Вечность

Как долго длится вечность? Когда только начинаешь свой путь, она кажется огромной. Но, уже прожив пару веков, понимаешь, что это время прошло быстро. Слишком быстро. Мы – олицетворения стран. Мы люди, которые обладают вечностью. Мы не стареем, не умираем собственной смертью, и убить нас достаточно тяжело. Счастье? В какой-то мере да. Мы видим, как растет и совершенствуется мир, а сами зависли во временном пространстве, выступая в роли постоянных наблюдателей. Вечные войны, противостояния, зависть по отношению к соседним государствам… Век сменяется веком, война сменяется войной. Часто, бессмысленной. Почти всегда, кровопролитной. Гибнут невинные люди, ломаются судьбы, а страны стонут от боли, охватившей все тело. В такой момент проклинаешь свою вечность, связь с государствами, проклинаешь хозяев, которые не могут остановить войну, а лишь разжигают пламя. Они приходят и просто посмеиваются над нашими муками. Вечность, великие открытия, достижения, земные удовольствия в обмен на постоянную боль и страдания. Иногда сожалеешь, что не родился обычным человеком. Особенно в те минуты, когда видишь любимого. Тихонько захожу в зал, зачарованно прислушиваясь к музыке. Я не настолько разбираюсь в музыке, сколько Родерих, но люблю слушать, как он играет. Настроение зависит от положения Австрии в данный момент. Когда в дом приходит беда, он играет трагичную музыку, когда страна процветает, с точностью, наоборот, в произведениях проглядываются оптимистичные мотивы. Легко определить настроение Родериха. В зале полутьма. На Австрии темный фрак, а пальцы нервно скользят по клавишам, извлекая из инструмента мелодию, наполненную скорбью и печалью. Я не могу видеть лица Родериха отсюда, но почти полностью уверена, что на нем гримаса боли. От мелодии становится жутко. Да и обстановка зала тоже влияет. Кажется, что тени сгущаются, уплотняются, растягиваются, уничтожая все светлое, что остается в комнате. Темный рояль слабо поблескивает в слабом свете, от него идут эти тени. И чем дальше льется произведение, тем больше комната погружается в сумрак. Хочется подойти, остановить игру, оттащить Родериха от рояля, чтобы больше не слышать эту мелодию, чтобы не было теней. Но ноги не двигаются, словно примерзли к полу, а с губ не срывается ни звука. Холодно. - Родерих… хватит… - он не слышит. Мелодия увлекла его куда-то вглубь, в размышления. А мне страшно. Тело колотит озноб. Тени напоминают о тех ужасах, что мы пережили за всю жизнь. О войнах, страданиях, наших врагах. Вспоминаются те муки, которые мы переживаем во время войн, когда гибнут люди. Как на руках, теле, лице появляются раны, кровоточащие раны и все тело немеет от боли. Когда нет сил быть стойким, когда хочется умереть. Падаешь на пол, безмолвно рыдая от боли. – Хватит… Я люблю его. Сильно люблю. Мы живем вместе. Если бы мы были нормальными, все было бы гораздо лучше. Я всегда мечтала о спокойной жизни без войны и боли. Пусть недолгой, всего столетие, но зато безумно счастливой. Особенно это проявляется, когда он лежит в лихорадке, а по всему государству идут войны. Сидишь рядом, и сердце сжимается от страха. А вдруг это последние удары сердца? Это ещё один минус вечности. Привыкаешь к человеку за столетия, живешь, кажется, что ничего не произойдет, и жизнь будет течь вечно. Но каждая война может стать для нас последней. Склониться над простынями и тихо-тихо рыдать, моля Бога о спасении любимого человека. Нелогично, да? Вроде, говорю, что вечная жизнь – это мука, а цепляюсь за неё. Хотя, за все в жизни надо платить. Мелодия резко прерывается и в комнате, словно по чьей-то магической воле, зажигаются лампы, тени исчезли. Родерих встает и оборачивается ко мне. Глаза полны удивления, он не слышал, как я зашла. А мне, наконец, удалось сделать шаг к нему. Ещё я ненавижу нашу сущность за то, что мы не можем иметь детей. Вообще. Мы не рождаемся, мы появляемся. И родных детей у нас не бывает. Появление Италии в нашем доме было для меня счастьем и, одновременно, страшной мукой, напоминавшей о том, кто мы есть на самом деле. Я хотела бы иметь своего ребенка, а не воспитать чужого, но, увы. Феличиано я люблю как родного. Но он все-таки приемный, бесполезно накручивать иллюзии о родстве. Мы никогда не были родственниками и не будем. Потому что мы – государства. От этой мысли больно. Ещё несколько шагов и я падаю в его объятия, чувствуя родное тепло. Это произведение пробудило все отрицательные чувства, что таятся в глубине души. Но рядом близкий человек и страшная мелодия постепенно забывается, тает. Свет ламп поблескивал на темной лакированной поверхности рояля. Я всегда защищала его. С нашей первой встречи. Я была сильной. А он… аристократ. До мозга костей. Даже защитить себя толком не мог. Но сейчас я могу почувствовать себя слабой девушкой. Он стал намного сильнее. Я чувствую, как на талию легли руки и вздрагиваю. Ладони ледяные, это чувствовалось даже сквозь ткань платья. Что с ним творится? Войны нет, а он… почему наигрывает столь страшные мотивы? Я поднимаю голову и заглядываю в глаза Родериха. И там скорбь. Будто он теряет кого-то очень важного и не может остановить приближающуюся смерть. - Что с тобой? – руками я коснулась его щек. Мой обеспокоенный вид привел его в растерянность. А Австрия что хотел? Ясное дело, я беспокоюсь о нем. - Это реквием… нашей жизни, - Родерих печально улыбнулся. Видимо, его терзают те же мысли, что и меня. Да они всех терзают, просто этого не показывают. Это по умолчанию проблема всех и жаловаться, по сути, некому. – Прости, что испугал тебя. - Тебе не за что извиняться, - я отрицательно мотнула головой, слабо улыбаясь. Каждый изливает свои мысли и эмоции по-разному. Кто-то пишет в дневнике, кто-то рассказывает о печалях близким друзьям, кто-то держит все в себе, полностью огородившись от внешнего мира, а Родерих вкладывает душу в произведения. И он совсем не виноват, что я оказалась здесь в минуту его скорби. – Все будет хорошо… нет, не так. В нашем случае это маловероятно… Я с тобой, держись. Родерих тоже неуверенно улыбнулся, прикрыв глаза. Когда рядом есть близкий, дорогой человек, мрачное существование государства кажется не таким уж и угнетающим. Мир, помимо черных, окрашивается в яркие тона. Рядом есть друг, появляются общие воспоминания, происходят каверзные ситуации, один день перестает быть похожим на другой. Поэтому неудивительно, что многие страны ищут друзей и союзников. Вместе веселее, так? Хотя не все могут похвастаться верностью друзьям. Не все страны так дружелюбны и честны, многие вполне могут ради богатства или процветания вонзить нож в спину друга. Но наша с Родерихом любовь проверена веками, мы полностью доверяем друг другу. Я не смогу предать его. И он меня. Счастье? Да, пожалуй. Расстояние сокращается, и я чувствую привкус его губ. А я и не заметила, что Родерих стал настолько решительным. Помнится, когда-то я его, как бы смешно это не звучало, носила на руках. И инициативу проявляла тоже всегда я. А теперь чувствую себя слабой, нерешительной девушкой в его объятьях. Не важно, не важно. Я просто счастлива. Кажется, я чувствую тьму. Страны легко могут переходить из своего обычного состояния в «темное». Редкость для Австрии. Но факт, неведомая сила заставила меня вздрогнуть. Я чувствовала её, целуя Родериха. Дрожь прошла по телу, что не укрылось от Австрии. Он разорвал поцелуй и вопросительно посмотрел на меня. Сам Родерих, похоже, не осознавал, что с ним произошло. Или осознавал, но не понимал, что в этом такого. - Что это? – медленно произнесла я, хмуро глядя на него. Видимо, депрессия зашла настолько далеко, что сердце Австрии стало погружаться во тьму. - Ничего. Не обращай внимания, скоро пройдет, - Австрия снял очки и положил на пианино, устало вздохнув. – У всех бывает. Я – не исключение. Кажется, осенняя депрессия, - на губах появилась усмешка. Родерих потянул меня за собой, сел на диван и усадил на колени, нежно приобняв. Я не выдержала и тихонько рассмеялась. Да, можно было даже не наезжать, это бесполезно. Австрия все переведет на свой лад. Но, судя по всему, ему уже лучше и повода волноваться нет. Сидеть в объятьях любимого человека в мирное время и наслаждаться спокойствием… Это тоже маленькое счастье. - Я люблю тебя, - я улыбаюсь, чувствуя, как по щекам текут слезы счастья. Ничего не могу с собой поделать. Родерих одной рукой придерживая меня, ладонью другой проводит по щеке, стирая соленую влагу. В глазах больше нет скорби, нет боли. Только неописуемая радость. Даже тьмы больше нет. Любовь дает надежду. Счастье. Вечность – это длинная жизнь, сотканная из плохих и хороших моментов. И если в жизни обычного человека, чаще всего, преобладают хорошие моменты, то в вечной больше плохих, чем хороших. Она полностью темная. Но зато люди, которые живут вечно, начинают ценить хорошие моменты, такие редкие в вечности. Темные тона, в которых ярко, местами, сверкают яркие краски, бьющие глаз. Сожаления и печали, в которых настырно мелькают яркие огни счастья. Феерия. И такова наша судьба. Мы не выбирали её. Мы приняли её. Но так и не смирились с ней. Продолжаем цепляться за счастье, радость. Мы, по сути, те же люди и нам нужны светлые чувства. Сейчас в нашей жизни снова появился лучик света. Всего на время. Но его будет достаточно, чтобы дать сил на борьбу. И мы не сдадимся чуть позже, когда снова появятся войны и страдания. Страшно подумать, что будет дальше. Но сейчас это неважно. Отбросить терзания, отбросить страхи и плыть, плыть в светлом потоке, пока есть шанс. А боль потом. На будущее.