Примирение

За морем — за морем знать не знают горя. В том сиреневом краю песни ангелы поют*. - Привет! Я - Ребекка, но друзья зовут меня Бэкки. Мы ведь подружимся? - миниатюрная огненно-рыжая феечка ласково погладила белые перья, и голубка доверчиво подалась ей навстречу. - Я буду звать тебя Матрин**, - продолжала фея, помогая раненой птице ловчее устроить изломанное лисицей крыло, - Мне кажется, это имя тебе подходит. Голубка не возражала. Негромко воркуя, она устраивалась в гнезде: очень скоро она отложит маленькое яичко - конечно, самое лучше в мире. * * * - Смотри, Матрин! Вот это - фея Динь-Динь. Она очень милая, хотя я в толк не возьму: зачем ей все эти блестящие диковины, которые теряют люди? Но одного от неё не отнимешь: Динь-Динь с ними очень ловко управляется. Представляешь, недавно барсук Рашид засунул лапу в железное кольцо, а снять не смог. Так наша мастерица его в два счета освободила! А еще - ты только представь! - она живет в чайнике! * * * - А это Фон, моя подружка. Правда, отличная косичка? Я тоже себе такую хочу, а лучше - две! Но, сама видишь, у меня волосы кудрявые. А уж кудряшки в прямые не переделать - поверь моему опыту... * * * - Гляди, Матрин! Это же сама королева Клэрион! Какая она красивая! Я рассказала ей о тебе, и она очень сочувствовала. Мы зовем ее Ри, но это секрет. Будем считать, что ты ничего не слышала, хорошо? * * * - Привет, Терренс! Пыльца? Конечно, лечу с тобой! Нет, я не видела Динь-Динь, но если ты заглянешь в бухту... Пока! - вот, уже умчался. Кажется, она ему нравится. Забавно, правда? Терренс приносит нам Пыльцу - волшебную Пыльцу, без которой мы не можем летать. Он размалывает ее на мельнице... Интересно, отчего птицы - такие, как ты, Матрин, - могут летать без Пыльцы, а феи - не могут? Может быть, в твоих перьях кроется что-то... Не бойся, конечно, я не трону твоих перышек! * * * - Ух, как быстро! Меня едва с ветки не сдуло! Это была Видия, фея ветра. Она так быстро летает, и совершенно не смотрит по сторонам. Многие считают ее врединой, и я с этим, пожалуй, соглашусь. Ты ее берегись: она сама не своя до красивых перьев! * * * Дни шли за днями, фея Бэкки бессменно пребывала с голубкой Матрин, следя за ее переломанным крылом и рассказывая, рассказывая... * * * - Ваше величество, от хранителя Дьюи пришли дурные вести. Его беспокоит дым над горою Тортс. - О да, дым - это очень неприятно. Он дурно пахнет и мешает полетам. Чем еще он может повредить? - Хранитель не знает, он боится чего-то страшного - еще более страшного, чем зеленые тучи! * * * - Смотри, Матрин! Дым, дым над горой! А вдруг там завелся дракон? Я читала о драконах в книге. Иные из них больше самых больших китов, очень жестокие и жадные. Но нам ведь нечего бояться, верно? * * * - Я боюсь, Матрин, я так боюсь! Можно, я тебя обниму? Чувствуешь, как трясется дерево? Это остров! Сам остров как будто встал и пошел. Он дрожит, как лист на ветру! Мельница рухнула, и Пыльцы больше нет, и это ужасно, ужасно! Многие хотят лететь на континент, но как? Голуби, твои сородичи, все разлетелись! А я не хочу бежать. Я люблю Долину, люблю свой домик, и тебя, Матрин. Можно, я останусь с тобой? * * * В тот миг, когда вершина горы Тортс взорвалась, королева Клэрион стояла на балконе и смотрела в небо. Тысячи птиц вились в нем, и не знали, улетать, или остаться. Вспышка ослепила фею, а ужасающий грохот принес милосердное беспамятство: она не видела, как все эти птицы, и те из народа фей, что были над землей, пали, подобно дождю. Ревущий ветер, наполненный паром, серным дымом и пеплом, исполинским лезвием выбрил леса Нетландии, а море огня, расплескавшееся из стремительно оплывающей горы, сожгло все, что осталось. * * * Бэкки, надсадно кашляя, трясущимися руками содрала повязку. - Постарайся, милая, лети! Ты спасешься! Матрин повернула голову и посмотрела на рыжеволосую фею. Крыло зажило, но голубка не хотела, не могла улететь, ибо приближалось время отложить яйцо. Она медленно покачала головой. Дерево вспыхнуло. Жаркое пламя охватило крону и гнездо занялось высоким костром. В рыжем пламени пропали волосы Ребекки, и Матрин никогда ее больше не видела. Но остров, остров уже проснулся. Он и до этого был живым - остров Старая Нетландия. Теперь он стал Нетландией новой, и ему стала потребна форма, в каковую он мог бы отлиться вновь. Формой этой стало истекающее агонией сознание последнего живого существа, не покинувшего Старый остров в час смерти - голубки, пылающей в своем гнезде. И утихло пламя, и спустилась ночь. * * * - Как ты спала, Матушка-Голубка? Снова дурные сны? - ласково ворковала фея, одетая в зеленую одежду. Две рыжие косички задорно торчали из-под шапочки. - Я принесла пирожное. Дульси испекла его специально для тебя! Оно поможет забыть любую печаль. - Сны? Да, страшные сны. Это ничего... - голос Матери-Голубки был тихим и печальным. - Ты знаешь, чем меня порадовать. А сны - прошлогодний пух в гнезде. Прошлое воистину прошло. Только там, за краем неба Шелохнется горстка пыли. Странник Запада крылатый пыль дыханьем потревожит. Голос матушки несется из такой далекой дали. Для чего ты кличешь, мати? Он прийти к тебе не может. Клики плачу вторят. Сон идет за море. За море — за море... Hush! Все будет хорошо. Сон уходит. Сон прошел.