От Иларии до Вияма. Часть вторая

Бранн, 4 декабря ― 1 ― Приор Фраднир проводил утреннюю службу. Вполне обычную ― не воскресную и не праздничную. Но в соборе яблоку негде было упасть ― народ пришёл не столько помолиться, сколько ещё раз поглазеть на приоров и приоресс, гадая ― кого из них им предстоит приветствовать и почитать как Верховного? Были заняты все скамьи, всё свободное место за скамьями ― такого почтенный приор не припоминал. Не решился даже кивнуть сборщикам пожертвований, чтоб пустили по рядам дополнительные корзинки. Фраднир мог не беспокоиться о том, что в старости своей и немощи уже не в силах читать молитвы так звучно и внятно, как в молодые годы, и вообще стал медлительным и подсматривал в требник, потому что память подводила. В другое время он бы расстроился, что всё внимание прихожан сосредоточено не на нём и словах службы, а на высоких гостях. Сейчас же он и сам, стараясь не выдавать тревоги, то и дело украдкой поглядывал на сестёр и братьев, сидевших в первом ряду. Старику уже не верилось, что собор завершится мирно и не принесёт с собой пугающих перемен, но очень хотелось надеяться, что, утратив должность либо сан, все прелаты сумеют сохранить свои жизни. И ещё казалось старому приору, что ночью что-то произошло. Вармунд сидел мрачный, поглядывал в сторону часовни. Гильмар и его сторонники ― а браннский приор всё-таки ставил на своего виямского брата ― сидели сосредоточенные и истово молились. Спрашивать он боялся, не уверенный, хочет ли знать, ― что бы ни случилось, что бы ни ожидало их впереди. В конце службы Вармунд должен был обратиться к народу. Фраднир благословил прихожан и уступил своему патрону место. Вармунд воздвигнулся на кафедру ― по иному и не назвать было его достойное шествие, неторопливо огладил ладонями недлинную окладистую бороду, оглядывая собравшихся отеческим взором. ― Как ни трудились вчера мы, грешные, ― сказал вроде и негромко, но каждый услыхал, ― не удалось нам сделать выбор. Молитесь же, чада мои, Единому, дабы показал нам путь и наставил нас. По храму пролетел как бы всеобщий вздох, не понять ― облегчения или разочарования. Но призыв Вармунда возымел действие: когда члены Совета поднялись со своих мест, чтобы уединиться для дальнейших прений, никто из прихожан не покинул храм: кто-то правда молился, прочие же тихонько перешёптывались. Да и к чему покидать храм, если пока ещё Верховный призывает к молитве, а на улице промозглая ноябрьская погода? ― Можем воспользоваться крытой галереей, как и вчера, ― сказал Фраднир, как заботливый хозяин опекавший гостей своего собора. ― Но прошу вас, сёстры и братья, несмотря на непогоду, выйдем на двор, покажемся людям. Кое-кто из них приехал издалека, желая своими глазами увидеть наше собрание. Вармунд усмехнулся про себя ― старик, сам того не зная, подыграл его планам. И все приоры и приорессы через центральный неф пошли к дверям храма, чтобы поприветствовать тех, кто собрался на площади. И вновь из сотен глоток вырвался восторженный возглас. У гутрумского духовенства, конечно, имелись и праздничные облачения, расшитые золотом, но на выборы принято было одеваться скромно. И когда члены совета выстроились в ряд на верхней ступени лестницы и вознесли руки, благословляя, народу показалось, что им явились святые с небес. Самые наивные или самые верующие пали ниц, молясь истово о милости Единого. Люди поискушённей лишь преклонили колени, но даже ярые скептики склонили головы в неподдельном почтении и смирении. Благословив собравшихся, прелаты двинулись к залу собраний. Люди приветствовали их, не вставая с колен, кто-то тянулся коснуться края мантии, поднести к губам. ― Ваше преподобие, помилуйте! ― раздался слегка блеющий голос. ― Пропустите, пропустите убогого! ― заговорили в толпе. Люди поднялись на ноги, расступились, и к приорам протиснулся безногий калека на тележке. Он отталкивался от земли деревяшками. Ноги его, отрезанные аккурат по колено, скрывали обрывки штанов. ― Благословите, Ваше преподобие! Вармунд помянул про себя нечистого. Ничего более разумного Турферт придумать не мог. Разумеется, у «калеки» культи фальшивые. Вполне здоровые ноги наверняка прячутся в довольно объёмистой коробке на колёсах, на которой он передвигается. ― Я бывший наёмник, Ваше преподобие, ― продолжил ныть нищий. ― Пострадал в стычке на северных границах. ― Давно? ― машинально спросил Вармунд, наклонился, пощупал его ноги и замер: культи были самыми настоящими. Не тот, значит. Просто нищий. Что же тогда Турферт задумал-то? ― Бедный человек, ― промолвил Верховный и подал калеке милостыню, ― молись Единому, и я за тебя помолюсь. Вармунд благословил нищего, и тот вдруг забился, как припадочный, повалился с тележки. Народ испуганно отпрянул, зашептался, а потом заголосил. У калеки из обрывков штанов… отрастали ноги. ― Чудо! Чудо! ― закричали в толпе. Прелаты переглянулись. Многие из них тоже были настроены скептично ― насколько это возможно для истинно верящего человека. ― Милость Единого идёт различными путями, ― молвила мать Фрайда чуть слышно. Пригляделась внимательно к исцелённому, покачала головой. Вармунд же упал на колени и воздел руки к небу. ― Благодарю тебя, Творец, что позволил мне стать орудием в руках твоих! Люди тоже попадали на колени, стали подползать к приору, чтобы коснуться его одежд. ― Вармунда в Верховные! ― закричал кто-то в толпе. ― Другого нам не надобно! ― Воля Единого, ― тихо молвил Мельяр. ― Я не пойду против. ― Если бы, ― ответствовала Фрайда. ― Разве не чувствуешь кислый привкус неумелого колдовства? ― Что делать? ― шепнул Гильмар. ― Против народа не пойдёшь. И вдруг восторженные призывы сменились криками ужаса. Люди стали задирать головы и показывать пальцами на небо. Над площадью сгущались невесть откуда взявшиеся тучи, раздался удар грома, женщины завизжали от испуга, а бывший паралитик вдруг вскочил на ноги и принялся отплясывать какой-то безумный танец, и по всему было видно, что он напуган до смерти, да только не мог вымолвить ни слова ― мычал, размахивал руками, и на губах его выступила пена. Вармунд был по-настоящему ошеломлён и всё же не переставал молиться ― громко, звучно. Люди жались к нему, моля о новом чуде, об избавлении от гнева Единого, но с каждым его словом исцелённому калеке делалось лишь хуже. ― Да стой ты, бедолага! ― по-простецки промолвил Мельяр и ухватил буйного за плечи. Тот замер, обмяк и, повалившись наземь, зарыдал. ― Каюсь! Каюсь! ― возопил он, внезапно обретя речь. ― Никогда не воевал! Пил, приворовывал да по кабакам гулял! Простите, люди! Кто-то рассмеялся, кто-то позволил себе выругаться ― не посмотрел, что рядом с храмом находится. Толпа шумела, и мошеннику бы давно намяли бока, если бы не присутствие приоров. ― Люди, а ведь это чудо и есть! ― крикнула какая-то женщина. ― Как есть чудо! ― А ноги-то! ― выкрикнул кто-то рядом с Вармундом. ― Ног-то не было ― и стали! ― Да были у меня ноги, правоверные! ― закричал нищий и тут же получил по голове от стоящей ближе к нему женщины: ― Ах, мошенник, в тележке прятал?! ― Не я, не я придумал! ― возопил нищий снова. ― Заплатили мне, правоверные! Заплатили! То не гром вновь грянул с неба ― то в толпе поднялся гневный ропот. ― Как не стыдно-то! Мерзавец! Подлец! ― кричали в толпе. Наконец кто-то выкрикнул: ― А кто заплатил-то? Вперёд шагнул Мельяр, поднял руки. ― Братья и сёстры! Тише! ― воззвал он к толпе, и люди начали замолкать. ― Кто бы ни заплатил, он хотел бросить тень на церковь и нашу веру, но не забудем, зачем мы здесь собрались, и не дадим злобе проникнуть в наши души. Отпустим несчастного ― он и так уже достаточно наказан. Пусть отправится в ближайший монастырь и принесёт покаяние. Если бы жулику и не хватило раскаяния дойти до монастыря, в толпе нашлось достаточно желающих и дорогу ему показать, и компанию на этой дороге составить. Пока в головы людей не пришла новая светлая мысль, Вармунд поспешил увести прелатов обратно в храм. Он утешал себя тем, что выдумывал для Турферта самые изощрённые пытки, и раздумывал над второй частью своего плана. Даже на таком коротком пути, который члены Совета проделали до центрального портала храма, до ушей их доносилось имя земеркандского приора и приветственные крики в его честь. Старик Фраднир стиснул руки, молясь про себя о мире и покое, которых, как он прекрасно понимал, уже не будет. Только что на его глазах Единый отказал в милости Верховному ― мысль о подтасовке «чуда» ему даже не приходила. Приоры вернулись в зал и только расселись по местам, как слово взял Гильмар. ― Что ж, братья и сёстры, дабы не волновать народ, предлагаю продолжить. Я хочу выдвинуть кандидатуру приора Мельяра. Вот так, без лишних преамбул. Фраднир теперь ясно увидел, что, судя по выражению лиц большинства, быть земеркандцу Верховным. Ордан, давеча выдвинувший Мадса, смотрел на Мельяра с интересом и не без симпатии. Только две верные последовательницы Вармунда сидели с постными лицами. Однако и вслух они ничего не говорили. Тоже почувствовали грядущие перемены и гадали теперь не как сохранить дружбу с покровителем и любовником, а как удержаться в собственных креслах. У нового Верховного, поди, и бабы свои будут... Вармунд лишь усмехнулся и сделал жест рукой: мол, высказывайтесь, братья и сёстры. Он сохранял внешнее спокойствие. Что ж, сам виноват: не смог разгадать планы противников. Вот, значит, почему они вчера все так встревожились, когда выдвинули человека из их круга. А вдруг бы согласился? Если Мадс пожертвовал такой возможностью (а в то, что его там кто-то в Ахене дожидается, Вармунд не верил ― ему доносили, что Мадс живёт одиноко и даже целомудренно), выходит, заговор был составлен по всем правилам. Но ничего, думал Вармунд, последнее слово останется за ним. Благо с утра он обо всём позаботился. Пусть и не был уверен, что понадобится такая предосторожность, но всё же... всё же... «Хотите, чтоб Единый благословил? ― думал он с ехидцей. ― Ну так получите своё благословение. Мало не покажется!» Тем временем продолжали звучать речи в поддержку Мельяра ― уж лучше бы сторонники ему сразу елей на голову изливали. Вармунд даже поморщился пару раз, теряя терпение. ― Голосуем, ― махнул он рукой, даже не дав высказаться Фрадниру и Ордану. ― Кто за то, чтобы избрать Мельяра Вилса следующим Верховным приором нашего королевства? Легче было сосчитать тех, кто не поднял рук: Печальница и Молчальница да Фраднир. А Ордан… Вармунд мстительно представил, что он сделает с предателем после того, как его нынешний план осуществится. ― Надо отдать Вармунду должное, ― шепнул Гильмар Фрайде, ― умеет проигрывать с достоинством. Мать-настоятельница посмотрела внимательно на прелата, покачала головой. ― Сомневаюсь я, что он считает себя проигравшим... ― Что ж, братья и сёстры, нам надлежит пройти в храм, объявить народу решение Собора, ― важно промолвил Вармунд, ― а моему преемнику ― удалиться в часовню, чтобы молиться и готовиться предстать перед паствой. Прелаты поднялись с мест. Служки приблизились к Мельяру, встали по сторонам, как торжественная стража, с фонарями и посохами. Тот обернулся, с улыбкой посмотрел на соратников, и у Фрайды почему-то сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия. ― Как никогда я ценю эти минуты покоя и раздумий, сёстры и братья, ― сказал земеркандский приор и направился со своей свитой в часовню. Вармунд с трудом удержал злорадную улыбку. Ночью староста деревни скончался, не вынеся пыток. Но старик-священник оказался на удивление живучим. Его пока оставили на день в покое, сосредоточившись на выборах. Тело принца тайно перенесли в королевский склеп и замуровали в свободной нише, не оставив никакой надписи. Маги, охранявшие смертный одр короля, пока что ничего не знали. Знать им было и не нужно. Верные люди господина Мабона рыскали в поместьях вокруг столицы, разыскивая лишь им самим ведомое: бастарда королевской крови да нужного возраста. Чтобы смог зачать наследника. На внешность велено было внимания не обращать, на то и маг под рукой, чтоб новый принц от старого не отличался ― для чужого глаза. Осталось лишь здесь, в собственном доме, навести порядок да вычистить углы. Мельяр же вошёл в часовню, преклонил колени перед символом Единого и попытался углубиться в молитву, но в тишине и покое священного места он вдруг понял, как ужасно устал за прошедшие дни. Происшествие на площади перед храмом тоже не давало сосредоточиться, и Мельяр стал просить Творца вразумить его и наставить. Тем временем прелаты вновь явились перед народом в храме. Вармунд уступил сомнительную для себя честь объявить о решении Собора Гильмару. ― Благоверные сограждане! ― возгласил тот басом, не уступающим рыканью бывшего Верховного. ― Услышаны были ваши и наши молитвы, избран наш пастырь и первый среди равных слуга Единого и детей его. Общий крик ликования заглушил его последние слова. Гильмар подождал, пока народ успокоится, поднял руку, призывая к тишине. ― Новым Верховным приором избран Мельяр Вилс! ― зычно объявил он. Весть перелетала из уст в уста, вскоре и площадь заполнилась криками ликования. Очень немногие знали земеркандского приора, но само событие было примечательным. Опытные люди гадали, как новый приор уживётся с дворцовыми магами да как отреагирует на такое явное неповиновение его светлость господин Мабон, друг прежнего Верховного. Выборы давно не проводились, посему Гильмар рассказал добрым людям, в котором часу и каким образом будет происходить вступление нового Верховного в чин. В сердцах затрепетало ожидание праздника ― настоящего, для народа. ― Приходите все! ― звучно и тепло сказала Фрайда. ― Ваши молитвы помогли сделать этот выбор ― значит, и праздновать вам. Приоры благословили прихожан, и те, забыв о чинности и смирении, радостно переговариваясь, поспешили на площадь. Через несколько минут стало ясно, что в городе вряд ли кто-то уснёт в эту ночь: крики, смех, уже и музыка заиграла. Вармунд криво усмехнулся и позвал служек. Планы планами, а готовить храм к завтрашнему событию нужно ― престол всё равно не останется пустым. Прелаты переглянулись. ― Лучше и нам разойтись, ― подал голос Ордан. ― Помолиться, обдумать, что было, представить, что будет. Вармунд посмотрел на Фраднира, державшегося рядом с ним то ли по привычке, то ли из искреннего сочувствия проигравшему. ― А не затянулась ли молитва нашего нового вождя? ― спросил он вполголоса. ― Так полагается всю ночь, ― ответил тот растерянно, вспомнив, что Вармунд каждое своё переизбрание предпочитал пировать с друзьями, а не молиться Единому. ― Да пребудет с ним Творец, ― смиренно заметил Вармунд. Задержался на крыльце, раздавая служкам последние распоряжения. Махнул рукой одному, попенял на что-то второму, кивнул третьему... Бранн, 5 декабря ― 2 ― Мельяр, погружённый в молитву, не услышал, как кто-то подкрался к двери. Он даже не услышал скрип старых петель. Но внезапно очнулся, потому что его словно легко толкнули в плечо. Обернувшись, Мельяр посмотрел на троих мужчин, одетых служками. Один закрывал дверь, а двое других запустили руки в складки одеяний. ― Уже утро? ― удивился приор. Служки не ответили. Дальше всё произошло так быстро, что Мельяр испугаться не успел. В руках пришедших он вдруг увидел ножи, но тут же часовня погрузилась во мрак, раздались крики боли, и, когда тьма рассеялась, злоумышленники, закрыв ладонями лица, заметались по маленькому помещению, натыкаясь на стены. Дверь сама собой открылась, и троицу словно сдуло ветром. Словно ― потому что, вопреки ожиданиям Мельяра, свечи на алтаре продолжали гореть и язычки пламени даже не дрогнули. ― Творец, что же это? ― пробормотал приор. ― Не стоит беспокоить Творца по такому пустячному делу, как три жизни, подошедшие к концу, ― ответил ему тихий женский голос. Мельяр в первое мгновение почему-то подумал о жене. Шёпот прозвучал в помещении с низким потолком ― сразу голос и не признаешь. Но приор поднял голову и узрел неземной лик, хотя женщина была одета очень просто ― как обычная горожанка. ― Ты ангел? ― пролепетал Мельяр. ― Если и ангел, то смерти, ― улыбнулась женщина. ― Творец!.. ― вырвалось у Мельяра. ― Стало быть... пришёл мой срок? ― Да не поминай ты Творца по пустякам, я пришла не за тобой, приор, а лишь помочь тебе. ― Кто ты? ― Почему смертные порой так глупы? ― женщина нахмурилась. ― Ты лучше подумай, кто к тебе убийц подослал и что тебе завтра делать. Староста ведь уже со мной повстречался прошлой ночью. Но за священником меня не посылали. ― Послали? ― переспросил Мельяр. ― Значит, ты точно ангел. ― Я смерть, приор, ― ответила женщина. Сказать, что Мельяр испугался, ― значит ничего не сказать. Женщина была так прекрасна, так молода, лицо её сияло ― как не похоже на тот образ смерти, который жил в воображении гутрумцев. Но даже рисуя на стенах колумбариев или склепов скелеты, подстерегающие людей на каждом шагу, или другие ужасные личины, люди не верили в то, что смерть может являться во плоти. Верить в это означало быть язычником. ― Разве ты можешь быть смертью? ― спросил он. ― Ты так прекрасна, совсем не страшна. ― Ты всё же глуп, приор, ― женщина улыбнулась. ― Я избавляю от всех мучений, прихожу ко всем ― богатым и бедным, последователям любой веры. К чему бояться меня? Мельяр задумался. Вот Смерть… Некоторые языческие народы считали её богиней, но лишь в том смысле, что она ― бессмертное и всемогущее существо… О нет! Всемогущ только Единый. ― Значит, есть и другие? Такие как ты? ― спросил он с опаской. ― Мои сёстры вхожи в каждый дом, ― сказала та. ― Мы идём туда, куда нас посылают. «Невездесуща», ― подумал Мельяр с облегчением. ― Прости… госпожа… я имел в виду: такие как ты, которых считают богами. ― Мы боги ― для вас, смертных, но лишь слуги для Того, кто выше нас всех, ― сказала женщина. ― И моя служба здесь завершена. На этот миг. До встречи, приор. Когда-нибудь мы свидимся снова. Женщина пропала. Без всяких вспышек света, грома и молнии. Вот только что стояла рядом с Мельяром ― и нет её. ― Единый! ― простонал он. ― Почто так испытываешь своего слугу? Но нельзя сказать, что для Мельяра услышанное было уж таким новым. Если и случались у него с женой разногласия, то как раз по поводу веры в иных богов. Латиша имела свою точку зрения на мироустройство, Мельяр в споры с ней старался не вступать ― довольствовался тем, что в Единого жена верила, помогала в делах приората с самоотверженностью и истинным милосердием. Но иной раз ― нет-нет да схлестнутся, заведут учёный разговор. И теперь слова ночной гостьи подтверждали правоту Латиши, но и его неправым не делали. Единый стоял над всеми, как и верил Мельяр. Единый управлял этим миром, миром, где жили его дети ― люди, Единый даровал им законы и свободу самим отвечать за собственный выбор. Но и боги, которых почитала Латиша, не были фантазией или заблуждением язычника. Создания и слуги Единого, более могущественные, чем люди, но всё же не всемогущие, не вездесущие, покорные Высшей воле. Мельяр всё больше погружался в раздумья. Итак, Единый отвёл от него беду, сохранил жизнь, просветил и очистил его разум. Предстоит долгий путь, трудная работа. Имеет ли право Мельяр, будучи Верховным приором, преследовать тех, кто почитает слуг Единого? Имеет ли он право пытаться изменить мир, Им созданный? Разнообразный, чудесный, населённый многими отличными от людей существами? Взять хотя бы супруга будущего короля. Гильмар рассказывал, что он и людей-то столь искренне верующих встречал не слишком часто. Да и Латиша тепло отзывалась о юноше-оборотне. Вот живой пример ― и не только для таких же оборотней, как Ленард, но и для обычных смертных. Приор Вилс поднял голову, словно обращаясь к Единому, почитаемому им. ― Ни одно твоё творение не будет унижено и обижено, ― сказал он твёрдо, ― никого не отвергнут лишь из-за того, что он ― иной. Каждому по справедливости воздастся руками правосудия, а церковь будет милосердна ко всем. ― 3 ― С раннего утра у собора толпился народ. Некоторые, кажется, даже не спали, заняли себе места поближе к дверям, чтобы первыми войти внутрь. Стража кое-как выстроила людей в ряд по двое, чтобы избежать давки. Приоров люди могли лицезреть только в храме, на площади их перед службой и не ждали. Стражникам было приказано, впустив нужное количество простого люда, очистить проход для знатных горожан, навести порядок, дабы новый Верховный приор мог беспрепятственно выйти приветствовать паству. Событие всё же ожидалось незаурядное. Церковная власть сменилась. Кое-кто посмелее да пообразованней поговаривал ― тихонько, на ушко самым близким и доверенным, что это знак. Знак грядущих перемен. Уж коли Верховный сменился, глядишь, скоро и... На этом месте и самые смелые смолкали с видом «ну, сам понимаешь»... Тем временем в храме служки заканчивали приготовления, зажигали свечи, раскладывали по скамьям в первых рядах пресловутые подушечки и молитвенники для знати. Приоры тоже занимали свои места, поглядывая в сторону часовни. Мельяр до сих пор не выходил. Он, конечно, должен был появиться во время службы именно оттуда, чтобы принять парадное облачение, венец и принести клятву, но пока храм не заполнили прихожане, мог бы и показаться соратникам. Гильмар и Фрайда переглянулись. Приоресса нахмурилась ― похоже, они слишком рано успокоились, слишком рано обрадовались победе. ― Где наш новый Верховный? ― не без яда в голосе спросил Вармунд, пребывавший в странно радужном настроении (Фрайде даже показалось, что он немного пьян). ― Никак решил покинуть нас, передумал взваливать на себя такой груз? ― Я схожу за ним, ― решительно заявил Гильмар. Он встал и грузной походкой направился в часовню. Шаги его гулко раздавались под сводами храма. Все обратили взоры в ту сторону, куда он ушёл. Только Фрайда внимательно поглядывала на Вармунда. А тот даже раскраснелся и сидел такой довольный, словно его опять переизбрали. Но тут лицо бывшего Верховного вытянулось. Гильмар возвращался, посмеиваясь. ― Шалопай наш новый Верховный, однако. Уснул прямо у алтаря. Еле растолкал. ― Размышления бывают утомительны, ― заметил Печальник Ордан с улыбкой. ― Особенно когда предстоит нелёгкий выбор. Вармунд вдруг вскочил на ноги, показалось даже, что он сейчас бросится в часовню. ― Что с вами, брат мой? ― заботливо осведомилась Фрайда. ― Вас тоже встревожило долгое отсутствие брата Мельяра? ― с пониманием спросил Гильмар. ― Он в порядке, честное слово. Идёт за мной. Только хотел ещё раз преклонить колени и попросить прощения за свой сон. ― Как бы уважаемого Вармунда удар от радости не хватил, ― шепнул Мадс на ухо своему земляку, Уставнику Джемасу. А тем временем служки заняли места по разные стороны от алтаря, где на алой подушке уже возлежал венец. С башни прибежал от звонаря помощник, спрашивая: не пора ли ударить в колокола? Появился наконец и Мельяр, подошёл к Фрайде и что-то зашептал ей на ухо. Та сжала губы, нахмурилась. Поискала глазами старика Фраднира, подошла к нему, стараясь не привлекать лишнего внимания. ― Пошлите, пожалуйста, людей проверить близ часовни: нет ли чего странного или страшного, ― сказала она. ― Боюсь, наш праздник окажется и омрачён, и благословлён. Старик сложил руки, видимо, молясь про себя, но достаточно твёрдым шагом вышел из храма, позвав с собой служек. ― Прошу вас, сёстры и братья, ― возвысил голос Гильмар, ― прошу ещё несколько минут вашего терпения. Поверьте, есть причина и повод просить вас об этом. Кое-что произошло во время ночного бдения брата нашего Мельяра, кое-что, что может оказаться просто ужасным, но таит в себе благословение Единого. Вармунд почувствовал, что скамья под ним всё больше стала напоминать раскалённую решётку в пыточной. ― Пока брат наш молился, в часовню вошли трое вооружённых людей, одетых храмовыми служками, ― продолжил Гильмар. Приоры зашумели. ― Кто посмел?! ― вскричал тут Вармунд, побуждаемый даже не таинственным шестым чувством, а простым чувством самосохранения. ― А! Чую, откуда ветер дует, братья и сёстры! Это окаянный Турферт! Он же и мнимого калеку вчера подослал к храму! Он это, да Мабон! ― Да, и выборы Верховного приора тоже отменяли они, ― закончил Гильмар, махнув рукой. ― Мы вовсе не обвиняем вас, брат Вармунд, что именно вы подослали убийц к новому Верховному. Вряд ли вы настолько глупы, чтобы забыть о толпе за дверями собора. Однако, уважаемые мои единоверцы, случилось чудо. Божественный свет ослепил злодеев и длань Единого поразила их! ― Благословение Единого на новом приоре! ― воскликнул Джемас. ― Сёстры и братья, мы воистину сделали правильный выбор! Вернулся Фраднир, бледный как смерть. Он подошёл к Мельяру и преклонил колени. ― Что вы, брат мой? ― испуганно воскликнул тот, поднимая старика. ― Не человек поразил убийц, правоверные, ― дрожащим голосом промолвил Фраднир, ― за всю жизнь не видел я такого. Тела унесли, положили пока в зале заседаний. Я приставил к ним стражу. Пора начинать службу, братья и сёстры. Не будем гневить Творца проволочками. Мельяр сложил руки в молитвенном жесте. Фрайда приблизилась к нему, коснулась плеча. ― Вы на верном пути, брат мой, ― сказала она тихо. ― У Единого есть на вас планы и надежды. И наши надежды с вами. Пока все рассаживались по местам, а Гильмар увёл Мельяра обратно в часовню, Вармунд лихорадочно соображал: успеет ли он после службы улизнуть незаметно домой, собрать припрятанные на чёрный день сундучки с золотом и покинуть столицу. На Мабоне и Турферте он решил поставить крест: своя рубашка ближе к телу, а в воздухе запахло не просто переменами, но и палёным. Если бы он мог кому-то довериться, поручить отправиться в свой дом и вывезти деньги, чтобы встретиться потом в условленном месте... но кому же доверишь свой сундук со своим золотом? Вармунд посмотрел на Печальницу. Вид у той был испуганный. Пожалуй, глупую бабу можно было бы обмануть, пообещать взять с собой, наплести, что решил дать сопернице отставку. Но тут же одернул себя ― ни ему, ни ей с молебна не выбраться, этого не поймут. Начнут задавать вопросы, а подозрений и без того хватает. Чёртов Турферт, чёртов Мабон, ничего не могут сделать как надо! Звон колоколов вывел его из раздумий. Двери храма отворились, и народ стал неспешно рассаживаться по скамьям, заполняя центральный неф. Совсем уж простой люд оставался стоять в боковых. С площади доносился гул голосов, и, судя по всему, толпа собралась там нешуточная. Вот и знатные горожане расположились на своих подушках, разодетые как на званый пир. Прихожане тихонько принялись перешёптываться, когда скромно одетая женщина под покрывалом прошла к передним скамьям, обнялась с Фрайдой, и та усадила её подле себя. Из уст в уста перелетала весть, что это супруга нового Верховного. Певчие выстраивались на хорах, неторопливо, с достоинством. Регенты следили за ними, стараясь не показывать волнения ― кто знает, как поведёт себя новая рука, будет ли и этот Верховный так же щедр с певцами или пустит деньги на собственные увлечения? Какая судьба ждёт их ― не впадут ли они в немилость как сторонники прежнего? ― Начинайте, брат мой, ― шепнула Фрайда браннскому приору. Фраднир занял место за кафедрой. В храме воцарилась тишина. ― Вознесём молитву Единому, дети мои, ― произнёс старый приор, и люди опустились на колени. ― Творец наш Небесный, сегодня мы собрались в этом храме, чтобы воздать Тебе хвалу, ибо по великой милости Твоей Ты дал нам нового Верховного приора, досточтимого Мельяра Вилса. Осени его Своим благословением, дабы заботился он о пастве, Тобой ему данной, с великим тщанием и смирением, защищал бедных, вдов и сирот, кормил голодных, исцелял болезных. Пусть несёт он ношу свою с честью и не запятнает одеяние и венец, коими Ты отметишь его сегодня. Аминь. ― Аминь! ― единым духом выдохнула толпа, так что огни свечей заколебались. ― Приветствуйте, дети мои, нашего Верховного приора! ― неожиданно звучным голосом возгласил Фраднир. Все поднялись на ноги. Гильмар вывел из часовни немного бледного от волнения Мельяра. ― Слава! Слава! ― восклицали люди. ― Многие лета Верховному. Вармунд почувствовал, как у него темнеет в глазах. Когда-то и его приветствовали вот так же. Кажется, уже в другой жизни. Он словно услышал голос, шепчущий на ухо: «Покайся, покайся, пока не поздно». Но Вармунд уже не верил в голоса, верил только звону золота. Мельяра торжественно облачили в мантию, расшитую священными символами, и усадили в кресло. Фраднир взял с атласной подушки венец и возложил на голову нового Верховного. Хор грянул торжественный гимн, его подхватили сотни голосов. Слышно стало, что и на площади народ запел. Вармунд только открывал для видимости рот, а сам раздумывал, что ему делать. А эти двое… мерзавцы, оставили его в полном неведении относительно своих планов. Он очнулся, потому что стройный хор словно начал рассыпаться на отдельные голоса. Люди умолкали, кто-то из регентов неловко взмахнул рукой, и тенор выдал петуха. Певчие тоже умолкли. Глаза прихожан были устремлены на нового Верховного, который сидел на возвышении и плакал на виду у всех. Воцарившаяся тишина заставила Мельяра поднять взгляд на паству. ― Простите, дети мои, ― сказал он и встал. «Сейчас отречётся!» ― промелькнула у Вармунда шальная мысль. ― Простите, что не могу разделить вашей радости, ибо не время для праздника, ― продолжил Верховный. По храму пробежал шепоток. ― Вы собрались сегодня здесь с надеждой на перемены, дети мои. Я был бы рад обещать их вам, но не могу. Страшная несправедливость творится в Бранне и вопиёт к небесам. Единый отвратил лицо Своё от столицы. Все вы знаете, что король наш более мёртв, чем жив. Душа его давно отлетела к Создателю, и только в теле сохраняется подобие существования. Каждый месяц наиболее знатные горожане, ― тут Мельяр окинул взглядом передние скамьи, ― посещают дворец и лицезреют в покоях тело короля, более похожее на механическую куклу, чья грудь вздымается якобы от дыхания. Вы, сидящие здесь, в первых рядах, разве не о вас речь веду я? Разве не вы ежемесячно отбываете свою повинность, выражая несуществующее почтение несуществующему правителю? Разве вы не знаете, кто на самом деле правит в Бранне именем со всем согласного бессловесного и бездыханного короля? Все мы успокаиваем себя, говоря, что это не может длиться вечно, ибо у короля есть наследник, и он в один прекрасный день потребует то, что принадлежит ему по праву, и новая рука, молодая, сильная, возьмёт поникшую державу... Шепоток приобрёл иное настроение. Людям показалось, что они поняли, куда клонит Верховный, и приободрились. Вармунд же решил: или сейчас, или уже никогда ― если так пойдёт дальше, то он живым из храма не выберется. ― Наследник… ― как бы в задумчивости повторил Мельяр. ― Был. Тишина повисла мёртвая. Слышно было, как капает со свечей воск. ― Принц погиб, и его тело тайно доставили в столицу. ― Мельяра вдруг начала бить дрожь, и он сам не понял, почему произнёс следующие слова: ― Его тайно погребли в фамильном склепе. Добрые люди, ведомые состраданием к несчастному, ― староста деревни, где безвременно скончался принц, и священник, объявлены преступниками. Их пытали, и староста, упокой Творец его душу, не выдержал мук. Священник же, ― Мельяру пришлось возвысить голос, чтобы заглушить растущий ропот, ― всё ещё жив! Брат наш во Едином страдает в двух шагах от нас! ― Мельяр уже кричал. ― Брошен в глубины ада за милосердие и сострадание. Есть ли в вас вера, люди? Допустите ли вы торжество беззакония в день, что должен был стать праздником для всех нас? ― Не допустим! ― вскричали многие. Крик этот подхватил даже кто-то на хорах. Несколько бедняков поспешили прочь из храма, чтобы донести весть до тех, кто оставался на площади. И вот тут, пользуясь тем, что о нём до поры забыли, Вармунд бочком проскользнул на галерею. ― Дети мои, ― Мельяр поднял руку, призывая к тишине. ― Я никогда не думал, что мне придётся призвать вас к неповиновению власти. Все вы слышали не раз, что власть даётся Единым и что долг наш повиноваться нашим правителям. Но Единый повелел нам также искоренять всяческую несправедливость и противиться злу. И если имеющие власть обратились к злому, Творец отворачивает от них Лик Свой. Но не надо думать, дети мои, что он мановением руки избавит нас от нечестивых. Чудеса случаются ― спору нет. Я не стоял бы сейчас перед вами, если бы Творец не спас мне жизнь нынешней ночью, поразив убийц, которых ко мне подослали. Вы, ― Мельяр обратился к передним скамьям, ― кто из вас решится пройти в зал для заседаний и посмотреть на тела убийц, что лежат там? Убедитесь, что не человеческая рука их сразила. Знатные горожане стали переглядываться между собой. ― Святейший! ― крикнул кто-то из бокового нефа. ― Прощенья просим, но вы нашли к кому обращаться! Они ж с Мабоном все повязаны! Толпа одобрительно зашумела. ― За себя говори! ― вскричал, вскочив на ноги, молодой ещё мужчина, по виду купец. ― Повязанных нашёл! Может, кто и продался, а из нас тоже кровь сосут. Кто со мной? Из бокового нефа через толпу пробился мужчина средних лет, одетый бедно, но опрятно. ― Я пойду, ― вызвался он. Голос оказался знакомым ― именно он только что выкрикнул обидные слова. Когда добровольцы удалились на галерею, Мельяр вновь обратился к прихожанам: ― Теперь я спрашиваю вас, правоверные, что вы намерены делать? Будете ли вы и дальше терпеть надругательство над божественными и человеческими законами? Может, столичная жизнь так сладка? Совет, обирая герцогства, делится с вами нечестно нажитым? Кто-то из сидящих в первых рядах опускал глаза, избегая смотреть на Верховного, но сзади, в боковых нефах ― и дальше, на улице, куда передали слова Мельяра, постепенно поднимался ропот. Не против приора, нет ― он, похоже, попал в больное место. ― А где Вармунд?! ― вскричал кто-то. ― Вармунд сбежал! ― Тише! ― возвысил голос Мельяр. ― Предоставим Единому судить и исчислять вину приора. Он не побежит к своим бывшим друзьям. Мои братья и сёстры подтвердят, что накануне службы он прилюдно отрёкся от главы Совета и от Верховного мага. Пусть бежит. Ничего тяжелее кошеля с золотом он с собой не унесёт. О другом речь… Но тут вернулись делегаты от прихожан, оба бледные и дрожащие от страха. ― Истина, правоверные! ― крикнул бедняк. ― Мы видели руку Единого. Его милость на нашем новом Верховном приоре. Говори что делать, отче, ― мужчина опустился на колени, ― за тобой пойду. Купец, что был в часовне вместе с ним, ни слова не говоря, уже стоял на коленях. Прихожане один за другим стали опускаться на колени. Мельяр внутренне задрожал, увидев, что и главы орденов, и приоры герцогств последовали их примеру. ― Благослови народ свой, брат, ― сказала Фрайда, глядя на Мельяра сквозь слёзы. Бранн, 8 декабря ― 4 ― Отряды наёмников, ведомые Кристианом, перешли границу Бранна и расположились в долине, неподалёку от города Флирр, скрытые от ближних сёл холмами, поросшими лесом. Шатров не ставили, ночью грелись у костров, но в Бранне в начале декабря не так холодно. Лишь одну ночь ударил заморозок, припорошил ещё зелёную траву инеем. Кристиан нервничал, хотя от Фрайды прилетел голубь с известием, что выборы не затянутся, у Вармунда нет шансов выдвинуть свою кандидатуру. Второй голубь прилетел на следующий день с тревожными вестями: тётка иносказательно сообщала, что тело принца доставлено в столицу, гонцов схватили и пытают. Как же не хватало Кристиану сейчас Бартока, который с отрядом отправился на помощь злосчастной деревне, месту гибели принца, и сейчас уже, наверное, приближался к границе с Земеркандом. Кристиан надеялся, что долго ждать им не придётся. Не хотелось действовать в родной стране, как на вражеской территории. На каждом привале он обходил группы наёмников у костров, говорил с командирами, говорил с воинами, объяснял, как следует вести себя в столице: никакого мародёрства, не трогать горожан, обещал, что всех ждёт достойное вознаграждение. Привыкшие убивать всё, что движется, наёмники слушали, кивали, соглашались, понимая, что не против поганых идут, а против своих же гутрумцев ― просто состоящих на службе не тому, кому следует. Они знали Кристиана и верили ему ― Кафф не просто раздавал команды, сидя на троне за толстыми стенами, герцог шёл в бой вместе с ними, не прячась за спинами и не рискуя понапрасну жизнями ради красивого рапорта в столицу. И всё же герцог нервничал. Он понимал, что чем дольше тянется ожидание, тем больше событий может произойти в самой столице. Он тревожился за тётку, за молодого приора, зная, что те сейчас находятся во враждебном лагере, в стане врага. Да и позиция отряда оставляла желать лучшего: невозможно до бесконечности ждать и кормить солдат лишь обещаниями и солониной. Тревога Каффа возросла ещё больше, когда дозорные схватили двух крестьян из близлежащей деревни, вздумавших незаконно нарубить дров в королевском лесу и ушедших подальше от жилья, чтобы их не заметили. Вреда им никакого не причинили ― усадили к костру, поделились ужином, честно признались, что за дрова никто наказывать не станет, мужики же к вооруженным людям с лишними вопросами не лезли и сами, признательные за то, что живы остались. Вот только как скоро их хватятся, думал Кристиан, да как скоро им самим надоест гостить в лесу? Связывать, что ли? Так не враги. Отпустить? Так шум поднимут. Какое ни прими решение ― всё равно останутся и недовольные, и пострадавшие, а в ответе ты один. Сам решал. ― Единый, помоги, ― не выдержал Кристиан, оставшись наедине в единственном небольшом шатре, поставленном посредине лагеря. ― Помоги. Не хочу крови. Он забылся тяжёлый предрассветным сном, и виделось ему, что живёт он спокойно и безмятежно в Вияме со своим волчонком, бьёт по-прежнему поганых на заставах, дурит головы браннским жуликам. Да только не принёс этот сон облегчения. Этот выбор у него был прежде ― или оставаться в своём замке, устраивая как можно лучше свою жизнь и свой брак и не пытаясь даже выглядывать за надёжные стены, или же выйти вперёд, подставиться под удар, рискнуть всем ― не ради себя, не ради своей выгоды, а лишь потому, что больше терпеть уже невозможно. Он проснулся, наскоро ополоснул лицо, согнав остатки сна. Ему доложили, что один из капитанов просит позволения переговорить. Кристиан пригласил того в шатёр. ― Ваша светлость, позвольте высказаться, ― начал капитан, поклонившись. ― Не стоит ли нам продвинуться чуть дальше? Мы можем сказать деревенским, что идём маршем на границу с Макенией. Что Совет… то есть король дал нам такой приказ. Это позволит выиграть немного времени. ― Да, хорошая мысль, ― кивнул, подумав мгновение, Кафф. ― И добавьте, словно от себя, чтоб молчали пока. Ну там... не пугать народ, может, ничего ещё и не случится. Вот так вышло, что отряд Кристиана провёл ещё один день в деревне. Наёмники вели себя прилично, капитаны распространяли слухи о том, что, возможно, они ещё получат другой приказ и повернут назад. Крестьяне угощали, чем могли, но, пользуясь внешне законным положением, солдаты подстрелили в лесу оленей, хозяйки домов нажарили мяса ― с деревенскими поделились, умаслили. А те и рады были ― не с них же спрос за потраву королевской дичины. Утром наёмники, оправившись от плотного ужина (а кое-кто из счастливцев выбрался из тёплой постели местных вдовушек и даже девиц, чьи родичи решили, что нечего добро беречь, пара золотых в хозяйстве пригодится), занялись снаряжением и опять, как вчера, осадили деревенскую кузню, пользуясь возможностью поменять подкову-другую. Кузнец с помощником выбивались из сил, но не жаловались ― когда ещё заработают столько за раз? Кристиан как раз закончил завтрак и собирался вызвать к себе капитанов, когда в избу старосты, где он разместился на ночлег, вбежал его оруженосец. ― Ваша светлость! Дозорные докладывают: со стороны столицы во весь опор скачет всадник. ― Перехватить! ― приказал Кристиан. ― Осторожно. Если потребуется ― защитить. Вскоре еле держащегося на ногах гонца, одетого как простой горожанин, под руки ввели в избу. ― Ваша светлость! ― гонец упал на колени и вынул из-за пазухи свиток. ― Верховный приор Мельяр и цеховые старейшины просят о помощи! В столице бунт! Кристиан на мгновение закрыл глаза. Момент, которого он ждал, который он сам готовил, наконец-то наступил. Дороги назад уже не было. Конечно, он мог сейчас разорвать письмо, вернуться в Виям, сделать вид, что ничего не происходит... Единый, разумеется, он не мог! Не мог отступить, предать тех, кто верил в него, предать самого себя. ― Капитанов ко мне! ― приказал Кристиан. ― Гонца накормить, устроить на отдых. Он развернул свиток, быстро прочитал и выбежал на крыльцо. ― Седлать коней! ― крикнул герцог подоспевшим капитанам. ― Вперёд, на Бранн!