Его кошка

В жалостливое выражение моськи верилось с трудом, хотя, не скрою, хотелось. Я не знала, сколько провела времени в камере. Оно тянулось вечностью, и это жуткое нечто, пытающееся уверить в своей дружелюбности, единственное живое существо в череде дней, окрашивающихся в палитру безумия. Сколько еще продержусь в одиночестве. Я уже разговариваю с Пушистиком, а если он начнет отвечать? И вот кто-то живой, настоящий… Можно дотронуться… Мысль, что сумасшествие все же настигло, и странный гость моей камеры лишь фантазия треснувшего сознания, кольнула острыми иголками. Не удержавшись, подняла лапу и потянулась к насекомому. Даже при условии, что укусит, мне просто необходимо убедиться в его реальности. Не меняя умильного выражения моськи, паук следил за моим движением, но в последний момент, когда была готова ощутить касание к его вельветовой шкурке, сощурил глаза и растворился черной дымчатой слизью. Я испуганно отдернула лапу и попятилась назад. Куда он делся? Неожиданное щекочущее движение на подушечках заставило остановиться. Ответ что это, был только один. Цепенея от ужаса, опустила взгляд. Черная субстанция обвивала конечность. Я обессилено плюхнулась на хвост и замерла с поднятой лапой, наблюдая, как нечто собирается в сгусток из слизи и дыма, обретая форму паука. Безобидным тот уже не выглядел. В немигающих глазках зажглись красные потусторонние угольки. — Б-б-рысь… — заикаясь, мяукнула и тряхнула лапой. Однако насекомое будто к ней приклеилось. Задумчиво склонившись набок, снова изменилось до милого пушистика, издав протяжный, едва уловимый звук. — Ж-жуть… — лапу захотелось отгрызть. Тонкий звук повторился. Он меня успокаивает или желает себе приятного аппетита? Паук погладил меня передними лапками и вновь пискнул, не иначе как «хорошая киса» сказал. Затем спрыгнул, подбежал к тому месту, где совершал шабашный танец, и, посмотрев на меня, опять кивнул. Помедлив, подошла. — И что я должна уви… — я запнулась, заметив блеснувшую на камне белесую нить. — Увидеть паутину? — недоверчиво договорила, всматриваясь в узор плетения. Он был странным и хаотичным. Краем глаза уловила смазанное движение паука — тот дотронулся до края паутины, и она словно ожила. Позабыв обо всем, с детской искренностью любовалась самой настоящей магией. Иначе нельзя было назвать то, как нити налились светом и зашевелились и стали вытягиваться, сгибаться, соединяться, образуя непонятные слова. Я даже не знала, какое из открытий шокировало больше: нечто умеет говорить или пользоваться магией? Когда фраза сформировалась, насекомое посмотрело на меня. Глаза так и сверкали любопытством и ожиданием. Я поежилась под его пронзительным взглядом, ощутив себя подопытным экземпляром на лабораторном столе. — Я не понимаю… Паук прищурился и дернул паутину. Иероглифы в ней изменились. Не дождавшись от меня положительной реакции, снова дотронулся, меняя узор. Теперь пристальным взглядом одарила его уже я. Он подбирает язык? Да что же ты такое? Видимо, вопрос явственно отразился на моей мордашке, потому что в ответ насекомое одарило той самой хищно-человеческой ухмылкой, от которой холодные мурашки прошлись даже по усам. А затем, насмешливо пискнув, кивнул на паутину, мол, туда смотри. Я послушно опустила глаза, попутно размышляя, что будет, если все-таки не прочитаю, насколько сильно это его расстроит, и чем это грозит. Может, будет пытать, как Азазель приспешника ведьмы. Я даже встрепенулась от неожиданной догадки. Тогда в подземелье ведьмы, я смогла прочесть ее фолиант, когда до него дотронулась. Может и тут сработает? Паук замер, внимательно за мной наблюдая. Его умение тонко подмечать изменение моих эмоций настораживало. Я вздохнула, решаясь, и осторожно дотронулась до края плетения. Паук вздрогнул еще до того, как от места касания по паутине прошлась рябь. Мы оба почувствовали, как наша магия соприкоснулась, взаимодействуя. Непонятные символы сложились в знакомое слово: «Имя». Я затихла, стараясь пока не выдать то, что удалось прочитать, и хотя бы немного наметить линию дальнейшего поведения. Однако паук все понял. Растерянно-задумчивое выражение моськи сменилось зловеще-довольным, в глазах вновь разверзлась утягивающая в себя бездна. Сердце ухнулось вниз от волнения, я напряглась, инстинктивно отодвигаясь. Уловив мой страх, насекомое быстро скрыло свои эмоции, моргнуло — и вот уже передо мной дружелюбнейшее создание. Такая смена настроения пугала еще больше и доверию не способствовала. Он ловко менял свои личины. Какая из них истинная, и показывал ли он ее вообще? Я будто стояла посередине болота, где каждый шаг мог стать роковым, и не знала куда ступить. Только, чтобы выбраться, придется рискнуть. Мне нужна помощь. С мотивами разберемся позже. — Ты меня понимаешь? — я внимательно наблюдала за его реакцией на мое мяуканье. Паук замер, прислушиваясь, но, похоже, слов не разобрал, только уловил эмоции и интонацию. Задумчиво прищурившись, кивнул на паутину и дернул за нити. «Напиши имя». Я замешкалась, почувствовав внутренний протест. Лжеелена из кошмарного сна и Азазель также пытались узнать, как меня зовут. Чутье подсказывало, это не совпадения. Мысленно сделала пометку спросить об этом моменте у лисицы. Врать не хотелось, и называться своим именем тоже. Выпустив коготь, дотронулась до паутины. Если правильно поняла, написать следует на ней. И верно, едва коснувшись, уловила щекочущее движение чужой магии. Она не сопротивлялась, податливо льнула. Приятное ощущение, ни на что не похожее. Я растерялась, но затем уверенно заводила лапой, довольная своей хитрой уловкой. Нити послушно следовали за движениями и сложились в «Ефросиния». Не собственное, но со мной связанное, и точно не забуду, как представилась. Паук за это время даже не шелохнулся, прикрыл веки, словно вслушивался во что-то, а потом резко распахнул глаза. Мелькнувшая на мгновение алая бездна, сменилась пронзающим ледяным взглядом. Я невольно поежилась. «Оно не твое». Стало не по себе. Неприятная зябь прошлась мурашками по позвоночнику и осела в кончике хвоста. Пушистик нервно дернулся. Как он узнал? Уступить и выполнить просьбу сейчас, означало бы признать свой страх и его силу надо мной. Конечно, его силовое и магическое превосходство несомненно. Возможно, и в психологической игре, которую он затеял с первой встречи, мне также его не одолеть. Однако я могу не проиграть. Не победа, и не поражение. Я потянулась к паутине. «А как зовут тебя?» Наблюдая, как паук отрешенно застыл, я гадала, ответит или разозлится за слишком очевидную попытку уйти от вопроса и вовлечь его в диалог, но тот пшикнул и ухмыльнулся. Нити задвигались: «Тенебрис». Что за странное слово. Я даже не уверена, что прочитала его правильно. В голову ударило жаром от сверлящего внимательного взгляда. От меня явно ожидали реакции. Это смутило и встревожило. Как я должна ответить? Чем дольше затягивалась пауза, тем задумчивее он становился. Надо написать хоть что-то. «Красивое имя», — неуверенно вывела подрагивающей лапой. Насекомое сосредоточилось на чтение ответа. Вельветовое тельце неожиданно затряслось. Страх холодом кольнул под ребра. Он рассердился! После всего изначальный план разозлить его, не казался верным. Через сотрудничество можно было снизить риски и добиться большего. «Можешь называть меня Рия», — поспешно написала часть своего имени. — Подожди, не сердись, я ответила! — в мяуканье закрались просяще-жалобные нотки. Умирать не хотелось. Уши дернулись, уловив тихий пшикающий звук. Он… Он не рассердился… Он смеется… От напряжения я даже не заметила, как задержала дыхание, и только теперь выдохнула, немного расслабившись, но от цепкого пронзительного взгляда светящихся алым глаз, внутри вновь все скрутилось в тугой узел. Нити быстро переплелись, образуя слова. Легкие магические вибрации паутины пробивали тело насквозь от кончиков лап до хвоста. «Хорошо, трусишка Рия, — плетение моего имени будто раздраженно подергивалось, — пусть это будет первая и последняя твоя ложь мне». Не знаю, что вызвало большую растерянность: ирония с явной угрозой в словах или сам факт, что он заговорил длинными фразами, выражая эмоции. В какой-то момент, мне даже показалось, я услышала его голос. Холодный, тихий, шелестящий, как густой мистический туман, обволакивающий путника на забытой мертво-пустой тропе. Именно так я себя и ощущала. Потерянной и испуганной, не знающей, куда идти, и ступающей наугад с замирающим сердцем: что скрывается в тумане, выберусь ли или стану его призрачной частью. Хвост задергался. У кошек не бывает нервных срывов, но я ощущала себя на грани. Впрочем, на грани — это мое обычное состояние в этом мире. На грани жизни и смерти. И об этом выборе твердила мне лисица? Последняя мысль отозвалась едкой горечью. С усилием проглотила удушливый комок в горле и придавила лапой дергающийся хвост. Не шевелить им не получалось. Пушистик будто решил временно пожить самостоятельно и теперь самозабвенно истерил. Краем глаза поймала смазанное движение. Паук переместился тенью ко мне. Я напряглась, еле сдерживаясь, чтобы не отшатнуться и не сделать несколько шагов назад. Насекомое пискнуло, подняло лапу и медленно потянулось к хвосту. Я наблюдала за приближающейся вельветовой и мягкой на вид конечностью, а в сознании одна за другой вспыхивали сцены с крадущимся убийцей, держащем за спиной большой острый нож. Вторя моим мыслям, глаза Тенебриса блеснули алым, словно окровавленная сталь. Если бы захотел, убил бы сразу — запела как мантру про себя, стараясь не сорваться в панику. Тонкая черная лапка коснулась хвоста. Я вздрогнула, а Пушистик замер. «Вот так», — появилось на паутине, — «не бойся меня. Не Сейчас». Как у него получается успокоить так, что в итоге еще больше напугать? «При нашей встрече ты назовешь свое истинное имя. А теперь будь хорошей кисой и слушай внимательно». В какой-то момент мы с пауком оба одновременно затихли, и я вдруг провалилась в мгновение образовавшейся тишины, где время остановилось. О загадочном человеке говорят, он как вселенная. Интересный собеседник похож на увлекательную книгу. Тенебрис был проклятым городом, манящим странников таинственностью и тишиной, увлекающим вглубь призрачными огоньками, мелькающими в глазницах-окнах черных домов. Я слушала гулкое биение своего сердца и видела себя идущей по мрачным переулкам все дальше и дальше в смертельный туман. Я уже не могла остановиться.