Связи

Нанабу окликнули из окна, сказали: лови! и по воздуху, сухим листком невиданного бумажного дерева, закружился белый конверт. — С утра лежит, где тебя весь день носит? — Спасибо! — крикнула Нанаба. Закатное солнце слепило, она не видела, кто именно говорит. — Задержались сегодня. Выбивали у снабженцев тросы. Молоденький снабженец просто грудью их закрывал: отложили для отряда Ривая, не могу дать, капитан. Нанаба сказала: да я сама с ним потом разберусь, хорош уже. Надвинулась, скорчив самое страшное своё лицо, сержант рвано выдохнул и сдался. То-то же, сказала Нанаба, Риваю всегда выдадут, а мы чем хуже? — Мы хуже? — Н-нет, — сказал сержант и выдал ей всё, смазку тоже. Если снабженский начальник прибежит разбираться, пусть Майк с ним говорит. Нанаба поймала конверт, глянула на графу отправителя и на штамп и просияла. Давненько не было, ты посмотри, написала всё-таки. Пожалела складывать и понесла так, в руке. Под дубом за столовой собралась целая компания, Гергер, ребята из научного. Нанабу окликнули, она подумала, что ж я всем так нужна, но свернула и присоединилась. Время до ужина есть, Майк ещё занят, что делать в комнате? И отряд Ривая здесь прохлаждается. Не толпятся у снабженцев, элита. Ну и правильно, значит, тросы себе урвала, и совесть не мучает. Она бросила куртку на траву, села, охлопала голенище, но вспомнила, что точила нож и отложила вчера, так и забыла в ящике. — Ребят, ножика нет, конверт вскрыть? Ножик нашелся у Петры, хороший, складной, Нанаба полюбовалась прежде, чем воспользоваться. Дорогой, с крыльями свободы на рукояти. — От родителей? — спросила Петра, приняв нож и «спасибо» за него. — Нет, от подруги, — Нанаба показала конверт и штамп с розой, — со Стены. Со старой службы. Гергер, который лежал, закинув руки за голову и пялился то на облака, то на Нифу, пожевывая травинку, хмыкнул: — Да ладно, свистишь. Столько ты уже там не служишь, года четыре? — И что? — И то. Негласный закон, не знаешь? Перешла в другую фракцию — всё. — Да что всё? Гергер приподнялся на локте, на них уже все обернулись. — Между фракциями не дружат, вот что. Разные миры. Нанаба пожала плечами: — Бред какой-то. — Ну-ну. Покажи мне кого-нибудь с реальным другом откуда-нибудь, не из наших. — Майк дружит с командором «единорогов», например. Они писали друг другу, Нанаба видела эту стопку в ящике. Не такую толстую, как переписка с сестрой, но это уже была бы не норма. Нормальное здоровое общение, может, без особых подробностей о повседневной жизни, но связь поддерживают. — Так они разве не вместе учились? Не, это другое. — Да тебя не поймешь! Нанаба пошуршала вскрытым конвертом, но письмо не доставала. Нет, может они с Рико не прямо подруги навек, но жили в одной комнате, делили солдатский быт, переговаривались перед сном. Не считается? Нанабе интересно, как у Рико дела. Рико пишет не только о себе, о других тоже, кто ещё служит, а кто ушел, кого повысили, кто чего начудил, редкие, но содержательные письма. — Не, ребят, — Гергер сел, кивнул на всех, — серьезно, у кого есть хоть какие-то дружбаны не из наших? Нас не любит никто. — Мой друг, — сказал Оруо, — конюх при гостинице. — Ты не понял вопроса, помолчи. Оруо кинулся возмущенно спорить, Петра его придержала, сказала: — Я сразу в разведку пошла. Если бы служила до этого в другом месте, почему не общаться со старыми сослуживцами? Есть какой-то запрет? Глупости. Нанаба благодарно кивнула ей. — Именно. На этот счет нет никакой внутренней политики. Может, между отрядами ещё дружить нельзя? — А никто и не дружит, — сказал Гергер и примял траву каблуком, — все толкутся своими кучками. Ты вот с Петрой книжками меняешься, всё такое, а сама тросы их сегодня забрала. Элитный отряд уставился на них во все глаза, Эрд даже поднялся. Кровь бросилась Нанабе в лицо. — Для тебя же и забрала, дурака ты кусок! Ч-черт, чтоб я ещё раз!.. — Именно, — передразнил Гергер. Нанаба набычилась, подняла плечи. — Ты бухнул, что ли? Ужина ещё не было даже. — О нет, правду я говорю исключительно трезвым. Нанаба встала, подняла куртку с земли, встряхнула, перебросила через плечо. Посидела с сослуживцами, отличное завершение дня! Сказала зло: — Заметь, что мы посрались между собой, как представители одного отряда. Минус один из своих, можно мне в счет этого оставить в друзьях человека со Стены? Нервно махнула конвертом и зашагала прочь. Вот же гад, а! Прибежит извиняться, она не простит. Не сразу, по крайней мере. Прям для себя она эти тросы, смазки, всё остальное ходит выбивать каждый раз. Не смажет УПМ, хряпнется со снаряда, тут-то окажется, что всё очень важно и нужно, а нету в наличии. Перед ребятами неловко. Петра догнала её у склада. Нанаба сказала, не останавливаясь: — Слушай, давай потом. Всё равно ничего не отдам. Без обид. Нам сейчас нужнее. Петра пошла рядом вровень, Нанаба сбавила шаг — ниже ростом, запыхается. Петра отвела волосы с лица, тронула Нанабу за рукав, и они, наконец, остановились. — Ерунда, — сказала она, — кого ты слушаешь. Нанаба пожала плечами. Солнце почти совсем закатилось, стало свежо. Она взяла конверт в зубы и натянула куртку. Петра улыбнулась, сказала: — У меня книжка твоя. С ней всё нормально, отдам, просто забыла. Нанаба свои книги никому не давала. Стоят они дорого, какие-то привезла с собой ещё со Стены, на какие-то долго копила, какие-то Майк ей дарил, а к книгам мало кто относится бережно, помнут, порвут, измарают. Петре давала, Петра была самая аккуратная из всех. И вообще, они тоже не то чтобы навек подруги, но девчонка она хорошая. Хоть и из другого отряда. Нанаба кивнула. — Насчет тросов, — сказала Петра, — каждый крутится, как может. Мы знали, что привезут, но не пошли, за нас вроде бы договорились, но сам факт, что не шевельнулись сами. Ты молодец. Нанаба кивнула опять. Как-то так оно и бывает, завязываются теплые отношения из нормального человеческого общения. Из симпатии, из адекватности, потом со временем могут перерасти в дружбу. А потом она рвется запросто, когда живого общения уже нет. Нанаба помяла конверт в пальцах. Раньше они с Рико списывались раз в месяц, а это письмо — одно за полгода. И Майк с командором Доуком переписываются так же, если не реже. Да реже, наверное. И дело не во фракциях, разумеется. Гергеровские глупости. Уйдет из разведки Петра, выйдет замуж или ещё что-нибудь, в пекарню устроится, выпекать булочки и калачи, и Нанаба будет за неё рада, будет захаживать в гости. Первое время часто, а потом нет. — Если бы кто-то из нас ушел из разведки, — сказала Петра, — мы бы тоже общались реже. Потому что с нашей службой тяжело… Тяжело с другими людьми. С теми, кто не понимает, кто не знает, что знают разведчики. Рико спрашивала в письмах, как Нанабе новая служба? Нанаба писала, что нравится, а после вылазок писала только: жива и слава богиням. Потом Рико перестала спрашивать. Она узнает так, подумала вдруг Нанаба, что я жива. Но всё реже. Однажды ей станет всё равно. Здесь, внутри, им никогда не плевать друг на друга. Разведчикам. Петра хлопнула её по плечу, Нанаба в ответ тоже. Всё нормально, всё можно решить словами. И хранить всех друзей, которые есть, не обрывать связи, пока они не порвутся сами. Они всё равно порвутся, и фракции тут ни при чем. Во всяком случае, Нанабе хотелось так думать.