Это получается случайно

Сехун не замечает, как хлопает дверь в мастерскую. Кажется, случись апокалипсис, он не услышал бы и продолжил свое занятие. - Ты забыл, да? – голос Кёнсу вспарывает тишину, но Сехун не обращает ни на что внимания. Перед ним на столе лежат два отреза ткани и Сехуна занимают только они. Он будто стал глух ко всему. Кёнсу готов поспорить, что Сехун женился бы на своих тканях если бы это было возможно. Стал бы чертовым шейхом с гаремом из самых красивых и дорогих тряпок и обнимался бы с ними дни напролет. Кёнсу смотрит ему в спину, на которую мягко ложится свет из окна и давит в себе желание дотронуться, чтобы ощутить тепло. Но Кёнсу почему-то не может решиться. Когда дело касается Сехуна, Кёнсу ничего не может сделать как следует. Наблюдая, как блики подсвечивают его волосы, превращая их в рыжие нити, Кёнсу считает секунды. Сехун перекрасился обратно в чёрный совсем недавно и волосы до сих пор отливают солнечной медью. Кёнсу стоит неподвижно, разглядывая чужую макушку и надеясь, что его все-таки заметят. - Сехун-и, - тихо зовет Кёнсу. Сехун неожиданно вздрагивает и плечи его напрягаются. Он поворачивает голову, но тут же резко отворачивается, ослепленный прямыми солнечными лучами. Он отодвигается в тень и только тогда поворачивается снова. Взгляд его замирает на лице Кёнсу и Сехун поджимает губы. Вид у него одновременно и расстроенный, и виноватый. - Ты опять не пришел, - со вздохом произносит Кёнсу. Он делает пару шагов навстречу, но увидев, как сжимаются пальцы Сехуна, которыми тот держится за столешницу, останавливается. Кёнсу ненавидит то как Сехун порой заставляет его себя чувствовать. Кёнсу словно наивный дурак, вечно растерянный, жаждущий всего и сразу, но не способный действовать здраво, поступать так как привык, а не как его вынуждают собственные спятившие чувства. - Прости, – произносит Сехун, но тут же отводит взгляд, упираясь им в лежащие на столе ткани. Эти чертовы ткани. Кёнсу опускает голову и качает ею досадливо. - Мне так трудно с тобой, - он проводит по волосам ладонью, но пальцы путаются в отросшей челке и на глазах выступают слезы от внезапной резкой боли. Но она отрезвляет Кёнсу. Он наконец подходит ближе, в надежде поймать взгляд Сехуна. - Ты никогда не даешь обещаний, но я все равно жду, - Кёнсу чувствует, как проигрывает сам себе в желании коснуться Сехуна. Он тянется и проводит пальцами по шву кофты на плече, устав бороться. Что-то внутри взрывается и горит, горит так ярко и болезненно каждый раз, когда Сехун оказывается близко. Даже когда он просто смотрит или злится на что-то или, Господи, улыбается. Кёнсу никогда бы не хотел видеть его улыбку, но одновременно уверен, что умер бы без нее. Руки сами собой тянутся к Сехуну словно намагниченные. Кёнсу ощупывает косточку плеча сквозь мягкую теплую ткань, касается пальцами ключицы и рвано выдыхает. В голове мелькает мысль о том, что лучше этого только ощущение горячей кожи Сехуна под губами. Не касаться его – равносильно пытке. Кёнсу опускает руку ниже к локтю, чувствует бьющийся пульс на сгибе и сжимает в кольцо пальцев чужое запястье. - Прости, я забыл, - Сехун не пытается вырваться, только глубоко вздыхает и поводит плечами. Кёнсу хочет улыбнуться, но уголки губ лишь нервно вздрагивают, а на языке горчит. - Ты опять не смотришь на меня. Сехун дергает головой, убирая с глаз челку. - Я же извинился! - он всплескивает единственной свободной рукой, и та остается висеть вдоль тела будто неживая. Кёнсу продолжает смотреть на Сехуна - на нахмуренные брови и поджатую добела губу, которую он обкусывает от волнения. Кёнсу постепенно заполняет чувство вины. Это так глупо, и он прекрасно все понимает. Ведь это Сехун здесь провинился, он каждый раз забывает о вещах, которые важны для Кёнсу (или делает вид, что забывает). Но почему-то скребущее чувство вины сейчас появляется именно у него. Сехун каждый раз выворачивает Кёнсу нервами наружу, тянет на себя, а потом толкает. Сжимает так крепко, до сладкой боли, заставляет желать себя все сильнее, обещает одним взглядом столько, сколько Кёнсу никогда не будет достоин, но следом оставляет как ребенок надоевшую игрушку. Кёнсу каждый раз хочет спросить у тебя есть кто-то еще? Но он знает, что никогда не решится на это, потому что ответ может ранить его слишком сильно. Кёнсу хочет попросить не мучай меня но кажется что без этой боли не будет чувствовать себя собой. Он слишком привык, ведь в боли порой тоже можно найти свои плюсы. Кёнсу вздыхает и ведет рукой обратно вверх, рукав кофты мнется и собирается складками под его пальцами, но Кёнсу не останавливается. Наверняка ткань очень дорогая и качественная, Сехун не шьет одежду из другой, хотя порой комбинации цветов, которые он выбирает – выше понимания Кёнсу, привыкшего спокойным блёклым тонам и классике. Возможно, с этой тканью нельзя так обращаться, но Кёнсу правда плевать. Сехун уже давно мог бы возмутиться, но этого не произошло до сих пор, поэтому Кёнсу продолжает. Он добирается до шеи Сехуна, царапает ногтем линию челюсти, вплетает пальцы в волосы и тянет так, чтобы Сехун наконец посмотрел на него. - Отпусти, - Сехун кривит лицо и дергается, пытаясь вырваться. Кёнсу знает, что ему не больно, что это все показное. Почему Сехун так нравится играть рядом с ним, Кёнсу не поймет никогда. Может он боится открыться? Кёнсу правда не знает, какое оправдание можно найти. Он видит, что Сехун начинает злиться, и эта злоба почему-то нравится Кёнсу. То, как сверкают глаза Сехуна, когда он наконец смотрит в упор и перестает вертеться как ужаленный. Дело, наверное, в том, что Сехун злится на себя, потому что забыл. Кёнсу внезапно так отчетливо это видит и ему хо ро шо. Кёнсу нравится это еще и потому, что злость намного лучше, чем равнодушие. Кёнсу видит это, видит, что что-то иначе, не так как раньше. И внезапно так хочется прижать Сехуна к себе, обнять и шептать на ухо что-то несвязное. Что-то настолько же откровенное, насколько постыдное и банальное. Но у Кёнсу получается сдержаться, потому что он наконец видит злость Сехуна, неожиданно яркую. Он понимает, что все-таки его поймал, и от этого внутри у Кёнсу все разгорается, будто в костер подлили бензину. Они оба друг у друга на крючке. Ведь на этот раз Сехун и правда забыл! Может быть, он заработался, потерялся в поставках и бумагах, в заказах и тканях, в чем угодно. В этот раз все иначе, потому что Сехун не улыбается этой своей извиняющейся улыбкой, за которую Кёнсу каждый раз готов простить ему все на свете. Которая даже обиду и горечь от привычного извини, у меня были важные дела превращает в пустой пшик. Кёнсу по пути сюда много раз останавливался готовый повернуть в обратно, но сейчас он рад, что пришел. Ведь выражение лица, что сейчас у Сехуна - эти страдающие брови, колкий взгляд и поджатые губы – выглядит просто потрясающе. То, как у него нервно дергается кадык - все это стоило того чтобы приглашать Сехуна на свидания и раз за разом стоять в одиночестве несколько часов, ожидая его. Сехун кажется холодным и горячим одновременно и это срывает Кёнсу крышу. Обними меня, не трогай меня - это Сехун. И, наверное, Кёнсу мазохист, но ему плевать. - Какой смысл в этих свиданиях, если мы уже и так спим вместе? - Сехун дергает подбородком. Кёнсу сжимает его волосы в кулаке и тянет, чтобы полюбоваться на длинную шею. - Это мой способ сказать, что ты не безразличен, - он проводит носом прямо по бьющейся жилке к ямке под ухом и глубоко вдыхает. Сехун так хорошо пахнет – как лучший в твоей жизни – говорит мерзкий внутренний голос. Кёнсу слышит, как Сехун коротко вздыхает и прижимается ближе, отпуская его волосы и обнимает ребра Сехуна ладонями. Кёнсу расправляет пальцы, стремясь обхватить сильнее и больше, чтобы почувствовать как часто бьется чужое сердце. Сехун хватается за пальто Кёнсу, пытаясь найти опору. Стол сзади наверняка врезается ему в поясницу и Сехун недовольно морщится. - Я думал из нас именно ты хотел, чтобы все было несерьезно, - выговаривает Сехун, но конец фразы он съедает вместе со вздохом, потому что Кёнсу притирается ближе. Он без удовольствия проглатывает это замечание, запуская ладонь в сехуновы джинсы. Из его горла тут же вырывается какой-то невнятный и немного нелепый звук, но для Кёнсу лучше него совершенно точно ничего не существует. Это грязный прием, но, когда Сехун там такой горячий и его дрожь Кёнсу чувствует, как собственную, все перестает иметь значение. Кёнсу не любит, когда ему указывают на его же ошибки. Да, он облажался. Мысль о том, что это Кёнсу сам может захотеть большего даже не посетила его в тот момент, когда он впервые увидел Сехуна. Или, когда видел его снова и снова, когда искал встречи, когда провоцировал в надежде на отклик. И если сейчас он может эгоистично заткнуть его, приласкав именно так как Сехун любит, кто сможет его упрекнуть, кроме самого Сехуна? Который, конечно же, вряд ли упустит эту возможность даже давясь собственным дыханием и пытаясь потереться о руку Кёнсу. - Не нравится, когда говорят про твои косяки? - шепчет Сехун и принимается ёрзать с удвоенным энтузиазмом. Он отцепляется от плеч Кёнсу чтобы сдавить его бока пальцами, и тот не сразу понимает, что Сехун хочет протолкнуть собственное колено между его бедер. Кёнсу охотно позволяет это сделать, потому что у него самого уже давно болезненно тянет в паху. В процессе возни Сехуну удается как следует потереться об него и вздохи переходят в стоны. Кёнсу прижимается губами к его приоткрытому рту, чувствуя влажный жар, от которого мгновенно плавятся мозги. - А тебе нравится выводить меня,- Кёнсу даже не спрашивает. - Это получается случайно. - У меня тоже получилось случайно, - Сехун неосторожно дергает ногой и Кёнсу шипит, в отместку кусая его за губу, которая тут же наливается цветом. - Что получилось? - Больше чем несерьезно, - говорит Кёнсу поймав немного расфокусированный взгляд Сехуна. - О-очень сложно воспринимать такое с рукой на члене, - тяжело дыша выдает он и Кёнсу решает, что с него хватит разговоров. Все заканчивается довольно быстро, потому что распаленному Сехуну нужно совсем немного. Кёнсу же следует за ним, больше догоняясь звуками которые Сехун издает, чем какой-либо коленной стимуляцией. Кёнсу всегда в такие моменты невероятно остро чувствует запах Сехуна. Наклоняясь, Кёнсу упирается лбом в его плечо и глубоко вдыхает. Они все еще стоят, Кёнсу прижимает Сехуна к краю стола и эта конструкция совершенно ненадежна. Даже удивительно что в процессе они не свалились на пол. Кёнсу слышит, как выравнивается чужое дыхание, как сердце успокаивается и когда Сехун опять начинает ерзать, приподнимает голову так чтобы видеть его. Он кивком указывает Кёнсу себе за спину, где на столе примостилась небольшая коробка с салфетками. Это кажется Кёнсу отчего-то очень попсовым и пошлым, но он покорно тянется за коробкой, собираясь привести их обоих в порядок. - Почему ты все время портишь все, - вопрос в ответе не нуждается, но Сехун не был бы собой если бы промолчал. - Это получается случайно, - повторяется он и Кёнсу качает головой, комкая испачканные салфетки и выбрасывая их. Он возвращается к Сехуну, вид которого ясно говорит о том чем они тут занимались. Кёнсу поправляет его волосы, пытается разгладить складки на кофте. Без утюга тут явно не справиться, но ему просто хочет сделать это. Если есть возможность еще раз коснуться Сехуна, Кёнсу не собирается упускать ее. Застегнув пуговицу на сехуновых джинсах Кёнсу тянется выше, оставляя поцелуй в уголке его губ, и замирает. Он ощущает дыхание Сехуна на своей скуле, все еще немного учащенное, чувствует его всего своим телом и отчего-то его вновь посещает беспокойство. Очень редко Кёнсу удается предугадать что Сехун сделает в следующую секунду. Так часто слова Сехуна заставляли Кёнсу опешить, и этот раз не становится исключением. - У меня спина затекла, - произносит Сехун и Кёнсу требуется несколько секунд чтобы переварить это. А потом у него вырывается нервный смешок. Кёнсу отходит на пару шагов, прикладывая ладонь к глазам и надавливает на них пальцами. - Я не знаю, как тебе удается каждый раз делать это, - Кёнсу и правда не верит своим ушам. - Делать что? Портить момент? – Сехун спрашивает так будто ему и правда интересно. Кёнсу чувствует себя как-то пришибленно. Сехун смотрит на него приподняв брови, и, похоже, ожидая ответа. Он потирает поясницу и одновременно разглаживает ткань кофты на груди. Кёнсу как никогда сильно хочется его ударить. - Тебе каждый раз удается сбивать меня с толку, - признаться в этом оказывается на удивление легко. Сехун выглядит задумчиво, будто решает какую-то сложную задачу. В Кёнсу же за время его молчания поселяется странное предчувствие. - Могу сделать это еще раз, но специально, - наконец говорит Сехун. Кёнсу смотрит на него так пристально, что любой другой уже давно сбежал бы, поджав хвост. Но Сехун не отводит взгляд, ожидая какого-то ответа. - Будто тебе нужно мое согласие чтобы сморозить очередную нелепость, - Кёнсу пытается говорить равнодушно, но голос все равно выдает его. – Пойдешь со мной на свидание? – выдает Сехун едва дав Кёнсу закончить. Сехун улыбается той самой улыбкой, которая превращает Кёнсу в кисель, и все что он может сейчас - это пялиться на Сехуна в ответ, не до конца понимая, правда ли он услышал то, что услышал. Пауза между ними длится так долго, что можно даже забыть, о чем был разговор, но слова Сехуна все еще звучат у Кёнсу в ушах. - Ненавижу тебя. И я ухожу, - он остается на месте. - Я свободен завтра после пяти. - А сегодня? Улыбка Сехуна становится шире и глупее и Кёнсу стоит больших усилий не улыбнуться в ответ. Потому что он уверен, что будет выглядеть даже большим придурком.