Ticking off

Хацуме Мей - идеальный часовой механизм. Люди могут называть ее странной, излишне творческой или безумной - все это ей подходит. Но там где они видят разрозненный хаос на деле царит идеальный порядок. Ее порядок. Ее жизнь походит на размеренное тикание часов. На щелканье тысяч деталей, движимых единой целью. Мей живет в своем ритме и ей плевать, что об этом думают остальные. ...Тик-так, тик-так... Ее жизнь - это острый запах железа и гари, мешковатый комбинезон и вечные мозоли на руках. Это включающийся рано утром и гаснущий поздно вечером свет над столом для чертежей. Это ее "детки", прекрасные в своем бесконечном разнообразии. Некоторые из них удачные, некоторые не особо. Ее это не заботит, ведь всегда можно попробовать снова. К тому же, Мей любит всех своих деток, даже если их так и не удается исправить. Герои, злодеи - все это проходит мимо нее. У Мей своя гармония и свой отсчет. Иногда размеренный ход ее жизни нарушают любопытные "происшествия". Ни одно из них не меняет общей сути, не мешает ее распорядку, но все они по-своему интересные. Поэтому Мей старается делать так, чтобы они могли происходить почаще. В конце концов, в любом, даже самом точном и четком расписании есть свои перерывы на досуг. Одно из происшествий зовут Мидорией Изуку. Он особенный, он милый, на самом деле. Изуку забавный и у него слишком добрые глаза для того, кто так часто ломает себя. Мей с удовольствием раз за разом чинит Изуку. Любовно собирает деток-помощников для его разбитых в хлам рук-ног. Мастерит деток-помощников, с которыми он сможет спасать людей еще лучше. Взамен Мей получает искреннее удовольствие, глядя на то, как ярко сияют глаза Изуку. ...Тик-так, тик-так... А потом Изуку знакомит ее с другим происшествием. Изуку улыбается ей немного виновато, и говорит, что хочет познакомить с другом. Он немного вспыльчивый, говорит. Мей это не важно. Другое происшествие зовут Бакуго Кацки. Бакуго такой яркий и громкий, что его впору называть полноценной катастрофой заместо какого-то там "происшествия". Голос Бакуго впивается в мозг не хуже импульсной пневмодрели. Мей почти чувствует, с какой натугой скрипит система ее жизни после его появления, настолько он невыносим. Но потом Бакуго ухмыляется: рассказывают, будто ты любишь делать всякое убийственное дерьмо. Когда он это говорит, в его взгляде мелькает что-то ощутимо сумасшедшее. Но когда ее пугало безумие? И механизм снова начинает работать, а шестерни крутятся даже быстрее, чем раньше. Люблю, говорит Мей, только не "дерьмо", а "детки". Ухмылка Бакуго становится только шире. Может быть, Бакуго Кацки действительно можно назвать орудием разрушения. Невбитой до конца сваей, вывернутой гайкой, сломанной шестерней, что крутится против других - Мей сложно сказать точно. После его появления что-то внутри нее словно портится. Что именно неясно, но все будто бы меняется. Часы то ли ускоряют, то ли замедляют свой ход. Однако Мей не спешит налаживать все и возвращать старый порядок. Ей нравится. ...Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так... Сначала он просит что-то, что усилит его взрывы. В его голосе сквозит пренебрежение, и она принимает вызов. Мей делает все, что он просит, и вдобавок налаживает его маневренность с защитой. Добавляет еще много маленьких сюрпризов. Приятных, как она надеется, сюрпризов. В ответ он говорит: ты долбанутая сучка. Ему это нравится. Бакуго ураганом врывается в ее жизнь. Крушит запчасти, рвет чертежи, а привычный запах гари вытесняет настоящее пожарище. Мей раздвигает свое расписание, добавляет больше перерывов в свой давно неизменный распорядок. Мей болтает с Бакуго о всякой чепухе, часто даже не относящейся к ее деткам. Выслушивает его ругань и оскорбления, отвечая тем же, или устраивая маленькие сюрпризы уже неприятного характера. Это на удивление весело. Настолько, что она почти пугается того, как легко Бакуго вписался в ее графики. Или, вернее сказать, перекроил их под себя? Иногда Бакуго злится на что-то свое, или же просто не в настроении. В такое время он может подолгу не приходить. И тогда ее жизненный механизм приходит в норму. Она живет так же, как и раньше. Часы тикают спокойно и размеренно. Дни проходят за созданием новых деток. В такие дни Мей отдыхает. И скучает. Это неприятно. Почти так же неприятно, как осознание того, что без Бакуго что-то внутри нее словно расстраивается. Детали будто теряют прежнее сцепление и со скрипом замедляют движение. Покрываются ржавчиной. Со временем Мей понимает, что никакая Бакуго не машина судного дня. Он - импульс, задающий темп работе всей конструкции. Он - катализатор. Поразительное спокойствие приходит в ее жизнь и работу, когда она наконец открывает это для себя. ...Тик-так-тик-так-тик-так-тик-так-тик-таК... Пока однажды все не ломается. Внутри нее со скрежетом сминаются в металлолом боль и отчаянье. Добрый милый Изуку приходит к ней. Его обычно такие яркие глаза тусклые от боли. Каччан пострадал, сорванным голосом шепчет он. Коррозия жрет сердце Мей. Бакуго Кацки не просто пострадал. У Бакуго Кацки теперь нет рук. Он еще не очнулся, и никто не может сказать точно, сможет ли он слышать, когда это случится. Все ли будет в порядке с его зрением. Врачи даже не уверены насчет его ног. Это страшно. Это больно. Ломаются не просто ее идеальный мир и порядок. Ломает саму Мей. Она не делает новых деток. Не навещает очнувшегося Бакуго. Бакуго, который потерял руки, слух и желание жить. По крайней мере, так врачи истолковывают его нежелание общаться с кем-либо. Каким-то образом все становится изломаным до неузнаваемости. Часовой механизм по имени Хацуме Мей непоправимо испорчен. Ей все равно. ...тиктактиктактиктактиктиктиктактиктактиктактиктактиктактиктактиктак... Но не все равно Изуку. Изуку, с его дрожащей улыбкой и сияющими уже от сдерживаемых слез глазами. Добрыми руками, которые обхватывают ее за плечи мягко, но твердо. И очень нужными-важными словами, от которых глаза горят будто от кислоты. На деле слез. Такой особенный Изуку плачет вместе с ней, забирая чужую боль, пусть и совсем чуть-чуть. Он дарит Мей надежду, хотя и совсем слабую. Он удивительный, на самом деле. ...ТиктакТиктакТиктак... Бакуго не сразу реагирует на ее приход. Первое, о чем она думает, это как же сильно должна давить его белая до тошноты палата. Как же в ней тесно. Старый Бакуго перекроил бы ее под себя в первый же день. Нынешний похож на бесцветную тень, слившуюся с комнатой и ставшей одной из ее частиц-деталек. Глядя на него, Мей не знает, что может сделать. Она не умеет чинить людей. Осторожно прикасаясь к его плечу, Мей впервые в жизни боится неудачи. Поэтому она готова расплакаться, когда он реагирует на нее. Когда угол его рта дергается в ухмылке - медленно, словно мышцы его лица заржавели - она плачет на самом деле. Слезы все так же обжигают не хуже кислоты. Бакуго ухмыляется совсем как прежде. Хриплым и скрипучим голосом говорит: ты задолжала мне пару рук. Да хоть десять. Мей только кивает. Бакуго не сломан бесповоротно. Мей талантлива, и починит его. Сейчас она чувствует, что ей под силу создать что угодно. Да хоть ту же машину судного дня. Хацуме Мей кажется, что все это время она сильно ошибалась на свой счет. Хацуме Мей можно назвать механизмом, но совсем не часовым. И у нее есть человек - не происшествие и не катастрофа - чья кривая улыбка, стала ее детонатором. ...тик-так.