки какую то банку. Нет времени, нет сил - но чужие умелые руки уже выдавливают какую то гелеобразную жидкость на раскрытую ладонь, и ладонь тянется к его члену, медленно, нарочито медленно размазывая маслянистое нечто. Сейчас в Наруто нет ни тени сомнений - ни румянца на щеках, ни стыдливости во взгляде; он как будто забыл все это тогда, в Саске, и теперь Саске уже краснеет и рвется из рук к заветной цели, а он, Наруто, все равно сейчас хозяин положения, все равно царь и бог, пускай и снизу; он медленно, тоскливо глядя в обсидиановые глаза, направляет его в себя теперь уже не дрожащей рукой, и он же выгибается навстречу, поднявшись и прижавшись как можно ближе, крича и царапая Саске спину. Теперь понятно, почему он просил и угрожал - видимо без этого ему чего то не хватало. А Саске вдруг захотелось продолжения. Хоть какого нибудь. Пускай гибкое сильное тело насаживается на него с новой и новой силой, пусть он, Наруто, прижимается к нему загорелой грудью; но только пускай это никогда не закончиться, этот миг будет жить в них вечно, как напоминание о том, чего нельзя забывать. Страсть. Вот, чем не следует пренебрегать. Похоть, желание - это все понятно и так низменно, так по человечески; но страсть, настоящая, она уничтожает, она сметает все на своем пути, даже если этим "всем" оказывается сам ее носитель. Изнутри Наруто был горячим и будто плавился, а снаружи - тоже горячим, и словно таял в руках зажженной свечой. Когда все закончилось, не было разочарования или сожалений. Была только чистейшая эйфория, как от наркотиков или во время сильной болезни с высокой температурой. Только высокая температура заставляла лежать в постели и не давала спать... ах, да, именно так, просто идеальное сравнение. Саске ушел ночью. Было влом не уходить, как ни странно. Все время до они разговаривали. Говорили о всякой всячине. О политике, о жизни, о детстве, о Боге. Смеялись и плакали. Серьезно. А потом исступление прошло, и наступило похмелье. И вплоть до следующей ночи Саске ходил, как потерянный или зомби, ища своего убийцу взглядом - в толпе, на лекциях, в коридорах и на скамейках в саду. И, когда он уже совсем отчаялся, получил выговор от учителя какого то предмета - он так и не понял, какого - за то, что не реагировал на свое имя из его уст; он наконец таки был схвачен сильной загорелой рукой в пустеющей тишине покинутого класса. - Саске?.. Учиха замер, услышав знакомый голос. С хрипотцой, такой напряженный, и в то же время... - Да? - он так и не обернулся, ощущая возлюбленного только кожей схваченного им запястья. - Если ты не согласишься встречаться со мной, я умру, - все так же серьезно проговорил знакомый голос, прерываясь, как радиоволна. - Хм, - усмехнулся Саске, поворачиваясь, чтобы встретить знакомый взгляд голубых до боли глаз, - я как раз собирался найти и изнасиловать тебя, но ты меня опередил. Как приятно уткнуться носом в щекочущие лицо волосы, и вдохнуть полной грудью аромат вчерашнего шампуня, который эти самые руки, сильные, загорелые, наносили и на его тело тоже. - Ты думаешь, мы справимся? - задумчиво пробормотал Наруто, отступая назад на пару шагов, чтобы найти точку опоры - надежную, деревянную парту. - Я не думаю, - промычал Саске, как можно сильнее прижимаясь к чужой груди. - Я надеюсь. Странное дело - идти домой вместе, обнявшись и прижавшись друг к другу, опьяненные от собственной смелости и близости; касаться друг друга пальцами, плечом, даже кожей щек - незаметно и невзначай; почувствовать на своих плечах чужую оранжевую куртку, заботливо накинутую тем, кто не примет возражений - потому, что к вечеру похолодало; знать, что будет сейчас, как только они дойдут, и чувствовать, как все твое естество замирает при этом от счастья. Странное это дело - любить, и быть любимым. Очень странное, опасное. Вызывает привыкание. А главное, зависимость. Стойкую, хваткую, склизкую, как размазанная по стенкам ванны сперма. А почему бы и нет? Это так по весеннему. Это только для него. Для них. ***