Ненормальный

      Блёклый. Вот правильное слово. Он был блёклый. Совершенно ничем не примечательный парень. Я даже не знаю, когда он появился в Вамми. Может быть, он был тут ещё до меня, а может быть, его привели совсем недавно. Понятия не имею. Я раньше не замечал его. Вот совсем. У меня были другие приоритеты. Из меня хотели сделать копию великого детектива, чтобы я мог заменить его при необходимости. Из всех нас делали, на самом деле. Кого-то это устраивало, кого-то нет. Меня, например, это злило, и я всячески пытался саботировать этот процесс. Я изо всех сил старался стать лучше, чем L., но при этом не превратиться в ненормального ботана. Это было сложно, поэтому мне некогда было следить за появлением новых людей в приюте. Тем более, все они были для меня на одно лицо — набор кроваво-красных букв и цифр над головой. Имя и продолжительность жизни. Основные характеристики, если можно так выразиться. Совершенно не интересные создания, стремящиеся достичь идеала, навязанного им воспитателями, — вот кем были все приютские дети. Я же мечтал порвать все шаблоны, бросить вызов им всем. Чтобы L. остался далеко позади. Свергнуть его с пьедестала. Но пока это были только мечты и смутные планы.       А потом внезапно появился он. Появился совершенно нагло и вызывающе, что совершенно не вязалось с его образом. Сказать, что я был удивлён, — ничего не сказать. Со мной все боялись связываться, считая неадекватным. Не понимаю, почему. Ну да, один раз я воткнул соседу по парте в ногу циркуль, но он сам виноват, он громко грыз ручку и не давал мне сосредоточиться. Разве это повод считать меня психом? Попробовали бы они сами посидеть рядом с этим придурком. С тех пор я сидел один в самом конце класса. И вот в один из совершенно одинаковых дней, когда я, забравшись с ногами на парту, ел на перемене джем, ко мне приблизился он.       — Привет.       Я вздрогнул от звука его голоса, с пальцев (да-да, с пальцев, где я вам в классе ложку найду?) на кофту капнул джем, оставив пятно, похожее на кровь. Обернувшись, я увидел совершенно не примечательного парня, какого-то блёклого. Светло-серые волосы, светло-серые глаза, бледная кожа, тощий. Я мрачно посмотрел на него, рассчитывая, что под моим взглядом он стушуется и отвалит, но он продолжал стоять и смотреть на меня.       — Чего тебе? — я не собирался с ним здороваться, я вообще не планировал с ним говорить, но он так выжидательно смотрел на меня, что я решил всё-таки поинтересоваться, что он хочет от меня. Быстрый взгляд поверх его головы — Альфред Аррон, и неприлично короткая продолжительность жизни. Не доживёт до своего двадцатого дня рождения совсем немного. Всё с ним было ясно, и я отвернулся, не дожидаясь, когда он мне ответит.       — Ничего. Просто подошёл поздороваться. Тебя ведь зовут Бейонд, верно?       Надо же, ответил. А я так надеялся, что он понимает намёки.       — А тебе-то какое дело? Иди отсюда.       — У меня осталась с завтрака баночка джема. Я его всё равно не ем. Будешь?       Я снова обернулся и удивлённо посмотрел на него. Он только что предложил мне свой джем? Зачем, интересно? Просто увидел, что я ем, и решил избавиться от нелюбимого продукта? Или это попытка подружиться со мной?       — Буду, — я протянул руку, и Альфред, вытащив из кармана брюк баночку, положил её мне на ладонь.       Так началось наше своеобразное общение. Он умудрялся раздобыть для меня клубничный джем сверх положенного, а я позволял ему находиться при мне и иногда даже что-нибудь мне рассказывать. Из-за его постоянного присутствия я выяснил, что он — первый кандидат в наследники L., жуткий ботан, зашивающийся над книжками в библиотеке. Он, как и все остальные приютские (кроме меня), скрывал своё настоящее имя, и публично представлялся как А., хотя мне он однажды сказал, что я могу звать его Алом.       Общество Ала было мне в тягость, но прогнать его у меня почему-то не получалось, поэтому я старался извлечь из этого общения максимум выгоды для себя. Ал превратился в мальчика на побегушках. Я всё время давал ему разные поручения, а он все их выполнял в точности. Мне однажды даже стало интересно, есть ли предел его исполнительности. Потому что в своих просьбах я наглел всё больше и больше, но ни разу не получил от Ала отказ. Иногда мне казалось, что предел моей наглости наступит раньше, чем иссякнет его терпение и он пошлёт меня. Он был готов ради меня буквально на всё, а то, с какой радостью он выполнял мои поручения, пугало. Было похоже, что я стал для него отдушиной в этой гонке в стремлении сравняться с L., и он был искренне счастлив от того, что был нужен кому-то не в качестве преемника, а просто так. Хотя, сказать, что он был мне очень нужен, нельзя. В принципе, я мог обходиться и без Ала, но раз уж он всё равно мне надоедает, так пусть хоть делает это с пользой для окружающих.       А вот он, похоже, без меня обходиться уже не мог. С каждым днём он становился всё более блёклым и неприметным, немного оживая лишь в моём присутствии. Тогда он начинал улыбаться, а в его глазах появлялось некое подобие блеска. Меня это злило, и я придумывал всё новые и новые, более издевательские и унизительные поручения, надеясь спровоцировать его, заставить отвалить от меня.       — Ал, слушай, я пишу, не хочу прерываться… Можешь почесать мне спину? — я даже не смотрел на него, низко склонив голову над тетрадкой. Да, иногда я делал уроки, когда попадалась интересная тема. Отросшие волосы скрывали наглую ухмылку на моём лице. Сейчас-то он точно должен отказаться…       — Без проблем, — я по голосу слышу, что он улыбается. Ненормальный. И ведь действительно, начал возить пальцами мне между лопаток. На этом кончилось моё терпение. Я замахнулся и со всей дури заехал ему кулаком по челюсти. Ал едва слышно охнул и рухнул на пол вместе со стулом, на котором сидел.       — Ты совсем больной, да?! Ты вообще умеешь говорить «нет»?! А если я тебя попрошу мне отсосать, ты тоже согласишься?!       Я навис над ним, яростно сверля его глазами и надеясь всё-таки услышать «нет»… А он смотрел мне прямо в глаза, потирая ушибленную челюсть, и улыбался. Улыбался так, что мне стало страшно. Это была улыбка человека, готового абсолютно на всё.       Неделю или две я его игнорировал. Не смотрел в его сторону, не слушал его, ничего у него не спрашивал и не просил. Ал ходил за мной тенью, пытался заглядывать мне в глаза, спрашивал, что случилось… Я молчал, но потом всё же не выдержал. Впрочем, Ал сам виноват, ему достаточно было сказать «нет», и ничего бы не было. В общем, он сам напросился.       Теперь я трахал его в зад не меньше трёх раз в неделю, иногда чаще, под настроение. Трахал больно, жестоко, до крови. Но Ал всё терпел, даже почти не плакал, только прокусывал каждый раз себе нижнюю губу. Я был с ним очень груб и строг, не позволял ему меня целовать, хотя видел, как ему этого хочется, запрещал ему трогать меня или себя во время секса. Он мог только извиваться подо мной и кричать, пока не сорвёт голос. Но, несмотря на все эти издевательства, он продолжал отдаваться мне, выполнять любые мои поручения и улыбаться мне, искренне улыбаться. Он, кажется, даже был счастлив, что допущен так близко к моему телу.       — Бэй, пожалуйста… Можно я тебя поцелую? Пожалуйста… — Ал жалобно стонал, пока я снимал презерватив и отвязывал его руки от спинки кровати.       — Нет. Сколько раз тебе повторять, что я не люблю поцелуи?       Он вздохнул и начал растирать запястья. Я немного понаблюдал за ним, а потом сказал то, что уже давно собирался.       — Ты знаешь, я хочу сбежать отсюда.       — Сбежать? Из Вамми? Но зачем? Нам совсем немного осталось здесь торчать. Скоро мы станем достаточно взрослыми и сможем жить самостоятельно.       — Я устал. Устал, что из меня хотят сделать клона L. Мне казалось, тебя тоже это не особо радует.       — Да, не радует, конечно… Но ты же знаешь, я… У меня духу не хватит самому… — он помолчал, а потом вдруг резко сказал. — Возьми меня с собой!       — Что? Издеваешься? Вдвоём нас моментально поймают! К тому же, должен же кто-то прикрыть меня, когда я сбегу, чтобы меня не сразу начали искать. Мне нужна фора.       — Бэй, я же сдохну здесь один! Как же я без тебя? Никто нас не поймает! Давай сбежим вместе!       — Нет. Это не обсуждается, — я рывком поднялся с кровати. — Ладно, я в душ.       Не обращая внимания на перекошенное лицо Ала, я подхватил с пола одежду и отправился смывать с себя пот. Пока я подставлял лицо и плечи прохладным струям воды, меня не оставляло смутное ощущение, что я что-то делаю неправильно, что я где-то ошибся… Может, не стоило так сразу вываливать на Ала информацию о моих планах? Впрочем, какая разница, когда ему об этом сообщать? Он всё равно расстроился бы. А совсем ничего не сказать я тоже не мог — кто-то же должен был прикрыть мой побег…       Торчать в душе дольше было уже нельзя, Ал мог начать психовать и ломиться в дверь. На самом деле, то, что он до сих пор этого не сделал, было странно. Быстро вытеревшись и одевшись, я вышел из ванной. В первую секунду я не сразу понял, что не так, а потом мне показалось, что я забыл, как дышать.       — Ал… Что же… Да как же… Не может быть… Тебе же ещё рано умирать… Нет…       Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — я пришёл слишком поздно, опоздал. Я стоял посреди комнаты, пытался вдохнуть и думал о чём угодно, кроме произошедшего. Я думал о том, что надо было забрать с собой ремень; о том, что чёртова шведская стенка в спальнях приютских детей совершенно не нужна, потому что по назначению её всё равно никто не использует; о том, что у Ала очень тощие ноги и что ему надо было больше есть…       С последней мыслью на меня навалилось осознание, что Альфреда больше нет. Я никогда не думал, что смогу испытывать такую боль от потери кого бы то ни было. Ноги подкосились, я рухнул на колени, вцепившись руками в волосы и завыл от отчаяния. Это было невероятно, но, похоже, я привязался к Алу так же сильно, как и он ко мне. Я нуждался в нём не меньше, чем он во мне. А теперь его нет, он умер и вместе с ним умерло что-то внутри меня. Что-то такое, что делало меня человеком.       Теперь меня ничто больше не сдерживало. Время мечтаний и планов прошло. Пришла пора действовать. Пришла пора показать, кто копия, а кто настоящий гений. И победу свою я посвящу Алу.