Ночь темна и полна ужасов

      Это было то время — кромешная ночь, — когда уши слышат малейший шорох. Когда можно больше увидеть закрытыми, а не распахнутыми глазами. Я стоял на краю Астрономической башни, безрезультатно всматриваясь в черноту, наивно надеясь рассмотреть хоть намек на пробивающийся свет одинокой, но самой настойчивой, звезды сквозь плотную пелену угольно-черных туч. Настолько черных, что невозможно было распознать очертания старинного замка в нескольких метрах внизу. Где-то там — высоко или низко, а может и вовсе рядом, — парили дементоры, нагоняя тоску и выискивая малейшие нотки радости. Внизу, в сырых и заброшенных помещения подземелий, Алекто и Амикус практиковались в Непростительных на магглорожденных. Какой-то частью себя я чувствовал боль детей, но ничего не мог поделать. И эта беспомощность, прочно засевшая где-то в селезенке, ядовитым плющом тянулась вдоль позвоночника к сердцу, обвивая, отравляя, замедляя, и поднималась к горлу горьковато-кислым комком, перекрывая воздух, заставляя делать рваные вдохи.       Я не спал трое или четверо суток, а может и больше. Раз за разом, ночь за ночью поднимаясь сюда. Здесь все произошло, было положено начало конца. И мои проклятия могли бы поднять самого Мерлина из могилы, если бы я обладал Бузинной палочкой. Я проклинал судьбу, Поттера, Темного Лорда, Дамблдора, иногда доставалось даже Лили — легкий укол в районе сердца. А оно у меня есть? Проклинал самого себя, жалея, что отец не убил меня в пьяном угаре, когда я был мал и слаб. Проклинал, чувствуя, как злость наполняет до кончиков волос, пронизывая насквозь. И когда злость до краев наполняла все существо, пьянящим чувством безграничной власти разливаясь по венам, я чувствовал себя непобедимым, всесильным, бессмертным! Но в этом-то и коварство этой первозданной, чистой магии эмоций — стоит сделать лишь глоток, всего на секунду поддаться ей, позволить вырваться самым простейшим заклинанием… И все! Все, конец тебе! Конец всему! Остановиться уже невозможно. Лили поддалась магии Любви, принесла себя в жертву, совершила старинный обряд. Темный Лорд поддался магии Ненависти. А Дамблдор магии Благодетели. И что из этого вышло? Лили поспособствовала тому, что ее сын стал крестражем, вобрав в себя часть души Лорда, так стремившейся его уничтожить. Про Лорда и Дамблдора и вовсе говорить не стоит. Страшно предположить, что произойдет со мной, поддайся я соблазну магии Злости.       Вдох-выдох… И кончики пальцев больше не немеют. Потереть ладоши, а затем, окаменевшие щеки… Закрыть глаза, прислушиваясь, как вдалеке шелестит Запретный лес. Чуть в стороне огромное щупальце Кальмара взметнулось ввысь, чтоб с грохотом упасть на воду, словно маленький капризный ребенок, требующий шоколадку и барабанящий пухлыми ладошками по столешнице. С запада дует ветер, но он не в силах разогнать тучи ни над Хогвартсом, ни в моей душе. Лишь отчаянно колышет полы мантии, да путается в прядях волос. Ты не друг мне, Ветер, ты не в силах мне помочь. И я, плотнее сомкнув ресницы, пытаюсь выискать хоть один едва теплящийся лучик надежды на светлое будущее в оглушающей пустоте сознания. Хоть немного тепла и света — разве я так много прошу? Но мне было бы этого достаточно, чтоб вынести все это, чтоб продолжить ждать, когда мальчишка принесет себя в жертву. Но, видит Мерлин, я слишком хорошо знаю Поттера-младшего, чтоб верить в это. Мальчишка лишь инструмент, и он — ничто без умелого куратора. Инструкции оставлены, я и сам — пешка. Вот только вера настолько поблекла, что даже самый опытный легилимент не нашел бы ее в потемках моей души.       И хочется найти в себе последнее светлое и доброе, теплое и нежное. Найти, чтоб из едва сохраняющих жар угольков раздуть настоящее пожарище, тем самым призвав дементоров. И отдаться им. И катись оно все к Мордреду в пасть! — Остолбеней! — резкой обернувшись, едва различимо рычу в темноту. Отточенные реакции до совершенства не подводят, когда до слуха доносятся осторожные легкие шаги. — Протего! — не теряется мой ночной визитер. Визитерша. Девчонка. С отменной реакцией. Не теряя времени, посылаю еще несколько заклятий, но гостья умело блокирует, не пытаясь ответить. Такое развитие событий даже немного интригует. Но, в любом случае, ее нужно обездвижить, стереть память и отнести в спальню ее факультета. Потому что… Больше. Никаких. Детей. В. Этой. Войне! — Профессор, остановитесь. Оглохни! Люмос! — Гр-грейнджер? — я вижу по ее выражению лица, что удивленный и растерянный профессор Снейп то еще небывалое зрелище. Быстро беру себя в руки, надевая привычную ничего не выражающую маску. — Какая интересная встреча! Мы-то с ног сбились в попытках вас разыскать. Всех вас. Мистер Поттер и мистер Уизли наверняка же где-то рядом? — Гарри и Рон не знают, что я здесь, — девчонка прячет палочку в рукав и подходит ко мне. — Но Вы знаете, где они, — угрожающе нагибаюсь к гриффиндорке, отчаянно пытаюсь понять, какого, собственно, черта происходит? — Как и Вы, — выдыхает Грейнджер, обхватив себя руками. — Простите? — Я все знаю, профессор. Про Вас и Лили, про просьбу Дамблдора, про то, что Вы нам помогаете… — замолкает также резко, как и начала. А я впервые в жизни не знаю, что сказать. Не знаю, что делать — убить сразу или Обливиэйт и отнести к друзьям? Пальцы дрожат, роняя палочку. — Невыносимая Всезнайка, — тихо шепчет, словно отвечает на так и не заданный вопрос, поднимая мою палочку и возвращая, легонько касаясь теплыми пальцами тыльной стороны ладони.       Тишина, повисшая в воздухе, давит на виски. Девчонка, проклятая девчонка! Слишком умна, слишком… Черт! — Вам никто не поверит, — стараюсь звучать убедительно, но получается плохо. — Вы всего лишь гря… — Я и не собиралась! — шипит гриффиндорка, обрывая меня на полуслове, не давая договорить. — Тогда убирайтесь! — перехожу на крик. Нас все равно никто не услышит. — Нет! — заявляет упрямая гриффиндорка, делая еще один шаг навстречу, сокращая расстояние до невозможного. — Мы уже около года ищем драккловы крестражи! Но вместо этого то и делаем, что скрываемся в лесах от Пожирателей, ежедневно слушая об убитых и пропавших магглорожденных. Нельзя победить войну, постоянно скрываясь! — И что Вы хотите от меня? Чтоб я устроил бунт? В школе? — Нет, — Грейнджер закатывает глаза, словно сдерживается, чтоб не наорать на глупого ребенка. Это раздражает, отчего скриплю зубами. — Помогите узнать хоть что-нибудь о крестражах, где они могут быть. Вы же один из приближенных! — Я делаю все, что в моих силах, мисс. — Пожалуйста… — Я постараюсь, — киваю, замечая легкую улыбку на губах девчонки. — И дам Вам знать. А сейчас идите туда, откуда пришли. — Спасибо, профессор! — теперь уже откровенно улыбается Грейнджер. — Нокс.       Широко, открыто, так по-доброму и искренне. Дети не должны воевать. И она не должна сражаться за мир, в котором она — чужая. Какой бы великой волшебницей она не стала, клеймо магглорожденной будет преследовать ее всегда и везде. Таков наш консервативный мир, что бы ни говорило Министерство, но каждый из них, чистокровных, всегда будет негативно настроен к тем, кто рожден вне мира магии и его традиций. Даже я, полукровка, прочувствовал это на своей шкуре. — Мисс Грейнджер, — зову я, когда девчонка доверчиво оборачивается ко мне спиной, чтоб скрыться в темноте. Мгновенно оборачивается. — Как Вы узнали? — Девушки всегда все знают о тех, в кого влюблены, — голос звучит тихо, но бесит не это. Ее лицо, его не видно! — Что? — вихрем подбегаю к ней, схватив за локоть. Сдавленно шипит, и я ослабляю хватку. — Простите, профессор Снейп. Мне не стоило, — сбивчиво лопочет себе под нос. — Мне пора… Гарри и Рон…       Что-то щебечет, словно утренний воробей, но я не слушаю ее слов, пытаясь осознать свою реакцию на ее признание. Под пальцами прощупывается учащенный пульс. Мерлин, знала бы ты, как колотится мое сердце! Чертова Грейнджер!       И что-то щелкает в мозгу, словно кто-то повернул тумблер. Раз! И мои губы находят ее, глотая звуки. Мягкие, теплые, живые… Она пахнет лесом и корицей. Прижимаю к себе дрожащее тело, сдерживая стон, когда ее тонкая рука касается шеи. Чертова гриффиндорка! Моя. Чертова. Гриффиндорка!       Отстраняюсь всего на секунду, перевести дыхание. И со вторым касанием губ чувствую приятную теплую волну надежды, внутренним взором вижу разгорающийся огонек веры. Пламя его приятно убаюкивает и ласкает, обещает защиту и уют. — Уходи, — буквально умоляю я, отпуская девчонку и делая шаг назад. — Береги себя, Северус, — шепчет она.       Я закрываю глаза, вспоминая ее вкус и запах, стараясь запомнить, удержать как можно дольше. Сохранить это ощущение счастья на губах.       Я чувствую приближение дементоров, но успеваю скрыться в темноте башни прежде, чем они окажутся слишком близко.       Я больше не приду сюда. Мне не нужно больше искать тлеющие угольки надежды. Моя надежда пылает ослепляющим заревом, поглощая тьму, сжигая злость и придавая сил. Мою надежду зовут Гермиона Грейнджер. И ради ее будущего стоит сражаться.