Всё ещё впереди

      В темноте комнаты, где тьма была повсюду, будто обволакивающая тебя патока, слышались болезненные стоны. В их хриплых порывах то затихающих, то набирающих новую силу, можно было расслышать бессвязное бормотание. Тихие, еле различимые слова, словно горечь отравляли воздух в округе. — Нет, нет, не…. Почему, Хаку, почему ты не понима…. Я хочу только по… Ксо!.. Как же больно…       Отчаянный шёпот исходил от двуспальной кровати, что занимала большую часть комнаты. На ней находился ком из одеял, который то подрагивал, то метался из стороны в сторону. И всё из-за существа, расположенного в центре всего этого. Доказательством служила рука, что была слегка высунута из мягкой темницы, как ни странно, но предплечье обвивала смятая простыня. При взгляде на руку сразу можно было сказать, что её хозяин принадлежит к сильному полу человечества, но то, что по возрасту она принадлежала максимум тинэйджеру, было заметно намного сильнее. Но от созерцания миниатюрности ладошки или типично обгрызенных ногтей отвлекал вид в целом. Правильнее даже будет сказать, что отвлекало происходящее с самой рукой. В один момент она может лежать спокойно на уже голом матраце, то в следующей момент уже впиваться чёрными, вмиг удлинившимся, коготками всё в тот же матрац, вспарывая его.       Прочертив глубокую борозду, она скрылась под ворохом одеял. Из небольшой щели, оставленной рукой, наружу порциями выходил пар. Было не понятно, то ли в комнате было до ужаса холодно, то ли мальчику было до невозможности жарко. Что-то подсказывало, что здесь не обошлось, как не без первого варианта, так и не без второго.       Из-за неплотно прикрытой двери послышался шум. До этого в тёмном коридоре начали вспыхивать один за другим источники света — факелы, которые своим ярким светом отбрасывали глубокие трепещущие тени. В проёме показался силуэт. — Наруто-кун, как ты себя чувствуешь? — В ответ поскуливание. — Ох, ох, бедный мальчик. Кабуто, помоги нашему маленькому другу.       От, казалось, одинокого силуэта отделился ещё один, в очках которого отражались огненные всполохи. Подойдя к кровати, он одним резким движением сгрёб все одеяла и откинул их в сторону. Картина перед мужчинами предстала довольно-таки жутковатая. Перед ними на кровати лежал мальчик лет тринадцати, свернувшийся в позе эмбриона. Сквозь крепко сжатые зубы с неестественно длинными клыками, слышалось бормотание. От всего тела исходил лёгкий пар, но он не был похож на обычное белёсое облачко. Это "что-то" было намного рыжее, плотнее и намного-намного горячее.       Быстрым движением, со скоростью на какую только был свободен, Кабуто вонзил в шею мальчика шприц. Ребёнок зашипел не то от боли, не то от близкого присутствия чужака. Он попытался сцапать своими когтистыми ручками мужчину, но мутноватая жидкость, попавшая через иглу, уже распространилась по телу.       Тело мальчика судорожно выгнулось дугой, он чуть-ли не вставал на мостик, изо рта толчками начала выходить пена. Сероватая, она оставляла следы на раскрасневшихся щеках. В последний раз раздался оглушающий нечеловеческий крик, напоминающий вопль раненого зверя. И после этого всё в комнате затихло и замерло. — Ну что ж, наш мальчик наконец-то угомонился и заснул. Молодец Кабуто, ты как настоящая мамочка, что уложила спать нерадивого ребёнка, — и на слащавом лице змея расцвела склизкая улыбочка. — Это всего лишь моя работа, Орочимару-сан, — с небольшой задержкой(из-за обследования, проверяющего ухудшение состояния здоровья пациента)послышался ответ.       Дискутируя на тему жизнедеятельности ребёнка, мужчины покинули помещение.       А в тёмной комнате, на широкой кровати так и остался лежать мальчик, с влажными из-за пота светлыми волосами. До этого крепко сжимающая живот рука лежала спокойно.У второй же кончики пальцев, до сих пор, входили во вспоротый матрац. Более открытая и спокойная поза, наконец, давала ответ, из-за чего ребёнок так сильно сжимал живот. На нём была выведена печать — спираль. Из неё как будто вытекала чёрная слизь, пачкая всё вокруг. К печати шли золотые щупальца — вены, как ни странно от другой печати, чей облик со стороны казался рисунком солнца.       Каждый раз, когда солнышко пульсировало, в такт ей отзывалась печать - спираль, вызывая новые спазмы в теле ребёнка…       Да, возможно его тело, его физическая составляющая, и успокоилось. Но вот душа металась, как загнанный в клетку зверь. Она бежала, бежала от страшной агонии охватывающей всё тело.       Мир перевернулся с ног на голову.       И он тоже бежал, не разбирая дороги. Обруч боли, стянувший голову, не давал сформулировать одну единственную и самую важную цепочку мыслей. Сколько он уже бежит?       Сбитое дыхание вырывало кусочки пара изо рта. Где он?       Полутёмный коридор не давал много света, а многочисленные трубы, оплетающие стены, потолок, пол — мешали движению. Каким бы предсказуемым это не казалось, но он, зацепившись ногой за очередной выступ, упал, вскрикнув от боли. Кто он?       Лёжа на холодном, сыром полу он ждал ответа. Но его всё не было. Бежать уже не хотелось. Просто лежать и ни о чём не думать — вот что сейчас казалось самим наслаждением. Болезненный и обречённый взгляд, неподвижно был устремлён вперёд, следя за краем трубы, с которой срывались капли воды. Ка-аап. Ка-аап. Ка-аап.       Время шло медленно, тягуче, будто прошла целая вечность. Хотя возможно, что прошло всего пару секунд. До отрешённого сознания начали доходить звуки. Они доносились то совсем близко, то где-то на краю слышимости.       Перед глазами предстало оранжевое марево, медленно вившееся по полу. Приблизившись к нему, оно аккуратно, словно боясь спугнуть, окутало его руку. По ощущением, это было не похоже на не осязаемую дымку, это было чем-то плотным, мягким и тёплым. До невозможности тёплым. Вызывая слёзы на глазах, лишь бы это ощущение ни когда не заканчивалось.       Но марево, почувствовав, что нашло нужного человека, начало отступать, маня за собой.       Оно манило так призывно, что он поднялся на одеревеневшие ноги. Совсем уже обессилевший, он шёл за источником тепла, не рассматривая, что происходит в округе. А мир менялся, коридоры уже остались позади, заканчиваясь большим помещением. Полумрак, который, казалось, был везде, отступал от золотой клетки, что находилась на противоположной стороне от входа. То что находилось внутри неё, тянуло его неимоверно. Там было зыбкое тепло, которое обещало успокоение души. До клетки осталось всего ничего и его душа пробудилась, почувствовав, что что-то идёт не так. С его голубых глаз спала пелена.       От увиденного он сделал несколько шагов назад. Большие демонические глаза смотрели на него. — Ну, что же ты, остановился. Иди ко мне и освободи меня, Наруто, — хрипловатым голосом шептал огромный лис. Его кривоватая улыбка, более похожая на плохо скрываемую скрываемую ухмылку, больше отпугивала, чем притягивала к себе. Хотя вообще было странно, что животное может улыбаться. Да и говорить, между прочим. — Что такое «Наруто»? — совсем уж тихо прошептал голос. - Ах, — он вздрогнул, тихо вскрикивая. Звук раздался совсем близко. Это оказался его собственный голос.  — Тц, этот змей слишком плохо влияет на тебя, — прошипело животное, сильно пригибаясь к земле в попытке поближе рассмотреть человека перед собой. Маленький, слабый, пищащий комок. Комок был жёлтый-жёлтый, словно цыплёнок. Да. Цыплёнок.Ни на что не годный, цыплёнок. Всего лишь один взмах лапы и вот, его уже нет. Оскал рвался наружу. — Дитя, подойди ко мне и я отвечу тебе на все вопросы. А послушный цыплёнок всё ближе и ближе подходил к нему. Всё ближе и ближе. Ближе и ближе. От джинчурики — цыплёнка повеяло запретом. Тем запретом, что не позволялось ни одному из хвостатых. Дыханием жизни, что разжигало, то, что уже успело подтухнуть за все годы, проведённые в чёртовой клетке. Мурашки пробежались по всему многочисленному телу лиса…       Он остановился прямо перед самой клеткой. Было страшно, на глаза наворачивались слёзы. Ох, нет, его не так сильно пугало присутствие здесь лиса. Как отсутствие его. — Чего же ты встал, давай уже сорви, сорви эту печать. Помоги мне освободится. — Я боюсь. — Ты боишься меня? О, не надо, сорви печать и я исчезну. — Нет! — для их тихого разговора раздался слишком громкий, душераздирающий крик. — Я не хочу, чтобы ты исчезал, — в носу уже вовсю хлюпало. — Что ты тут несёшь, мальчишка? Не разводи здесь слюнтяйство. — Но, — цыплёнок несколько раз шмыгнул носом, — но это правда. Ведь ты такой тёплый!.. А мне так холодно. От удивления лис присел на задние лапы и по-звериному дёрнул ушами.       Это было неожиданно. Ему сказали комплимент, довольно-таки странный, но всё же. Его, величайшего демона Кьюби, назвали тёплым! Это было странно до чёртиков, даже по его меркам.       Тем временем, пока лис в задумчивости ушёл в себя, мальчишка не теряя времени, начал пробираться к заветному, блаженно тёплому существу. Когда его рука коснулась клетки, по решётке пробежали маленькие жёлтые разряды тока. Они начинали приятно пульсировать, когда одна из них задевала кожу его рук. Промежутки между прутьями решётки были слишком большие, что способствовало беспрепятственному проходу между ними. Боясь упустить момент, он увеличил скорость, что привело к быстрому столкновению с лисом. Обхватывая его руками, мальчик носом зарылся в приятно пахнущий мех.       Наблюдавший за этой картиной Курама, казалось готов был впасть в очередную прострацию, но сказанные до этого слова мальчика, наконец, дошли до него.       Мальчишка ошибся, говоря что лис излучает тепло. Это тепло, словно от разгорячённой печки, исходило от самого маленького наглеца, а демон-лис был всего на всего неким проводником. Но объяснять это светловолосому, он не хотел. Ведь ему самому было приятно. Находясь в этой клетке уже более десятилетия он, казалось, продрог до последней шерстинки кончика хвоста. А эта маленькая блондинистая печка, согревала, казалось, моментально. — Можно я останусь с тобой? — раздался приглушённый голос ребёнка. — Если только ненадолго, — величественно разрешил Курама.       Ребёнок, словно он был маленькой мартышкой, начал карабкаться ему на спину. Тихо хмыкнув, лис аккуратно лёг, облегчая тому работу. Взобравшись и немного повозившись, светловолосый мальчик улёгся, крепко держа в своих маленьких руках его шерсть, словно боясь упустить такого большого зверя, который уж точно в ближайшем будущем никуда не сможет деться. Но его не волновало всё это, главное что с ним сейчас есть кто-то, такой по-своему добрый и, конечно же, тёплый.       Лис лежал, пытаясь не шевелиться, и думал, витая где-то на периферии сна и яви. Что-то в последнее время он стал слишком уж добреньким, разрешив этому цыплёнку делать то, что он хочет. И демон пытался уверить себя, что делает это из чистой выгоды для себя любимого. Эта версия пришлась ему по душе и лис оскалился. Но он всё также осторожно прислушивался, как тихо посапывал его джинчурики, охраняя его сон.       На другом конце огромной залы послышались шаги, медленно, но верно, они становились всё громче и громче. Из сумрака показался облик нового гостя. Ново-старого, если быть точнее. Клона его сосуда, если быть уже совсем точным.       Может быть, мальчишки ничем и не отличались с виду, но его, много повидавшего лиса, этим не запутаешь. Их внутренний свет уже давно изменился, пойдя по разным колеям. И у ребёнка перед ним в глазах читался страх. Страх — бессилия.       Словно демон - искуситель, кем собственно он и был, он тихо, заманивая свою жертву, шептал: — Подойди, помоги мне и я дам тебе то, в чём ты так сильно нуждаешься. Силу. Подойди, подойди и возьми. Сила ждёт тебя. Скорее же, иди ко мне. Скорее.       В тишине, снова раздались шаги. Кончики рта у зверя подрагивали. Этот клон не сможет высвободить его. Но это же не значит, что спектакль должен останавливаться?