Золотое яблоко

В комнате неестественная тишина. Такая тяжелая и невыносимая, что любой другой на моем месте уже давно лишился бы ума. Но мне это не грозит. Говорят, я давно разминулся с рассудком. Я улыбаюсь тишине и полумраку, который охватил большую часть помещения. Слишком долго я жил в тени, я свыкся с ней. И даже теперь, когда мое величие можно сравнить с безграничной властью Всеотца, я предпочитаю находиться в полумраке. Медленно шагаю по пустынным коридорам, слышу шелест мантии, спадающей на пол. Шагаю нарочито громко, чтобы все знали о моем приближении и трепетали. Я слишком долго ждал — теперь хочу этим насладиться. Иногда я специально останавливаю взгляд на каком-нибудь представителе жалкой расы только для того, чтобы увидеть ужас и смиренное трепетание в пустых глазах. Но бывает, человек бросает на меня смелый взгляд, полный презрения. Да кто они такие, чтобы так смотреть на меня? У меня были тысячелетия на тренировки: их презрение выглядит смешно по сравнению с моим. Я мог бы просто закрыть на это глаза и воткнуть в горло смельчака кинжал, но это дело принципа. К тому же, наблюдать за чужими страданиями для меня отнюдь не пытка. Я с наслаждением и безумным огоньком азарта в глазах буду беспрестанно и медленно мучать осмелевшего раба, пока его дух не сникнет, а в глазах не появится смирение. Все люди достойны быть рабами. Почему лишь я один понимаю это? И все-таки вокруг слишком тихо. Иногда это просто невыносимо, и мне хочется запрокинуть голову и издать дикий рык или вой лишь для того, чтобы нарушить тишину, которая умудряется быстро заполонить пустое пространство. Я медленно шагаю по пустынным коридорам, одновременно ненавидя свое величие и наслаждаясь им. Где бы я ни находился, чтобы ни делал, в моих руках всегда будет маленькое яблоко. Некогда золотое, оно приобрело серебристо-синий оттенок и стало напоминать фигурку изо льда. Это яблоко совершенно ничего не значит, ничего не дает, но в то же время оно бесценно. Я готов беспрестанно сжимать его ледяную кожицу. Это единственное напоминание, что я не был один. Я медленно шагаю по пустынным коридорам, а они не кончаются. Так же как и моя жизнь, они будут вечны, и мне суждено прошествовать по ним наедине со своим величием. Нет, я не против провести в одиночестве тысячелетия, отведенные мне судьбой. Совсем не против. Я привык, всегда был один, пускай и в окружении толпы, слушая ее пустые слова, но все равно один. На мгновение останавливаюсь, касаюсь яблока в кармане. Бережно провожу кончиками пальцев по ледяной кожице. Слишком осторожно. Меня это раздражает. Я презираю себя за то, что дорожу этой безделушкой. Как хочется просто взять и раздавить никчемный плод, доказать себе, что могу это сделать. Но нет, не сейчас. Однажды я обязательно избавлюсь от яблока, но не сейчас. Усмешка кривит губы: одно из самых могущественных существ во всей Галактике, а так привязано к пустой вещице. Слабости, у всех есть свои слабости. Исключений не существует, и я это понимаю. Безумно хочется возвыситься над всеми, будучи неуязвимым, но это невозможно. Остается покорно наслаждаться тем, что даровала жизнь, которая наконец решила обойтись со мной благосклонно. Наслаждаться и надеяться, что однажды у меня хватит сил уничтожить это яблоко. Однажды, но не сейчас. Однако забавно наблюдать за поворотами судьбы. Говорят, боги любят заниматься подобным. Не верьте в эти бредни. Мы сами принимаем в них активное участие, как и все никчемные людишки. Жизнь порой кидается из крайности в крайность. В один миг ты узнаешь, что все, что окружало тебя — ложь и притворство. Ты унижен, обманут, оскорблен и повержен. Но вот, по прошествии лет, — ты властитель Вселенной. Занятно, не правда ли? На миг мне хочется забыть о прошлом. Оно затоплено отвратительной кровью, чужим липким страхом. Но с другой стороны, разве у меня был выбор? Без жертв невозможно достигнуть власти. Их могло быть гораздо меньше, если бы я не был ослеплен ненавистью. Кого я ненавидел? Всесильного Одина, любящую Фригг, добродушного Тора, справедливых и идеальных Мстителей, весь мир и себя, такого жалкого и неправильного, совершенного не вписывающегося в общую картину. Постоянно чувствовать себя лишним, ненужным, обманутым — это довольно занятно, но, увы, зачастую приводит к печальным последствиям. А потом появился он. Нет, Клинт был и раньше, еще когда служил мне. Но в то время он был таким, как все, кого я поработил для исполнения своей цели. Я до сих пор не понимаю, как смог разглядеть в нем нечто большее, чем безвольного наемного убийцу? И как Бартон мог хоть что-то увидеть во мне? Он всегда говорил, что я не такой, каким меня считают остальные, каким себя считаю я сам. Клинт вечно твердил про другую сторону, которую он сумел во мне познать. — Что ты во мне видишь, Бартон? – спросил я однажды, когда он с умиротворенным лицом перебирал между пальцев пряди моих волос. — Я вижу маленького мальчишку, который запутался в собственных страхах и ослеплен обидами. Он потерялся в этих дебрях и решил, что легче будет не найти выход, а прикрыться маской жестокости и ненависти ко всему окружающему. Я был вне себя от его ответа. Резко вскочив с кровати, со всей силы замахнулся и ударил Клинта по лицу. Лучник повалился на кровать, уткнулся в смятое одеяло. На мгновение в голове промелькнула мысль, что я не рассчитал с силами. Присев рядом, осторожно коснулся его волос. — Никогда не смей мне говорить подобного, — холодно произнес я, внимательно глядя на стрелка. Клинт приподнял голову, посмотрел на меня серьезно и слишком грустно. — Нет, Локи, я буду говорить так всегда, слышишь? Но сколько бы раз Клинт ни говорил подобных вещей, я никогда ему не верил. Это говорил не он, а странная одержимость. Да, это можно было назвать одержимостью. Иначе не объяснишь его непонятной привязанности к такому существу, как я. Я отлично помню день, когда он ворвался в мою жизнь. Я сбежал из Асгарда после того, как Тор вернул меня "домой", скитался по различным безлюдным местам, пытался выжить. В тот день укрытием мне служила небольшая пещера среди заснеженных гор. Я безнадежно пытался согреться у костра, когда его фигура появилась у входа. Тогда мои силы были истощены, я был совершенно не готов к бою, но и сам Клинт не выглядел подобающе. Слегка пошатываясь, он медленно прошел вглубь пещеры и присел у костра. Открытая кожа лица была покрыта инеем, все тело дрожало, и, сняв перчатки, он протянул побелевшие пальцы к огню. — Я пришел к тебе, — хрипло произнес Клинт, слабо улыбаясь уголками губ. — Вижу. И зачем? — Чтобы быть с тобой, — немного удивленно ответил он таким тоном, будто я спросил самую очевидную на свете вещь. — Я всегда один, — усмехнувшись, мотнул головой, не принимая всерьез его слова. — Больше нет, — как-то серьезно произнес Бартон. Слишком серьезно. Я не спрашивал, откуда он узнал, где меня найти. Не спрашивал, какой смысл вкладывал он в те слова. Не спрашивал, зачем ему это. Мне просто было интересно, и я хотел понять его мотив. А Клинт не соврал. Стрелок, подобно верному псу, следовал за мной по пятам, ни на день не оставлял одного. Прошел не один месяц, и я начал привыкать к его обществу. — И ты всегда будешь со мной? — однажды с усмешкой спросил я. Бартон молча кивнул, продолжая возиться с луком. Мое лицо вмиг стало серьезным, и я резко вскочил, вплотную приблизился к нему. — И даже если я попытаюсь поработить мир? Клинт уверенно кивнул, смотря мне в глаза. — Никогда не давай пустых обещаний, — хрипло засмеялся я, вернувшись на место. Но он опять не соврал. Лучник был рядом и в каждом моем сражении, принимал "сторону зла". Я с наслаждением смотрел, как он собственными руками убивает своих товарищей из Щ.И.Т.а. Я чувствовал власть над этим смертным, и она мне нравилась намного больше, чем та, которая была у меня раньше. Не было ни заклинаний, ни иных сил, заставляющих мне повиноваться. Достаточно было моего желания. — Ты ведь понимаешь, что для меня бесполезен? — постоянно напоминал я, словно опасался, что он может забыть. — Ты мне не нужен, Бартон. Я просто позволяю тебе быть рядом, не более. Что ты можешь? Всего лишь смертный. Однажды в ответ на это Клинт поднял голову, задумчиво посмотрел на меня: — Ну тебе же нравится со мной спать, — криво усмехнулся он, но его лицо по-прежнему оставалось серьезным. — Ты не единственный, с кем я могу это делать, — возразил, желая его немного подразнить. Но я не мог не признать, что он был прав. Частично, но прав. — Ладно, Бартон... Я скажу тебе, кто ты. Ты — мой цепной пес, мой верный пес. Доволен? Тогда я пренебрег странным взглядом, которым он наградил меня после этих слов. Что-то было в нем... Не знаю. Это нелься передать словами. Тогда я почувствовал себя очень неуютно, слишком непривычно. Но что-то изменилось. Точнее, изменилось все: сам я, мои желания, отношение к стрелку. Даже в постели я стал к нему более нежен. Это были странные времена, мне совсем не нравились перемены, которые с каждым новым днем медленно, но верно побуждал во мне лучник. Порой хотелось выгнать Бартона из моей жизни, но я моментально пресекал такие порывы, понимая, что этим покажу себе, насколько слаб. Не могу противиться обычному смертному? Это более чем смешно. Нет, я останусь самим собой, ничего не изменится. Шли месяцы, а я пребывал в слепой уверенности, что ничего не изменилось, хотя моя привязанность к Клинту стала крепче. Быстро привыкаешь к хорошему. К сожалению, так устроены абсолютно все. Против воли привыкаешь, что тебя ждут, неохотно прислушиваешься к словам, что ты не чудовище. И самое страшное — начинаешь в это верить. Но в один день мне пришлось признать, что Бартон сыграл в моей жизни немалую роль. — Клинт, ты говорил, что всегда будешь со мной, — осторожно начал я, войдя к нему в комнату. — Но твои дни не вечны. — Тогда я буду с тобой столько, сколько мне отмерено судьбой. — А ты не хочешь обмануть судьбу? — я перехватил его растерянный взгляд. — Не хочешь быть со мною вечность? — Я не понимаю, о чем ты, Локи. Но ты и так знаешь ответ. — И ты готов вечность смотреть, как я проливаю кровь невинных существ и погружаю весь мир во тьму? — И на этот вопрос ответ тебе тоже известен. Вспоминая его слова, невесело улыбаюсь, понимая, что жестоко просчитался. Надеялся обмануть судьбу, а она обманула нас. Опять достаю это яблоко и заворожено смотрю на безукоризненно-гладкую поверхность ледяного плода. А раньше оно было золотым. Таким же красивым, как и другие яблоки в саду Идунн. Прекрасно помню тот день, когда ворвался в этот сад, желая добыть плод бессмертия. Мой меч омыла кровь стража, охранявшего вход. Я с неподдельным трепетом подошел к священной яблоне, слегка щурясь от непривычного сияния. В детстве я очень любил убегать в сад и любоваться этим деревом. Я восхищался его красотой и могуществом, но и презирал за то, что вечная жизнь зависит от жалких плодов. Помню, как Идунн преградила мне путь к дереву, отчаянно прося одуматься и остановиться. — Уйди с дороги, — бросил я богине, перекладывая меч в правую руку. — Я до последней капли крови буду защищать святыню Асгарда! Слегка дернув плечами, сделал выпад вперед и рассек твердую плоть асиньи мечом. Отчетливо помню, как остекленели ее зеленые глаза, переполненные ужасом. Отступив на шаг, я вытащил окровавленное острие из живота, и ее тело осело на траву. Я взял лишь одно яблоко, мне больше и не нужно было. Такое маленькое, круглое, теплое. — Смотри. Я показал Бартону это яблоко, когда покинул Асгард. — Что это? — Твое бессмертие. Я отдам тебе это яблоко, и ты исполнишь обещание. Клинт с каким-то детским выражением лица потянулся за золотым плодом, но я одернул руку. — Но не сейчас, Бартон, не сейчас. Не знаю, почему я тогда не отдал ему это проклятое яблоко. Возможно, все было бы иначе. Нет, все точно было бы по-другому. Но я не отдал яблоко, а Клинт не стал возражать. Даже не спросил меня о причине. Просто кивнул. И снова его безграничное доверие. Мне никогда никто не доверял, кроме него. Все неправильно с самого начала, он не должен был вообще появляться в моей жизни. Но Бартон идиот, поэтому так и произошло. Помню, как сидел ночью перед включенной лампой, задумчиво крутя в руках яблоко. В комнату вошел Клинт и молча устроился напротив меня. Свет от настольной лампы был настолько тусклым, что не мог осветить и половину его лица. И вновь эта навязчивая мысль, что все не так как нужно. Клинт, Клинт, Клинт... Как может один несчастный смертный нарушить вековой устой Вселенной? Я всегда один. Это моя судьба, мое предназначение, проклятье. Тишина угнетала, и мне было непонятно, почему он молчит. За эти месяцы я отвык от тишины. И, кажется, от одиночества. Это непростительно, следовало избавиться от стрелка, но я медлил. — Ну и почему молчишь? — не выдержав, спросил я с горькой усмешкой. Он поднял на меня взгляд, и я увидел его глаза, слегка выцветшие, уже не насыщенно-серые, и след усталости на лице, некогда веселом и оживленном. Скитания, войны, вечное противостояние и осознание того, что истина, как и правда, не на нашей стороне... Это не для смертного, не для Бартона. А он упрям, а он — идиот. Ну что тут поделаешь? Я закрыл глаза на его изнеможенный вид и вновь опустил взгляд на яблоко, предпочитая смотреть на волшебный плод, чем на усталого мужчину. — Возьми яблоко, — неожиданно резко для самого себя бросил я, внимательно следя за его выражением лица. — Зачем? — Вечная жизнь бок о бок со мной, — оскалился, словно предложил страшную и невыгодную сделку. — Тогда отдай сам, — хрипло отозвался Клинт, пытливо всматриваясь мне в глаза. Его глаза такие глубокие, мутновато-серые. — Нет, — тихо выдавил я. — Возьми сам. Я положил яблоко на кровать, но Бартон даже не шелохнулся. — Я приму, только если ты сам отдашь. Я задумался. Сделать то, что просит стрелок — признать его значимость. Согласиться, что он мне нужен, и я хочу, чтобы он прошел весь жизненный путь рядом со мной. Нет, я никогда этого не признаю. Яблоко осталось у меня. Так оно хранилось несколько лет, пока однажды я не заметил, что силы Бартона начали таять. Я прекрасно понимал, что он всего лишь человек и ему не вынести такого образа жизни, но он был упрям, а я не собирался его останавливать. Это его жизнь, его выбор, мне было все равно. Но я не успел отдать ему яблоко. Все хотел, собирался, обдумывал, что сказать, но не успел. Щ.И.Т. обнаружил нас раньше, а мы не были готовы к битве. В тот вечер я находился в нашем доме совершенно один. Агенты Щ.И.Т.а окружили помещение. Такие забавные, бегали с огромными автоматами наперевес и громко кричали. Из Мстителей в организации остались лишь Капитан Америка и мой братец. Ах, да! И верная шпионка Фьюри. Вот ее я совсем не ожидал увидеть. С тех пор, как Бартон присоединился ко мне, мы с мисс Романофф виделись крайне редко, она почти никогда не участвовала в заданиях, касающихся Клинта. Вот тут я не мог не позлорадствовать. Когда Тор скрутил меня, я продолжал с вызовом смотреть на русскую шпионку с немым торжеством: он мой! Если бы взгляд ее зеленых глаз мог прожигать, то сейчас на моем теле не осталось бы ни единого живого места. Тор не щадил меня, боясь, что я как всегда выкручусь. Забыв об "узах братства", громовержец наносил удары. — Прошло столько лет, и вот теперь ты у нас в ногах, — с торжеством произнес Роджерс, нависнув надо мной. — Он снова сбежит, — с ненавистью сплюнула Наташа. — Знаю. — И нам опять придется охотиться на эту тварь? Тор угрюмо кивнул, осознав намек шпионки. — Но Фьюри не давал приказа, — на мгновение задумался Капитан, но мой насмешливый взгляд пресек все сомнения. Капитан навел на меня пистолет, но не успел нажать на курок. Раздался характерный звук выстрела из лука, и Роджерс, содрогнувшись, осел на пол. Да, Бартон никогда не промахивался и всегда появлялся вовремя. Один за другим агенты Щ.И.Т.а отправлялись на тот свет. Тор поднял с пола молот. — Нет, останься с этим, — Наташа неприязненно покосилась на меня. — Я справлюсь. Это было даже забавно. На что она надеялась? Думала, что Бартон положит свой лук на землю и вернется в команду? А ведь перед ней уже стоял не тот мужчина, с которым она когда-то бок о бок шла на задания. Я мотнул головой, стряхнув с ресниц капли собственной крови, чтобы ничто не мешало мне насладиться этим необыкновенным зрелищем. Я видел лишь спину шпионки, а мне так хотелось наблюдать за ее выражением лица. Зато как же хорошо мне было видно Бартона, на лице которого не дрогнул ни один мускул при виде бывшей коллеги. Он лишь натянул тетиву и положил стрелу, смерив Наташу взглядом. Они не проронили ни слова; стрела направилась прямо в лицо шпионке, но женщина увернулась. И начался бой. Она выбила у него лук, Клинт ловко сбил ее с ног и прижал к полу. Помню, как Тор все-таки ослушался мисс Романофф и, оставив меня одного, кинулся ей на помощь. Помню, как, шатаясь, встал на ноги, вытер окровавленное лицо. Потом ощутил резкую боль в боку, стало тяжело дышать. Заметив в брюшине торчащий нож, я оглянулся посмотреть на моего потенциального убийцу. Роджерс. А сыворотка-то неплохая штука, раз даже стрела не взяла. Капитан стоял передо мной, одной рукой зажимая рану и учащенно дыша. Я оскалился и зашипел от боли, вытащил нож из раны. Подобное недопустимо и может привести к летальному исходу, но выбора нет, когда у тебя из оружия лишь торчащий в ране нож. Нет, Роджерс очень ошибся. Роджерс, может быть, и суперсолдат, но смертный. Помню, как воткнул нож в живот Капитана, потом еще раз, затем в бок, а после проткнул грудную клетку. Я, щурясь от боли в боку, продолжал наносить удары, а Роджерс стоял, отчаянно хватая ртом воздух, и только потом начал медленно оседать на пол, так и не закрыв глаз. Взрыв, снова боль, захватившая меня с ног до головы, лишающая способности трезво воспринимать действительность. Вытащив поврежденную ногу из-под завала, на дрожащих руках отполз в сторону, укрылся за образовавшимся после взрыва выступом. Помню, как смотрел на свои перепачканные в крови руки, как дико жгла изнутри рана в боку. — Он не мог далеко уйти! — послышался обеспокоенный голос Тора, после чего я мысленно усмехнулся. Конечно, не мог уйти, разве что уползти. Кругом пыль, невозможно дышать. Под ногами агентов, ищущих меня среди обломков, громко хрустели осколки разбитого стекла. В висках громко пульсировало, я почти не слышал, во рту был тошнотворный солоноватый привкус крови. Я осторожно выглянул из своего укрытия. Повсюду агенты в черных костюмах. Бегают, пытаются меня найти, и найдут, если я останусь здесь. Тор, склонившийся над телом Капитана, и Романофф, невидящим взглядом смотрящая себе под ноги. А у ее ног неподвижный Бартон, лежащий в неестественной позе. Одежда покрыта пылью, образовавшейся после небольшого взрыва в другой части помещения. Я видел тогда его лицо в последний раз. Оно так часто всплывает перед моим взором. И не было в нем больше той безмерной усталости и мрачного отпечатка чего-то тяготящего. Такое расслабленное и безмятежно-спокойное, возможно, впервые за долгие годы его жизни. И почему-то все внутри болезненно сжалось при виде умиротворенного выражения лица Клинта. Со мной у него никогда бы не было спасительного спокойствия, которое он приобрел в тот день. И от этой мысли в животе поселятся неприятный холодок. Я видел, как Наташа склонилась над телом, осторожно вытирая мелкие бисеринки крови с его лица, бережно проводя тонкими пальцами по знакомым, почти родным чертам и морщинкам, к которым за последние годы прикасался лишь я один. И при мысли о том, что последние прикосновения к этому смертному были не моими, к горлу подступил тошнотворный ком, и я почувствовал, как стало больно дышать. Нет, я не мог больше тут находиться и смотреть на это. Меня нашли бы, непременно нашли. Я должен был уходить, оставить прошлое в разрушенном доме. Однажды я покинул дом, оставив былые чувства и воспоминания, смогу и теперь. И все, что у меня осталось — маленькое яблоко, которое теперь покрылось ледяной коркой. Я медленно шагаю по пустынным коридорам, горько усмехаясь пустоте. В моих руках по-прежнему маленькое яблочко, и я в который раз задумываюсь, что было бы, если бы я успел отдать ему плод? Нет, какой в этом смысл? Оно дарует длинную жизнь, но не бессмертие. Иногда я смотрю в гладкую поверхность плода и вижу отражение двух глубоких серых глаз. Прошло столько лет, а воспоминания все так же ясны и, словно старая рана, болят, стоит лишь немного в них покопаться. И это никчемное яблоко. Я знаю, я обязательно от него избавлюсь. Я смогу. Однажды, но не сейчас.