Давай будет так: нас просто разъединят, Вот как при междугородних переговорах...
Андрей с раннего детства играет в хоккей и давным-давно усвоил, что, как бы хорошо ты ни изучил команду соперника, насколько бы сильно ни был уверен в себе и своих товарищах, результат матча почти всегда будет непредсказуем. Это закон. Твоя команда с первой секунды может лидировать, опережая соперника на несколько шайб, но это ровным счётом ничего не значит. В любой момент, даже если до конца матча осталось несколько секунд, ситуация может в корне измениться. Одно мгновение — и ты аутсайдер. Однако это золотое правило работает не только на ледовой арене, но и в жизни. И ровно год назад Кисляку представилась возможность это понять. Будучи успешным хоккеистом, примерным семьянином и находясь в предвкушении рождения долгожданного первенца (ведь только Богу ведомо, как он завидовал Антону, который стал отцом на год раньше), Андрей был абсолютно уверен, что впереди только успех и радость. Но вскоре ему пришлось понять, что он сильно заблуждался. Достигнув самой высокой точки, эти «американские горки» сорвались и понеслись вниз с бешеной скоростью. Ему понадобилось несколько лет, чтобы выстроить свою жизнь, и хватило нескольких месяцев, чтобы всё разрушилось до основания. И вот ничего не осталось: ни хоккея, ни жены, ни ребёнка. Только руины, темнота в глазах и она — девушка по имени Полина. Полина — случайная и чужая, но зачем-то задержавшаяся рядом сначала на день, затем на неделю, а после — на целую жизнь. Отныне именно она помогала ему плыть против течения, вместе с ним пережидала житейские бури и таскала тяжёлые камни, дабы вновь заложить крепкий фундамент для новой счастливой жизни. Так минул год. Всякое бывало: и дни безудержной радости, и моменты полного отчаяния. Они падали и поднимались. В бурлящей реке жизни их окатывало волной, а то и вовсе тянуло ко дну. Но, несмотря ни на что, Полина и Андрей продолжали бороться и строить новое будущее. Менялись курсы валют, погода и календарные даты. Одни проблемы решались и тут же появлялись другие. Но всё же мало-помалу бушующее море обратилось в тихую гавань. И вот тогда всё стало как прежде или даже лучше. Возвращение в команду. Окончательно наладившиеся отношения с отцом. Любимая женщина, которая никогда не предаст — в этом после всего пережитого Кисляк был совершенно уверен. Годовалый сынишка, который с каждым днём всё больше становится на него похож, а тому, кто напомнит, что малыш ему не родной, Андрей больше и руки не подаст. Казалось, всё снова возвратилось на круги своя, но по законам жанра именно в этот момент жизнь вновь совершила крутое пике. Это был обычный августовский полдень, это было обычное смс.***
Это был августовский полдень. Самый обычный: пыльный, душный, бьющий в глаза лучами солнца и зеленью ещё не опавших листьев, развалившийся, стекающий каплями пота. Точно такой же, какие бывают в центре крупных мегаполисов. Полина готовила обед, и квартиру заполнял запах выпечки, доносящийся из кухни. А в это время, достав все машинки, которые только имелись в доме, Андрей играл с сыном на ковре в гостиной. Каждый раз, наблюдая за их играми, Полина смеясь говорила, что, похоже, домашний автопарк больше по душе Андрюше-старшему. Мужчины как раз были заняты правильной парковкой авто на стоянке, как вдруг телефон Кисляка, лежащий на диване, противно зажужжал, а спустя секунду засветился экран, уведомляя о новом текстовом сообщении. Взяв сотовый в руки, Андрей был практически уверен, что это просто мобильный оператор услужливо напоминает о необходимости своевременной оплаты связи. Молодой человек даже и не подумал, что напомнить о себе может не только он, но и жизнь, которая навсегда осталась в прошлом. «Привет, завтра буду проездом в Москве. Я думаю, нам нужно встретиться», — гласило электронное послание. Хоккеист трижды перечитывал текст, то и дело вглядываясь в буквы и знаки препинания. Нет, всё верно, зрение его не подводило — пальцы быстро застучали по экрану. «Здравствуй, да, действительно, нужно. Кафе на Басманной знаешь? В 16:00». Нажав кнопку «отправить», Андрей обессиленно опустился на диван. Он словно не смс отправил, а матч отыграл, будто кто-то невидимый вынул жилы и смотал их в клубок. Минул год. Год с тех пор, как Яна, гордо собрав чемодан, с видом победительницы покинула эту квартиру, не забыв упрекнуть мужа в вымышленной измене и ни слова не сказав о собственном предательстве. Нет, конечно, Кисляк предполагал, что бывшая жена однажды вновь появится в его жизни, но что это будет вот так по смс, что она не станет даже звонить, представить не мог. «Бывшая...» — промелькнуло в его голове. И в эту же секунду что-то кольнуло под рёбрами. Андрей облизнул губы — почувствовал горечь. Бывшая вот так просто? Но ведь она рядом всю сознательную жизнь. Разве можно вот так вот с лёгкой руки взять и вычеркнуть из памяти множество событий, неотъемлемой частью которых была именно Яна? Пожалуй, Андрей не знал, что ответить себе на этот вопрос.***
Ночь заботливо укрыла город бархатным покрывалом. Вечно шумный мегаполис понемногу затихал, погружаясь в сон. А вот Кисляку совсем не спалось. Хоккеист сидел на кухне, не зажигая света, да и вообще старался лишний раз не ходить туда-сюда и не хлопать дверью холодильника. Знал: у Полины очень чуткий сон, его нарушить труда не составит. Говорят, что август — это вечер воскресенья. И правда, в воздухе, проникающем на кухню сквозь открытое окно, было что-то осеннее. Андрей выдыхал этот воздух, впервые искренне жалея о спортивном режиме и о том, что не курит. Возможно, несколько сигарет сейчас пришлись бы кстати. Они не виделись целый год. Год, в течение которого они не перезванивались, не писали друг другу писем и смс, не слали электронных открыток к праздникам и даже не пытались узнать друг о друге от родителей. Год молчания и тишины после жизни, проведённой рядом, как это? Больно. Это больно, хоть Андрей никогда и не произносил этого вслух. Невозможно. Просто невозможно вот так взять и вычеркнуть из памяти человека, который буквально жил в тебе столько лет. Человек, который оставил свой след в твоих детсадовских утренниках, школьных тетрадях и институтских конспектах. Человек, которым словно шёлковой ниткой прошита большая часть твоих воспоминаний. Человек, который есть почти на всех фотографиях в альбоме. Человек, однажды проникший в молекулы твоей крови — раньше он был твоим живительным эликсиром, а теперь стал ядом и медленно убивает. Они не виделись целый год. Какой она стала? Что он скажет ей завтра, когда увидит? А главное, что она скажет ему? Зачем вообще просит о встрече? Чем больше становилось вопросов, тем больше Кислый жалел, что не курит, хотя едва ли табачный дым помог бы найти ответы. Кроме этого Андрея мучило ещё кое-что: стоит ли говорить Полине о встрече с Яной? Отчего-то делать этого крайне не хотелось. Кислый испытывал острое желание навсегда отделить прошлое от настоящего, чего бы ему это ни стоило. Это будто старую, грязную, изношенную вещь положить вместе с кристально чистой: может, оно и не будет бросаться в глаза, но грязь так или иначе прилипнет. Андрею очень не хотелось, чтобы прошлое хоть как-то коснулось новой, пока ещё не испачканной предательством и ложью жизни. Поэтому, возможно, Полине не обязательно знать об этой встрече. Нет, скрывать Андрей, конечно, не станет, расскажет, когда всё уже окончательно решится. На этот вопрос ответ был найден, а остальные ответы он получит завтра — молодой человек повернул голову в сторону часов — вернее, уже сегодня.***
От вчерашней полуденной жары никакого следа не осталось, словно август начал ускоренную подготовку горожан к неминуемому приходу осени. Небо висело совсем низко над городом, то и дело роняя вниз холодные косые капли, заставляя прохожих доставать зонты или прятаться в укрытии. Обычно перед тем, как выйти на улицу, человек выглядывает в окно, чтобы одеться по погоде, но сегодня погода будто нарядилась под Кисляка: в его душе тоже моросил дождь, а где-то под рёбрами гулял осенний сквозняк. Нависшее небо словно касалось плеча и вот-вот собиралось обрушиться на голову. А интуиция сулила грандиозную бурю. Вот он заворачивает за угол, и до места назначения остаётся всего несколько метров. Кислый замедляет шаг, будто пытаясь оттянуть момент встречи: на деле оказалось, что встретиться лицом к лицу с летящей шайбой или дулом пистолета куда проще, чем с прошлым. Прошлым, которое ещё вчера было твоим будущим. От этих мыслей по спине Андрея пробежал холодок: то ли это ветер, то ли страх. А что, если это всего лишь неизбежность и светлое будущее с Полиной однажды тоже станет больным прошлым? Хоккеисту на мгновение захотелось бросить всё и бежать прочь. Небо нависло ещё ниже и придавило плечи сильнее, но Андрей никогда не был трусом и сдаваться не собирался. Только Богу ведомо, что произойдёт дальше. Станет Полина всей его жизнью или просто её эпизодом, сейчас не так уж и важно. В конце концов, проиграв матч, он же не бросает хоккей, а снова и снова выходит на лёд. Так же и в жизни: он снова и снова будет пытаться любить и быть счастливым, сколько бы раз ни пришлось начинать всё сначала. Парень всё ж на мгновение остановился и, достав из кармана телефон, быстро набрал текст. «Поль, надо кое с кем встретиться. Задержусь. Подробности потом. Люблю». «Так-то лучше», — подумал Кислый, когда электронный конверт улетел к адресату.***
Стеклянная дверь скрипнула, противно звякнул дверной колокольчик, в нос ударил запах кофе и свежей выпечки, тело начало согреваться после холодного ветра. Андрей посмотрел по сторонам, взгляд сразу зацепился за знакомую фигуру. Яна сидела за крайним столиком прямо у большого окна, выходящего на оживлённый тротуар, по которому туда-сюда шли и бежали разноцветные зонтики. Деловой костюм, волосы собраны на затылке. Подперев рукой подбородок, она смотрела в окно. Повзрослела? Или изменилась? Или он просто отвык? Задавая себе эти вопросы, Кислый двинулся по направлению к столику. — Здравствуй, — произнёс Андрей, опускаясь на стул напротив. Янины плечи слегка дёрнулись — она подняла глаза. Два взгляда сошлись в одной точке. Зелёный в каре-зелёных глазах Яны стал преобладать и тут же смешался с серым цветом глаз Андрея. Зелёное к серому. Они смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, тот ли перед ними человек, который был рядом всю жизнь. Яна. Перед ним та самая Яна, что танцевала с ним в паре на всех утренниках в детском саду. Яна, которая до пяти лет боялась вспышек фотокамеры, из-за чего на большинстве детских фото у неё закрыты глаза. Яна, которая до пятого класса писала букву «и» в другую сторону. Яна, которая панически боится змей и пьёт только апельсиновый сок, а если чай, то обязательно с бергамотом. Яна, с которой было по-разному: и до рвоты плохо, и до головокружения хорошо. Яна, та, что так легко поверила в его измену, и та, на пальце которой всё ещё угадывается след от обручального кольца. Маленькая девочка, красивая девушка, гордая женщина, бывшая жена — Яна Самойлова. Бывшая? Вот так вот просто? «Бывшая» — это слово, будто футбольный мяч, отскочило и полетело к противоположным воротам. Теперь именно это слово Яна отчаянно искала в глазах Андрея, пытаясь понять, кем она стала для него спустя этот год. Для Андрея, который доедал вместо неё противную манную кашу в детском саду, защищал от большой собаки во дворе и от мальчишек-драчунов в школе. Для Андрея, который носил ей домашние задания, когда она сломала ногу в шестом классе. Для Андрея, которому лучше неё самой известны все её привычки, слабости и страхи. Для Андрея, который был её первой и, похоже, единственной в жизни любовью. Пауза затянулась, и они оба не сразу заметили, что даже бурлящий город на мгновение затих и наблюдает за ними. — Здравствуй, — наконец отреагировала Яна, отправляя за ухо непослушную прядь, — я тут вот проездом, подумала, что нам нужно... — она замолчала и отчего-то решила сменить тему. — Как твои дела? — Отлично, — неожиданно для неё Андрей принял правила игры, — в хоккей вот вернулся, на прошлой неделе Андрюшка первые шаги сделал, ты не представляешь, так быстро растёт. Яна слушала, а под рёбрами что-то кололо, опускалось ниже и било под дых. — А ты как? — проявил парень ответную вежливость и почти сразу понял: крыть Самойловой нечем. — Тоже всё хорошо, — процедив сквозь зубы, скажет она. — Знаешь, хорошо, что ты приехала, — услышав эти слова, Яна почувствовала, как игла под рёбрами утихла, но через секунду заколола вновь. — Я уже давно хочу заняться его усыновлением, жениться на Полине, но пока, как ты сама понимаешь, сделать этого не могу, что там с разводом? Если бы Андрей до сих пор был слеп, то не заметил бы, каких титанических усилий стоило Яне совладать с лицом, на котором мгновенно отпечаталась гримаса растерянности и недоумения. Стало ясно: она приехала не за этим, ох не за этим. Но чего же она ожидала? Найти его больным и обездоленным, так и не отыскавшим своего места в жизни и умирающим в забвении? Морок с глаз Кисляка тут же спал. Нет уж, Яночка, не на того напала. Молодой человек вдруг понял, что выкорчевать, вырвать, истребить всё, что их связывало, будет не так уж и сложно. А впрочем, зачем истреблять? Можно просто сложить в укромном уголке души, и пусть останется приятным воспоминанием. Андрей вдруг в очередной раз прозрел: если бы и смогла Яна простить ему вымышленную измену, то вот то, что он смог стать счастливым без неё, она ему вряд ли простит. Да и потом, если вдуматься, он и раньше был без неё вполне счастлив, а всё, что происходило между ними — это, скорее всего, игра в поддавки с родителями. Впрочем, что бы это ни было, ключевое слово здесь«было». Погружённый в свои мысли, Андрей и не заметил, что в оконном стекле среди прочих безликих фигур возникло знакомое лицо. Полина вышла в магазин и, решив сократить путь, прошла именно через кафе, которое располагалось неподалёку. Увидев Андрея и Яну за столиком, она не сразу поверила своим глазам — остановилась, присмотрелась и едва ли не выронила из рук зонт. В груди Полины что-то защемило, задребезжало, залязгало, как лязгает железная крышка кастрюли, в которой хозяйка оставила «подходить» дрожжевое тесто. Оно дышит и напирает всё сильнее и сильнее, а потом просто срывает крышку и течёт в груди вязкой тоской и горечью, осознанием, что была лишь средством забыть Яну. А увидев, как Янина ладонь нежно и трепетно опускается на руку Андрея, девушка и вовсе захотела бежать без оглядки. Она корила себя за то, что была такой идиоткой, согласилась переехать из родного города, да ещё и сына за собой потащила. Дура, какая же дура, того и гляди разрыдается прямо посреди людной улицы. Но в следующую секунду сквозь пелену едва выступивших слёз она увидит, как Андрей отдёрнет руку, словно его ударило током, и отшатнётся. — Андрей, я понимаю, мы многое натворили... — стала она оправдывать свой внезапный порыв, поводом для которого послужила то ли нежность, то ли желание затеять игру против соперницы. Ведь Яна, в отличие от Андрея, вполне могла заметить Полину и решить, что не уйдёт отсюда без боя. — Я тоже во многом виновата, — Самойлова закусила губу, — и, в принципе, я могла бы простить тебе… — Простить мне? — Кисляк усилием воли сдержал рвущийся наружу хохот. — А я? Прощаю ли я тебя за твоего этого, как его там? И вновь за крайним столиком у окна повисло молчание, такое же тяжёлое, как тучи над городом. Андрей буравил её взглядом, а она не решалась заговорить: по всей видимости, ответить ей было нечего, ибо то, что Андрей всё знает, в её планы не входило, поэтому и оправданий она не придумала. Заскучав в ожидании ответа, которого, скорее всего, не будет, молодой человек повернулся к оконному стеклу, обращая взор на тротуар, усеянный бегущими разноцветными зонтиками. Через мгновение Кислый лишился дара речи. Он бы очень дорого заплатил за то, чтобы увиденное оказалось просто обманом зрения, которое ещё не идеально, но, увы, через стекло со стороны улицы на них смотрела Полина. Растерянная, мокрая, побледневшая от страха Полина. Вот тебе и буря, которую предвещала интуиция. — Андрей, мы могли бы... — быстро заговорит Яна, наблюдая, как он достаёт бумажник и в спешке вынимает несколько купюр. — А ты знаешь, я тебе благодарен, — скажет Кисляк, выходя из-за стола, — если бы ты меня не предала, я бы разминулся с главным в жизни человеком. С тем, кого выбрал не папа, а сердце, — он бросит купюры на стол, — и всё, что мы можем — это поскорее развестись.***
— Поля, а что это ты тут? — выходя из кафе, он старался выглядеть уверенным и спокойным, хотя прекрасно понимал: неприятного разговора не избежать. — В магазин шла, — ответит девушка, когда молодой человек приблизится и нырнёт под зонт, — а ты? Вопрос прозвучал, и по взгляду Полины стало понятно: она боится любого из вариантов ответа, боится понять, что всё это время жила в иллюзии и сейчас ей продолжат лгать. — Неожиданно Яна назначила встречу, — Андрей решил, что честность сейчас единственный правильный выход, — я думал, хочет поговорить о разводе, а оказалось, она настроена на примирение. Полина ещё больше приуныла, опустила голову и принялась смотреть, как в лужу поблизости падают капли, а у самой вот-вот польются слёзы. — А ты?.. — спросит она так тихо, что звук удара капель о ткань зонта почти задушит голос. — А я намерен пойти домой и продолжить любить свою семью, — он пальцами поднимет её подбородок, вынуждая посмотреть в глаза, и, улыбнувшись, добавит: — Моя семья — это вы. Они стояли обнявшись, под одним зонтом спрятавшись от дождя и от всего остального мира. Она мило улыбалась, уткнувшись в его плечо, а он клялся себе сберечь её, чего бы это ни стоило. — Прошу тебя, просто верь мне, — попросил он, закладывая ей за ухо прядь волос, — она просто бывшая. «Бывшая» — Кисляк и сам удивился, как легко ему далось это слово. Ведь даже за то время, что он провёл с Яной в кафе, ему несколько раз предательски казалось: а может быть, послать всё к чёрту и попробовать снова? Ведь один раз у них уже получилось склеить разбитую чашу. Но Кислый вовремя напомнил себе, что посудина всё же подтекала. И такая знакомая и вроде бы родная Яна во второй раз может предать с той же лёгкостью, что и в первый. А потом сквозь забрызганное каплями дождя стекло он увидел Полину и всё для себя решил. Просто рано или поздно всем нам приходится выбирать. И каким бы прекрасным и драгоценным ни было твоё прошлое, как бы много нужного и важного в нём ни осталось, его главная особенность в том, что оно уже за твоей спиной. И в некоторых случаях лучше не оборачиваться, иначе рискуешь сбиться с пути, который ещё предстоит. Главное — всегда помнить: в прошлом никогда ничего не изменится, поэтому и возвращаться туда стоит едва ли.***
Прижимаясь к Андрею ещё сильнее, Полина чувствовала удары его сердца и верила. Верила, что прошлое в прошлом. Однако прошлое, видимо, считало иначе. — Рада, что у вас всё хорошо, — раздался за спиной у Андрея Янин голос. Молодой человек обернулся. Самойлова стояла, глядя прямо в глаза и притворно улыбаясь. В этой улыбке не было и капли искренности, просто мама с детства научила её хорошим манерам или же она просто решила отложить войну за бывшего мужа на потом. — И малыш такой замечательный, даже чем-то на тебя похож, — сказала Яна, кивая в сторону Кисляка. — Андрей, мы пойдём, догоняй, — произнесла Полина и, быстро оттолкнув коляску от Яны, устремилась прочь.***
Они снова остались вдвоём, без зонтов, посреди оживлённой улицы, а дождь становился всё сильнее. Кто они? Друзья детства или...? Этот вопрос отражался в глазах обоих, но вот ответы на него у них были разные. — Ладно, мне пора, — сказал Андрей, прерывая эту агонию, — позвонишь, договоримся о разводе, я думаю, тебе самой это неудобно. — Андрей... — она ухватила его за локоть, а на губах застыл вопрос, который вот-вот сорвётся. — Кто мы теперь? Голос её звучал тихо и дрожал. Нет, её, конечно, можно было понять: новая жизнь, по всей видимости, не сладилась, а надежда вернуть старую таяла с каждой секундой, растворяясь в дождевых каплях. Вот только Андрею теперь было всё равно, и он ничем не мог ей помочь. — Кто мы теперь? — повторяет она вопрос и, догадываясь, каким будет ответ, спешно добавляет: — Друзья детства, ведь правда? — Нет, Ян, мы бывшие, — произносит он, контрольным выстрелом убивая все её надежды, — мы просто бывшие. Андрей догонял Полину, тихонько идущую впереди. Яна поймала такси. Дождь прекращался, и, кажется, из-за туч даже показалось солнце, а город просто жил, ведь он лучше других знал: такое часто бывает. Сегодня вас связывает очень многое — завтра ничего. Сегодня вы родные люди — завтра просто бывшие.