***
Не заметить её было невозможно. Где бы она ни появилась, все взоры были прикованы к ней. Она была мега популярной, а он до дрожи в коленках боялся к ней подойти, обратить на себя её внимание. Казалось, она лишь рассмеётся ему в лицо, выставит его под прожектор всеобщего внимания, разденет и оставит на виду — обнажённого, беспомощного, униженного. Он не смел заговорить с ней, любовался издалека, а ночью во снах она являлась к нему и сводила с ума, превращаясь в суккуба и выжимая его досуха. Она была дьявольским порождением — лучшим из творений этого врага человеческого. Он не помнил её имени, да это и не нужно было, потому что все всегда называли её Вороной. Оправдывая своё наименование, она красила волосы в иссиня-чёрный, глаза густо обводила карандашом, а губы облекала чёрной помадой. Одежда её тоже всегда была чёрной. На фоне всей этой черноты она выглядела бледной и загадочной. Уже тогда она была больше призраком, нежели человеком из плоти и крови. Когда он увидел её впервые, то отшатнулся в ужасе, увидев на плечах чёрные крылья. Татуировку целиком разглядел только в следующий раз, когда майка была более откровенной. Это была ворона, раскинувшая крылья на её груди, словно обнимая и прикрывая собой девичье тело. Эта девушка была соткана из этих чёрных птиц: многочисленные тату, украшения, одежда, все её вещи — ничто не обходилось без них. У неё была и живая ворона — не могла отказать себе в удовольствии завести любимого питомца. Они кружили вокруг неё плотным кольцом, с диким карканьем набрасывались на каждого, кто оказывался рядом. Выклёвывали глаза, ослепляли, рвали чужую плоть на кусочки, а затем жадно пожирали, поглощали без остатка. Один момент навсегда врезался в его память. Она стояла у микрофона, а ревущая толпа у ног выкрикивала её имя — их студенческая рок-группа быстро набирала популярность. Он был с другой стороны этой толпы — также у её ног, но на максимально возможном расстоянии. Хотя это не помешало ей увидеть его. Она смотрела прямо в его глаза. — Я твой страх, я море идей, я мечты, я мечты, — пела она, словно зная самую главную его тайну. — Для тебя я фантазия, почему же боишься ты? Она знала. Остальные, заметив её интерес к нему, смеялись ему вслед и заключали мерзкие пари. «Давай, Ворона, утешь бедолагу». «Трахни его, а потом расскажешь, как это было». «Да этот задрот кончит за две секунды»… А они смотрели друг другу в глаза, и никто не мог отвести взгляда. Она предпочитала быть сверху. Её бледное тело, никогда не знавшее загара, ритмично двигалось вверх и вниз, а он видел только ворон, круживших вокруг неё. Ворон, которых, кроме него, никто больше не видел. Они впивались в него своими острыми клювами, долбились в грудную клетку, добирались до самого сердца и с наслаждением клевали его. — Я отдамся тебе всего лишь настолько, чтобы хватило другим, — пела она, глядя в его глаза, а его корёжило от ревности. Она смеялась в ответ, и её вороны с диким карканьем спешили наброситься на следующую жертву. Они жрали всех, поглощали кусочек за кусочком, но никто не видел и не ощущал этого. Отвратительные чёрные вороны, и она — такая же ненасытная. Она поглощала окружающих, пила их жадными глотками и не могла остановиться. Она бы сожрала весь мир, если бы он не вмешался. Сначала он поймал её ворону. А потом и её саму. Заманил в церковь, в которой когда-то запирали его, и распял там посреди огромного гулкого помещения, привязав её руки и ноги стенам. Пришлось как следует подумать, как это сделать — ему был нужен доступ к ней со всех сторон. Она смеялась ему в лицо, а её вороны продолжали терзать его. И тут он понял, почему. Беспричинная, безрассудная и всепоглощающая ненависть заставляла всех бояться её. Её сила была в её ненависти, и он должен был победить её. Он свернул шею живой вороне прямо на её глазах, заставив смотреть. Её ненависть разбухла и выросла. Заполнила собой всё окружающее пространство, а её вороны с яростными криками набросились на него. Он взял нож, схватил одну из них — ту самую, что прикрывала её тело на груди, тоже свернул ей шею и бросил к её и его ногам. Заклеенный чёрной лентой рот не давал ей кричать. Но это было только хуже, потому что стая, окружавшая её, вопила гораздо пронзительнее и безумнее. Они носились вокруг него, пытаясь её спасти. А он хватал по одной и методично откручивал им головы, устилая пол чёрными тушками. Она сама билась в его оковах, как птица, ведь была самой главной из них. И не было полной победы без победы над ней. На смену черному приходило красное. Тягучее и горячее, оно с готовностью рвалось на свободу, расцвечивая всё вокруг, растекаясь, захватывая максимум пространства. Затем он разрезал путы и опустил её на подготовленное ложе из побеждённых птиц. Она смотрела прямо в его глаза, призывала своё воинство, но у неё не осталось никого, кто бы мог ей помочь. Оказавшись сверху, он увидел, как исчезла ненависть. Он видел обожание в её глазах — её страх. Он освободил её, забрал всю силу, и она была прекрасна в своей беззащитности и слабости. Когда пространство пронзил его томный крик, полный торжества, он увидел, как тускнеют её глаза. Больше не осталось ни одной вороны на её теле — ни одежды, ни украшений, ни татуировок. Все они чёрными тушками устилали их брачную постель. Не осталось ни одной вороны вокруг него — теперь они боялись и с криками уносились прочь, стоило им только завидеть его. Scarecrow.***
Доктор Джонатан Крейн открывает глаза и улыбается…