Что-то общее

Denn am Anfang war Das Weib Und sie sah, dass es gut war Dass es gut war* Üebermutter, «Am Anfang war das Weib»

      Госпожа Рана Ун’Шаллах в окружении своих лучших воительниц, провожаемая тысячами взглядов — все горожане от мала до велика вышли, чтобы посмотреть на победоносную военачальницу — гордо шествовала по главной столичной улице, ведущей к храму. Драконисса вернулась из очередного похода со славой, захватив для Империи новые земли, разгромив армию Светопоклонников, чье знамя несла впереди одна из приближенных Раны, и теперь должна была почтить бога, как предписывали традиции темноэльфийского общества.       Рана высоко держала голову, смотрела уверенно, и шла вперед твердо, но плавно, с грацией прирожденной воительницы, так же непринужденно, как по коридору собственного дома — ни восторженные, ни завистливые взгляды не могли поколебать ее спокойствия, словно отражаясь от сверкающих церемониальных доспехов, щедро украшенных религиозными символами, но все еще годных для боя. Нет, темной эльфийке не было безразлично, какого мнения о ней ее народ, но Рана твердо знала: упрекнуть ее не в чем, она исполнила свой долг лучшим образом — там, на поле битвы. Но, так же твердо зная — настоящая битва лишь впереди — Драконисса готовилась к решающему сражению.       Рядом чеканила шаг Залия Тал’нар, предводительница личной гвардии и лучшая подруга Дракониссы, еще с войны Шести Народов. Она молчала и ни единым жестом или взглядом не давала понять, что знает о скрываемом соратницей беспокойстве, но Рана чувствовала поддержку, будто ладонь, касающуюся плеча. Норкейн могли понимать друг друга не только с помощью слов — и передавать ободрение, даже если разум закрыт от чужого воздействия. Не то чтоб Драконисса так сильно нуждалась в помощи, но была благодарна подруге, выступавшей на ее стороне, несмотря на обычные разногласия: более религиозная Залия сильнее чтила жриц Нора и чаще соглашалась с их политикой, чем ее начальница. Расхождения во взглядах влекли за собой споры, но не ссоры, и Залия всем сердцем оставалась верной своей Дракониссе.       Никто больше и не догадывался о мыслях Раны — остальные видели лишь военачальницу, увенчанную славой, и воздавали ей свои почести. Торжественно звенели колокола, их песнь сочеталась с гулом толпы, более умеренным, чем на людских собраниях, но ощутимым; на ветру развевались вышитые серебром и шелками черные, красные, фиолетовые знамена — плоды усердного и кропотливого труда мужчин, их дань признательности Дракониссе и остальным женщинам, проливавшим кровь в боях за Империю; мостовая была так чиста, что Рана не побоялась бы бросить на нее свой тяжелый плащ победительницы, а потом поднять и снова надеть.       Храм Нора, в котором должна была проходить церемония, тоже представал во всем блеске — самое большое и богато украшенное здание в городе, увенчанное островерхой колокольней, словно нависало над столицей, открыто демонстрируя всю мощь бога темных эльфов и его служительниц. Закатные лучи отражались в отполированной до блеска металлической крыше, которая казалась сейчас золотой; на черных обсидиановых стенах ярко выделялись замысловатые узоры-паутины из лунного серебра, тоже тщательно вычищенные. Не подлежало сомнению — львиная доля захваченной в походе добычи пойдет на очередную пристройку к храму или же на новые украшения: жрицы давно собирались увенчать главные ворота огромным серебряным пауком, но денег на это в последние годы никак не находилось. Верховная Архонтесса была достаточно прагматична, чтобы в первую очередь заботиться о насущных нуждах своей касты, полагая, что, когда дела в государстве идут не лучшим образом, для божества и его народа сильные колдуньи и некромантки полезнее чересчур роскошных храмов.       Вышеупомянутая Верховная Архонтесса, облаченная в длинную черную мантию из тончайшего паучьего шелка, хранимую для особо торжественных богослужений, ждала процессию в главном зале храма, где уже собралась вся аристократия города. Рана поймала взгляд своего мужа, стоящего в толпе, и едва заметно кивнула, отвечая на безмолвное приветствие. Она уже знала, что дома все благополучно, связавшись с Крэйгом две ночи назад с помощью Камня Снов, но была рада видеть его в добром здравии.       Жрица Нора сделала несколько шагов вперед — не более, чем предписывал ритуал для того, чтобы выразить уважение победительнице. По ее невозмутимому, как море во время штиля, лицу ничего нельзя было прочесть, но в глазах все же виднелось некоторое разочарование. Рана бы поставила тысячу золотых на то, что Архонтесса предпочла бы остаться без захваченных земель и добычи, если б только непокорная военачальница, имеющая обо всем свое мнение, порой кардинально расходящееся с мнением жриц, сложила голову в этом походе. Но такого удовольствия Драконисса не собиралась ей доставлять.       Право, бесконечные сети интриг, сплетаемые Архонтессами даже против друг друга, могли бы утомить кого угодно, и Рана не испытывала ни малейшего желания ввязываться в них снова. На войне в чужих странах она чувствовала себя едва ли не лучше и свободнее, чем дома. Но как глава касты Рана была обязана отстаивать интересы Драконисс — и, увы, сдерживать собственных подчиненных, которые нередко поддавались гневу и гордыне в ущерб общим интересам (да и себя саму предводительница безгрешной в этом отношении не считала). А значит, ее долг — снова приняться за решение политических вопросов и пытаться удерживать шаткое равновесие между кастами, не допуская открытых столкновений. До нее успели дойти слухи об очередном конфликте между Архонтессами и Синистримами — третьей правящей кастой. Уже завтра нужно будет узнавать об этом подробнее, вникать в суть дела, следить за порядком разбирательств, предлагать решения проблемы и компромиссы, учитывая интересы всех сторон…       — Драконисса Рана Ун’Шаллах пришла, чтобы принести благодарственную жертву Серебряному Ткачу! — возвестила знаменосица, слагая свою ношу к алтарю, после чего заняла место в толпе.       Сопровождавшие Рану воительницы преклонили колени, на ногах осталась только сама Драконисса, подошедшая почти вплотную к алтарю. Архонтесса степенно приблизилась к ней, неся в руках серебряную чашу и ритуальный нож — первое жертвоприношение было больше символическим, чем настоящим, победительнице предстояло пролить еще немного крови в придачу к той, что сочилась из ее боевых ран. Антрацитово-черные глаза жрицы загадочно блестели, словно в предвкушении чего-то приятного — было бы очень удобно сейчас устранить соперницу, смазав ядом лезвие… Обе хорошо знали, что сделать это невозможно — церемония продлится до утра, и если Драконисса умрет прямо в храме, на виду у множества соратниц, неизбежно начнется гражданская война, такого оскорбления каста воительниц не потерпит, а Синистримы не упустят случая попытаться захватить власть для себя. А яд более продолжительного действия может и не дать нужного результата — Норкейн сами по себе устойчивы к любой отраве, а Рана, сотворенная и освященная богами, отличалась очень крепким здоровьем и большой жизненной силой. Но отказать себе в удовольствии намекнуть на свое превосходство, хотя бы многозначительным взглядом — пусть Драконисса понервничает, кто знает, какой яд могли изобрести за полгода ее отсутствия? — Архонтесса не могла. Не столько из личного тщеславия, сколько из необходимости постоянно утверждать авторитет касты, и без того, впрочем, не сильно колеблющийся.       — Я приветствую тебя, сестра, — вкрадчиво произнесла жрица. — Серебряный Ткач направляет своих дочерей, проливая свет на пути истины, и в милости дарует нам силы, чтобы повергать тех, кто восстает против нее. Готова ли ты к жертве во имя нашего повелителя?       — Да хранит нас тень Нора, — ответила Драконисса универсальной формулой, уместной в любых случаях, прекрасно поняв намек — «не зазнавайся и помни, кто здесь хозяйка, иначе „восставшей против истины“ вместо Светопоклонников можешь оказаться и ты… и не забудь, что богу нужна не только твоя кровь, но и захваченное в походе золото». — Моя жизнь принадлежит богу, и я всегда готова принести эту жертву.       Рана без колебаний сняла тяжелую латную перчатку, протянула руку и начала читать молитву, к которой тут же присоединились остальные — ровным, хорошо поставленным голосом, негромким, но слышимым во всех уголках большого зала, выделявшимся среди сотен других. Касание холодных пальцев, затем холодного металла — и кровь закапала в чашу; дождавшись, когда закончится молитва, Архонтесса остановила течение и затянула магией разрез.       Это было лишь начало длинного и сложного церемониала: молитвы и жертвоприношения продолжатся до рассвета. Нор не удовлетворится парой капель крови — много Светопоклонников умрет, не пережив мучительных пыток этой ночи. По знаку Архонтессы вывели пленников, заранее отобранных и посланных в столицу специально для церемонии; жрица, не торопясь, обошла их, придирчиво выбирая первую жертву — выбирать было из чего, в общем ряду стояла даже пара светлых эльфов. Наконец определившись, она снова подала знак, жертву приковали к алтарю. Театральным жестом жрица медленно воздела руки, и первый крик разнесся по залу, отдаваясь эхом — Верховной Архонтессе, изучившей все виды причинения страданий, уже не было нужды прибегать к вульгарным пыточным орудиям, кроме собственной магии. И Светопоклонник мог сейчас оценить ее искусство в полной мере — вопли заглушали даже новую молитву, воодушевленно затянутую Норкейн.       Рана наблюдала за корчащимся от боли человеком без малейшего удовольствия. Драконисса не одобряла чрезмерной жестокости — пленные заслуживают быстрой и честной смерти. Достойным противникам — достойная гибель, а издеваться над ничтожными слабаками бессмысленно и отвратительно. К тому же ей не нравилось, что, прикрываясь религией, священницы разжигают кровожадность, пробуждают в темных эльфийках низменные чувства, туманящие ясный ум и заставляющие забывать о достоинстве и чести — ведь куда проще управлять одурманенным народом. Но мнение Дракониссы мало кого интересовало, и ритуалы становились все более изощренными. Даже Залия не возражала — ее не пьянила кровь, но она полагала, что Светопоклонники полностью заслуживают такой участи. И по-своему была не так уж и неправа, потому что еще со времен исхода с Ксу ни одна темная эльфийка не сдалась людям живой, предпочтя самоубийство плену. То, что творили с захваченными воительницами Норкейн служители Света, мало чем отличалось от ритуалов Архонтесс — взаимная ненависть ослепляла обе расы одинаково.       А традиции делали противоречия между ними еще более острыми. Норкейн и без того казались смертным странными, непонятными, слишком непохожими на светлых эльфов, слишком холодными и мрачными, а обычай, согласно которому воевать уходили только женщины, окончательно закреплял пропасть между двумя расами. В армиях Светопоклонников тоже встречались женщины, но не в таких количествах, и подобное считалось для них дикостью — Ране вспомнилось, как осыпал ее на допросе оскорблениями тот самый пленник, что сейчас бился на алтаре, и он был далеко не единственным. Но разве объяснить людям, что так пожелал сам Нор, даровав своим дочерям магические способности, превышающие мужские, и здоровье, позволяющее вынашивать детей, не слабея при этом, как человеческие женщины? Разве не радовался он, глядя на ловких и сильных женщин, разве не благословил их и не завещал исполнять его волю, выпуская в этот мир?       И они не разочаровали Нора, отвоевывая право на существование в темных джунглях Ксу. Мужчины гибли, не выдерживая испытаний, но женщины, выносливые и терпеливые, одинаково хорошо умеющие давать жизнь и отнимать ее, становились еще сильнее и выживали, построив в конечном итоге великую империю, хоть и недолго существовавшую. Преуспели они и на Ургате, снова начав с нуля, вступив в схватку с природой и выиграв, приспособившись к тому, перед чем пасовали живучие и настырные люди. И позднее темноэльфийские воительницы даже после поражения в войне Шести Народов смогли удержаться на Фиаре, основав Лар.       И разве не естественно было разделить обязанности, пусть каждый делает то, что получается лучше, женщины — воюют, несут волю Серебряного Ткача миру с помощью меча и магии, правят страной, а мужчины — хранят дом, воспитывают детей и следят за рабами, растящими урожай? Это был один из немногих вопросов, в которых единодушно сходились все три правящие касты. «Хоть что-то общее» — с долей иронии подумала Драконисса. — «Пожалуй, с этого стоило бы начинать все собрания, тогда и разногласий было бы меньше».       Продолжая наблюдать за ритуалом, Рана погрузилась мыслями в привычную рутину — скоро должны прийти донесения из строящегося на новых землях форта; как быстро Светопоклонники выпутаются из войны с орками на другой границе и пожелают ли отвоевать у Норкейн отнятое; надо бы увеличить жалование войскам, но денег на это вряд ли хватит, результаты подсчетов весьма неутешительны; на кого на этот раз нацелено оружие Верховной Архонтессы, и получится ли договориться миром с Синистримой — из-за старой травмы головы та становится все нетерпимее к другим и фанатичнее; поступил донос на главу Серой Академии, которую обвиняют в растрате денег, выделенных из казны касты, и это тоже надо прояснить, заодно и лично проверить, как там вообще идут дела, а если донос окажется правдивым — постараться замять скандал, пока его не раздуют Архонтессы или Синистримы, и заменить главу, но где же найти подходящую кандидатуру, когда все ценные кадры наперечет… Многие бы назвали это святотатством, но Драконисса должна была приступить к делам как можно скорее и не имела права терять время — даже на сон получится выделить лишь пару утренних часов, когда церемония кончится, а столичная суета еще не начнется. А беседовать с богом она предпочитала в уединении домашней молельни.       Взгляд Верховной Архонтессы неожиданно скрестился со взглядом Раны, и жрица едва заметно прищурилась, словно прочитав мысли противницы. Драконисса спокойно выдержала вызов: она знала, что и Архонтесса, время которой тоже стоило дорого, сейчас думает совсем не о жертвоприношении, выстраивая новый заговор, а может, подсчитывая стоимость того самого серебряного паука для ворот — если уж обвинять в святотатстве, то обеих. Уголки губ священницы дрогнули, словно та снова угадала, о чем думает Рана, и теперь пыталась сдержать улыбку, и Архонтесса отвела взгляд первой.       Рана мысленно усмехнулась, подводя итог этого безмолвного поединка. По крайней мере, у них есть еще кое-что общее.       И, как ни странно, именно сейчас она окончательно поняла, что вернулась домой.