Obsession

Джуд выходит из душа. Капельки воды блестят на голом теле, вокруг бедер - белое полотенце, как в классических американских фильмах. Паоло подозревает, что это дань театральности, и Джуд сейчас подшучивает над ним. Играет. Вынуждает погрузиться обратно в театр. Его опасения подтверждаются, когда Джуд, усмехнувшись, поворачивается к нему спиной. Паоло знает, что будет дальше. Он сам снимал эту сцену. Затаив дыхание, он наблюдает за скользящим по крепким бедрам полотенцем, за тем, как махровая ткань касается пола и сворачивается клубком у щиколоток, как верный пес. - Краем глаза замечаем его обнаженный силуэт - очень быстро, чтобы понять, что, возможно, он обладает красивой фигурой. Его тело, конечно, не результат усилий в спортзале, но линия более чем достойная, созданная той умеренностью в еде, которой, как мы потом увидим, Ленни всегда немного хвастается, - без запинки декларирует Джуд. А потом он поворачивается. Нагой, красивый, словно Аполлон, он смотрит на Паоло, откинув голову и прищурив глаза. Смотрит свысока, приподняв уголок губ в насмешке. - Нравится? – голос у него низкий, немного хриплый. - Очень, - говорит Паоло на совсем уж плохом английском, не в силах справиться с нахлынувшей волной жара. - Тогда подойди. Повторного приглашения не требуется. Паоло в три больших шага сокращает расстояние и прижимается к розовым нежным губам, кусая и засасывая сначала одну, потом вторую. Руки скользят, едва касаясь, по прохладной от воды коже, прослеживая путь каждой выпирающей мышцы. Сколько времени прошло с последнего дня съемок? Сколько сил было вложено в столь впечатляющий результат, особенно впечатляющий для такого тюфяка, как сам Паоло? Стараясь не думать об этом, он впивается в податливый рот, проникает внутрь языком. Джуд отстраняется, облизывая припухшие от поцелуев губы. - Мне кажется, на тебе слишком много одежды для такого вечера. Не торопясь, он начинает расстегивать первую пуговицу на рубашке Паоло, испытывая их общую выдержку. А затем наклоняется к самому уху и шепчет: - Это маленькая месть за все время съемок. Ты ведь знал, как я хочу тебя? Конечно, знал, но не подавал виду. Ты даже избегал лишний раз меня коснуться. Шон говорил, что ты сводишь людей с ума, но я и не подозревал, что способен настолько рехнуться… Паоло запрокидывает голову, отдаваясь на милость терзающих его укусов-поцелуев. Пальцы Джуда расправляются с его рубашкой, а потом и со штанами, вытаскивают ремень из петель и отшвыривают в сторону. Пальцы Джуда сжимают его бока в собственническом жесте и притягивают ближе, к красивому мускулистому телу. «Совсем как в постановке», - думает Паоло, вспоминая бешеную страсть Ханны и Джино на огромном экране Барбикана. Джуд прижимается к нему еще ближе и кладет широкую ладонь на подрагивающий от вожделения член, освобожденный из плена нижнего белья. - У нас всего один вечер. - говорит он, сопровождая слова ритмичными движениями руки. - Джуд, если ты сейчас же не прекратишь, я не смогу… - Хочу, чтобы сегодня ты кончил столько раз, сколько тебе хватит до следующей встречи. Чтобы ты почаще вспоминал обо мне, когда «возвышаешь» других своих избранных. Я буду считать… С этими словами Джуд сжимает его член, и Паоло, содрогаясь и тяжело дыша, изливается ему в руку. Браво, Маэстро! Вся постановка длилась не больше трех минут. Достойный сюжет для какой-нибудь короткометражки. Джуд облизывает испачканные спермой пальцы, говорит: «Второй», и Паоло едва не кончает повторно. Он плавится с головы до пят. Его кидает то в жар, то в холод, а от волнения в груди будто бы свился клубок змей. Он не помнит, когда в последний раз так сильно кого-то хотел. Даже во время съемок, о чем Джуд, конечно же, не забывает упомянуть. Да, он хотел его, безумно хотел. Но хоть Паоло и позволял себе погружаться в фантазии – до определенной черты – он никогда не мыслил о чем-то настолько откровенном, настолько низменно плотском. Ему страшно представить, как он сейчас выглядит, страшно видеть их со стороны, пусть отработанное годами режиссерское сознание и пытается с завидным упорством провернуть этот фокус. Единственное, что ему совершенно ясно – они уже зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Волна мурашек бежит по позвоночнику, и становится нечем дышать. Джуд держит его на крючке – самом остром и самом прочном крючке наслаждения. На миг он представляет себя героем какого-то бредового мифа - несчастным глупцом, забредшим в логово инкуба. Джуд прекрасно подошел бы на эту роль: Джуд с порочным пухлым ртом, бесстыдно слизывающий остывающие остатки его семени с длинных пальцев. - Ты говорил обо мне с Шоном? – спрашивает он. Против воли представляет их вдвоем – его актеров, его непокорных марионеток. Правда, Джуд сейчас мало напоминает марионетку. Он сам дергает его за ниточки безжалостно умелыми пальцами – за скользкие прозрачные ниточки, тянущиеся из его почти болезненно пульсирующего члена. - Может быть. Но что с того? Ты слишком много думаешь. Джуд улыбается, и глаза его начинают блестеть ярче в скудном свете – в них виден блеск чешуи змея-искусителя. И сам он весь такой – гладкий, скользкий, прохладный, с влажными от воды волосами. Он думает много, это факт. Например, прямо сейчас он думает о Шоне и Джуде. Не о том, как они говорят, нет. Он представляет, как они увлеченно трахаются, обмениваясь кусачими поцелуями, оставляя на коже друг друга дорожки слюны. А после перебрасываются секретами – но ни один ни за что не признается другому, что во время секса думал о нем, о Паоло. Он объединяет их. Эта мысль приходит не без гордости. Он дал им роли, которые оставили на них нестираемый отпечаток. Играя, они позволяли ему проскользнуть внутрь себя, вложить себе в голову чужие мысли, вложить слова во внезапно ставшие безвольными рты. Они могут думать что угодно, но кто бы кого не трахал, в результате окажется одно – он проникает в них куда глубже и вовсе не вытекает наружу жалкой белесой струйкой. И оба, и Джуд и Шон, это он знает абсолютно твердо – принадлежат ему. Только ему. «Осторожнее с директором, дружок», - говорит у него в воображении Шон своим низким, насмешливым голосом. Голосом хищника, который не боится ничего. Который трахнул бы самого дьявола, будь у него такая возможность. - «Он мягкий только с виду, а внутри у него чертов омут». Омут. Лучше и не скажешь. Джуд хороший актер, даже фантастический. Но в этом все и дело. Он слишком привык играть. Паоло не играет. Паоло не умеет притворяться. И его бездна – это не декорации, не нагромождение спецэффектов. Он хватает Джуда за плечи. Движение выходит неловким, его шатает из стороны в сторону, будто пьяницу, а ведь он выпил всего-то один бокал. В какой-то момент близость становится настолько полной и абсолютной, что не остается места размышлениям. Они падают на кровать, которая возмущенно пружинит в ответ. У Джуда вырывается удивленный выдох. - Хватит, – говорит Паоло. - Теперь моя очередь. Джуд замирает, глядя на него ошарашенным взглядом, а потом его губы растягиваются в усмешке. - Ах, вот как? Он подначивает его. В глазах сверкают отголоски того же безумия, которое движет сейчас Паоло. Не переставая улыбаться, Джуд раздвигает ноги. Приподнимает бровь, глядя ему в глаза. Паоло не хочет снова спустить, как мальчишка. Нет, на этот раз нужно сделать все как надо. Запомнить каждую секунду. Наказать Джуда за то, что смеет так смотреть на него. Наказать за эту сводящую с ума ухмылку. - Повернись, - говорит он сквозь зубы. Улыбка Джуда на секунду дергается. Он кивает на прикроватный столик. - Там… - Повернись, - повторяет Паоло. Джуд открывает рот, чтобы возразить, но что-то его останавливает. А потом он переворачивается на живот, вцепившись пальцами в подушку. Паоло не торопится. Он проводит – пока что только взглядом – по красивому изгибу напряженной спины. Вспоминает, как на сцене Джуд, тогда такой далекий и недосягаемый, нарочито медленно нагнулся, отклячив задницу, и как по залу прошла рябь приглушенного шепота. А он сидел, приоткрыв рот и одной рукой крепко ухватившись за подлокотник, а другой за ноющий от возбуждения бугор в штанах. Чуть отстраненно он наблюдает, как все делится на фрагменты. Кровать становится сценой, действия – чередой дублей. Все это он уже не раз проигрывал в своем воображении. Пусть не точно так, пусть с допущениями. Так или иначе, он уже знает, что будет дальше. Дыхание перехватывает, и чтобы успокоиться, он сосредотачивается на внешнем. Зрение выхватывает побелевшие от напряжения пальцы, ухватившиеся за наволочку как за спасательный круг. Паоло задается вопросом, почему Джуд подчиняется почти беспрекословно, хоть это и идет, судя по всему, вразрез с его ожиданиями. Он наклоняется вперед, вдавливая Джуда в матрас. Не удержавшись, кладет руки на упругие ягодицы, мнет их пальцами, хрипло дыша от мгновенно усилившегося возбуждения. Мучительно хочется трахаться. Он думает, отстраненно и ничуть не стыдясь, что давно уже так никого не хотел. - Расслабься, - говорит он. Вопрос вертится на языке, но Паоло не решается спросить. Ложь он почти наверняка почувствует, но и правда далеко не всегда приносит удовлетворение. Может, это глупо, но он предпочитает тешить себя мыслью, что в таком положении он у Джуда первый. Наверное, стоило бы захватить смазку, что-нибудь приятно благоухающее, думает Паоло, сплевывая на ладонь и растирая слюну по и так уже скользкой головке члена. Ложится животом на распростертую под ним спину, вытягивается, дыханием тревожа кучерявые волосы на затылке. Кожа под ним гладкая, твердая, горячая. Членом он упирается Джуду в задницу, теперь еще сильнее чувствуя нетерпеливую пульсацию. Паоло толкается вперед, пока просто чтобы подразнить. Член скользит между гладкими округлостями, оставляя на покрывшейся мурашками коже скользкую дорожку. Джуд выдыхает. - Давай. Чего ты ждешь? Паоло слышит в его голосе горечь. Может, щепотку разочарования. Почему-то это приносит ему облегчение. Возможно потому, что то, чего он боялся, все-таки совершилось и бояться больше нечего. Злость отступает, сменившись чем-то другим, пока не до конца ему понятным. Он проводит рукой по все еще влажным от душа волосам, и Джуд вздрагивает под этим прикосновением. - Ты хочешь меня? – шепчет Паоло, касаясь губами прохладного изгиба уха. – Я тебе не противен? Джуд что-то бормочет в подушку. Паоло кажется, что он говорит «нет», но это вполне могло быть и что-то другое. Неприятно было бы ошибиться. Паоло замирает, хотя все, чего он хочет – толкаться глубже, сильнее. Только так можно унять сводящий его с ума зуд. Трудно, очень трудно себя контролировать. Никогда еще с ним такого не было. Он хочет быть с Джудом. Хочет быть в нем, но не так, не причиняя боль. Стиснув зубы, он поднимается. Потом, ничуть не стесняясь распахнутого окна, идет к тумбочке и выдвигает шкафчики один за другим, изучая их содержимое. - Паоло? – голос у Джуда слабый и какой-то сдавленный. – Что ты делаешь? - Я сейчас, - бросает он, не оборачиваясь. Хватает подходящий под его цель тюбик – интересно, кому он принадлежит? – и возвращается к кровати. Он выдавливает щедрую порцию сливочно-белого крема на пальцы, тщательно растирает между ладонями. В комнате начинает пахнуть женщиной. - Фил тебе голову оторвет, если узнает, - хрипло смеется Джуд, подтверждая его догадку. - А ты ей скажешь? – усмехается Паоло, проводя ладонями по его спине. В нем просыпается желание поиграть. В конце концов, у них есть целая ночь и абсолютно некуда торопиться. Часть его все еще хочет отомстить. Но зачем причинять боль, когда можно столь же эффективно мучить удовольствием? Он прикасается к нему. Медленно, разминая пальцами мышцы, словно бы извиняясь за недавнюю жестокость. Джуд выдыхает, потихоньку расслабляясь и закрывая глаза. - Нет. - Почему? – пока его не видят, можно не прятать улыбку. Джуд хочет повернуть голову, но Паоло кладет ладонь ему на затылок, останавливая. Не сейчас. Они еще посмотрят друг другу в глаза. Отчасти поэтому он и улыбается. Предвкушая взгляд, которым будет смотреть на него Джуд, когда поймет, что, упиваясь мнимым контролем, все это время сам был на крючке. - А ты бы на моем месте сказал? - Нет, Джуд. Ты мой секрет. Моя тайна. Я всегда буду скрывать тебя. Не потому, что стыжусь этих чувств. Просто мне бы не хотелось посвящать в это кого-то еще. Ты – только для меня. Только мой. - Не слишком ли самонадеянно? Паоло отвечает звучным шлепком по крепкой ягодице. Джуд обрывается на полуслове. Смеется. - Не знал, что тебя такое заводит. - Какая же ты дрянь, Джуд. - Трахни меня, Паоло. Кровь из головы устремляется вниз так быстро, словно где-то прорвало плотину. И вот уже совсем невмоготу становится терпеть. Первый палец входит внутрь, не встречая никакого сопротивления. Джуд стонет, но теперь это стон не боли, а нетерпения. Паоло понимает, что не сможет долго сдерживаться. В груди стучат барабаны, его подгоняет пока что им не осознаваемое, но ощутимое чувство необратимости – то, что они делают, больше не повторится. Это самый последний раз. Когда наступит утро, он уйдет, унося в себе бесполезные воспоминания. Но пока утро не наступило, он принадлежит Джуду точно так же, как тот принадлежит ему. Их связывает что-то липкое, нездоровое, омерзительно прекрасное. Он знает, что потом еще не раз пожалеет об этой ночи, но в этот момент выбранный курс действий кажется единственно правильным, единственно возможным. Иногда нет другого выбора, кроме как поддаться огню, пожирающему тебя изнутри. Если этого не сделать, ты просто сгоришь. Джуд по-кошачьи выгибается, насаживаясь на трахающий его палец. - Еще… Паоло, еще… Господи, пожалуйста. Горячечный шепот сильнее распаляет внутренний пожар. Он добавляет второй палец, двигает рукой уже далеко не так плавно, как раньше. Перед глазами стоит дрожащее в приглушенном свете лампы марево, вторая рука сползает на собственный член – не то, чтобы он нуждался в дополнительной стимуляции, но если он не прикоснется к себе сейчас, то точно сойдет с ума. - Подрочи себе, - выдыхает он, стараясь удержаться на краю и не кончить преждевременно, контролируя движения руки. Ему уже хорошо, слишком хорошо, чтобы останавливаться, но он не простит себе, если кончит слишком рано. Рука Джуда, словно дожидаясь этого приказа, устремляется вниз, и обхватывающее пальцы Паоло кольцо мышц жадно расширяется. Двух уже явно недостаточно. Он расценивает это как приглашение. Не убирая руки с напряженного члена, входит в Джуда еще раз. На этот раз ощущения оглушают их обоих. Паоло стонет, широко раскрывая сведенный сладкой судорогой рот, и ему эхом вторит Джуд, хрипло дыша и уткнувшись лбом в подушку. - Давай… Я больше не могу… - Ты мой, Джуд. Только мой. - Да… Д-а-а-а-а…. -Ты больше не посмеешь трахаться ни с одним мужчиной. Ни с этим придурком Ван Хове, ни с кем-то еще, ясно? - Господи, Паоло… О чем ты говоришь? - Пообещай мне. Скажи, что ты мой. - Паоло… - Скажи. - Я твой. А теперь выеби меня. Джуд расставляет колени шире, толкаясь в него задом. Предлагает себя ему. Паоло не выдерживает. Вцепившись Джуду в волосы, натягивает его на себя чередой беспощадных рывков, чтобы уже через несколько секунд конвульсивно содрогнуться, извергая из себя сперму. Джуд кончает чуть позже, помогая себе движениями руки. После этого они просто лежат на смятых простынях, тяжело дыша, соединенные в причудливый анатомический паззл. Паоло уже начинает засыпать, когда Джуд нарушает тишину. - Тебе придется уехать рано утром. Фил… - Никто не будет любить тебя так, как я, Джуд, - говорит Паоло. Джуд молчит, но он и не ждет ответа. Только не после того, что между ними произошло. И все же, он слышит. Шепот, пронзивший Вселенную, отразившийся сотнями острых шипов звезд, и соединившийся всего в два слова: - Я знаю.