Проделки судьбы

Тяжких полтора месяца прошло с тех пор, как пал от руки Сейсар Говард Кэррол. Все это время они двигались к Глотке мира, но они вечно сбивались с курса, суя нос в первые попавшиеся пещеры. Обретя душевный покой после случившегося, Сейсар занялась изучением драконьего языка. Они вдвоем исследовали точки, отмеченные Арнгейром на карте, прорубались сквозь полчища врагов – живых и мертвых, зверей и людей. Они сбивались с пути и возвращались вновь, извилистыми путями исследуя Предел, а затем и Белый берег. Они все больше узнавали друг друга, и, в конце концов, сдружились, во всем мире оставшиеся одни на стороне друг друга. Они подготовились к зиме – закупив одежды и подорожавшей еды, вновь тронулись в путь. И через неделю выпал снег. Холодный, крупными хлопьями он осыпался на землю, устилая ее ярко-белым ковром, ложась плащом на плечи, спроваживая путников замерзшею дорогою в новый путь. На фоне белоснежного ковра Меродолия, разодетая в белые одежды, практически сливалась с окружением, дополняя зимнюю картину. Выделяли ее лишь огненно-рыжие волосы и звенящий конский мартингал, казавшийся на белом Тристане черным пятном. Сквозь серую пелену облаков время от времени высовывалось солнце, помахав не такими уже теплыми лучами, подавая знак о том, что оно еще здесь и никуда не девалось, и вновь уходило за тучи, которые трясли на землю белые хлопья. День рождения Сейсар, четырнадцатого числа Начала Морозов, они отпраздновали вдвоем, напившись в таверне в стельку и устроив там полнейший погром. Они веселились, выпивали, получая долгожданную отдушину – непринужденное времяпрепровождение, пирушка на поднакопившиеся деньги казались чем-то доселе неведанным. Один спокойный день без дороги, и снова в путь. И вот, сегодня, двадцать третьего числа Вечерней звезды, Сейсар пробивалась сквозь невыносимый буран к высокому Хротгару. Сквозь эту непроглядную снежную бурю невозможно было увидеть хоть что-то – оступишься и не заметишь! Не зря Меродолия осталась ждать снизу. Конечности, даже облаченные в теплую зимнюю одежду, практически не чувствовались от свирепствовавшего холода, пальцы, вцепившиеся в застланную снегом шубу, как нищий цепляется в свой последний кусок мяса, не слушались, отказывались разомкнуться. Едва-едва продираясь через белую пелену, она медленно, но верно приближалась к Высокому Хротгару – так гласило лишь чутье, неизвестно, насколько достоверное. Дышать было практически нечем, а буря все завывала, тая в себе смертельную опасность. Черный замок показался на склоне спасительным маяком для тонущего корабля лишь через десяток минут бездумных скитаний, и Сейсар было попыталась ускорить шаг, да буря не позволяла. Она все задавалась вопросом: неужели на Глотке Мира всегда такая отвратительная погода зимой? Или, быть может, буря просто не хотела подпускать к Высокому Хротгару Сейс? Так или иначе, она, ввалившись в замок, уставшая и едва ли не обезумевшая от промозглого холода, упала прямо у подножия высоких узорчатых дверей, стоило ей лишь только попасть в тепло. В здании было настолько тепло, что снег, надежно засевший в волосах, начинал быстро таять. Через плотный черный камень не пробивалась тоскливо завывающая за стенами Хротгара метель, огромным количеством светил освещался и обогревался замок. Здесь, как обычно, не было ни следа присутствия человеческого, словно бы Седобородые скрывались от глаз людских, а то и вовсе прятались по углам, стоило Довакину в редкий раз наведаться в гости. Но подниматься на семь тысяч ступеней и пробиваться сквозь такую неистовую бурю Сейсар бы без дела не стала, предпочла бы заняться делом поважнее. Но сегодня день другой. Спустя полтора месяца она добралась до треклятого Хротгара! Несмотря на всю эту гробовую тишину, нарушаемую лишь сопением Сейсар и потрескиванием огня в чашах, было понятно, что Седобородые где-то здесь. Не хотелось бы лишний раз прерывать их от раздумий, может быть, медитаций, но они ведь сами сказали, что Довакину сюда дорога всегда открыта(если судить по метели, ломящейся в двери замка, то далеко не всегда), так что пусть теперь страдают от внезапных визитов! — Давно уж не ступала нога твоя в наш каменный храм, Довакин, – голос Арнгейра, такой по-отцовски теплый, раздался неподалеку. Проследовав на голос, Сейсар застала его как раз в момент трапезы за скромным деревянным столом, но подле него других Седобородых не было. Лучезарная улыбка озарила красное от холода лицо. — Здравствуйте, мастер. Уж сожалею, что здесь я ненадолго. — Алдуин накапливает мощь, Довакин, следует спешить. Посему, ты ведь не просто так здесь? Сейсар потупила взгляд, глядя куда-то сквозь мастера и думая, как бы помягче начать разговор о самом важном. — Мастер Арнгейр, мне необходимо изучить крик, которым некогда сразили Алдуина наши предки. — Кто сказал тебе это? – неожиданно пришел в гнев Седобородый, и по каменному залу пронесся его грозный глас. — Кто говорил с тобой?! — Это было начертано на Стене Алдуина, мастер. — Клинки, конечно! – едва ли не выплюнул Арнгейр. Эта злоба совсем несвойственна ему. — Вечно они суют свои любопытные носы в дела, в которых ни капли не смыслят! Они всегда хотели отвратить Драконорожденных от пути мудрости. Неужели мы тебя ничему не научили, и ты спокойно будешь плясать под их дудку? — Клинки лишь хотят остановить Алдуина, а чего хотите Вы? — Неважно, чего хочу я. Это крик уже некогда был использован в прошлом, и вот – история повторяется! Тебе ли не приходило в голову, что Алдуину не суждено поражение? Те, кто одолел его в прошлом, лишь перенесли день расплаты, но не отменили. Если суждено миру погибнуть – да будет так, и пусть же он возродится. — Алдуину не суждено поражение? А зачем тогда нужен Драконорожденный? Не вы ль мне твердили, что мое предназначение – повергнуть его? Может, мне тогда вообще отказаться от всего этого, раз мое назначение не имеет смысла, и вернуться к своим делам? – даже мастер Арнгейр заметил нарастающую злобу. Потерять ради спасения чего-то призрачного всю семью, жизнь и измениться кардинально по принуждению, а в итоге понять, что все напрасно – вот оно, истинное назначение Довакина. — Тебе нужно вернуться на путь муд… — Арнгейр. Рок лас Довакин. Струнду’уль. Рок фен тинвак Партурнакс. Голос донесся словно бы из бездны, сотрясая окружающее – древняя пыль посыпалась с потолка, и трое Седобородых, словно тени, потянулись к присутствующим со всех сторон. Все они неоднозначно поглядели на Сейсар и на Арнгейра, и тот, нахмурив седые брови, оставался в смятении. — Постой, Довакин, – внезапно начал он, словно подмененный. — Прости мне мою слабину. Я позволил эмоциям затуманить разум, и мастер Эйнарт напомнил мне о моем священном долге. И не мне решать, помогать тебе или нет. — И все-таки вы обучите меня? — Нет. Я не знаю этого крика. Называется он «Драконобой», но мы не ведаем о его Словах. И не жалеем об этой утрате, этому Крику не место в Пути Голоса. — Но чем так плох Драконобой? — Он был создан теми, кто на своей шкуре познал невообразимую жестокость драконьего культа. Вся их жизнь пропиталась ненавистью к драконам, словно ядом. Они воплотили свой гнев и ярость в этом Крике. Изучая Крик, ты принимаешь его в свое естество. В каком-то смысле ты становишься Криком. Чтобы изучить и принять этот Крик, тебе придется принять в самое сердце корень зла. «И пропустить ростки его через мелкие сосуды, и пронзит стебель его крепкие корпусы-мышцы, и да расцветет, питаясь кровью, цвет зла». До жути знакомые строки, но сейчас уже и не припомнить. Мастер Арнгейр взывал к здравому смыслу, призывая отказаться от затеи изучать Драконобой, словно в нем и впрямь таится что-то темное и мистическое. Но когда-нибудь придется чем-нибудь пожертвовать. Быть может, даже самим собой ради спасения. — Но если секрет крика потерян, как мне победить Алдуина? — Только Партурнакс, магистр нашего ордена, ответит тебе на этот вопрос, если сам того пожелает. Он – наш вождь, он превосходит всех нас в искусстве Крика. — Мне нужно увидеться с ним, – Сейсар продолжала стоять на своем. Арнгейр упрямости не оценил. — Ты не была готова, не готова и поныне. Но, благодаря Клинкам, у тебя появились вопросы, ответы на которые даст лишь Партурнакс. — Так почему ты еще не познакомил нас? Где он? — Меньше пыла, Довакин. Он живет в уединении на самой вершине горы. Он редко говорит с нами, и никогда – с чужаками. Встреча с ним – великая часть, – с ноткой тоски, или, быть может, ностальгии, произнес он. — Но лишь те, чей Голос силен, способны найти дорогу к нему. Идем. Мы научим тебя Крику, который ведет к Партурнаксу. Незамедлительно все Седобородые двинулись во двор, но Арнгейр энтузиазмом не горел по-прежнему, а остальные трое хранили молчание, покорно следуя друг за другом. Одной лишь Сейсар казалось, что все она делает правильно. И вновь холод ударил в лицо, пронизывая до костей. Не поддаваясь ветру, старики упрямо шли сквозь метель, то и дело пропадая в ней. Сквозь завесу тумана вскоре прояснились очертания высоких ступеней и скрипучих ворот. Высокие и величественные, они примерзли друг к другу словно бы навечно, сдерживая порывы гневающейся бури, распевая свою заунывную песню. Светила погасил холодный ветер и остудил камень, а пепел рассыпал по округе. — Эти ворота ведут к Партурнаксу. Я покажу, как их открыть. Сейсар уже было отвыкла от знакомого треска камня под ногами, отпрянув прочь. Драконьи символы заискрились пламенным цветом, разгоняя пургу и отчётливо вырисовываясь, несмотря на снежную пелену. Знаки, образовывающиеся вокруг, знакомо поманили к себе. Lok-Vah-Koor… Пора бы уже и привыкнуть к этому леденящему душу чувству, в то же время так трепетно пробуждающему какое-то мистическое тепло в сердце, но так приятно испытывать его раз за разом. — Я открою тебе знание Чистого Неба. И это наш последний дар, Довакин, используй его мудро, – могущественная пелена окутала тело и разум, постепенно всасываясь вовнутрь. Поглощенная сила согрела плоть и освежила разум. — Чистое Небо развеет метель, но только ненадолго. Путь к Партурнаксу опасен, нелегко его пройти. Не останавливайся и сосредоточься на цели – тогда ты достигнешь вершины. Вчетвером они подняли старческие глаза на Сейсар, преданно ожидая ее ухода. Оглядев Седобородых даже каким-то печальным, немного туманным взглядом, она направилась в путь – выбора не оставалось. Предстояла важная встреча. — Спасибо вам, – и они лишь учтиво склонили головы, произнеся хором «Да направит тебя ветер». Покрытые льдом решетчатые ворота при приближении распахнулись, пропуская Довакина в непроглядную пургу, а затем захлопнулись, перекрывая путь назад. Теперь-то на обратную дорогу уж точно не ступишь. Только вперед. — Lok-Vah-Koor! По велению Слова Драконорожденного, утихла метель, пропуская странника. Снег мирно захрустел под ногами, словно до этого не таилась в этих высотах смертельно-опасная ледяная ловушка. Ступала Сейсар быстро, но в то же время осторожно – не ровен час поскользнуться и сорваться с обрыва, а лететь-то далеко. Эти мысли вызывали не самые приятные ощущения, хотелось бросить всю эту затею и просто развернуться в сторону дома – жизнь важнее. Но, впрочем, когда в последний раз она следовала своим желаниям? Ведь долг зовет, не оставая права выбора. Эти размышления послужили каким-никаким, но стимулом двигаться дальше. Пурга постепенно накатывала с новой силой, норовя столкнуть путешественника с обрыва и навечно схоронить в снегах Глотки Мира. Злейшего, на сегодняшний день, врага, имя которому «Зима», приходилось разгонять только что выученным криком. Делать это приходилось примерно раз в десять-пятнадцать минут, но горло успело устать. Голос постепенно садился, терял свою мощь после таких испытаний, а вершина все никак не появлялась из-за плотных облаков, что облепили ее, сковали, словно боясь, что гора убежит куда-то из их холодного плена. Ноги твердо ступали и дальше, но поступь теряла свою уверенность. Снег становился все глубже, Сейсар проваливалась в снег по колено, вздрагивая от холода. Видела бы ее сейчас Меродолия, знатно посмеялась бы. Волосы, ресницы да и все лицо в общем облепил снег, она сейчас была похожа скорее на снеговика, слепленного детьми во дворе какого-нибудь теплого Вайтрана, где не каждый день ребятня видит снег, чем на себя саму. Недовольное рычание и стук замерзших челюстей заглушал пронзительный вой метели, словно где-то в ней притаилась целая стая волков. В какой-то степени оно таковым и являлось – снежные волки в упряжи колесницы зимы с небывалым свирепствованием тащили за собой свою снежную королеву, сбивая с ног любого, кто попадется им на пути, втаптывая холодными лапами лицом в снег непутевого искателя приключений. Скользкие булыжники в оковах льда оказались единственной опорой. Тело казалось невероятно тяжелым. Ноги если и поднимались, то соскальзывали по огромным, но скользким камням, напоминающим острые клыки этой грозной скалы. Своим оскалом она светила свысока в лицо всем тем, кто решился пройти этот нелегкий путь на вершину Глотки Мира, и прямо сейчас она смеялась над Сейсар. Наконец, перекинув одну ногу, а затем и вторую через огромные валуны, Сей позволила себе упасть в мягкий снег, уже не кажущийся холодным, и захлестнуть ему себя с головой. Лишь только когда небо закрыла огромная тень, она вскочила, отряхиваясь от снега. — Lok-Vah-Koor! Вой тут же смолк, а снежный туман рассеялся, открывая совершенно новый вид. Ночное небо, усеянное звездами, в невероятной красоте своей переливалось яркими бирюзовыми, голубыми, желтыми и даже малиновыми красками в единой картине северного сияния. У Сейсар, созерцающей этот пейзаж, захватило дух, и тело на какое-то время даже перестало ощущать промозглый холод, словно прямо сейчас воссоединялось с этим чудесным явлением, становясь еще одной звездой на иссиня-черном полотне, куда художник небрежно пролил множество красок. Но встать все-таки пришлось. Глотка Мира здесь во всей ее красе. Она двинулась дальше с каким-то волнующим трепетом в груди. Поверить только, Сейсар стоит на самой высокой точке Скайрима, докуда добираются не все странники. Какое-то пьянящее чувство свободы согревало изнутри, разгорался колющий огонек в груди и быстрее билось сердце, пылающее этим самым огнем. Фрагмент стены с драконьими письменами показался метрах в десяти, но стоило сделать еще один шаг, как тень вновь нависла над Сейсар, земля содроглась и снег ссыпался со стены. Хлопанье крыльев не значило ничего хорошего, и Сейс даже понимала, кому принадлежат эти два огромных крыла, хоть и не хотела в это верить. Сердце забилось еще быстрее, норовя выпрыгнуть из груди, а в глазах потемнело от мощного звона в ушах. Со звоном Сейсар обнажила свой клинок, когда дракон сел совсем рядом, и лишь сделала она шаг ближе, намереваясь вступить в схватку, как одним взмахом мощных крыльев ящер практически сбил ее с ног ударной волной. Опорой служил лишь меч. Он гордо выгнул свою шею, отклоняясь назад, показывая свое превосходство по сравнению с человеком. Но глаза его не сверкали жаждой борьбы. — Drem Yol Lok. Приветствую тебя. Я Партурнакс. Неуклюже жуя приветствие на драконьем себе под нос, Сейсар наконец осмелилась поднять глаза и встать. Под пристальным взором дракона пришлось убрать меч в ножны, пока Сейс шокированно рассматривала чешуйчатого гиганта пред собой. Седобородые ни в коем разе не предупреждали ее о том, что их вождь – дракон! По коже прошел мороз. Ему ведь можно доверять, верно? — Ты изумленно смотришь на меня. Я таков, каким создал меня мой отец – Акатош. Как и тебя, Довакин. Скажи мне, – деловито прохрипел дракон, наконец-таки расслабляясь и наклоняясь ближе. — Зачем ты здесь, волан? Зачем нарушаешь мою медитацию? — Партурнакс, я здесь, потому что мне нужна твоя помощь, – не самый теплый прием ожидал Сейс на вершине Глотки Мира, но она сохраняла спокойствие, ведь какое дело дракону, которому явно больше, чем пара сотен лет, до того, кто ты – простой смертный или последний представитель угасшего рода Бурь Клинков? — Мне нужно изучить крик Драконобой. — Дрем. Терпение, – хоть и говорил он спокойно, но сощурил Партурнакс свои змеиные зеленые глаза, сузилась в них черная полоска зрачка. — Есть формальности, которые должно соблюдать при встрече двух дов. Он развернулся, сметая большущими крыльями снег под собой в разные стороны, и громко, даже как-то горделиво произнес: — По традиции сперва говорит старейший. Ощути мой Крик костями, борись с ним, если ты и впрямь Довакин! – он вновь отклонялся вперед, и Сейсар уже приготовилась к ужасному, как вдруг Партурнакс вытянулся вперед, словно по струне, острые шипы засверкали в лунном свете, и все вокруг озарила яркая вспышка. Шквал огня вырвался из распахнутой пасти дракона в сторону стены слов, и пламенем отпечаталось на ней одно слово. Йол. Даже Сейсар согрелась от такого приемчика, но снег на земле не растаял. Это казалось невероятным! На Глотке Мира действительно лежал тот самый нетающий снег, за которым ведут охоту многие искатели приключений! — Пойми Огонь, как его понимают Дов. Размышления о нетающем снеге, это, конечно, хорошо, но Партурнакс, хоть и терпелив, не станет долго ждать в данной ситуации, да и слово звало. Печатью оно въелось в память, и учить их в последнее время давалось легче, чем в самом начале пути Драконорожденного. Какие-то по-прежнему были закрыты для Сейсар, какие-то запоминались сразу же. «Йол» не было сложным по своей концепции. Тело окутывала знакомая светлая аура, она придавала сил для дальнейшего использования Ту’ума. Партурнакс поделился своей силой? — Теперь приветствуй же меня не как смертный, но как Дов! Это звучало унизительно – по сравнению со шквалами огня, извергаемыми драконами, со рта Сейсар может слететь максимум дымок от этого самого огня. Но Партурнакс был серьезен, он ждал, пока слово сорвется с языка Драконорожденного. Неужели в этом хрупком человеческом теле он и впрямь видел себе равного? Многие драконы не желают равнять Довакина на себя, не страшатся и не видят в нем достойного противника. Всего один дракон встретился им с Меродолией в пути. Естественно, вряд ли они смогли бы противостоять против такого могущества вдвоем, поскольку не были готовы. Лишь только отряд имперских солдат, подошедший вовремя, позволил справиться с чешуйчатой тварью. Но награда за это высока, ценнее любого золота. Власть, сила, переполняющая тебя через край. Такая мимолетная, но такая пьянящая, когда лишь только начинает разливаться по венам, и такая ощутимая потом, наполнившая весь сосуд плоти и крови. Сейсар шагнула вперед, со всем старанием выкрикнув заветное «Йол». В груди стало жарко, словно там всегда таилось пламя, разгоревшееся только сейчас, а горло обожгло словно самым настоящим пламенем. Сейс зажмурила глаза в приступе какого-то страха, а когда открыла, увидела, как средней мощности огненный шар, изданный ею, достиг своей цели. Пламя прямо в лицо Партурнакс встретил спокойно, лишь отряхнувшись. Это выглядело глупо. После того настоящего драконьего огня этот маленький лучик света казался просто мизерным. Но сам дракон был крайне доволен, это стало заметно по расслабившемуся взору и растянувшейся улыбке. — А-а-а-а… да! – блаженно протянул дракон. — Sossedov Los Mul. В тебе сильна кровь Дракона. Давно мне не доводилось говорить с сородичем. Неужели Партурнакс и впрямь видел в Драконорожденном «своего сородича»? Несмотря даже на это человеческое обличие, он уважал Довакина? — Итак. Тебе удалось найти меня. Нелегкая задача для йор… смертных. Даже для тех, в ком течет Дова Сош. Кровь Дракона, – вот так ненавязчиво предводитель Седобородых напомнил о том, что будь ты хоть трижды Довакином, прежде всего ты – смертный, и даже Драконорожденный способен умереть, банально даже упав с лестницы и проломив череп. Да-да, вот такая печальная судьба ждала бы Довакина, а вместе с ним и весь мир. — Я ждал тебя. Но не стоило тебе идти так далеко ради тинвак со старым дова. Нет. Тебе нужно оружие против Алдуина. Но мне оно неведомо и не может быть ведомо. Твой род – йорре, или смертные, создали оружие против дов… Драконов. Наш хадримме, наш ум не может даже… постичь этой концепции. — То есть, нет никакого способа выучить этот крик? – Сейсар начинала переполнять тоска и по совместительству гордость за род человеческий. Создать могущественное оружие против драконов, которое не могут постичь сами драконы, чтобы потом Довакин совершал ежедневные пробежки туда и обратно на Глотку Мира. — Дрем. Всему свое время. Для начала вопрос к тебе. Зачем ты хочешь выучить этот ту’ум? – в голосе его хриплом все же прозвучала отчетливая нотка недоверия, как бы он не старался ее скрыть. — Мне нужно остановить Алдуина. — Алдуин… зейма. Старший брат. Одаренный, жадный и взбалмошный, как это часто бывает с первородными, – складывалось ощущение, что Партурнакс это говорил с нотками заботы по отношению к своему непутевому старшему брату. — Но зачем тебе останавливать Алдуина? — Я люблю этот мир, – вопросы дракона казались в какой-то степени очевидными, но Сейсар прекрасно понимала, что Партурнакс присматривается к истинным намерениям Довакина. — Я не хочу, чтобы он погиб. — Это тоже причина. Но не все с тобой согласны. Некоторые скажут, что старое должно кончиться и дать начало новому. Возможно, этот мир только Яйцо следующей кальпы? Леин вокин? Ты не дашь родиться новому миру? — Новый мир позаботится о себе сам. У них будут новые проблемы и также будет новое решение этих проблем. Вместо меня. — Паз. Честный ответ, – Партурнакс остался доволен искренними намерениями Драконорожденной. — Ро фус… Возможно, ты только противовес силам, которые хотят приблизить конец мира. Ведь даже мы, оседлавшие потоки Времени, не можем заглянуть за Конец времен. Вулдсетид лос тарадис. Те, кто пытается приблизить конец, могут его отсрочить. Те, кто хочет отсрочить конец, могут приблизить его. Но ты уже довольно долго терпишь мое многословие. Кросис. Теперь я отвечу на твой вопрос. Знаешь ли ты, почему я живу здесь, на вершине Монавен, которую вы зовете Глоткой Мира? — Мне ничего об этом неизвестно. — Это самая священная гора в Скайриме. Зок ревак струнма. Великая гора мира. Здесь древние Языки, первые смертные мастера Голоса, вызвали Алдуина на бой и одолели его. — Они задействовали крик Драконобой? — И да, и нет, – задумчиво промычал Партурнакс, устремив свой взгляд куда-то в небо. — Вик муз ми крон. Алдуин не был сражен окончательно. Ведь тебе бы сейчас не пришлось искать способа победить его. Они использовали крик Драконобой, чтобы покалечить его. Этого оказалось недостаточно. Ох мулаг унслад. Это был Кел – Древний свиток. Они использовали его, чтобы забросить Алдуина в потоки Времени. — Они отправили его… в будущее? — Не нарочно. Они надеялись, что Алдуин повергнут навсегда. Ушел навек. Мейе. Но я знал. Тид бо оматив. Время течет только вперед. И настанет час, когда он появится вновь. Поэтому я и жил здесь. Тысячи человеческих лет я ждал. Я знал, что Алдуин вернется здесь, но не знал, когда. На этом месте разорвалось время после того, что древние норды сделали с Алдуином. И если ты принесешь тот Кел, сюда, к Тид-Аран, Временному разрыву… ты сможешь попасть назад. На другой конец этого разрыва. Ты сможешь узнать Драконобой у его создателей. Дух захватывало. И голова болела. От количества информации голова, наверное, опухла, ибо все это переварить разом мозг не успевал. Теперь Сейсар не только Довакин, спаситель мира, но и предположительный путешественник во времени. — Я хочу знать больше… о Древних свитках, – тем не менее, мозг просил большего объема информации, чтобы было, что переваривать весь день. — Гм-м… – Партурнакс задумчиво отвел взгляд. — Как объяснить это на вашем языке? У дов есть слова для таких вещей, которых нет в языке смертных. Это… реликвия, существующая вне времени. Она… ее не существует, но она всегда существовала… Это…Гм… ра уалан. Части сотворения. Келле… Древние свитки, как вы их называете, часто использовались для предсказаний. Да, источником твоего пророчества также послужил Древний свиток. Но это лишь малая часть их невероятной силы. Зофас сулейк. — И ты знаешь, где найти его? – он сказал столько противоречащих друг другу вещей, что голова начинала вскипать. Тем не менее, это показалось ей весьма интересным. — Кросис. Нет. Я мало знаю о том, что происходило внизу в те годы, что я провел здесь. Скорее всего тебе известно больше, чем мне. — Возможно… Эсберн или Арнгейр?... – тихо прошептала Сейсар возможные варианты скорее чисто для себя, но дракон отозвался. — Полагайся на свой инстинкт, Довакин. Твоя кровь покажет тебе путь. — Значит, я приношу сюда свиток, и… — Я полагаю, кел, связанный с Тид-Аран, даст тебе видение, образ момента своего создания. Тогда ты прочувствуешь, узнаешь, что такое Драконобой в силе его первого выражения. Ты увидишь их… вут фадонне… Моих друзей, – четко ощутимая тоска появилась в голосе Патурнакса. — Хакона, Гормлейт, Феллдира. Первые языки. Первые смертные, которых я научил ту’ум. Вожди восстания против Алдуина. У нордов было много героев, но ни одного равного им, бросившим вызов самому Алдуину. Диалог обещал быть еще очень длинным, но Сейсар становилось интересно разговаривать с драконом. Она впервые контактирует с представителем их рода вот так непринужденно и легко. Он мудр и напоминает чем-то человечество. Нет, он выше них, но все же ближе к людям, чем остальные драконы, сеющие хаос и разруху. Он научил нордов ту’уму. Ей пришлось присесть на снег. — Седобородые преподнесли Драконобой как что-то ужасное. Что же это такое? — Я не могу рассказать в деталях, ибо не слышал его самого. Это первый крик, созданный йорре. Говорят, он заставляет дракона ощутить на себе, что значит быть смертным… Совершенно…вонминдоран… недоступная концепция для бессмертных дов. Невероятная сила заключена в этом Крике, ибо смертные вложили в него всю скопившуюся ярость свою. Холодным ветром обдало кожу, но сейчас градус либо повысился, либо холод перестал быть столь заметным. Сияние по-прежнему переливалось на небе. Сколько они проговорили? Час? Меньше? Время здесь летело очень быстро, но каково это – тысячу лет проводить в одиночестве? Даже для дракона это много. Седобородые наверняка слишком стары, чтобы навещать своего предводителя. — Приходят ли к тебе другие за знаниями? — Многие века я учу Пути Голоса, и многие века до того я учил использовать ту’ум. Но нет, Довакин. Больше никто не приходит сюда за знаниями. Соран. За последнюю сотню лет ты – мой единственный посетитель. Я размышляю о Ротмулаг – Словах Силы. Я учу их использовать. Для меня этого достаточно. — Размышляешь над Словами? — Чтобы познать Слово Силы, нужно впустить в себя его смысл. Поразмысли над словом Ротмулаг. Слово войдет в тебя, и ты сроднишься с ним. Какое Слово зовет тебя? Фус, Файм или Йол? — Фус. — На вашем языке это значит «Сила». Но когда ты толкаешь мир, мир толкает тебя в ответ. Подумай о том, как применить силу без усилия. Представь легчайшее дуновение, перед которым ничто не сможет устоять. Это «Фус». Позволь его смыслу проникнуть в тебя. Су’ум арк мора. Ты сможешь толкнуть мир сильнее, чем он толкнет тебя. Они размышляли вместе над каждым из предложенных слов. Вернее, размышляла Сейсар, а Партурнакс наталкивал ее на верные мысли. «Йол» – это пламя твоего сердца, очаг, который стоит лишь разжечь. «Файм» сливал с природой, возвращал к началу. Ты – порыв ветра, несущий облака на небосводе. Как-никак, но дракон оказался прекрасным учителем. Он говорит невнятными загадками, но в то же время на подкорке сознания они были крайне понятными. Его хриплый, низкий голос въедался в голову. Закрывая глаза, Сейс представляла себе не горный склон с прекрасным небом, не Глотку Мира, а пламя. Пламя, разгоравшееся вокруг. И тогда украдкой Партурнакс проникал голосом в сознание, учил не бояться. Учил, как сливаться с огнем. Быть огнем. Быть единым с ним целым. Уроки его были явно интереснее привычных занятий по грамоте, в них было что-то такое чарующее и настораживающее. Нет, это не скучная писанина или чтение нечитабельных книг, в итоге все равно прочитанных по велению матери. Это именно то, что поможет выжить в эти трудные времена. Поможет встать на ноги. Даст силу бороться с неминуемым Концом. Простого «спасибо» не хватило бы за это великое сокровище под названием знание, но дракону не нужна была благодарность или ненужная ему награда за подаренные знания. Он ждал отдачи. Он ожидал, что все эти наставления не канут в бездну, и данное им будет использоваться лишь во благо. Сейсар поклялась себе не подвести своего наставника. Да, Партурнакс являлся именно им. Такой поначалу не внушающий доверия своим драконьим ликом, мудрый старец дарил знания намного более полезные, чем ворчащий и вечно недовольный учитель грамоте, которая пригодилась лишь для того, чтобы уметь ясно выражаться, читать заумные книженции и писать письма, полные ложного уважения, каким-то важным шишкам. Он проводил своего нового ученика, Довакина, взглядом, полным надежд. Свиток должен быть найден, и отчего-то Партурнакс верил, что Драконорожденная уверена в себе, своих намерениях. Она принесет свиток на место разрыва Времени, и выучит страшный по своей силе Крик. Он был уверен, что она исполнит свое предназначение. Так ли это было на самом деле? Сейсар не могла сказать. Этой одинокой надежды не было в глазах людей уже сотни лет, еще с тех пор, как закрылись последние врата Обливиона. Глаза их сияли каким-то холодным огнем решительности, но где-то внутри они умоляли. Со всех сторон те, кто узнают, на нее смотрят с такой небывалой надеждой. Надеждой, что Довакин спасет их черные души. Падет в бою с Алдуином Пожирателем Миров и, может быть, летописцы даже позабудут имя славного героя. Но они будут спасены заслугой Сейсар. Сейсар, чье имя не впишут клинописью на пергаменте и не запечатлеют ни в одной из книг. Песни будут петь о безымянном Драконорожденном, погибшем при битве с Алдуином, и люди, тоскливо всхлипывая, вновь ступят в порочный круг. А затем придет новая угроза, а вместе с ней – новый герой. И он тоже канет в бездну. Круг не замыкается от людских пороков. Всегда найдется тебе замена – единственных не бывает. «Меняться должно человечество, а не мир», – с тоской заметила она, прежде чем Арнгейр обратился к ней: — Партурнакс заговорил с тобой. Кровь Дракона сильна в тебе. Научил ли он тебя Драконобою? Как бы помягче ответить на этот вопрос, Сейсар не имела понятия. Неужели Арнгейр спросил это с одеждой на отрицательный ответ? — Нет, но он сказал, где я могу найти это знание. — Да будет так, – выдохнул Седобородый. — Если он считает, что тебе нужно изучить его… мы преклонимся пред его мудростью. — Мастер Арнгейр, я ищу Древний свиток, что использовался древними нордами в старину. — Мы никогда не интересовались Древними свитками. Сами Боги побоялись бы играть с такими вещами. А вот маги в Винтерхолде известны своей манией к святотатственным вещам. Им может быть что-нибудь известно об искомом Древнем свитке. — И неужели нет никакого другого способа победить Алдуина? — А ты не догадывалась, что ему, быть может, не суждено поражение? Те, кто сразили его в старину, лишь отсрочили судный день, но не отменили его. Если миру суждено погибнуть – так и быть, и да возродится он вновь. — А зачем здесь тогда я? – в очередной раз вскипела от подобных слов Сейсар. Это ведь они уже проходили, зачем возвращаться к этому снова? — На переломе эпох является Довакин, все дела. Мое явление связано с Алдуином, предначертано в пророчествах. И что, я должна покорно ждать гибели мира и погибнуть вместе с ним? Зачем тогда мне терпеть то, что я терплю все это время? Я могу спокойно вернуться к своим обязанностям. Зачем вы призвали меня на Высокий Хротгар? Зачем обучали? Сейс опешила сама от собственных слов. Давние обиды не отпускали. «Моя жизнь закончилась тогда, когда во сне мне явился Алдуин. Два красных глаза и черные, словно непроглядный мрак, крылья. Убедилась я в этом тогда, когда он на моих глазах дотла сжег Хелген. Все остальное, происходившее после этого момента – лишь процесс разложения не тела, но души. То, что стоит сейчас перед этим старцем, уже не я. Это не та Сейсар Буря Клинков, что была ранее. Настоящая умерла еще летом, почти полгода назад». — Твои намерения чисты, Довакин, – как ни в чем не бывало ответил Арнгейр, словно пропустил крик души мимо ушей. — Но, быть может, твоя роль вовсе не в этом? «Моя роль. Я стараюсь изо всех сил. Играю Сейсар Бурю Клинков, Довакина, спасителя этого мира. Неважен исход нашей с Алдуином битвы за судьбу мира. Я – лишь пешка на шахматной доске. Как и он. Это хитрая игра Богов. Богов, что отвернулись от меня еще в тот день, наслав на меня это проклятие. Я каюсь, каюсь каждую ночь, прежде чем уснуть, и просыпаюсь в надежде ощутить под пальцами тепло домашних простыней, а не грубый спальник». Сейсар чувствует, как предательски дергается голова и до боли сжимаются кулаки. Ногти впиваются в кожу, и вскоре она уже может чувствовать круговые следы на побледневшей за последнее время коже. Сейс всегда была «в теле», но рацион стал настолько скудным, что она сильно похудела, а оттенок кожи, соответственно, посветлел на несколько тонов, выделяя появившиеся под глазами синяки. Она смотрит в пол, сдерживая свою импульсивность. Нет, нельзя. То, что было ранее, нужно держать на замке. Этого зверя нельзя выпускать из клетки и открыто демонстрировать людям. Она хочет меняться, но какой в этом смысл? — Спасибо, – выдавила из себя Сейсар, разворачиваясь и едва ли не летя прочь из этих темных стен, вечно погруженных в тишину. Единственные звуки здесь – звуки тихих, размеренных шагов и плавное потрескивание пламени в чашах. Здесь всегда спокойно. Быть может, это самое умиротворенное место во всем Скайриме. Но сегодня что-то было не так, и это не укрылось от практически слепых глаз мудрого старца. Тело его многолетнее слабеет, но не дух. По замку раздавались шаги громкие, размеренные и яростные, а пламя боязливо вздрагивало, когда Сейсар проносилась мимо. Морозная свежесть в лицо здорово взбодрила ее, но северное сияние на небе не казалось уже таким восхитительно уютным. Тем не менее, хотелось стать ближе к нему. Дотянуться до небес невозможно, но какой смысл жизни без мечты? Шаткий край скалы хрустит под ногами. Хрупкий, раскачивающийся туда-сюда камешек – единственное, что удерживает весьма тяжелое тело над тысячами километров. Она поднимает глаза в небо, и по нему, словно раскат грома, проходится громкое «Фус-Ро-Да». Невооруженным глазом видно, как ударная волна летит в небо, готовясь поразить свою далекую цель. От этого крика, сорвавшегося не с губ, а откуда-то изнутри, стало гораздо легче. Словно криком была сама Сейсар. Она только что смачно плюнула в лицо всем тем «богам», что развлекаются, глядя на это.