Когда шторм закончится

      Я слышал тихий шёпот часов, из-за чего смог погрузиться в дрёму на малую часть всего времени, что было дано мне на сон, а затем — остался лежать, бесшумно дыша и иногда считая секунды, признаваясь самому себе, что больше заснуть не смогу. Долго я смотрел в окно, за которым властвовала устрашающая и тёмная, как свежая гуашь, чернота. Даже звёзд не было — ничего не давало света. Затем уже я прилёг на спину, снова считая. Тик-тик-тик… Казалось, в такой тишине и собственные мысли покажутся громкими, как шум толпы на каком-либо концерте. Глаза привыкли к темноте, и стало легче принимать взглядом эту чужую комнату. Моя голова повернулась в сторону кровати, на которой мирно дремал Жерар. «Хорошо, что хотя бы кто-то из нас двоих сможет сегодня нормально поспать, » — с долей зависти хмыкнуло моё подсознание.       Я мог неотчётливо, но всё-таки достаточно хорошо видеть черты его лица, спокойные от погруженности в царство Морфея. Его ресницы, украшающие закрытые веки, чуть вздрагивали — наверное, потому что даже во сне глазные яблоки остаются беспокойными.       Он спит на боку. Одна рука находится под головой, будто подушка для него оказалась слишком мягка. Линия тела чётко виднеется, даже прикрытая одеялом: вот его плечи, далее, словно спускаясь с холма, я могу заметить черту его торса, талии, после этого, снова поднимаясь… Я сглотнул. Мне нельзя было так смотреть. Вновь устремив взгляд в потолок, с моих уст сорвался судорожный выдох. Ещё больше я начинаю самого себя не понимать, скорее, не чувствовать бесчувствие в плане рассматривания человека как того, кто мог бы мне понравиться. Но от Жерара исходит что-то, и само его поведение будто выбивает почву из-под моих ног. Я не знаю, что это. Но мне хочется вновь обратить к нему взор и любоваться этим умиротворённым спящим лицом.       Тик-тик-тик… и шебуршание за дверью, которое частично вводит меня в реальность. Кто ещё не спит в такое позднее время? Если бы не моя усталость, которая выражается в неспособности уснуть из-за громких мыслей, я бы обязательно проверил, кто там шастает в коридоре.        — Нацу.       Я сначала не двигаюсь — думаю, что мне показалось. Но меня действительно позвали, и я понимаю это уже через секунду, когда сознание наконец-то решило переключиться полностью на реальность, а не на раздумья, как было до этого. Перевожу взгляд на лицо Жерара и вздрагиваю, — от его пронзительных тёмно-зелёных глаз, которые в темноте блеснули, как у кошки.        — Да? — шёпотом спрашиваю я, боясь шевельнуться. Мне показалось, что он не услышал меня, — настолько сильно я не узнал и не понял своего голоса, тихого и хриплого от беспричинного волнения.        — Ты не думал о том, что мы делаем только хуже своими поступками? Тебе ещё не приходило это в голову с того момента, как мы прибыли сюда?       Я поджал губы. О чём он? Пришлось смолчать, показывая, что не понимаю.        — Я думал о том, что магия… — Его голос затих, и Фернандес отвёл от меня взгляд, приподнявшись с постели. — …что магия никогда и не принадлежала нашему миру. Она родилась в Эдоласе, потом каким-то образом оказалась у нас, и отчего-то все взяли за истину, что она наша. Разве это не невозможно?        — Я не уверен, — искренне ответил я, всё ещё смотря на своего друга.        — Это чувство не покидает меня. И сила, которой я владею, растёт внутри меня, надувается, как воздушный шар… Ахах, — он беспомощно, чуть ли не со смирным отчаянием, рассмеялся, тихо, но я услышал его, и мне стало не по себе. — Это даже немного больно. Прямо тут, в груди. — Он положил ладонь себе на тело, в то место, где располагался участок между рёбер. — Я не хочу, чтобы мои предположения были верны, Нацу. А у меня их много, и все они не предвещают хорошего.        Я тоже поднялся с кровати, принимая сидячее положение:        — Мы найдём, как этому помочь. Сильно болит?        — Пока что терпимо.        — Это связано с пребыванием тут магии, я уверен.        — Нацу, — перебил меня Жерар. — Твоё плечо ещё не зажило?             «Лучше бы о себе сначала подумал!» — захотелось неистово мне вспылить, но я чрез силу смог себя удержать. Это же Жерар — маг, который либо сдаётся крайне быстро, либо стоит на своём настолько, что видится другим в роли идеального злодея. Я опустил взгляд, прикрывая веки и выдыхая. Остаётся лишь поддаться ему. Себе же на удивление, мне далось это довольно легко.        — Оно просто стало твёрдым, будто внутри что-то есть, — ответил я с такой виноватой моськой, словно отчитывался перед врачом. Мне и впрямь было не по себе описывать все те ощущения, которые приносила мне раненая рука, хотя губы и излагали всё чрезвычайно спокойным повествованием. Я посмотрел на своё плечо, убеждаясь в правдивости своих же слов.        — Я кое-что придумал насчёт этого.       Жерар пересел ко мне на кровать, так неожиданно для меня, что тело неосознанно захотело чуть отодвинуться, — в любом случае, друг всё равно сел ко мне вплотную и, как я понял, о моём личном пространстве совсем не беспокоился. Что ж… я снова сдался. И, если честно, такое положение дел уже начинало меня раздражать.       Комната из тёмной обёртки обернулась в серые светлые тона, — настолько я привык к здешнему полумраку. Тёплые ладони Жерара вдруг замерцали крошечными огоньками золотого пламени и тем самым стали согревать моё плечо. Свет, шедший от них, озарил помещение, примерно настолько, сколько может показать вашему взору горящая свеча, стоящая у нескольких зеркал. Я выдохнул, прикрывая веки и наслаждаясь этим приятным прикосновением. Я понял. Раз магия Жерара полностью вернулась и даже стала сильнее, он подумал, что теперь точно сможет помочь мне с раной, нанесённой монстром. Он очень старался — даже с закрытыми глазами я мог чувствовать, как он скрипит зубами, а потом поджимает губы и зажмуривается, борясь с чем-то невидимым. Я посмотрел на него, убеждаясь, что был прав в своих догадках. Парень вдруг тоже распахнул глаза и заглянул в мои — так странно, что я не мог разглядеть в них конкретной эмоции. Но знал я точно: этот взгляд, именно такой взгляд, который сопровождался его целенаправленной магией и искренними и серьёзными намерениями, забирался глубоко внутрь меня, преподнося необоснованную, но нужную себе уверенность в удачном будущем. Откуда у него только было столько увлечённости и сил? Откуда в нём эта стойкость? И когда… она успела пропасть у меня?       Я услышал шорохи за дверью — и чей-то приглушённый топот. Теперь мне точно это не показалось — и Жерар, как я понял по его напрягшемуся лицу и отведёнными в сторону глазам, тоже услышал это. Его руки опустились. Я поднялся с кровати, вставая лицом к двери и осторожно спрашивая, словно хотел получить разрешение:        — Как думаешь, нужно ли проверить?        — Оставайся здесь, — поспешно и мрачно, как если бы это был строгий родитель, забеспокоившийся о своём ребёнке, произнёс Жерар, так и не отвечая на мой вопрос, а просто ставя меня перед фактом своего желания, выраженного в самостоятельной разборке. Жерар вскочил с кровати, словно боялся, что я его опережу и ослушаюсь, после чего сам подошёл к двери и выскользнул за пределы комнаты. Я безмолвно проводил его чуть удивлённым взглядом, хоть и ожидал от него подобного поведения.        Я подошел к двери, чтобы прислушаться. Чудно, теперь шум доносится откуда-то снизу. Я понимаю, что Жерар всегда всё будет держать под контролем и постарается выкрутиться из любой неприятности, но сейчас мы находимся в чужом мире, и я не маленький ребёнок, чтобы уж совсем не быть полезным. Чувство гордости воззвало меня к мысли, что сидеть в комнате и просто дожидаться своего спутника будет позорно и неприемлемо, отчего всё-таки вышел в коридор и направился к лестнице. Я даже не успел спуститься на нижний этаж — замер на ступеньке, так как услышал чужие голоса вперемешку с негодующими восклицаниями Жерара. Пришлось передвигаться медленнее, чтобы незаметно посмотреть, что там происходит.       В холле на первом этаже стояли несколько мужчин, одетых в тёмные балахоны, чем-то напоминающие старую одежду магов, живших несколько сотен лет назад. Возможно, что это были королевские стражи, оберегающие покой этого города. Несомненно, они прознали о прибытии сюда чужеземцев, то бишь нас с Жераром. Так или иначе, а система защиты тут явно была усовершенствована. Но неужели они пришли за тем, чтобы изгнать нас или за что-то осудить, как это продемонстрировали эдо-Нацу и Люси? Я затаил дыхание и замер, ожидая худшего, ведь впечатления от «радушного» приёма бывших друзей ещё не померкли в моей памяти.        — Я ничего не понимаю, — стараясь говорить как можно более дипломатично, отвечал Жерар, чуть приподнимая плечи. Из-за тусклого освещения его лица было почти не разглядеть. — Конечно, я не собирался утаивать то, что пришёл сюда, — и у меня даже есть послание с нашего мира, потому что правительству нужна помощь жителей Эдоласа. Я не шпион, поверьте, я лишь прибыл просить о…        — Жерар Фернандес, органов власти не волнуют Ваши цели, из-за которых Вам пришлось посетить наш мир. Вы немедля обязаны отправиться во дворец, потому что это дело политической устойчивости Эдоласа.        — Но я не имею никаких дел с проблемами политики вашего мира!        — Теперь имеете. Потому что вы копия Мистгана, нашего бывшего короля.        — Бывшего…? — захотел уточнить Жерар, но его снова резко оборвали, на этот раз взмахом руки, призывающим парня замолчать и дать объясниться.        Стражники переглянулись, и один из них заговорил:        — Вы обо всём узнаете, когда будете во дворце. Мы проводим Вас.        — Я не могу пойти туда прямо сейчас. Тем более, что правительство, если верить вашим словам, равнодушно к просьбе о помощи Земного Края, — уверенно отчеканил Фернандес. Он повернул голову в сторону лестницы, и я, забеспокоившись, что он меня заметит, отступил на ступеньку выше. А может, он уже давно почувствовал, что я наблюдаю за их разговором? Мне не понравилось чувство, что со стороны я выгляжу, как трусливый шпион. Сглотнув, я всё-таки продолжил своё дело, стараясь прислушиваться к каждому слову. Ведь если эти люди что-то захотят сделать Жерару… я должен буду его защитить. Я не позволю ему пропасть, не позволю ему очутиться в беде, как это случилось с Лисанной. Он единственный родной человек для меня в Эдоласе, — королевстве, вмиг ставшим донельзя подозрительным.        — Тогда, может, нам взять в заложники Вашего спутника? — спросил стражник так, словно другого способа заставить Жерара пойти он не видел. В любом случае, его слова задели визави за живое. Я впервые за весь разговор ощутил, что от Фернандеса резко повеяло растерянностью. Видимо, он надеялся скрыть, что имеет при себе компаньона в моём лице. Стражник заметил замешательство парня и продолжил нагнетать: — Ведь он, как уверяли некоторые жители, явился сюда с целью лишить наш народ магии и забрать её в свой мир. Это считается преступлением, которое карается смертельной казнью.        Жерар всё ещё молчал, не зная, как ответить. Я же остолбенел, не уразумевая, откуда на меня появились столь нелепые показания. Неужели эдо-Нацу и эдо-Люди рассказали о том, что я им наговорил? Но почему они все перевернули мои слова настолько, что я теперь считаюсь политическим преступником, который заслуживает лишь смерти?        — Не забывайте, Жерар, что вы со своим другом находитесь в нашем мире, следовательно, и жить обязаны по правилам его народа, — высказал другой стражник, подходя к парню настолько близко, что вот-вот и вцепится в его шею.        — Пожалуйста… только оставьте ему жизнь, — тихо попросил Жерар, сломленный таким напором. Но голос его не запнулся, не охрип — он был всё ещё ровным. Только взгляд остался где-то на полу, потерянный и тусклый.        — Конечно. Но только при двух условиях.        — Каких?        — Во-первых, Вы, Жерар Фернандес, обязаны пойти с нами во дворец и остаться там на неопределённое время. Во-вторых, Нацу Драгнил должен покинуть Эдолас в течение двух дней. Если одно из условий будет нарушено, то, соответственно, казни ему не миновать. Да и Вам не поздоровится тоже.       — Хорошо.        Услышав ответ парня, я быстро поднялся, прошмыгнул к нашей комнате и, всё ещё удерживая дыхание, зашёл внутрь. Теперь я мог чуть расслабиться. Моё тело непроизвольно прижалось спиной к стене напротив кровати. И вовремя — на пороге появился мой друг.        — Ты всё слышал? — тут же спросил он, словно проверяя.        Мне пришлось кивнуть, всё ещё пытаясь собрать всю информацию, навалившуюся на нас обоих, в кучу. Я не могу уйти, даже двух дней не хватит на то, чтобы понять, как вернуть на Земной Край магию. И собирается ли правительство Эдоласа нам помогать? Судя по разговору, их теперь не волнуют проблемы других миров. Но я всё ещё лелеял надежду, что остались адекватные люди, желающие поделиться с нами хоть чем-нибудь, — чтобы спасаться от бедствий в виде неистовых монстров. Я поднял глаза на друга, лицо которого показалось мне на мгновенье полностью опечаленным из-за собственного бессилия в данной ситуации.        — Тогда ты поймёшь меня, — прошептали его губы. — Мне нужно пойти с ними во дворец.        — Зачем ты им так срочно понадобился? Тут явно дело нечистое, — ответил я, качнув головой. — Я не оставлю тебя в этом мире одного, это опасно.        — Нацу, мы всё ещё ничего не знаем об истории появлении магии. Если всё так и должно было быть с самого начала, будем ли мы пытаться что-то изменить? Что если магия вернулась к своему первоначальному носителю?        — Нам в любом случае нужна её часть, чтобы не дать народу нашего мира погибнуть, — отвечал я, вдруг набрав в себе уверенность. — Жерар, ты ведь всё ещё на моей стороне?        Парень вздохнул.        — Конечно, мог даже и не спрашивать. Я найду способ встретиться с тобой перед окончанием твоего срока пребывания тут. Я… придумаю что-нибудь.        — Мы придумаем что-нибудь, — поправил его я, хоть и не чувствовал, что являюсь доминантой в нашем задании.       Жерар посмотрел мне глаза, неожиданно схватив за плечи, отчего мне оставалось лишь поднять на него свой ответный взор. Боже, сколько отчаянья было в этих глазах! Я подумал, смотря в них, что Фернандесу сейчас намного больнее, чем мне. Словно он хотел оставить мне какое-то наставление, но изо всех сил сдерживал себя. Я не посмел поддаться его горю, потому что это бы его мало подбодрило, отчего беспомощно, слабо улыбнулся, — как если бы улыбался катастрофе, перед которой всё равно ничего не мог сделать.