Проделки судьбы

Лужи громко шлепали под конскими копытами. Снег растаял в окрестностях Фолкрита, но на дорогу лег небольшой последождевой туман. Прямая фигура медленно ехала вдоль каменной дороги, уверенно держась в седле. Воздух был слегка прохладным – на дворе пятое число Восхода солнца. Время летит неумолимо быстро. Дело шло к весне, но снег превратился в воду, пусть и не до конца, только сегодня. Ясно было, это не последний снег – так просто зима в Скайриме никогда не заканчивается. Хоть она и держалась в седле уверенно, взгляд ее был полон печали. Всадница ехала по одинокой тропинке мимо Фолкрита. Если прислушаться, то можно было услышать жизнь – редкие возгласы, работу кузнеца, ржание коней, на которое Тристан изредка поворачивал ухо. Но она ехала не в Фолкрит, а чуть дальше. Там, под каменистым холмом, ветвями деревьев надежно сокрыта заветная дверь с огромным черепом – вход в Темное Братство. В семью. Домой. В единственный дом, который у Меродолии был, есть и будет. Астрид когда-то сказала: «Темное Братство – это семья». Они брали с большой охотой тех, от кого отвернулось общество. Обучали их искусству боя, бесшумно ходить и быстро, незаметно убивать. Каждый из их немногочисленной семьи немного «с приветом», и у многих тяжелое прошлое. Поэтому, наверное, Мер так породнилась с ними. Она быстро пристрастилась к убийствам. Еще с тех самых пор, как совершила на родителей Черное таинство и сама затем попросилась в Братство. Это закрытая, нелегальная организация – через многое пришлось пройти, чтобы заслужить доверие. Приходилось тренироваться по полдня, мало есть и мало спать, успевать овладевать и клинками, и луком, но никогда к ней не относились здесь так, как относилась родная семья – как к скотине. У нее здесь было свое койко-место, своя небольшая, пыльная, зато раздельная комната, в которой она, в редкое свободное время, продолжала оттачивать мастерство. Она тренировалась до тех пор, пока не победила в бою главу семьи – Астрид. И была весьма ценным членом их небольшой семьи, пока не покинула их. Отвергнутая, Меродолия направлялась туда, откуда ее теперь, возможно, не прогонят. Хоть Мер прогнали и из Темного Братства из-за сорванного контракта, она понимала, что так нужно – это временное изгнание гарантировало штабу безопасность, и спустя столько времени она могла вернуться туда спокойно. Она не смогла доказать Сейсар, что все с ней в порядке, что даэдра больше не имеет над ней власти – с уничтожением книги ушла и одержимость, но Сейсар настояла на «отпуске» для Мер, а та восприняла это как личное оскорбление. Она была готова! Была готова идти до конца, сражаться за лук! Но «нет» значило «нет». Вдруг на дороге Меродолия заметила что-то неладное. Лошади, запряженные в повозку. Ямщика не было видно, но половина груза валялась по всей дороге. Странно, ведь здесь обычно никто не останавливается, а Братство – не бандиты, чтобы нападать на грузовые телеги! Привязав Тристана к ближайшему бревну, Мер вернулась на дорогу и присела, чтобы разглядеть разлитую жидкость. Она переливалась на свету всеми цветами радуги в причудливых узорах. Сняв перчатку, она коснулась кончиками большого и указательного пальцев жидкости, и опасения подтвердились – горючее. Телега была наполнена бочками с горючим. Меродолия сорвалась с места и, громко шлепая по глубоким лужам подошвой черных сапог, мчала ко входу, раздвигая ветви. Она сошла с каменной дороги, бежала по едва заметной тропинке, спрятанной меж деревьев, и по мере ее приближения запах пыли и гари становился все отчетливее. Был и еще какой-то запах, едва ли не тошнотворный, саднящий глотку. Она догадывалась, что это за запах. Дверь убежища покосилась. Оно обрушилось. Сверху присыпано землей. Под ногами – реки крови. Челюсть Меродолии отвисла, а сама она застыла, точно вкопанная, не в силах пошевелиться. В висках бешено колотило. Стояла тишина невыносимая. Меродолия еле-еле сумела повернуть голову. Она посмотрела правее – ближайшее к убежищу дерево было залито кровью. Когда зрение прояснилось, Мер разглядела в кровавом месиве силуэт человека, пригвождённого стрелами к стволу. В силуэте угадывался Фестус Крекс. — Нет, Фестус, – дрожащим голосом пробормотала Меродолия, потянувшись к нему рукой. Ее рот изогнулся в форме полумесяца, а губы дрожали. — Бабетта, Назир… Блохастик… Она машинально сделала шаг назад и отчетливо услышала, как что-то хлюпнуло под ногой. Это не было громко в самом деле, но для Меродолии этот звук был подобно бомбе, взорвавшейся рядом – она закричала так пронзительно, что птицы, только севшие на ветви после погрома в убежище, вновь с громким гарканьем взлетели в небо. Крупные слезы градом покатились по щекам – она кричала долго, не могла выкричать всю боль, что ранила ее сейчас, подобно тысяче лезвий. Меродолия рухнула на колени, и ее перчатки вымазались в чужой крови. Ей мерещилось, что она вся измазана в этой крови – ее руки, ноги, тело, лицо, все в крови! В крови ее братьев и сестер, убитых неизвестными! Кто? Кто мог совершить такое злодеяние? Кто посмел лишить ее единственной семьи? — Вы слышали? Меродолия тряслась, не могла даже встать, поскольку не чувствовала своих ног. Она могла лишь задыхаться в немом крике, глядя на свои руки, перепачканные кровью. — Еще одна выжившая мразь. Убить! Она увидела, как какие-то тени бегут на нее, но не могла совладать с собой. Лишь когда их свирепые лица начали проясняться в ее глазах и она смогла рассмотреть своих противников, Мер вскочила с колен и обнажила клинок. Впервые за долгое время она поддалась порыву эмоций и привлекла этим врага. Двое мужчин с разъяренными лицами мчались на нее, занеся клинки. Их сверкающие тораксы имели причудливую анатомическую форму, увесистые балтеусы звенели при каждом движении. Броня подозрительно напоминала снаряжение Имперского легиона, но их отличал более темный цвет и странный символ на груди. Она разбежалась и проскользнула по земле между ними, ловко увернувшись от свистнувших в воздухе лезвий, поднялась, вынула из сапога метательный нож и быстрым движением руки отправила его в незащищённую часть шеи одного из мужчин. В любой броне есть слабое место. В этой открытыми были локти, колени и часть шеи. Когда один из мужчин упал замертво, третий, который наблюдал за этим издалека, изначально надеясь, что его товарищи справятся с, казалось бы, легкой мишенью, поспешил на помощь. Второй метательный нож Меродолия запустила тому, что был ближе, прямо промеж глаз – от такого тяжело защититься. С третьим они схлестнулись в яростном поединке – она то и дело видела прямо перед собой его морду, обезображенную гневом. Глаза Меродолии едва ли не искрились от пламени, танцующего во взгляде. Ей хотелось больше крови, чтобы кровь этих ублюдков залила дороги, захлестнула ее, подобно волне. Да, было бы неплохо насладиться морем крови этого отродья! Но, стоит признать, вблизи они сражались хорошо – даже слишком хорошо. Бой начинал изматывать – противник был физически сильнее, и в конце концов Меродолия ушла в оборону, то и дело пятясь назад. — Что, нападать на нас толпой горазды, а в бою один-на-один не можешь девчонку сразить? – прокричала Меродолия, продолжая отбивать атаки противника. Мужчина яростно заревел, занося клинок. Он так грозно сверкнул на свету, так грозно начал опускаться, что Меродолия едва было не растерялась. Она не успела нанести удар в уязвимые места – вновь ей пришлось уклоняться от едва ли не фатального удара. Она оказалась достаточно далеко от соперника – не меньше трех метров. — Знатно мы вас, наверное, на хую повертели, раз вы на нас так разозлились. Не нашли более изощренного способа расправиться с моей семьей? Горючее? Как скучно! — Стерва, думаешь меня вывести? Попробуй что получше, сучка. Он встал в боевую стойку, готовясь в любой момент отражать атаку. — Вся ваша семейка – кучка жалких недоносков, которых выкинули на улицу. Вы посмели попытаться покуситься на Императора, вот мы и прикрыли вашу лавочку. А если есть выжившие – мы придем и за ними. Как тебе этот старик, висящий на дереве? Мы очень старались! Лицо Меродолии перекосило от гнева. Она была готова сорваться с места и всадить ему клинок в череп, прямо промеж глаз, как предыдущему, но это было бы непозволительной роскошью – за импульсивное действие Мер могла поплатиться жизнью. Уж этому ублюдку она ее точно не собиралась отдавать. Они сделали шаг навстречу друг другу, стиснув клинки в руках. Сверлили друг друга взглядами, точно свирепые животные, а затем одновременно помчались друг на друга. Мужчина совершил ошибку, открыв низ, когда в очередной раз занес меч. Меродолия повторила свой трюк, скользнув на землю. Она нанесла глубокое ранение под колено, а затем, крутанувшись, поднялась и всадила в это же колено клинок. Мужчина истошно завопил, рухнув на землю. Меч его Меродолия сразу же откинула подальше. — А теперь я с тобой поразвлекаюсь. Она обошла его, чтобы взглянуть в его глаза. Мужчина, хоть и был облачен в дорогую броню, имел такой разбойничий вид, что смотреть на него было противно. В кривой ухмылке он оскалил свои зубы, потянувшись в сторону меча. — Пососи мо… Ему прилетело в самую челюсть ногой с разворота с такой силой, что он почувствовал вкус собственной крови во рту, а затем что-то твердое на языке. Сплюнул на землю темный сгусток и громко закашлялся. Зубы. Меродолия полоснула ему клинком по сгибу локтя достаточно глубоко, чтобы из вены хлынула кровь. Он принялся было зажимать новую рану, как Мер наступила ему на ладонь, придавливая пяткой, чтобы тяжелее было выбраться. Мужчина хрипел, давился кровью, и при каждом его лишнем движении кровь сочилась из ран. — С каждой твоей выходкой я буду добавлять больше ран в самые неожиданные места. Следующим будет твой член, который ты пытался предложить мне пососать. Кто покушался на Императора? — Ты что, конченная? Я же сказал – вы! Острие клинка постепенно начало входить в другую ладонь. Воин закричал и задергался. Меродолию даже мало волновало, что эти вопли мог кто-то услышать. — Я про член не шутила. Подробнее. Кто вы такие? — Пенитус Окулатус. Теперь, Меродолия слегка больше понимала, кто они. Их знак на груди – красный ромб с белым оком. Это тайная имперская полиция. Но что она здесь забыла? — Вы убили кузину Императора. Затем ложного Императора, который был приманкой. Тогда-то мы и поняли, что это ваше чертово Братство. Наш командир предложил вам обмен – жизнь одного из вас, кто совершил покушение, на то, что мы раз и навсегда оставим Братство в покое. Как только вы, олухи, могли надеяться на такое после того, как опозорили сына Гая Марона! Меродолия стояла в полном непонимании. Ее слишком долго не было в Братстве, она понятия не имела, что несет этот мужчина, как они опозорили чьего-то сына, почему Братство согласилось на этот контракт, кто его заказал и почему Астрид согласилась на очевидно фальшивый жест? Но времени раздумывать у нее сейчас не было – кривая бандитская морда вывела ее из размышлений. В ухмылке виднелось два черных пробела – оттуда вылетело два зуба. — А теперь я заставлю тебя просить меня о пощаде прежде, чем ты отправишься бороздить Обливион. — Я попаду в Совнгард! В этом Меродолия очень сомневалась. Она спрятала клинок в ножны и со всей силы врезала мужчине носком ботинка по носу, выломав напрочь – носок был со стальной вставкой снаружи. Тот завопил истошно, хватаясь рукой за нос, но рука его тут же заныла. Она принялась колотить его лицо руками, колотила до тех пор, пока крики не начали его утихать, а от лица не осталось лишь кровавого месива. — Ты что, думаешь отключаться? Подожди, я еще не отправила тебя на тот свет. Сейчас я устрою тебе пламенное провожание. Он из последних сил задергался, не мог говорить – потому просто прохрипел что-то, что вряд ли являлось мольбой о пощаде. Такие, как они, о пощаде не молят. Меродолия встала, подкатила к нему ближайшую полуразбитую бочку с топливом и вылила на тело. Количества горючего было достаточно, чтобы загорелись волосы, небольшой плащ, кожаные ремни, а там уж пламя поглотит и броню в том числе. Внутри брони создастся целая жаровня, из которой он не в силах выбраться. Ублюдок помучается, прежде чем умрет. Почувствовав липкость на пальцах, ему каким-то чудом удалось перевернуться на живот, хотя торакс его подобен был черепашьему панцирю – наверное, на это бессмысленное движение воин пустил остаток сил. Он попробовал было ползти, но сил было недостаточно. Он хрипел при каждом движении, тело ныло, лица он не чувствовал и вообще уже не видел перед собой ничего вокруг. Он не мог видеть, как Меродолия несла к нему горящий факел, перешагивая через тела его павших товарищей.

*      *      *

Как могла, она отмывала кровь в прохладной реке на опушке леса, где не было никого, кроме нее и птиц. Как бы Меродолия не оттирала руки и ноги, ей казалось, что ничего не отмывается, хотя ее руки не были такими чистыми уж больно давно. Взгляд ее был пуст – он не выражал ни горя, ни страха, ничего. В ушах стоял звон. Она была уже в десяти верстах от Фолкрита. Она знала, куда ей нужно направляться, но если и там ее ничего не ждет… Меродолия не хотела об этом думать. Должен был остаться хоть кто-то. Они не могли погибнуть там все – это было бы глупо, нереально! Как можно перебить все Темное Братство за один раз? Она обняла свои колени, наблюдая за течением руки. Было холодно. Трава была мокрой. Ветер обдувал влажную кожу. Ей давно не было так одиноко. Когда ситуация того требовала и они разделялись с Сейс, Меродолия чувствовала, что делает что-то важное – как тогда, со свитком или с проклятой книгой. Сейчас она не понимала, что делает. Ее прогнали, судьбу вырезали, а до последней надежды путь далек. Предстояло наворовать где-то еды – воровать она научилась еще в глубоком детстве, когда не хватало пропитания. Особенно остро нужда в краже ощущалась, когда зима затягивалась, а еды на нее не хватало. Биологические родители не хотели этого ребенка, потому держали ее лишь за прислугу, за рабыню, которой не надо платить. А потом вся эта история с Братством, которое дало ей дом, надежду начать все заново… и так легко это хотят отнять. Отнять целую жизнь. Она покрепче обняла саму себя, уткнувшись лбом в колени. Так теплее.

*      *      *

Портовый город Данстар едва ли не смыло водой – из-за промежуточной оттепели уровень воды заметно поднялся, а снега, которыми был укрыт город, подтаяли, образовывая половодье. Лужи по щиколотку. Хорошо, что Меродолии не нужно было особо гулять по городу – особенно в таком виде, в окровавленном плаще и рваной то тут, то там одежде. Ей нужно было только одно место, которое, хотелось надеяться, ещё стоит. Если «Пенитус» добрался до Фолкритского убежища… да нет, откуда им знать про Данстарское, сто лет заброшенное. Действительно, дверь стояла, нетронутая. Никаких бочек с разлитым горючим, пещера не обвалилась, вокруг не валяются трупы. Значит, есть надежда на то, что выжившие здесь есть. Меродолия коснулась рукою двери, и та заговорила: — Что есть величайшая иллюзия жизни? Так, стоп. В такие подробности ее не посвящали! Какая еще иллюзия? Загадка в Фолкритском убежище была гораздо легче! — Жизнь, брат мой? Дверь замолкла. Пароль не подходит. Черт возьми! — Черепушка, открывай! Дверь все еще молчала. Тогда Меродолия злобно пнула по ней ногой, отчего раздался противный скрежет металла о металл. Не поддается. Прелестно, просто прелестно. Меродолия не могла совладать с паникой, потому начала наворачивать круги под холмом, пытаясь найти себе место. Как только она садилась, то сразу же вставала, а на месте долго стоять не могла, будто это тормозило мыслительные процессы. Величайшая иллюзия жизни… — Счастье, брат мой? А в ответ – тишина. — Какой придурок придумал эти загадки! Ситис тебя подери, откройся! Меродолия еще раз пнула несчастную дверь, но та и с места не сдвинулась. Вдруг сзади она услышала звон металла и тут же развернулась, хватаясь за рукоять меча. Она вынула клинок, направив его в неизвестного. Холодный свет зимнего солнца обрамлял темнокожую фигуру, облаченную в синий тагельмуст, бордовые зимние шаровары, высокие сапоги и причудливый длинный синий кафтан, богато украшенный золотой вышивкой. Было одно но – конец кафтана, у самых колен, был подпален, а на руке зияла дыра, сквозь которую было видно нижнюю кофту, побордовевшую от крови. Мужчина опустил с лица тагельмуст, но клинка не убрал. Он выглядел удивленным. — Меродолия! — Назир! Она громко рассмеялась, а Назир заулыбался и опустил меч. Она напрыгнула на него, обхватив ногами. От него отчетливо пахло кровью и сажей. — Сто лет не слышал этого смеха! Боги, я думал, что и до тебя добрались подстилки Императора. Он закружил ее, пока та не наобнималась вдоволь и не соскочила с него сама. — Кто-то еще выжил? Взгляд Назира заметно погрустнел. — Давай ты сама посмотришь. Смотрю, у тебя не получилось подобрать пароль, да? Хватку растеряла. Редгард подошел к двери. Она повторила свой вопрос, на что он ответил: — Невинность, брат мой. Дверь проскрежетала «Добро пожаловать домой» и тут же отворилась. Назир пошел вперед первым. — Невинность? Серьезно, так легко? Я-то уж понадеялась, что вы придумаете что посложнее! – гордо фыркнула Меродолия, спрятала клинок в ножны и пошла вслед за товарищем. Здесь было очень пыльно. В убежище несколько десятков лет не ступала нога человека, оттого здесь и воздух спертый, и все вокруг такое грязное. Это место долго придется приводить в порядок, зато оно уже с самого начала заметно просторнее узких коридорчиков убежища в Фолкрите. Примерно через минуту Меродолия и Назир узрели гроб раскрытый гроб Матери Ночи, где неподвижно стояла иссушенная мумия, разинув рот. — Она так и не заговорила? — Еще бы она заговорила. После такого-то побоища… Они спустились вниз по лестнице, в зал, где за столом, на котором стояла лишь одна свеча, сидела маленькая девочка с круглым, но болезненно-бледным лицом. Она болтала ножками и завороженно смотрела на огонь и на капли стекающего воска. — Бабетта! – гаркнул Назир, отчего ребенок тут же подскочил и запищал своим детским голоском: — Назир, ты чего пугаешь! О, побери меня Обливион, – она изумленно раскрыла рот, не в силах поначалу сдвинуться с места, а потом налетела на Меродолию с объятиями. Бабетта была вполовину ниже Меродолии, но это не помешало им крепко обняться, будто старым подругам. Она подняла на нее свои красные глаза, отчетливо выделяющиеся на бледном лице и заулыбалась, обнажая острые клыки. Да, наивно было бы полагать, что десятилетнего ребенка так просто пустят в Темное Братство, а вот трехсотлетнюю вампиршу, выглядящую, как ребенок – почему бы и нет? Мер поначалу тоже не могла привыкнуть к такому виду, но Бабетта сознательно была абсолютно взрослым человеком, застрявшим в теле ребенка. Вампиризм хорошо ее сохранил. — Ты не поверишь, что тут было. Мясорубка. Столько лет не было облав такого масштаба… почти всех перебили. — И Астрид? Они вдруг замолкли. Назир поджал толстые губы с таким напряжением, что, казалось, по его лбу вот-вот покатятся большие капли пота. Бабетта тоже вдруг растерялась, но потом заговорила: — В общем-то, все из-за нее и случилось. — Проклятая шлюха Астрид! Я говорил им, я говорил им, что ведьма посягала на мою матушку! Оскорбила мою несчастную матушку! Сверху раздался безумный хохот надрывным голосом. У Меродолии округлились глаза, когда она услышала этот голос. — Но теперь мы в безопасности – я, моя матушка и пара олухов… — Цицерон! – вновь рявкнул Назир, — Хорош дурака валять! Спускайся сюда! Цицерон бормотал по дороге какие-то сумасшедшие вещи про свою матушку, но покорно спускался. Человек в шутовском костюме, рыжеватые волосы которого виднелись из-под смешного колпака, чуть прихрамывая и согнувшись, спустился по лестнице. — А-ай, Меродолия! – он радостно заверещал, завидев ее, и заулыбался широкой, жуткой улыбкой, -- как же Цицерон рад, что Меродолия жива! Цицерон ни в коем случае, НИКОГДА не сомневался в верности Меродолии Братству! Мер рассмеялась, и Цицерон заулыбался шире, услышав ее смех. — Я тоже рада тебя видеть, Ци-ци! — Ребята, я понимаю, что у нас тут семейное воссоединение и всякое такое, но большая часть нашей семьи скоропостижно скончалась несколько часов назад, а мы сидим в страхе, что наше второе убежище найдут. Я думаю, нужно рассказать Меродолии, что случилось. — Справедливое замечание, Бабетта, справедливое замечание! А все беды из-за того, что Цицерона никто не слушает, держат за безнадежного безумца! — Боги, какой же ты шумный… Бабетта закатила глаза к небу, а вот Меродолия очень даже была рада слышать этот шум, вечно издаваемый Цицероном. Она помнит, что у него всегда были терки с Арнбьорном и Астрид из-за различий во взглядах на работу Темного Братства. Он считал, что Братству жизненно необходимо почитать Матерь Ночи и следовать догматам, Астрид считала это пережитками прошлого, что Братству нужно двигаться дальше. Само собой, взгляды Цицерона некоторые в убежище разделяли. А Цицерона она поддерживала еще и из солидарности – ведь ее саму не всегда считали за здравомыслящую. Сейчас она, вдохнув полной грудью спертого воздуха, могла с уверенностью заявить, что она дома. Пусть и не все дожили до этого дня… ах, как жаль, что здесь нет Херегарда. Он бы точно навел здесь порядок и из-под земли достал этих Императорских подстилок. Меродолии рассказали все, как было. От некоего Амона Мотьера им поступил заказ на Императора – мотивы Мотьера им неизвестны, Братство таким не интересуется. Он доказал серьезность своих намерений и пообещал крупную сумму. За дело взялась Габриэлла. Пенитус Окулатус, заинтересовавшийся происходящим еще после смерти Виттории Вичи, начал все разнюхивать. Они попытались ложным письмом подставить сына их командира, подложив его на тело покойного, где говорится о готовящемся заговоре против Императора. Затем Братство отравило подставного Императора, и здесь-то все пошло под откос – Гай Марон хотел одновременно поквитаться с Габриэллой, которая опозорила его и его сына, и уничтожить все Братство целиком. До Императора Братство так и не дорвалось. Меродолия не могла поверить услышанному. Конечно, авторитет Астрид не раз подвергался сомнениям, а их терки с Цицероном дошли до того, что пока Братство было сосредоточено на столь крупном контракте, он покусился на нее, ранил Визару и пустился в бегство. Арнбьорн гнал его до самых полей Вайтрана, где они серьезно ранили друг друга, а затем Арнбьорн потерял его след. Цицерон так хорошо скрывался, что в Данстаре его тоже не нашли. И не успели поискать получше. — Я от Арнбьорна ушел, и от Астрид я ушел… Пока Цицерон запевал свою веселую песенку, Меродолия обдумывала рассказанное. Бабетта и Назир дали ей время. Как-то все в голове не укладывалось. Астрид пошла на такой отчаянный шаг, всерьез поверив, что их оставят в покое? — Немыслимо. Чтобы один человек практически полностью угробил то, что строилось веками. Даже Цицерон замолк. Бабетта и Меродолия сидели за столом, а Назир присел на его край, скрестив руки на груди. Произошедшее стало ударом для них всех. Их осталось так мало, что выполнять контракт на Императора было бы безрассудно. Меродолия сжала кулаки, и кожаные перчатки заскрипели на пальцах. — Астрид совершила Черное таинство на себя. Хотела все исправить. Не получилось, – добавил Назир, вновь устремив взгляд вперед. — Жалко старое убежище, – Бабетта вновь болтала ножками, — там было уютно. Мер, оглянувшись, успела заметить, что Данстарское убежище просто огромное. Бабетта – специалист по травам, а особенно по ядам, и для нее нашлась даже небольшая лаборатория. А ведь Мер даже еще наверх не заглядывала. Облагораживать это, конечно, придется огромной ценой. — Что будем делать с контрактом? Вопрос Назира повис в воздухе. Меродолия поставила локти на стол и уперлась лбом в скрещенные ладони. — «Катария» отплывает завтра, – бросила в пустоту Бабетта, как бы к сведению. — «Пенитус» еще тут? — Да. Бóльшая часть штаба покинет Скайрим после Императора, – ответил Назир Меродолии. — Значит, ответ пришел сам собой. Я перебью их. А потом Мотьера. И заберу все его деньги, которые пойдут на обустройство нашего нового дома. Все, кроме Цицерона, радостно захлопавшего в ладоши, выпучили на нее глаза. — Ты с ума сошла? – воскликнул Назир. — Еще очень давно. — Меродолия, одумайся, это же имперская полиция! Лучшие шпионы в Тамриэле! Тебе одной их не одолеть! Ты же погибнешь там! Мер криво заулыбалась, продолжая глядеть перед собой. Одна лишь мысль о сладкой расправе над «имперской полицией» грела ей душу. — Значит, я буду Ее Величество Меродолия, гроза Империи! — Я не выпущу тебя за пределы убежища. Мало мы народу потеряли? – Назир наотрез отказывался принимать ее план. — Тебе не удержать меня, Назир. Наша семья погребена под завалом из-за дурацкой ошибки, но кто взорвал и сжег дотла убежище? Кто стрелами пригвоздил Фестуса к дереву? Кто пустил Блохастика на меховые тапки?! — А почему нет? – не унимался Цицерон, -- давай, Меродолия, старая подруга, пойдем и укокошим имперских ублюдков! Хи-хи-ха-ха-ха-ха!! Раскатистый смех Цицерона, подобный молнии, еще больше вселял уверенность в Мер. Ею овладела жажда мести. Вдруг она вспомнила о том, как одержима этой же жаждой была Сейсар. И ведь отомстила же. Почему она не может отомстить? Месть – не глупо. Чтобы отомстить, нужно быть умным и коварным, а в данном случае еще и владеть неслыханной сноровкой. Меродолия была согласна рискнуть жизнью и попытаться отнять столько жизней, сколько сможет, сколько позволят силы и выносливость. Даже если ее гнать будут от Солитьюда до самого Рифтена – согласна, черт возьми! Эти ублюдки лишили ее семьи! — Цицерон, пойдешь со мной? Или ты серьезно ранен? — Ради благого дела, моя дражайшая подруга, Цицерон оправится от любых ран, даже если они нанесены грязной подстилкой покойной шлюхи Астрид! Меродолия посмотрела на Бабетту и Назира, надеясь найти в их глазах одобрение. Но она его там не нашла. Они смотрели на нее с неуверенностью и тревогой. Но в ее глазах так ясно горел огонь решимости, что невольно можно было обжечься, если зазеваешься. — Значит, держать вы меня не станете. Я выезжаю завтра утром. Готовьте план интерьера к моему возвращению! Я планирую вернуться со всеми частями тела домой.

*      *      *

Так, в общем, и случилось. Никто не сумел остановить Меродолию от безбашенного поступка. Они с Цицероном поседлали коней и отправились в путь, к Драконьему Мосту. Ехать было часов, может быть, семь или восемь. Для Меродолии привычно уже было постоянно находиться в дороге – от того места, где они с Сейсар расстались, Мер до Фолкрита ехала три дня с полноценными остановками, никуда не спеша. Цицерон сел на обычного коня, не на Тенегрива, когда-то принадлежавшего Астрид. Меродолия давно его не видела. Как они поделят его между собой – пока непонятно. Он достанется следующему главе убежища, но пока неясно, кто это будет. Цицерон заметно повеселел при мысли от скорого кровопролития. Он очень переживал по поводу матушки – он, как-никак, Хранитель гроба, но Меродолия заверила его, что их отсутствие затянется не более, чем на три-четыре дня – Матерь Ночи не успеет заскучать. Мер наконец-то чувствовала себя в своей тарелке, со всеми этими безумными возгласами Цицерона, его гиперактивностью и садистскими шуточками. В отличие от большинства других членов Братства, у Меродолии не возникало чувства, что он перережет ей глотку, пока та будет спать. Он безумен, но она прекрасно знала, что лично ей Цицерон ничего плохого не сделает – им прекрасно удавалось поддерживать приятельские отношения. — Давай нанесем небольшой визит Морфалу. Раз со мной теперь надежный друг, хочу вдоволь насладиться, знаешь ли, позаимствованными товарами! Только не убивай никого, понял? Цицерон выразил согласие. Его чудаковатый вид, без сомнения, привлекал внимание – скоморохов в Скайриме давно не видели, а тут едет один, весь принаряженный, точно в Солитьюд на праздник. Вот только едет он танцевать на костях имперских ублюдков, а не для тана Солитьюда. Морфал, стоящий на болоте, тоже едва ли не утопал. Тяжко им приходилось каждую оттепель, когда снега выпадает настолько много, что и без того высоко построенные деревянные мостики, служащие дорогами, почти проваливаются под воду. Но жизнь здесь, тем не менее, кипела. Им повезло попасть в один из солнечных дней, когда на Морфал не опускается его пугающий туман, в котором жутко снуют темные людские силуэты, а из воды что-то зловеще стрекочет. Бр-р. Стоит признаться, что даже на Меродолию это место наводило жуть. Они спешились на одном из помостов, побросав коней. Конечно, чудаковатый вид Цицерона тут же привлек внимание – все оборачивались и шептались, крутили пальцами у висков, но ему так все равно было на их сплетни! Он был движим сейчас, как и Меродолия, жаждой, во-первых, мести, во-вторых – погрома. Они пропали в тени домов и брели между ними, пока не добрели до ближайшего магазина. Меродолия заглянула в окно, где за прилавком сидел мужчина неприятной наружности, вот-вот уснёт. Сзади него – комната, очевидно, служащая в качестве склада для еще не распроданных продуктов. — Как же повезло, что там мужик, – шепнула Меродолия, присаживаясь так, чтобы их не было видно. – Значит так. Ты обойди магазин и попробуй открыть окно максимально бесшумно, проберись внутрь и бери, сколько унесешь. А я пока займусь отвлекающим маневром… правда у меня в это не очень хорошо получается, но, думаю, тебя он с порога прогонит. Все ясно? — Цицерон понял все очень отчетливо и готов приступать к великому ограблению! Меродолия тяжко выдохнула. Ох, на что ей только не приходилось идти ради воровства, так что пытаться соблазнить какого-то внешне противного мужика ей, впрочем, не впервой. Она встала, и, максимально выпрямившись, выпятила грудь вперед, а плечи – назад. Она на скорую руку вечером отмыла пятна крови, поэтому, к счастью, выглядела весьма прилично. Подойдя к двери магазина, она расстегнула две пуговицы на рубашке и максимально приоткрыла ее. — Добрый день, – голос Меродолии изменился едва ли не до неузнаваемости – он звучал так сладко и вкрадчиво, что и заслушаться можно было. Продавец, чья голова уже лежала на груди, встрепенулся, а когда увидел свою посетительницу, даже привстал. У него было вытянутое, бритое лицо, маленькие глазки и округлое пузо под теплым пуховым дублетом. — Милости просим, миледи, – заговорил продавец, рукой показывая на свои товары. Разнообразные сыры, хлеб, соль, несколько разновидностей мяса и засоленные овощи. Меродолия ужаснулась, глядя на ценники, но виду не подняла. Она спустила плащ на плечи, наклоняясь, будто бы чтобы рассмотреть цену повнимательнее. Продавец пристально наблюдал за каждым ее движением, не говоря даже что-то вроде «Вам что-то подсказать?» — А есть ли у Вас… конина? — Вот, миледи, – он указал на жирный кусок конской ноги, лежащий на прилавке неизвестно сколько дней, но еще пока не завонялся. При этом он не сводил взгляда с Меродолии. — А каких вы забиваете коней? — В основном из Солитьюда привозят, она того и стоит дороже, сударыня, сами знаете - у нас коням пастись негде. Тут и людям-то едва жить дают… — Прелестно. А то я, знаете ли, терпеть не могу мясо северных коней… Мер вдруг подошла еще ближе, кладя тонкие пальцы на прилавок. — Мясо у них жесткое. Мужчина посмотрел на нее сверху вниз пару раз, а затем невольно подался навстречу. — А яблочки… когда же яблочки? — Да Вы что, до хороших яблок-то еще ждать да ждать, сударыня… — А то мне, знаете ли, так хочется иногда сочного красного яблочка, а мне все одно твердят. Справедливо это разве – что яблони так редко плодоносят? Она поджала губы, долго смотря в глаза продавца. Как же он невыносим был, до невозможности противен ей. Так и хотелось всадить ему клинок в мерзкую жирную морду, которая, уронив челюсть, следила за каждым движением Меродолии, но она держала себя в руках и была готова держать столько, сколько нужно, пока Цицерон не управится. Как вдруг в комнате позади что-то громко скрипнуло. Меродолия почувствовала, как сердце пропустило удар, но продавец как будто и вовсе не услышал. — Должно быть, сквозняк, – пожал он плечами, — так чегось, Вы что брать-то изволите? — Ах, да, продукты… мне нужно много продуктов, в дальнюю дорогу отправляюсь! Вот бы мне чего-нибудь… а сколько этот сыр? — Двести септимов за кусок. — Двести?! Ох, как дорого… а чего же он тогда такой… дырявый? — Прошу прощения? – неловко засмеялся продавец, будто этот вопрос относился не к сыру, а к нему. — Сыр. Дырявый. Странно это… небось и коровы Солитьюдские, да? Растерянный продавец уже было раскрыл рот, чтобы ответить, но в соседней комнате опять что-то скрипнуло, на этот раз громче. — Подождите, миледи, я закрою окно, что-то оно совсем расхлябалось… Завидев, что мужчина уже кладет ладонь на ручку двери, Меродолия не придумала ничего лучше, кроме как уронить проклятый сыр. Он громко шмякнулся о пол, и продавец развернулся, вытаращив на Мер глаза. — О, дьявольский дырявый сыр! Его так неудобно брать! Из-за дырок. — Ну и что Вы наделали! – вдруг настрой продавца сменился. Он вернулся к прилавку, заметно помрачневший, его пушистые брови теперь сошлись у переносицы. — Мне теперь что с ним делать? Выкинуть? «Вообще-то его можно просто помыть, тупая твоя свиная башка», - подумалось Мер, но на ее лице не дрогнуло ни мускула. Она изображала максимально правдоподобное сожаление. — Будьте милосердны ко мне, несчастной дуре, господин! – взмолилась Меродолия, готовая пасть на колени. — Я возьму этот сыр, сколько Вы хотите? Двести? — Тысяча двести за весь круг. — Ох, – Меродолия вдруг не на шутку опешила, — боюсь, что у меня нет таких денег… — Ну тогда… Вдруг дверь позади продавца распахнулась. Цицерон стремительно налетел на него, огрев огромным чугунным казаном аккурат по затылку. Тяжелая туша зашаталась на месте и спустя мгновение рухнула с грохотом. Предметы на прилавке подскочили. — Ну вот, теперь весь Морфал знает, что мы здесь! Давай, пакуй все и сваливаем! — Меродолия будет гордиться своим другом Цицероном, ведь Цицерон набил полные сумки снеди! — Не кричи! Но ты молодец, Ци-Ци! Давай, собираемся и по коням. Радостный Цицерон подхватил сумки, полные провизии, и выпрыгнул через окно, которое сумел как-то открыть. Меродолия застегнула свои пуговицы и закрыла за ним окно, предпочтя выйти так же, как и зашла. Она с омерзением перешагнула через продавца, находящегося в полной отключке, и спешно вышла из магазина. Они шли по отдельности, вызывая теперь гораздо меньше подозрений. Шут с двумя огромными сумками, продукт из которых едва не валятся, наверняка выглядел бы подозрительно, не иди Цицерон за домами. Они встретились около своих лошадей – Цицерон отдал Меродолии одну сумку. Они прикрепили их к седлам, тут же сели на коней и поехали прочь из Морфала, держась так, словно ни в чем не бывало. Все было тихо. Лишь когда они отъехали от Морфала на достаточное расстояние, Меродолия позволила себе бросить повод, вытянуть ноги в стременах, потянуть руки вверх и громко, радостно закричать. — Все прошло просто замечательно! Боги мои! Может, нам податься в Гильдию воров, а? Им такие кадры точно пригодятся! Она хохотала, слегка пританцовывая прямо в седле под какую-то только ей известную музыку. Как же приятно чувствовать рядом полный мешок еды! Как много нужно для счастья – просто не быть голодным, однако! Пока Меродолия путешествовала с Сейсар, в спешке перемещаясь от одного пункта в другой, она уже и позабыла, что можно полноценно питаться. Спустя примерно сорок минут езды они вместе с Цицероном сделали привал в лесу, специально сойдя от дороги подальше, чтобы, если уж патрули ехали по дороге, то точно не нашли их. Мер с удовольствием уплетала копчёное мясо, рухнув на мокрую траву, еще присыпанную снегом. Она посмотрела в небо, слегка пасмурное, но, тем не менее, еще светлое, проглядывающееся сквозь ветви деревьев, согнувшиеся под весом снега. Невольно вспомнив Сейсар, Мер вновь стало немного тоскливо. Интересно, что они сейчас делают без нее? Да они наверняка давно все покойники! Никакая магия Сераны не сравнится с ней, Меродолией, и ее искусным владением оружием! Она бы всех тамошних тварей в одиночку разбросала, Сейс бы даже напрягаться не пришлось. Но она не хотела думать о грустном сейчас, когда во рту у нее кусок копченого мяса, так и тающий во рту. Конина. Хоть наестся за них всех. — Ци-Ци, а расскажи какую-нибудь историю! Так и ехали они, рассказывая друг другу всяческое. Меродолия не спешила делиться самым сокровенным даже с ним, своим названным братом, из привычки быть осмотрительной. Она была рада слушать о миссиях Цицерона, а он с трепетом внимал историям Меродолии о ее приключениях, периодически вставляя свои пять копеек. Все это было так непринуждённо, что казалось, что они едут не на смертельно опасную миссию, а в гости к друзьям. Драконий Мост показался вдалеке спустя несколько часов. В груди поднялся трепет, перерастающий в нешуточное волнение, узлом завязывающееся в животе. Давно она не чувствовала такого волнения перед обычной резней. Вернее это и нельзя было назвать обычной резней – это будет бойня против Пенитус Окулатус, а они – специально обученные воины! — Знаешь, если нам предстоит умереть сегодня… я рада, что ты со мной, Ци-Ци! Хотя бы ты… — Меродолия так быстро сдается? Хи-хи-хи-ха-ха-ха! Нет, Темная сестра, так просто мы сегодня не отправимся в Пустоту! Это немного воодушевило Меродолию. На самом деле, она бы предпочла не умирать вовсе. Не сегодня. Они бросили коней у самого моста. Мер сняла свой плащ и оставила в седле. Было холодно, но лучше слегка замерзнуть, чем быть медленнее противника. На город опустилась ночь. В сумерках мелькали огни факелов. Штаб Пенитус Окулатус тяжело было спутать – здание из красного кирпича с острой черной крышей и знаменами, подрагивающими на легком ветру. Снаружи, на крыльце, стояло два охранника. Они о чем-то мирно разговаривали. — Как же хорошо, что мы приехали под ночь, – шепнула Меродолия. — Жди тут. Мер выглядела в разы менее подозрительно, потому она заранее приготовила свои тузы, которые нужно будет буквально достать из рукавов. Она шагнула на крыльцо и тут же остановилась, когда оба охранника тут же выпрямились и схватились за рукояти клинков. — Подите прочь, это охраняемый объект. Меродолия вежливо улыбнулась, прежде чем сделать шаг навстречу настороженным охранникам. Левой рукой она достала нож из правого рукава, правой – из левого, и полоснула по глоткам обоих. Кровь хлынула на порог, тела рухнули, но, благо, Мер успела подхватить обоих и плавно опустить на пол. Цицерон помог спрятать тела в кустах. — Мы снова в деле! Снова в деле! Пойдем и порешаем ублюдков! – ликовал шут, уже обнажив свои острые кинжалы. Они приоткрыли дверь в штаб. Две комнаты располагались слева и справа от входа, дальше по коридору – большой зал. Мер дала знак Цицерону, чтобы он шел налево, а она – направо. Ей повезло – здесь сидел всего один зевака, расправиться с которым не составило труда, а вот Цицерону досталась пара солдат, игравших в карты. Они о чем-то живо разговаривали, и Цицерон налетел на них неожиданно, прямо из тени. К сожалению, вышло это излишне громко. — Что это было? — Пойди и посмотри. Может, Вигго вернулся. Меродолия прижалась к стене около самого входа в комнату, прислушиваясь к каждому шагу. Тяжелые шаги приближались. Солдат громко громыхал при каждом шаге – тихо ходить они не умели из-за увесистых элементов брони. Наверное, у них даже сапоги весили не меньше полкило, что играло на пользу бесшумным ассасинам. Мер не на шутку перепугалась, когда в дверном проеме показался тяжелый нагрудник, грозно сверкнувший в свете нескольких подсвечников. Едва только успел солдат обернуться, как получил удар в незащищенную шею – самый точный и быстрый способ прикончить врага. Он начал падать, а когда Мер попыталась придержать его, вдруг выяснилось, что он невероятно тяжелый. Цицерон совершил кувырок и тут же оказался в комнате, чтобы помочь опустить тело. Они переглянулись. Все шло легко до этого момента. Его соратники вот-вот заинтересуются, почему тяжеловесного товарища так долго нет. В зале однозначно сидит не пара и даже не тройка человек. Мер сделала пару жестов Цицерону – большим пальцем назад и указательным по кругу. Он все прекрасно понял без слов, кивнул и прокрался бесшумно к двери, которая скрипнула за ним. — Да что ж такое, он там помер что ли по пути?! — Да ща придет, дай отлить человеку. Теперь предстояло самое сложное – столкнуться лоб в лоб с недругом, которых по численности в разы больше. Но Бабетта перед уходом вручила пару подарков, и, кажется, пришла самая пора для них. Из-за пазухи она достала колбочку с мутным зельем. Меродолия откупорила его, и в воздух поднялся густой пар без запаха. Шагая как можно тише к хорошо освещенной комнате, из которой доносились голоса, Меродолия стискивала в руках зелье все сильнее, и в какой-то момент ей показалось, что колба вот-вот треснет. Она боялась излишне громко вздохнуть, боялась, что половица предательски заскрипит под ногами, но ей очень везло сегодня. Когда Мер оказалась в метре от дверного проема, она взболтала зелье до тех пор, пока оно не зашумело, и закинула его в центр зала. Колба треснула, и комната наполнилась густым дымом. Люди закашлялись, начали громко материться и метаться, не видя друг друга. Поднялся шум, опасный тем, что может подоспеть подмога, но дезориентированного врага куда легче одолеть, чем когда они сплочены и сражаются бок о бок. Меродолия услышала, как в комнате разбилось окно, а еще через мгновение по помещению пронесся раскатистый хохот. Застонали, захрипели люди, что-то падало, звенел металл. Ничего вокруг не было видно, кроме едва различимых снующих туда-сюда силуэтов. — Слава Ситису, козлы! Мер ринулась в самую гущу сражения, больше напоминающего бойню. Паника врага пробуждала в ней внезапный приступ веселья, адреналин бил в голову так сильно, что хотелось хохотать так же, как безумный Цицерон. Вынув клинки, она дала волю своему крику и тут же всадила лезвие в женщину, которая натолкнулась на нее. Ее тело громко упало под ноги – она хрипела еще некоторое время, прежде чем испустить дух. Пару раз Меродолия видела Цицерона, который очень быстро перемещался по комнате, так и норовя наскочить на чей-нибудь клинок. — НА ПОМОЩЬ! – закричал кто-то в толпе, а затем умолк навсегда. Туман постепенно рассеивался, картина прояснялась. Тогда Мер и Цицерон, найдя друг друга в толпе, запыхавшиеся, вспотевшие и залитые кровью, смочили какой-то жидкостью из колбы ткань, которую вытянули из карманов, настолько обильно, что она промокла насквозь, и завязали на затылке так, чтобы ткань прикрывала половину лица – нос и рот. Раствор имел запах трав. Меродолии точно было известно, что один из ингредиентов – корень Нирна. Под ногами лежало пять, может, шесть тел – не до счета было. Мер и Цицерон едва успели совершить задуманное, когда увидели, что с верхнего этажа спускается еще десяток солдат, вооруженных до зубов. Тогда Меродолия достала еще одну склянку и бросила им под ноги. Поднялся газ зеленоватого цвета. Солдаты ринулись на них, как вдруг один из особо яростных упал замертво, чего не ожидали те, кто стоял сзади. — Это яд! Бегите на улицу! О нет, на улицу им никак нельзя было сбежать, иначе они поднимут переполох. Цицерон отвлекал на себя тех, кто решил атаковать, а Меродолия юрко проскользнула между ними, побежав следом за убегающими. Кто-то из них падал прямо в коридоре – Мер ловко перепрыгивала через них. Один оказался больно живучим, Мер наскочила на него, повалив с ног. Они вывалились из штаба, скатились по ступенькам и вместе рухнули в лужу. Здесь Меродолии удалось прирезать его, но шум стоял невероятный – еще немного, и сбежится стража, еще и труп на дороге! Звуки битвы доносились из штаба, затем вдруг кто-то пронзительно закричал. «Цицерон!», - подумалось Мер. Она вскочила, и, не теряя больше ни секунды, ворвалась внутрь. Она увидела, что он сражается свирепо, словно раненый зверь – его атаковало трое сразу, на которых не хватило действия газа. Меродолия напрыгнула на одного из них сзади, повалила и быстро свернула тому шею. Она вдруг увидела огромные лужи крови на полу, будто здесь забивали стадо свиней. Цицерон вновь закричал. В ближнем бою эти ребята были невыносимы – одолеть их можно было с огромным трудом. Меродолия заметила, что ее напарник скрючился – кажется, был ранен, его загоняла в угол одна из солдат. Меродолии достался крепкий парень, от которого она только и делала, что уклонялась. Ну уж нет, она обещала Ситису – не сегодня! Она столкнула со стола подсвечник. Одинокое пламя было радо встретиться с деревянными полами – они начали воспламеняться. Солдат отвлекся на это и поплатился жизнью за свою невнимательность – Меродолия прикончила его. Цицерон уже разделался со своей противницей, но кровь хлестала из его раны, которую он усиленно зажимал. Дым повалил из разбитого окна. — Пойдем, братец, давай же, мы справились! — Цицерон не дался им, Цицерон сражался до последнего во имя Братства! Она поволокла его к выходу. В городе уже поднималась паника – сюда направлялись люди, возможно, даже стражники. С трудом Цицерон взобрался на коня и двинулся по дороге. Меродолия вскочила на Тристана и помчалась следом. В городе зазвонили колокола. За ними вот-вот начнётся погоня. Штаб Пенитус Окулатус остался позади, охваченный огнем. Его крыша покосилась, крыльцо воспламенилось. Его тушили, как могли – поливали из ведер, но было уже поздно – пламя быстро распространялось по зданию. Спустя несколько минут полдюжины всадников двинулись по свежим следам. Убийцы не могли далеко уйти. Несмотря на преследование и раненого Цицерона, которого предстояло перевязать, Меродолия ликовала – они вышли живыми и практически невредимыми из пасти врага! Ворвались к имперским ублюдкам и почти всех их перебили, это же немыслимо! Ей вновь хотелось смеяться – она прекрасно знала, что висит на волоске от смерти, но именно ощущение триумфа давало ей жизнь. Меродолия и позабыла уже о том, как сладко это – давать по заслугам. «Габриэлла, Фестус, Блохастик, Визара, и даже ты, Астрид… вы отмщены, братья и сестры!», - она заулыбалась шире, полубезумной, полублаженной улыбкой, давая шенкеля Тристану, чтобы он ускорился. Как бы не хотелось расслабиться, но нельзя – за ними попятам мчит стража. — Ловко мы их уделали! – прокричал Цицерон, одной рукой зажимая рану. —Цицерон потерпит… ему рано отправляться в Пустоту… — Да, рано! Меродолия забыла и о том, как иногда здорово оказаться на грани смерти и устроить самую настоящую резню. А если ты перед этим еще и обокрал торговца… — Надо будет обязательно повторить! Мне понравилось!