Проделки судьбы

Строительные молотки продолжали свой беспрестанный однообразный стук. Работа кипела как ни в чём не бывало. Монотонные голоса рабочих слились в какое-то единое обрядовое причитание — Сейсар не могла больше различить голосов ни женских, ни мужских, всё для неё стало одним неуловимым потоком шума такого же незначительного, как шелест листьев в лесу или журчание ручья. Они все неспешно ходили туда-сюда, словно трудолюбивые муравьи, носили инструменты и материалы для продолжения стройки. Один только Деон оставался на месте и без устали вбивал гвозди в укрепление. Глаза его были такими же неживыми, как и у остальных строителей вокруг, большую часть которых составляли данмеры, жители Вороньей Скалы. Руки его почернели от пепла и грязи, золотистые волосы тоже приобрели грязно-серый оттенок, но в остальном он остался таким, каким его помнила Сейсар — кажется, он даже не исхудал. Но брат не реагировал ни на мольбы, ни на крики, ни на прикосновения — его невозможно было сдвинуть с места, он стоял, точно недвижимая скала, и продолжал заниматься своим незамысловатым делом, периодически приговаривая ту же несуразицу, что и другие рабочие. — Деон, я прошу тебя, — взмолилась Сейсар. Лицо обжигали слёзы. Она дёргала брата за плечо, за локоть, но едва ли от этого был хоть какой-то толк. — Део, брат… Она, в сущности, не любила звать его «Део». Так его часто величали мать и его женщины. Сейчас же ей было всё равно, как называть брата, лишь бы память и сознание вернулись к нему. Но всё, что она пробовала, было абсолютно без толку. Марк и Меродолия в растерянности и с сочувствием смотрели на них, неловко переминались с ноги на ногу, не зная, что предпринять и как помочь. Херегард не выдержал первым — он уверенно шагнул вперёд и, схватив Сейсар за плечо, с силой отдёрнул её от брата. — Отпусти меня! — рассвирепела она, предпринимая попытки выбраться. — Сейсар! — рявкнул на неё Херегард таким внезапным командным голосом, что Сейсар пришлось повиноваться и замереть. Он тряхнул её, как котёнка, чтобы та наверняка прислушалась к нему. — Он живой. Ты видишь? Живой. Здоровый, не издох от раны или истощения. Да, он немного не в порядке — никто из нас нихера не знает, что это за напасть, но главное то, что ты нашла не его сырые кости, ты слышишь меня?! Сейсар беспомощно всхлипнула. Херегард почувствовал, каким лёгким стало её тело, и эльфу пришлось помочь ей устоять. Она едва ли что-то видела сквозь мутную пелену слёз. Зато теперь Сейс отлично слышала всё, что происходило вокруг. Голоса стали отчётливее — она различала звуки, складывающиеся в слова, одни и те же слова, что данмеры бездумно повторяют друг за другом. «Он придёт», «что забыто», «в его храме». Она ненавидела их всех в это время — Сейсар была готова выхватить меч из ножен и перерезать глотки им всем, лишь бы они наконец умолкли, а её брат обрёл разум вновь. Горячая ненависть вскипала в её венах, тогда Херегард наклонился к её уху: — Посмотри на них. Он говорил о Марке и Меродолии, она это понимала. Но посмотреть на них Сейсар далось с трудом — она бросила на них короткий взгляд украдкой, от их встревоженных бледных лиц ей сделалось ещё хуже. — Они тоже твоя семья. Они отдадут жизнь без раздумий. И близкие рано или поздно умрут — эта участь ждёт любого из нас. Но пока они живы, даэдра тебя подери, сражайся за них! Он одёрнул ее в последний раз и отпустил. Сейсар обнимала свои плечи — её пылающая ненависть превращалась в кричащее в груди отчаяние, но сил на слёзы больше не осталось. Сейс распрямилась и утёрла последние слезинки ладонью, слегка перепачкав побелевшее, точно лист бумаги, лицо пеплом. Её сердце разбилось вновь, когда она в очередной раз взглянула на своего заколдованного брата. Что это за чары, которые так порабощают разум целого поселения?! В сердцах она вынула меч из ножен — жалобный скрип стали больно резанул по ушам. Меродолия громко ахнула где-то за спиной; с силой Сейсар ударила по Камню Земли, местной святыне. Эбонитовый клинок вновь застонал, на этот раз как-то более плачевно, точно в этом стоне можно было различить крики человеческой боли. Как только меч соприкоснулся с камнем, Сейс почувствовала такую пронзительную боль в голове, что ей показалось, что она вовсе вот-вот лопнет. Меч выскользнул из руки; она беспомощно схватилась за голову. Пред ней предстало странного вида создание, замотанное в тёмного цвета лохмотья. Лицо существа было странного жёлтого цвета, чёрные глаза, походившие на прорезь в маске, не двигались и не выражали никаких эмоций, они лишь строго смотрели в самое сердце. На подбородке, словно борода, вились живые щупальца. Лицо, поблёскивающее золотым цветом в странном зелёном свете, неподвижно смотрело на неё, но Сейсар за этот короткий миг видения успела почувствовать угрозу, исходящую от этого лика. Ей показалось, что она вскричала, но крик так и не вырвался из груди — вместо этого вскрикнула сталь, ударившаяся о камень под ногами. — Что на тебя нашло! — кричала Меродолия, внезапно оказавшаяся рядом. Видение сменилось реальностью так стремительно, что поначалу Сейсар вместо испуганной бледной Меродолии померещилось то лицо с прищуром без белков и вьющимися щупальцами. Её передёрнуло от нашедшей жути. — Мне кажется, — заговорила она, тяжело дыша, как после кошмара, — кажется, будто я видела Мирака. Друзья, окружившие Сейсар, встревоженно посмотрели на неё: — Но он выглядел, словно какое-то чудовище… это не был даже человек. Это было как будто порождение Обливиона. — Серана ведь говорила, что Мирак, возможно, давно покойник, помнишь? — боязливо спросил Марк. — Так-так, — вдруг их прервал голос совершенно не знакомый: хриплый и несколько высоковатый, со знатной долей высокомерия. К ним подошёл данмер, гладко выбритый налысо, но подбородок его порос аккуратно подстриженной клиновидной бородкой. Он был невысок, в одежде преобладали коричневые и бордовые цвета. Сейсар, взглянув на его одежды, сразу сделала вывод, что этот эльф не из простолюдинов, в Вороньей Скале она вообще не видела таких одеяний. Подбитый диковинным бурым мехом изнутри тёмно-алого цвета плащ, ниже — плащ-нарамник с причудливым вышитым золотыми нитями узором (Сейс показался узор знакомым — одно спиралевидное «ядро», корнями уходящее вниз и закручивающееся внутрь, отросток вверх от него и ещё тройка таких же, подобно плодам на дереве), затянутый широким кожаным поясом с закреплённым на нём изящным кинжалом, а еще ниже — чёрная мантия практически в пол. Длинные свободные одежды визуально вытягивали прямой силуэт эльфа, делая его ещё статнее и величественнее. Но было в нём кое-что очень неприятное — помимо того, что данмеру нравилось своими жестами и горделивой осанкой демонстрировать собственное величие, его прищуренный взгляд был чрезмерно подозрителен и высокомерен, будто он не рассматривал собеседников как себе равных. — Вижу достаточно интересные экземпляры, не поддающиеся массовой истерии, иных признаков безумия не наблюдаю тоже. Могу я узнать, что вы тут делаете? — А ты ещё кто такой? Эльф окинул Меродолию оценивающим взглядом сверху-вниз несколько раз, точно какую-то выскочку, а потом скривился так, как если бы перед ним стояла самая грязная оборванка из трущоб, рядом с которой даже находиться было невозможно. — На вопросы старших по рангу положено отвечать в повествовательной форме, юная леди, или Вам не достаёт для того грамотности? Меродолия раскрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но так и застыла, затаив дыхание — слова застряли у неё в глотке. К тому же, её локоть вдруг сжал Херегард, усмиряя пыл. Данмер вновь оглядел всех присутствующих взглядом. Марк опешил и ничего не осмелился ему ответить. — Мы ищем человека по имени Мирак, — заявила Сейсар, уже полная сомнений в том, что Мирак — в самом деле человек. — Мирак? Звучит знакомо, не могу вспомнить… минутку, вспомнил! Правда, толку от этого мало, — поспешил он развеять надежды, только вспыхнувшие в сердцах, — Мирак мёртв уже тысячи лет. Это не стало для них новостью, но, тем не менее, лица команды погрустнели: снова концы в воду канули. Сейсар вдруг задумалась: а что, если Мирак действительно мёртв, и от его лица действует кто-то другой, очередной фанатик? У них ведь был целый культ, а Мирак — достаточно значимая фигура в их истории, которая, к великому сожалению, до простых смертных дошла в весьма обрывочном виде. Может, культ раскололся на две части, и одной из них теперь руководит один из верных последователей предателя? Ведь иначе каким образом ему удаётся поддерживать в себе жизнь на протяжении тысячелетий? Не все здешние колдуны способны на такое. К тому же это непонятное видение совсем выбило её из колеи — разве может человек выглядеть так? — …развалины старого храма, — продолжал говорить данмер, и только тогда Сейсар очнулась от своих мыслей. Данмер обращался к Херегарду. Сейсар окинула их взглядом и тут для себя отметила, что у Херегарда в глазах появилось нечто странное. Она не могла с точностью сказать, что значила эта эмоция, но Херегард смотрел на собеседника с каким-то любопытством и чрезмерным ожиданием — вряд ли он настолько был заинтересован в поисках Мирака. — На вашем месте я бы туда заглянул. — А почему Вы, — заговорил Марк, — не пытались остановить всё это безумие? — Остановить? — данмер был изумлён таким вопросом, — Конечно, нет! Это означало бы вмешаться в процесс и не узнать, чем же всё закончится. Марк испуганно вытаращился на эльфа — как это не вмешиваться? Этот данмер был похож на колдуна — возможно, даже могущественного, и он не попытался ничего предпринять? У него это просто в голову не укладывалось — здесь же царит безумие, несчастные меры работают, как пчёлы, и, подобно этим насекомым, не особо задумываются о причинах и конечных целях. Они просто строят то, что им велит создание, стоящее выше. Такое бездействие показалось имперцу возмутительным, особенно теперь, когда он знал, что брат его подруги порабощён вместе с местными данмерами. Внезапно Херегард перешёл на данмерис в разговоре с соотечественником, и тот впервые взглянул на собеседника с искрой любопытства, потухшей в глазах так же неожиданно, как и вспыхнувшей — он был настолько самодоволен, что не позволял себе излишних проявлений чувств, которые могли бы быть восприняты как заинтересованность. Компания сочла такой резкий переход странным и подозрительным, особенно Сейсар — что между этими двумя может лежать такого секретного, что для того, чтобы это высказать, пришлось даже перейти с тамриэлика на родной язык? Но разговор их длился недолго — казалось, будто они просто обменялись приветствиями. Как только разговор был закончен, Херегард кивнул данмеру и развернулся. Всем им пришлось с эльфом, который даже не удосужился представиться, наспех сухо попрощаться — ему, в общем-то, уже было всё равно на путников, которые помешали его наблюдениям. Очень скоро он к ним вернулся, пока команда решила прояснить несколько моментов. — О чём ты с этим хмырём разговаривал? — Этот «хмырь», — небрежно отвечал Херегард Марку, уверенно шагая в определённом направлении, — к твоему сведению, мастер Нелот. Слыхал о таком? — Нет, — без доли смущения ответил Марк. — То-то же, — хмыкнул данмер, — он очень могущественный волшебник, так что с языком поосторожнее. — Куда мы идём вообще? — спросила Меродолия. — Мне нужно закончить одно дело. — Какое? — Терпение. Сейсар шла и молчала, погружённая в свои размышления. Её терзала мысль о том, что Мирак может быть лишь образом, маской для фанатика когда-то могущественного драконьего жреца. И теперь, когда кости мятежника давно покоятся в земле, некий храбрец действует от его лица. А какая, в таком случае, нужда устранять «ложного» Драконорождённого? Если только не безумная прихоть, не имеющая под собой какой-либо стойкой подоплеки. Ещё и этот эльф — стоит признать, Сейсар была удивлена такими обитателями Солстхейма. Видимо, социальное расслоение здесь ещё более заметное, чем в Скайриме — здесь даже эти их «дома» действуют не совсем так, как действуют кланы в Скайриме. Если он волшебник, то, должно быть, Телванни — помнится, Херегард рассказывал, что члены этого дома могут отличаться жестокостью и амбициозностью, ведь для них главное — накопление магического опыта и научные исследования, а вот какими методами — уже не столь важно. И этот Нелот не стремился избавить околдованных соотечественников от рабского труда, ему было лишь интересно, чем это может закончиться. «Уму непостижимо», — покачала Сейс головой сама себе, как вдруг в памяти всплыл короткий диалог Херегарда и Нелота. Он уклонился от ответа и поспешил замять тему, как только его спросили прямо, что же это был за загадочный разговор. Она повернула голову в сторону данмера — он был мрачен и сосредоточен, как и всегда. Она могла чувствовать напряжение, исходящее от него — казалось, каждая мышца данмера была напряжена, каждый нерв натянут, точно лютневая струна. И хотя он всегда был настороженным, сейчас в нём будто бурлило через край какое-то неприятное волнение. Сейс окинула Херегарда беглым взглядом и внезапно обнаружила, словно чего-то в нём не доставало, одного крошечного куска мозаики, но достаточно важного, чтобы понять её всю в совокупности. Тогда она поняла, чего не хватало — куда делся тот замысловатый медальон? Ведь он был весьма броским, чтобы заметить его отсутствие, и теперь, когда он больше не блестел на шее данмера, казалось, будто он потерял частичку своего запоминающегося образа. — Куда делся твой амулет? Херегард посмотрел на неё странным взглядом, словно он совсем не ожидал такого вопроса, но отвечать на него даже не собирался, и молча продолжил шагать. Сложно было наверняка сказать, что эльф чувствовал сейчас, и проблески какой именно эмоции едва уловимо засверкали у него в глазах. Сейсар продолжала вопрошающе глядеть на него некоторое время, пока, наконец, не стала на месте, поражённая своим внезапным осознанием, рухнувшим на неё, точно Скайримский снег на голову: — Ты Телванни. Вот почему причудливая вышивка на мантии Нелота показалась такой смутно знакомой — потому что они носили один символ, знак принадлежности! Конечно, кто из Редорана будет рад волшебнику Телванни на своей территории, особенно, если верить словам Херегарда, после того, как их отношения в разы ухудшились? Марк от такой новости опешил, возмущению его не было предела — это особенно отчётливо выражалось в его мимике, в круглых глазах и губах, застывших в желании вслух высказать все мысли по поводу этого недоразумения, но слова так с них и не слетели, оставив имперца в немом гневе. Меродолия остановилась и, изумлённо приподняв обе брови, поглядела на данмера, удивляясь скорее не факту принадлежности Херегарда к самому, как они подумали, жуткому данмерскому клану, а тому, как это она сама не заметила такую очевидную вещь! Херегард остановился и сам, оглядев спутников, окруживших его, точно хищники, загнавшие добычу в угол — примерно так он себя и чувствовал, переводя взгляды с одного застывшего в замешательстве лица на другое. Он ощутил и что-то неприятно горячее, начинавшее пылать между грудью и животом, медленно поднимающееся выше и выше к горлу. — Это имеет значение? — резко ответил он таким тоном, словно на этот вопрос не мог быть дан ответ. — Да ты… ты… колдун проклятый! Вот что я говорил? — роптал Марк, прямо-таки раздираемый от злости, смешанной с ужасом. — Ну кто бы сомневался, что ты первый нюни распустишь, смотри не расплачься. — Ну, старина, друзья так не делают. Мог бы, по крайней мере, хоть мне на ушко шепнуть, — раздосадовано покачала головой Меродолия. — Какой от этого толк? Это такая важная информация? — Шоровы кости, конечно, мы таскаемся с некромантом, даэдропоклонником, Телваннийским колдуном и еще Дагон знает кем, как это может быть важно! — А как минимум — я думала, что знаю тебя, — до Меродолии, наконец, начала доходить ситуация — пока Марк причитал, она поразмыслила и осознала, что слишком уж многого не знает о Херегарде, и с большой толикой обиды далось ей это осознание, ведь они достаточно времени провели в Братстве, на совместных заданиях, где нет места недоверию. Только сейчас она поняла, что человек, которого она считала другом, возможно, не такой уж и друг. И теперь всё, что они прошли вместе за годы, проведённые за общей работой, было каким-то ненастоящим и пустым. Как будто только сейчас она проснулась и наяву увидела этого человека таким, каким он есть. Мер вдруг показалось, что перед ней стоит совершенно незнакомый данмер, прошлого которого она практически не знает, а о целях даже не задумывается. Данмер взглянул на неё. В глазах Меродолии он встретил непередаваемую печаль — её лицо сделалось практически детским, таким же маленьким и практически обиженным, и он вдруг почувствовал, как волной этой болезненной тоски захлестнуло и его самого. Это противное чувство объяло его и сковало цепью холода, протянувшейся вдоль спины и оставившей за собой след из мурашек. Херегард и сам не мог до конца понять, от чего это ему теперь сделалось так совестно, да ещё и именно перед ней. — Куда ты ведёшь нас? Он медленно перевёл взгляд на Сейсар. Она практически вздрогнула, наблюдая, как меняется лицо Херегарда после этого вопроса. Он перестал на неё смотреть, глядя теперь в какую-то точку, которую на самом деле совсем перед собой не видел. Пепел Солстхейма плыл у него в глазах. — В мой старый дом. — Какие у тебя там могут быть дела? — В доме остался гримуар моего отца. В наших с вами интересах его забрать, поскольку он может помочь в наших странствиях. А дом может быть использован как временное пристанище. Думаю, все в выигрыше. — Марк, заткнись, — Сейсар вовремя почувствовала, как очередная волна недовольства подкатывает к Марку, и вовремя осадила его. Имперцу пришлось проглотить свой гнев. Она испытывающим взглядом смотрела на Херегарда, а тот стойко его выдерживал. Он снова порос своей непробиваемой бронёй невозмутимости, но было слишком поздно — в ней обнаружилась трещина, которую он маскировал столь тщательно. Но теперь уже пытаться из него что-либо вытянуть было бесполезно. — Веди. — И мне хотелось бы кое-что прояснить. Я не хочу, чтобы меня ассоциировали с классическим образом мага Телванни, сидящего в башне и проводящего эксперименты над людьми. До Нелота мне, прямо скажем, далеко. Я Телванни по крови, но большую часть жизни я провёл в Скайриме. И никого из вас на опыты сдавать не собираюсь. Если кое-кто не будет слишком сильно выёбываться. — Зачем ты тогда носишь амулет? — спросил Марк, пропустивший насмешку мимо ушей. — Потому что он зачарован. Херегард развернулся и зашагал дальше, к окраине города. В сущности, ему было всё равно на то, какого мнения о нём Марк, которого он не знает, но неприятный осадок у него остался после слов Меродолии. Он почувствовал себя так, словно предал её драгоценное доверие, но и посвятить её в своё прошлое не мог, полагая, что некоторые вещи должны остаться с ним, и не мог себе позволить перевалить эту ношу на кого-то другого. Он не хотел, чтобы она узнала его с другой стороны, сокрытой под этой бронёй загадочности и невозмутимости. Ещё меньше Херегард желал, чтобы такие подробности узнали малознакомые личности. Поэтому вопрос снова повис в воздухе, оставшись нерешённым. Мер шла за ними, несколько удручённая — она всё не могла понять, почему это произошло? Как столько лет она просто не замечала, что «друг» в дружбе попросту не заинтересован? Будто она в эту «дружбу» вложила всё, а он — ничего. А ведь Херегард долгое время был для неё единственным близким человеком — она даже чувствовала в нём родственную душу, разделяющую с ней трагичность судьбы. Но он, как Мер теперь думала, считал иначе. Тут кто-то прервал её горестные размышления, положив ладонь на её плечо. Она вздрогнула и обернулась — Марк несколько рассеянно смотрел на неё и что-то протягивал. — Чего тебе? — она выхватила предмет из его рук и быстрым взглядом окинула его. Щеки её вспыхнули пунцовым румянцем. Благо, что Сейсар и Херегард к тому моменту уже были далеко впереди. Это был её учебник по грамоте, который она, должно быть, оставила в таверне. Меродолия поспешно засунула его в наплечную сумку. — Ты проснёшься без языка, если проболтаешься кому-то, понял меня? — Хватило бы и простого «спасибо», — возмущённо ответил имперец, — чего ж тут постыдного? Ты же учишься. — Замолчи. — Да почему вы меня все затыкаете? — Потому что ты постоянно несёшь какую-то околесицу. Гордо подняв подбородок, быстрым шагом Меродолия зашагала вслед за остальными. «Даже не вприпрыжку», — хмыкнул Марк, глядя ей вслед. Спустя недолгое время в отдалении они увидели странного вида растения. Прищурившись, Сейсар разглядела очертания гриба, но разве может гриб быть таким огромным? Однако, чем ближе они подходили, тем больше становился этот гриб. Где-то позади ахнула Меродолия. Это действительно был самый настоящий гриб, с немного покосившейся шляпкой и вытянутой ножкой, которая выдвигалась чуть вперёд и, как вскоре обнаружилось, часть её служила ещё и лестницей ко входу. Команда остановилась перед этим необыкновенным созданием, едва не разинув рты от изумления. Сейсар могла поклясться, будто шляпка гриба немножко покачивалась, точно живая. Она прикинула высоту — наверное, метров двенадцать. — Обалдеть… — пробубнил себе под нос Марк. — Добро пожаловать, это мой дом. Все разом поглядели на Херегарда. — Вы что… живёте в грибах? — запинаясь, спросила Меродолия. — Ну, как видишь. — А он… не гниёт? — Конечно, нет. Он же зачарован — подпитывается магией. Сейсар сделала пару шагов вперёд, как вдруг упёрлась во что-то невидимое. Она подумала, будто ей показалось, но стоило попытаться сделать ещё один шаг, как нога упёрлось в какое-то подобие стены. Она вскинула брови, а затем ещё и упёрлась в невидимую стену руками — должно быть, со стороны это выглядело весьма комично. Она попробовала толкнуть её, но ничего не двигалось с места. — Что за выходки? — Отойди, — скомандовал Херегард, — мечом, главное, не бей. Было бы глупо, оставь члены Телванни свой дом, да ещё и с хранящимися внутри записями, без охраны. Херегард был к этому готов. Он снял перчатку, вынул эбонитовый кинжал и уверенным жестом сделал на ладони глубокий надрез. Марк поморщился, видя, как данмер легко режет собственную руку, и как из заалевшего разреза начинает быстрыми каплями стекать кровь, окропляя пепел под ногами. Данмер сжал кулак, выжимая ещё больше крови. Спутники смотрели на него в тишине. Через некоторое время Херегард осознал, что этого, кажется, недостаточно. — Не понял, — пробубнил он, пусто глядя на капли крови под ногами. Все вокруг него молчали. Херегард заходил туда-сюда, прикоснулся к невидимому барьеру, но ничего, в общем-то, не произошло. — Ты уверен, что не нужно ударить мечом? Херегард никак не отреагировал на шутку, продолжая в замешательстве ходить туда-сюда. Марк шепнул Сейсар на ухо, что, видать, пора готовиться к ночлегу. Меродолия хотела было присесть, а потом ей стало жалко свои новенькие светлые одежды, и она осталась стоять. Зато Сейсар особо не стеснялась запачкаться — так и села на землю, устланную пеплом. Она внимательно осмотрела это «здание», если его можно было таковым назвать. Жилище стояло на самом отшибе города, практически на самом выходе. Здесь не располагалось более ничего, только пустырь и пара каких-то разрушенных бараков, занесённых пеплом. Гриб на фоне этой разрухи выглядел наиболее обитаемым, но вспоминается то, что на самом деле долгие годы здесь уже никто не живёт — Херегард оставил свой дом очень уж давно. Позади гриба можно было разглядеть местность, обнесённую иссохшим забором из какого-то колючего растения — пожалуй, это было наименее живой частью дома, свидетельствовавшей о его полной заброшенности. Вероятно, таким образом был огорожен внутренний двор. Сейс уже было интересно заглянуть внутрь и узнать, как всё устроено в этом огромном грибе. У каждого дома здесь своя самобытная культура, не как у кланов Скайрима. Редоранцы, например, в грибах не живут. Значит ли это, что другие дома тоже имеют свои уникальные жилища? Ей было бы очень интересно узнать об истории и культуре столь разрозненных данмерских кланов когда-нибудь. Минут через десять Меродолия вдруг спросила: — Ты что, от собственного дома «пароль» забыл? Данмер лишь отмахнулся от неё. Однако, через некоторое время лицо Херегарда просветлело, он прямо-таки засветился от внезапной догадки, пришедшей ему на ум. — Дошло! Он сам себе удивился — как это он так долго разгадывал столь очевидную загадку? Здесь всё оказалось проще, чем он мог себе представить. Руки данмера вспыхнули ярким пламенем, и поток огня он направил прямо на барьер. Поначалу ничего не происходило, но Херегард не успел в себе разочароваться — присохшая кровь вновь обратилась в жидкость и поднялась в воздух, а барьер будто «впитал» ее в себя — на мгновение он озарился алым сиянием, и Херегард перестал колдовать. Пламя прошлось по всему барьеру, «сжигая его», и уже скоро ничего не преграждало им путь. От такой небольшой победы Херегард ощутил кратковременный триумф, который иссяк сразу же, как только он понял, что ему вот-вот предстоит столкнуться лицом к лицу с одним из своих страхов. Он с трудом мог представить, как сейчас отворит двери и войдёт в дом, где провёл не так уж много времени, но где лежат его корни. Данмер так и стоял на месте в непозволительной нерешительности, и никто позади не отважился подойти и сделать хоть что-либо, так и оставшись стоять на месте. Марк — потому что не разделял и не понимал его боли и страхов; Меродолия — потому что неприятный осадок всё ещё горчил в глотке. Но не Сейсар. Она с осторожностью положила руку на плечо данмера, и от этого жеста оцепеневший Херегард как будто бы пробудился. Встретив в её глазах сочувствие, Херегарду сделалось не то страшно, не то тошно, и он просто проигнорировал этот жест, твёрдой поступью зашагав вперёд. Но сапоги его стали разом тяжелее, и каждый шаг давался с трудом, словно он был вынужден тащить за собой целый обоз с грузом. Данмер преодолевал ступеньку за ступеньки, и силы постепенно покидали его, будто дом высасывал весь дух из него, и когда он подошел к двери практически вплотную, едва ли он нашёл в себе достаточно мужества, чтобы отворить ее. Страдальчески заскрипев, дверь легко поддалась, и мрак, хлынувший из глубины дома, накинулся на Херегарда, подобно огромному сторожевому псу, и поднял из глубины души леденящий ужас. Запах пыли и застоявшегося воздуха ударил в нос, когда данмер шагнул в эту тьму. Когда в дом вошли остальные люди, растения с шарообразным плодом, плетущиеся по стенам, раскрыли свои листья и озарили помещение ярким светом. Теперь можно было оглядеть помещение. Это было что-то вроде гостиной, но всё покрыто паутиной и толстым слоем пыли. Марк тихо чихнул себе в локоть, а Меродолия поморщила нос — здесь стоял странный, незнакомый запах. Вероятно, запах исходил от самого гриба. Сейсар с тоской окинула взглядом забытые столики и причудливые диваны с мягкой красной обивкой, длинные книжные стеллажи и несколько дверей. Она подняла глаза и, помимо сети грибных пластинок на шляпке, заметила наличие второго этажа, но нигде не было лестницы — это показалось ей весьма любопытным, а затем она заметила печать, едва светящуюся приятным голубоватым цветом. Она располагалась на полу, а выше, на втором этаже, как раз был пробел в перилах — стало быть, это контролируется какой-то магией? Гостиная была достаточно маленькой, и большую её часть занимали стеллажи, расставленные вдоль стен. Своими замысловатыми формами, напоминавшими о завитках плетущихся растений, они органично вписывались в общую картину. А ещё они были очень высокими — практически достигали второго этажа. — Не помешало бы здесь прибраться. А так — вполне симпатично. Меродолия сдула пыль с одного из столиков и тут же закашлялась от неимоверного количества мелких частиц, столбом поднявшихся в воздух. — И проветрить. Даэдра, тут всё это время никто не жил? — Я же сказал, «мой старый дом». Ждите меня тут. Я ненадолго. И ничего не трогайте, понятно? Он тут же вышел в одну из дверей, впустив с улицы немного свежего воздуха. Меродолия поспешно открыла входную, боясь задохнуться. В доме повисла гнетущая тишина, все трое так и остались стоять. — Ну и атмосферка… — сказал Марк, боязливо присаживаясь на диван. — И не говори, — Сейсар села напротив него. Мер со скучающим видом ходила туда-сюда, сложив руки за спиной. Сейс очень интриговал второй этаж, но без Херегарда она решила не предпринимать никаких попыток туда пробраться. Зато Меродолия без дела долго сидеть не могла — она взяла первую попавшуюся книжку с полки, стряхнула с нее пыль и распахнула. Каково же было её удивление, когда она увидела не знакомые буквы, а данмерскую письменность — и чего ещё она ожидала? Разочарованная, она поставила книгу обратно. Марк, с которым они теперь разделяли общий секрет, внимательно наблюдал за ней. — Как ты чувствуешь себя? — спросил он спустя некоторое время, обращаясь к Сейсар. Этот вопрос застал её врасплох — она даже не знала, что на него ответить. С одной стороны — её брат жив и относительно здоров, с другой стороны — в команде то размолвки, то недомолвки, ещё и до сих пор не понятно, что кроется за загадочным «Мираком». — Никак, Марк. Его взгляд погрустнел. Имперец сокрушался внутри себя, что ничего не мог с этим поделать. — Я хочу, чтобы ты перестал с ним ругаться. — С Херегардом? — опешил Марк. — Может, он перестанет строить из себя самого загадочного хрена в округе? — Прошу заметить, — вмешалась Меродолия, скрестившая руки на груди в горделивой позе, — ты и на меня когда-то ту же бочку катил. «Ей нельзя доверять», «ей нельзя доверять». Только где ты был, когда Сей нуждалась в ком-то, а где была я? Марк от таких обвинений почти уронил челюсть на пол и не сразу нашёлся, что ответить. — Это другое! Да и когда то было! Не вымещай своё плохое настроение на мне! Кем оказался твой эльфийский дружок, о котором ты так хорошо отзывалась? Ты хоть знаешь о нём больше, чем мы на данный момент? — Так, друг мой ситный, вот это уже чересчур. Сейсар возвела глаза к небу, которым здесь служил грибной потолок, и устало прислонилась к спинке дивана. Она издала страдальческий, гортанный стон, и тогда на неё наконец обратили внимание: — Я так заебалась от вашей вечной ругани. То один, то другой. Давайте уже тогда вспомним, что я тоже умею ругаться, и мы будем просто стоять на месте и переругиваться друг с дружкой. Мне надоели ваши детские разборки. Марк, посмотри на дело с другой стороны. Во-первых, он может научить тебя всяким магическим штукам. Во-вторых, у нас есть проводник по Солстхейму. — Конечно, а из минусов: наш проводник мутный хрен и скрывает за собой, наверное, целую дорогу из трупов. — А мы, то есть, никого на своём пути не убиваем? — У нас разные причины. — Да ты не можешь знать о его причинах! — Именно, я и не знаю! — У тебя какие-то проблемы с доверием, или что? Почему ты каждого члена нашей весёлой команды встречаешь вот так? С Сераной ты, конечно, быстрее остальных свыкся — то-то же и оно, мордашка у неё миловиднее, чем у Херегарда. Марк показался не на шутку оскорблённым, даже щёки его побагровели, но обиду он предпочёл проглотить и ограничиться глубокими вдохами и выдохами. Наступила пауза, пока имперец старался успокоиться и взять над собой контроль. — Либо шутовство это прекращается, либо мы с Херегардом идём дальше вдвоём, а вы присматриваете за домом и храните очаг, если вас такой вариант устраивает. Идёт? — А что я? Я вообще ничего не делаю, — непринуждённо залепетала Меродолия. Марк выглядел всё ещё надутым. Он откинулся назад и недовольно уставился перед собой. Сейсар надоело, помимо всего прочего, для своей команды играть роль наставника детского приюта. Ей неприятно было наблюдать такой разлад, но этого можно было ожидать, если учесть, какой разношёрстной вышла компания. «Право, еще Сераны с нами нет», — подумалось ей. Недовольно покачав ногой, Марк в конечном итоге заявил: — Ладно, я постараюсь смириться с этим… новым членом нашей команды. Сейсар кивнула: — Я очень на это надеюсь. И снова наступила тишина. Сейс было интересно, сколько уже прошло времени, а ещё больше её волновало то, чем сейчас может быть занят Херегард. Она старалась думать о чём угодно, чтобы в голову не лез образ брата на стройке у Вороньей Скалы. Эти навязчивые мысли волновали её каждое мгновение, когда голова не была занята чем-то другим. — А вам не кажется странным, — сказал вдруг Марк, будто уловив ход мыслей Сейсар без слов, — что жители Вороньей Скалы не замечают ни пропажи людей, ни стройки, идущей полным ходом за стенами их города? — И впрямь, — согласилась Сейсар, — я тоже об этом думала. И этот Нелот, кажется, вообще не обладает признаками поражения сознания. — Но при этом никто из них не помнит, кто такой Мирак. А он вспомнил хоть что-то. Наверное, в силу своей образованности. — Возможно, до него эти чары, или что это такое, ещё не добрались. И под воздействием только Воронья Скала. Меня тут посетила мысль — что, если Мирак и впрямь мёртв, а от его имени руководит всем этим действием кто-то другой? — Это было бы логично. Но зачем ему ты? — Понятия не имею, — устало выдохнула Сейсар, — и что это за тотемы, которые они строят… Меродолия молча следила за ходом их диалога, пока не решилась спросить: — Откуда же взялся кто-то, могущественный настолько, что практически половину острова себе подчинил? — Хороший вопрос. Будет катастрофично, если каким-то образом здесь окажутся замешаны даэдра или ещё какие божественные ребята! — фыркнул Марк. Подобная догадка Сейсар нисколечко не порадовала. В последний раз их косвенная стычка с даэдрическим принцем обернулась тем, что Меродолия чуть не потеряла остатки рассудка, а Марк приобрел магию, на сдерживание и контроль которой затрачивает много сил. Она невесело вздохнула и подпёрла ладонью враз потяжелевшую голову — на неё отчего-то накатила сильнейшая усталость. Быть может, нервное… Но она не успела погрузиться в дрёму — дверь распахнулась, и вошёл Херегард. Теперь он походил не на Херегарда, а на живого мертвеца: даже кожа его заметно побледнела, а взгляд был пуст. Все присутствующие молчали, пока он стоял на пороге. Тёмный эльф закрыл за собой дверь и прошёл в гостиную. Меродолия тихонько поставила назад очередную взятую без проса книгу, но данмер даже не заметил этого. Ей было жутко сейчас глядеть на него, но её волновало, что же такое с ним происходит, что он выглядит таким встревоженным. Это почти напугало её, ведь Херегард вёл себя более, чем странно. Всех их раздирало любопытство, но каждый хранил молчание — Херегард не скажет ни слова, если сам того не пожелает. Он подошёл к печати: — Прошу. Это, можно сказать, «лестница» на второй этаж. Он ступил на печать, и под ногами данмера она засияла ярко-голубым. Он тут же взлетел в воздух, а затем спокойно шагнул на второй этаж. Херегард нагнулся через перила, и внизу его встретили три пары ошарашенных глаз. Стоит признать, это его несколько позабавило. — В этом ничего страшного нет. Вас просто подкинет наверх. Весь этот процесс нисколько не внушал доверия никому из присутствующих, но иного пути наверх не было. Они обступили печать и тупо посмотрели на неё в нерешительности, а затем — друг на друга. — Ну, давайте я, что ли! — зазвенел весёлый голосок Меродолии. Она шагнула вперёд, и её тут же подняло вверх. От неожиданности она вскрикнула и задёргала ногами, но приземлилась достаточно легко. Ощутив твёрдую землю под ногами, она рассмеялась. — Нет, ребята, это весело! Сейсар и Марк переглянулись. Сейс шагнула первая, не давая себе лишнего времени на раздумья. Вдох застрял у неё в лёгких, когда её, как перед этим Меродолию и Херегарда, резко подкинуло каким-то невидимым толчком. Она смешно замахала руками, словно неоперённая птица, вылетевшая из гнезда, и приземление у неё вышло куда менее грациозное — она рухнула Меродолии прямо в ноги. Та, зацокав языком, помогла подруге встать, но следом тут же объявился Марк. Руку ему подал Херегард и рывком потянул на себя. Тот устоял от падения. — Спасибо, — буркнул имперец. — Приз за самый неизящный полёт — тебе! — смеясь, Мер отряхивала Сейсар. — Кто до этого додумался? Херегард пожал плечами: — Телванни. От их шагов вздымалась пыль. Меродолию это прямо-таки нервировало — ей хотелось вылизать тут всё дочиста, хотя она и привыкла к захолустным тавернам, а уж про её детство и говорить не стоит — ночевала она в местах и похуже. Второй этаж представлял собой округлую веранду и проход на кухню — она была вполне большой и напоминала Скайримские кухни лишь отдалённо. Там, помимо общего стола, стояло несколько бочек и ящиков, пара тумбочек, привычный котелок в очаге и вытянутая вдоль стены полка. Всё, конечно, в данмерском стиле. Вдоль веранды в стенах находились небольшие комнатки с удобными на вид креслами и столиками для приятного отдыха. Здесь ещё были две двери. Херегард сразу решил объяснить, что и как: — Комнаты в вашем распоряжении. Думаю, сегодня мы уже никуда не выдвинемся. Сейсар протестовать не стала. Она смотрела на него и понимала, что сегодня его уже никуда не вытянешь. — А вещи трогать уже можно? — игриво спросила Меродолия. — Если только осторожно. — Я пойду посмотрю, что и как у вас на кухне. Авось удастся состряпать чего… — Из плесени? — фыркнул Марк. — Наверное, мне лучше сходить на рынок… — И то верно, — согласилась Меродолия и затопала на кухню. — Стой. Я покажу тебе, что и как. Херегард пошёл за ней, а Марк поспешил было за продуктами, но остановился перед печатью левитации. Он взглянул вниз в нерешительности и, казалось, всё перед глазами поплыло. — Просто шагни, — успокаивающе сказала ему Сейсар. — Легко сказать, — Марк не успел договорить — она толкнула его вперёд. У него не было времени даже вскрикнуть — он лишь ахнул, как вдруг оказался внизу, и даже не переломал себе все конечности. — Да, действительно… Сейс легонько улыбнулась ему вслед. Херегард и Меродолия всё ещё беседовали на кухне. Сейсар было жаль Меродолию — за столько лет она так и не сумела узнать его, потому что он не захотел ей открыться. Она находила это несправедливым по отношению к ней. Сейс помнила, когда они только познакомились с Мер и она казалась ей безумной чудачкой, та живо и хорошо отзывалась о Херегарде. Даже тогда, после инцидента в Рифте, она была рада видеть своего старого друга, о котором, оказывается, едва ли что-то знала. И винить подругу она не могла, понимая, что та искала хоть какую-нибудь фигуру, которая будет похожа на «друга». Так она и нарвалась на Херегарда, скрытного и недоверчивого. — Фу, что за дрянь! — возопила Меродолия, когда они добрались до сгнивших запасов. — Ну можно же было взять это с собой или хотя бы выкинуть перед таким долгим приключением, Гард! «Должно быть, у него есть на то свои причины», — вздохнула Сейсар, наблюдая за их беседой на расстоянии. Они разговаривали, как и обычно. Что ж, может, они сумеют со временем преодолеть этот конфликт. Сама же Сейс приоткрыла одну из дверей. Она отворилась с противным скрипом. Сейсар шагнула в тёмную комнату. Ей пришлось наощупь найти здесь старые шторы из выцветшей бордовой ткани и раздвинуть их. Тогда свет озарил комнату, и она смогла её разглядеть. На подоконнике с небольшим наклоном вниз стояло полностью иссохшее растение, склонившее свои мёртвые стебли к самому основанию горшка. Комната была достаточно небольшой — здесь стояла двуспальная кровать со смятыми простынями и одеялом. Вероятно, она была брошена в спешке. По прикроватной тумбочке по обе стороны кровати, на одной из них находился серебряный подсвечник с оплывшими свечами. У изножья кровати стоял большой сундук — Сейсар решила его не трогать. Напротив — широкий платяной шкаф, выкрашенный примерно в тот же цвет, что и шторы. На нем облупилась от старости краска. Слева от шкафа располагалось зеркало, обрамлённое в деревянную раму с искусно вырезанными завитками, имитировавшими листья и разные растения. Оно было настолько запачканным, что в нём отражался лишь мутный силуэт. Сейсар сдула пыль с него и смогла увидеть своё лицо, бледное и уставшее. Ей до сих пор было непривычно смотреть на себя и видеть эту розовую полоску на щеке. Она всё думала, что рано или поздно она сойдёт, но она лишь рубцевалась, превращаясь в полноценный шрам. Сей окинула комнату взглядом ещё раз. Всё здесь было пропитано какой-то тоской и духом заброшенности. Когда-то этот дом был так же обитаем, как и любой другой в Вороньей Скале. На этих простынях спали данмеры, в соседней комнате — юный Херегард. Теперь же о том, что здесь когда-то жила семья, напоминает лишь смятое постельное бельё, оплывшие свечи, брошенные в сундуке вещи. Ей стало неимоверно тоскливо здесь находиться, будто она стала невольным свидетелем чьей-то разрушенной жизни. Она вздохнула и почти чихнула от пыли, попавшей в нос — неплохо бы проветрить комнату. Когда она открыла окно, небольшой ветерок ворвался в комнату, поднимая столбы пыли. Зрение Сейсар засекло что-то белое, колыхнувшееся над головой. Подняв глаза, она увидела верёвку, завязанную на потолочном креплении. Судя по тому, как конец её распадался на нити, она была зачем-то обрезана. Сейс прикинула и поняла, что не смогла бы до неё достать даже при всём желании — они висела уж больно высоко. «Зачем здесь верёвка, ещё и на такой высоте?» Дверь скрипнула, и в комнату вошёл Херегард. Он поглядел на Сейсар, а затем беглым взглядом прошёлся по всему помещению. Ему сделалось дурно — Сейсар видела это по тому, как дёрнулся его правый глаз, практически задетый продолговатым шрамом. — Много пыли. Молодец, что открыла окно. Он быстрым шагом обошёл её и взглянул на мёртвое растение. Резким движением руки он столкнул его с окна на улицу. Затем посмотрел на сундук, но не предпринял ничего. Сейсар показалось, что здесь что-то нечисто. Это уже не было похоже на обычное волнение перед возвращением в дом, где тебя не было десятки лет. Херегарда что-то до жути пугало, и он не мог найти себе места. — А где твои родители? Мне было бы жалко бросать такой дом. — Они сейчас в Блэклайте. Это на севере Морровинда. Занимаются своими исследованиями. — Неужели ты не видел их так долго? — от удивления она вскинула брови. — До Блэклайта добираться всяко дольше и тяжелее, чем до Солстхейма. А его они не переносят. Из-за обилия редоранцев. Сейсар внимательно посмотрела на него: — Сколько же тебя не было в Морровинде? — Долго. Я года уже не считаю. «Так долго не видеться с родителями, — удивлялась про себя Сейс, — должно быть, у них что-то случилось. Как он вообще пережил такую длительную разлуку? Я бы…» — Полагаю, что нам стоит приступить к небольшой уборке. Иначе мы очень быстро здесь все задохнёмся, — предложил он. Сейсар пожала плечами и согласилась с ним — предложение весьма разумное, простым проветриванием тут не ограничишься. Сейсар покинула комнату, раздумывая о такой странности, а Херегард вслед за ней вышел лишь спустя какое-то время.

*       *      *

Меродолия приготовила очень интересное на вкус рагу. Марк принёс какое-то странное розоватое мясо, которое расхваливал ему продавец, и он поддался его красноречию. Здесь еще плавал сладковатый на вкус батат, который данмеры каким-то образом выращивают прямо в пепле. Марк уж было подумал, что и на вкус он тоже будет, как пепел. Он отметил, что мясо было похоже ни на одно из тех, что он пробовал, и тоже было сладковатым. Вкус, однако, ему нравился, и он, не помнивший, когда в последний раз ел такую вкусную еду, потянулся за добавкой. — Вкусно, но такое странное мясо. Я так и не понял, что это. — Пепельный прыгун, — невозмутимо отвечал Херегард, сидевший без своей брони, в обычной одежде. Он не отвлекался от трапезы. — Пепельный… что? — Это такое насекомое. Марк вдруг замер, словно ледяная фигура. Вместе с ним замерли Сейсар и Меродолия. Но если последние тупо уставились в свои тарелки, то Марк сначала побледнел, потом позеленел, а затем, кажется, посинел. На его лице не осталось более ни следа удовольствия, и он боязливо отставил от себя тарелку. — Пожалуй, я наелся… Он на ватных ногах поднялся из-за стола и поспешно скрылся на первом этаже. Сейсар почувствовала ком в горле, который преградил ей дыхание. Меродолия скривилась. — Я-то думала, чего оно так противно скрипело, когда я его резала… — Ты можешь помолчать? — замогильным голосом спросила Сейсар, хотя интонация не была вопросительной. У неё дрожали руки, хотя она старалась скрыть это изо всех сил. Сейсар терпеть не могла насекомых. Один Херегард продолжал есть, как ни в чём не бывало. — Да, кажется, я забыл предупредить вас о местных «деликатесах»… да, конечно, коровку вы тут не найдёте. Им тут, знаете ли, питаться нечем. — А чем питаются пепельные прыгуны? — спросила Сейс. Данмер поднял на неё многозначительный взгляд. Сейсар тотчас бросила есть, решив, что на сегодня она насытилась. Но затем на неё напало отчаяние, когда она вспомнила, что рано или поздно свыкнуться с поеданием насекомых, и тогда ей стало очень дурно — Сейс подумала, что всё съеденное рагу вот-вот полезет обратно. Ком снова встал в горле. — Даэдра, — выругалась она и бросилась в поисках фляги. Она тотчас жадно припала губами к горлышку. Спасительная жидкость стекала по подбородку. Когда Сейсар выпила практически половину, она устало закрутила ёмкость. К её сожалению, вкус мяса насекомого, как ей показалось, очень быстро вернулся на язык. А ещё начало нестерпимо зудеть тело — кожа покрылась мелкими бугорками, холодок поднялся по спине. Сейсар всю передёрнуло. — Да, наверное, нам нужно найти альтернативный источник питания, — заключила Меродолия, внимательно наблюдавшая за всей этой картиной. Ей, впрочем, и самой было не совсем приятно. А ведь она это ещё и собственными руками готовила… Сейс едва сумела подняться, но кожа её изнутри будто горела от невыносимого жгучего зуда. Она постоянно чесала руки и вздрагивала. В сторону тарелки и полного котла она уже не могла посмотреть. — Значит, и у Довакина есть простые человеческие фобии? — Сука, заткнись! Почему ты не сказал? — А что я должен был сказать? Я думал, то, что на пепельном пустыре травоядных не пасут — весьма очевидно. Для Сейсар это стало последней каплей. Она удалилась на первый этаж, выскочила из дома и едва донесла содержимое желудка до ближайшего колючего кустарника. Горло злостно обожгло, но зуд наконец стих. Сейсар страдальчески выдохнула и вытерла рот, чувствуя накатывающую слабость и холодный пот, заливающий глаза. Желудок был абсолютно пуст. Она почувствовала, что падает, но её падение что-то смягчило. Её мягко опустили на пепел — Сейсар даже показалось, будто её кладут на тёплый песок. Когда зрение понемногу вернулось к ней, расплывчатые очертания превратились в фигуру Меродолии. Лицо её было так близко к Сейс, что та даже испугалась поначалу и отпрянула. — Эк ты, развалюха, — сетовала Мер. Сейсар устремила взгляд в небо. Оно здесь постоянно хмурое. — Что на земле песок, что на небе… отвратительное место. Меродолия слабо улыбнулась, но ничего не ответила, продолжив молча смотреть на подругу. Сейсар тишина не смущала, скорее даже наоборот. Было, однако, кое-что, что её волновало. — Почему бы вам с Херегардом не поговорить? Мер отвела взгляд и тяжело вздохнула. — Я не знаю, как и что ему сказать. Я чувствую себя так странно. Как если бы вдруг выяснилось, что мой отец — не мой настоящий отец. Некорректно, конечно, сравнивать Херегарда с отцом… да и отец меня не очень-то жаловал… — Я тебя поняла, — кивнула Сейсар, — он слишком скрытен. И ведёт себя странно с тех самых пор, как мы вошли в его дом. — Я знаю. Я вижу это. Они помолчали некоторое время. Мер посмотрела в сторону дома-гриба, мирно стоявшего в отдалении. Здесь было умиротворённо и совершенно тихо. Лёгкий ветерок с нотками вечерней прохлады колыхал волосы. — Чует моё сердце неладное, Сей. Но, думаю, он сам всё скажет, когда сочтёт необходимым. — Пусть будет так, — чуть погодя, ответила Сейсар. На неё снова напала усталость и тревожные мысли о брате. Каждая секунда промедления причиняла ей боль, но иного выбора у неё не было. Сейс даже порывалась в глубине души встать и под покровом ночи уйти в одиночку искать этот храм, но знала, что долго тут не протянет одна, будь она хоть трижды Довакином. Меродолия слабо сжала её руку. — Думаю, пора возвращаться. И молчи об этом всём, ладно? Улыбаясь, подруги поднялись с земли. Сейсар слабым шагом поковыляла вперёд, уклоняясь от помощи Мер, чтобы сохранить остатки достоинства. Меродолия молча зашагала за ней, но внезапно остановилась, услышав скрип. Она обернулась, но никого и ничего вокруг не было, лишь заброшенные бараки. Сквозняк? — Ты иди, я догоню, — бросила Меродолия Сейс, а сама направилась в сторону забытых домов. Она скользнула в тень переулка, бесшумно передвигаясь меж покинутых жилищ. На ветру не скрипела ни одна ставня, ни одна дверь. Значит, сквозняк исключен. Дикое животное? В черте города — вряд ли. Оставался самый интересный вариант — ненароком заблудший сюда любопытный нос. Но найти его теперь будет целой задачкой — возможно, он уже догадался о том, что его засекли. Тогда Меродолия решила пойти обманным путём — она развернулась и якобы пошла обратно, к грибу, но на самом деле подле одного из домов свернула и пошла в сторону жилого района, но с другой стороны. Здесь-то она и будет поджидать незваного гостя. «Что же тебе понадобилось в этом захолустье?», — спрашивала она у себя в голове, будто ей непременно ответят на этот вопрос. Мер щурилась в полумраке и прислушивалась к каждому шороху. Один раз она чуть не выдала своё укрытие, когда порыв ветра заставил ее подумать, будто кто-то шагает в паре метров от неё — тогда Меродолия чуть не бросилась на свою потенциальную жертву. Она чувствовала себя кошкой, готовой к прыжку на беззащитную мышь. У неё даже живот сводило от нетерпения и трепета внутри — как же давно она этого не чувствовала! Азарт охоты будоражил сознание и заставлял кровь в жилах бурлить от волнения. А затем вдруг за углом показался эльфийский ребёнок. «Мальчишка?» — удивилась Меродолия, вжавшаяся в стену дома. Мрак надёжно скрыл её от посторонних глаз. Ребёнок испуганно оборачивался, словно боялся, что за ним погонятся. Меродолия медлила, и шанс схватить его был практически упущен — мальчишка поспешно удалялся. А что, если он — шпион?! Тогда взять его прямо сейчас и доставить на самосуд в дом — пусть сами решают, что с этим юным разведчиком делать! Но если это чистейшее недоразумение, и парень просто заблудился? С каждым шагом маленький эльф удалялся от неё, а вскоре и вовсе скрылся за одним из поворотов. Он ушёл в город. Меродолия перестала прижиматься к холодной стене и растерянно смотрела туда, где только что стоял ребёнок. «Да что это со мной, в конце концов? — подумала она, переводя дыхание. — Это ведь всего лишь заблудившийся ребёнок. Как я могла подумать…» Она горестно выдохнула, опечаленная и испугавшаяся самой себя. Наверное, нужен нормальный отдых и хороший сон. Особенно после утреннего происшествия — Мер была уверена, что оно до сих пор ей аукается. Она заспешила домой, отбросив все тревожные мысли. Когда Меродолия вернулась, всё в доме было спокойно. Марк сидел на первом этаже, потупив взгляд. Лицо его всё ещё имело зеленоватый оттенок. Увидев Мер, Марк скривился — воспоминание было живо в его голове. — Как ты вообще живёшь с мыслью, что сожрала насекомое? — Дружок, — Мер присела напротив него, сняв плащ. Пыли теперь здесь было гораздо меньше — они прибрались, как смогли, — когда с моими предками было, скажем так, покончено, мне оставалось либо воровать, либо питаться всем, что хоть немного напоминает еду. Вот отсюда я и научилась различать всякие травки, кстати. Полезный навык. Марк немножко вздрогнул: — Я лишь немного знаю о том, что случилось с твоими родителями. — А, ну, — Мер откинулась назад, — я была для них лишним голодным ртом. Я же девчонка — не работник. Поэтому меня выкинули на улицу. — И так ты оказалась в Тёмном Братстве? — Ну да. Я их заказала. Марк ахнул: — Ты… что?! И я не знал?! Меродолия пожала плечами: — Ты не спрашивал. Имперец уткнулся лицом в ладони — его разрывало от эмоций, на него напал самый настоящий ужас. Эти слова у него просто в голове не укладывались — Меродолия говорит об этом так спокойно, будто о совершенно обыденной жизни, о походе в магазин за продуктами! Он почувствовал даже мурашки, пробежавшиеся по телу. Мер же смотрела на него со спокойным равнодушием, немножко даже скучающе вскинув брови. — И ты совсем не сожалеешь? Не раскаиваешься? Меродолия хмыкнула: — За что? За то, что я принесла в жертву людей, которые гнали меня взашей и колотили подручными средствами, потому что не могли и не хотели меня прокормить, и использовали меня как прислугу? Людей, которые бездумно плодились, не думая о содержании ребёнка? За то, что я за эту жертву обрела настоящую семью? Она видела в его глазах испуг и непонимание, но она и не надеялась на сочувствие. Ей, в сущности, было всё равно, что о ней думает Марк. Что было — то было, и раздумывать над правильностью этого поступка с моральной точки зрения Меродолия и не хотела, и не могла. — Понимаешь, Марк, — наклонилась Мер вперёд, — мы с тобой немножечко разные. Я едва ли чувствую что-то, когда убиваю, просто иногда это становится целой охотой, захватывающе интересной. Как загнать животное в угол. Моя жизнь началась с насилия, когда меня чуть не убил мой же папаша. Теперь вся моя жизнь — это насилие. Возможно, им она и закончится. — И ты никогда не хотела… прервать это? — Прервать что? — Вот этот цикл насилия. Меродолия вдруг снова отклонилась назад, положив руки на колени. Она смотрела на собеседника внимательно, будто размышляла, что можно на такое ответить. Марк заметил в ней какую-то нерешительность. — Братство заменило тебе семью, но… не пора ли двигаться вперёд? Однажды дети вырастают и покидают семью. — И кому я нужна, если не им? — нахмурилась Меродолия. — По крайней мере, ты нужна нам, особенно Сейсар. Если бы ты нужна была ей только для миссии, то она не беспокоилась бы так о тебе. Помнишь, когда она отправила тебя обратно в форт? Она ведь не просто так это сделала. Она за тебя боялась. Меродолия сжала кулак и опустила голову. — Но прежде всего нужно искать счастье внутри себя. Определиться, что для тебя на самом деле счастье. — И это мне говоришь ты? — усмехнулась Мер. — Знаешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы понять такую простую вещь? Я, например, счастлив, когда могу помочь Сейсар… и Серане. — Я счастлива, когда помогаю своим семьям, — твёрдо заявила она. — Да, но делает ли тебя по-настоящему счастливой всё насилие, что тебе приходится творить? — Я готова убить или замучить кого угодно во благо тех, кого называю семьёй. И если надо будет — я хоть весь Скайрим в крови утоплю ради неё. — Что ж, — Марк почесал в затылке, — но ты ведь знаешь, что делишь мир на чёрное и белое, на «своих» и «чужих», и что на самом деле всё гораздо сложнее, чем две категории? Что не все заслуживают смерти и пыток, и у каждого есть если не оправдание, то причина того или иного поступка. — Марк, — вздохнула в конце концов Мер, — если я буду размышлять над причинами поступка каждого, кого я убиваю, я сойду с ума окончательно. Я мыслю проще. Я палач, не судья. Судьями им будут те, к кому там их души отправляются. Я с десяток лет выполняла заказы Тёмного Братства и никогда не интересовалась, почему мне поручили того или иного индивидуума. Потому что это совершенно не моё дело. Моё дело — защитить семью. Марк понял, что Меродолия, кажется, непреклонна. — И неужели тебе незнакомо сострадание? Милосердие? Она пожала плечами: — Думаю, что нет. — Но ты ведь сохранила жизнь Сейсар. Мер замялась в нерешительности. — С Сейсар… был случай, выходящий за рамки всего. Я ведь и её пыталась убить. Но слежка за ней в течение некоторого времени сыграла свою роль. Я увидела в ней… родственную душу. Меня восхищало то, как её штормило, бросало из стороны в сторону, а она не ломалась и продолжала идти вперёд. Я иногда думаю о том, что бы случилось, убей я её вовремя. Забавно, правда? Эта история кончилась бы быстро. — Тебя наняли Стальные Рукояти? — Понятия не имею, кто меня нанял. Обстоятельства, конечно, указывают на них. Но это и не важно уже. — Да, значит, в тебе есть сострадание и милосердие. — Только из-за моего чрезмерного любопытства, — Меродолия хмыкнула, немножко надувшись. Марка это повеселило — он был рад раскопать в ней более «человеческую» сторону, но предстоит ещё вытащить её наружу. Отчего-то он искренне верил в неё — возможно, в силу своего мягкого характера. — Пойми, тебе нужно подумать и о себе. Не только о других. О том, чего ты хочешь для себя. Мер не нашлась, что на это ответить, хотя думала достаточно долго. Она не понимала, что он имеет в виду, и не знала, чего хочет для себя. Разве может быть в жизнь хоть какая-то цель? Уж Меродолия лучше остальных понимала, какой конец ждёт всех вне зависимости от их жизненной цели. Зачем же тогда эту цель себе ставить? Чтобы выполнить её и умереть так же, как и остальные, и даже те, кто эту цель себе не ставил? Как-то даже унизительно. Стараться — и ради чего? Сейсар стала случайным наблюдателем за диалогом со второго этажа. Она стояла, перекинувшись через перила, и внимательно слушала их разговор. Она уважала Меродолию за то её решительность намерений в отношении близких, но даже саму Сейсар одержимость Меродолии иногда пугала. Будто она больше и жизни другой не представляла, кроме как в служении «семье». Но, если так подумать, разве был в этой компании кто-то без «привета»? Её волновало то, что будет с Мер после того, как они закончат все эти дела. Ещё больше её волновало то, куда денется она сама. Дом разграблен, семьи нет. Сей даже не знает, сможет ли она когда-либо полноценно вернуться в Вайтран, с которым связано столько воспоминаний. Пожалуй, теперь она понимала тревогу Херегарда. Он, кстати, не заставил себя долго ждать. Как только он тяжело ввалился в дом, едва стоя на ногах. Все разом обернулись на него. Невидящим взглядом данмер окинул присутствующих и, пошатываясь, прошагал до подъёма. Он едва удержал равновесие, когда ему пришлось сделать шаг на второй этаж. Меродолия и Марк проводили его недоумевающими взглядами. От эльфа разило алкоголем. Сейсар несколько опешила, увидев его в настолько убитом состоянии. — Нам завтра рано выезжать, — скромно напомнила она. Херегард лишь отмахнулся от неё и прошёл дальше. Это её едва ли не оскорбило: — Только попробуй не встать завтра в восемь, я лично оболью тебя ледяной водой! Херегарду всё ещё её не слушал — ему было совершенно безразлично негодование Сейсар по поводу его состояния. Ему вообще сейчас было на всё плевать — и на неё, и на Мирака, и даже на весь Солстхейм. Он так и скрылся в одной из комнат, не сказав ни слова. Сейсар фыркнула и решила, что пора отходить ко сну. Чем быстрее закончится этот сумасшедший день — тем лучше. Она успела захватить комнату с двуспальной кроватью. В теории, здесь могла бы разместиться ещё и, например, Меродолия, но Сейсар уже устала от спанья в компании, так что теперь цеплялась за любую возможность провести время наедине с собой. Ночь сделала комнату ещё более пустой и тоскливой, Сейс ощущала себя здесь инородным предметом, выбивающимся из общей картины. Как тёмное пятно краски, невзначай сорвавшееся с кисти. Здесь теперь было гораздо чище, и постельное бельё было убрано. Кровать оказалось весьма жёсткой, но жаловаться не приходилось — всяко лучше, чем в таверне, или, например, в казарме. Да, простыни не хрустели от чистоты, зато здесь было тихо и уединённо. На ночь пришлось закрыть окно — ветер сделался больно уж свирепым и задувал в дом новый пепел. Сейс лежала и смотрела в потолок, долго размышляя о произошедшем. Она не могла уснуть длительное время. Ей казалось, будто из окна доносятся звуки строительных молотков — тук-тук, тук-тук. От этого замирало сердце, но воображение играло с Сейсар злые шутки. Она боялась закрыть глаза, провалиться в сон и увидеть там Деона, и, когда обволакивающая тьма начинала подступать, всячески ей сопротивлялась. Она в очередной раз возвела взор к потолку и вдруг заметила, что верёвки нет на прежнем месте. Это озадачило её. «Херегард вышел из комнаты последним, если, конечно, её не сняли Меродолия или Марк… зачем потребовалось её убирать? Ещё более интересный вопрос — зачем она там нужна была изначально?» В её голову полезли самые разные догадки, и некоторые из них по-настоящему пугали. Быть может, всё и не так плохо, как ей думается, но что-то Херегард определённо скрывает. Что-то ей подсказывало, что завтра их может сдать серьёзный разговор. Если данмер, конечно, вообще будет способен подняться с кровати.