бойкий и ласковый

Бойкий и ласковый, думает Слава, ебучий случай. Это ж надо было так сказать. Впервые мысль мелькает, когда он слышит эту фразу и пытается не улыбаться. Так себе панч, так себе раунд, но порой самые абсурдные и нелепые вещи рождают что-то гениальное. Картинку с Оксимироном, стоящим перед Славой на коленях, тянущимся к его джинсам, трудно назвать гениальной, но именно с нее следует начинать отсчет. Вечно выебистый жид, думает Слава, когда видит вздернутый подборок и глаза, что смотрят на него с уверенностью в том, что бой был неравным. Смотрите все, я проиграл, но все равно лучше! Я раненый лев, но все еще самый крутой хищник в этом сафари-парке. Самодовольный уебок. Было сказано так много, но хочется теперь сказать еще больше. В ушах шумит, и мысли путаются, хочется закинуться пивом и таблетками, чтоб убрать из головы этот дикторский голосок Оксимирона. Слава пожимает руку Мирона сильнее, чем требуется и ловит его ухмылку словно полароид — кадр, чтобы запомнить этот бесящий взгляд на недели вперед. Только вот непонятно — распечатать фотку, чтобы дротики кидать или дрочить. Они встречаются в баре через месяц, и говорить не хочется совершенно. Хочется разок по ебалу съездить — вот был бы номер! Но после драки кулаками не машут, благородно решает Слава и просто подсаживается к Мирону, сидящему за барной стойкой, расталкивая его дружков-пидорасов. Рудбой выглядит обиженным, когда он пихает его в бок локтем, Слава даже хочет извиниться — такое у него очаровательное лицо и печальные бровки домиком. Порыв исчезает, когда Ваня показывает ему средний палец, натягивая на нос черные очки и сваливает. Какие мы взрослые. Мирон же смотрит на него с явным осуждением, но тщательно скрываемым интересом. — Уже месяц прошел, а я все еще ебало тебе набить хочу, — просто говорит Слава, заказывая пиво у бармена. — Не потому, что ненавижу тебя, нет. Просто гештальт год уже открытый, дует, понимаешь. Мирон тихонько смеется, не разжимая губ. Он пьет какой-то пидорский коктейль с трубочкой, и у Славы все силы уходят на то, чтобы не шутить про геев. — Ты собственник, походу, — продолжает он, — облапал на баттле так, что я до сих пор не могу в себя прийти. Тактильных контактов на полгода вперед хватило, спасибо, братан. Окси все еще ржет, смех у него отвратительно похож на искренний, и будь Слава дурачком, то поверил бы. — Обращайся. Всегда рад помочь недолюбленным и непризнанным, хайпа и обнимашек не жалко. Слава жмурится от удовольствия. Голос жида реально приятный, его хочется слушать, даже если он несет очередную лиричную чушь. Гнойный делает большой глоток пива (не для смелости, а чтоб горло промочить) и спрашивает максимально спокойным голосом: — Может, ты мне еще подрочишь, чтобы я год в ебле не нуждался? Мирон смотрит на него исподлобья, потягивает свой пидорский коктейльчик и ухмыляется широко-широко, будто ему только что предложили просто так кейс с двадцатью лямами домой забрать. Слава не ожидает, что его шутку воспримут всерьез, Окси не такой тупой, каким он его обрисовал на баттле, но вопреки всему повисает совершенно идиотская тишина, словно над непристойным предложением раздумывают. Ну пиздец. Слава смотрит на Мирона, одетого в выглаженную рубашку черного цвета, на его широкие спортивки, идеально белые кроссовки и часы, обхватывающие запястье. Они с ним максимально разные, им никогда не стать друг другом, и это едва ли не самая прекрасная мысль, что только приходила в голову Славе касательно данного субъекта. Ну, конечно, после той, где Мирон тощий под своими волшебными рубашками и выгибается легко, стоит только надавить на позвоночник. Об этом Слава честно старается не думать, но сознание — штука интересная, порой бесконтрольная. — Вынес на баттле, троллил в твиттере весь месяц, — медленно перечисляет Окси, возвращая Славу в суровую реальность, где они шатаются на барных стульях, — а теперь подсаживаешься, счастливый и бухой, и предлагаешь членами потрясти за гаражами? Слава хохочет. Его так распирает манера разговаривать, что есть только у этого жида, единственного и неповторимого. Вот правда, лучше бы записал аудиокнигу, чем свой обоссанный «Горгород». — Почему сразу за гаражами? — спрашивает Гнойный чересчур наигранно. — Можно поехать ко мне, я живу через три станции метро. Мирон улыбается, на этот раз почти снисходительно. — Ты меня склеить пытаешься, или я снова не въезжаю в твой контркультурный троллинг? Слава допивает пиво, ставит бокал и хватает Окси за запястье. Не такое уж тонкое, думает мимолетно и дергает на себя. Мирон внимательно всматривается в лицо напротив, не пытаясь вырваться, и Слава ощущает, как тот дышит на него алкогольными парами — значит, тоже накидался порядочно, класс. Хочется сказать напоследок что-то пафосное и мерзкое, чтобы эстет-Мироша скривился и хотя бы руку попытался убрать, но у Славы в голове как назло не появляется оригинальной реплики, и он просто говорит: — Я тебя один раз выебал, с радостью повторю. На лице Окси нечитаемая эмоция, но Славе вполне достаточно бешеного пульса, который он нащупывает у жида, тиская его за запястье. В баре резко сменяется трек, бьет по ушам, и можно физически почувствовать взгляды зевак, что неотрывно на них смотрят. Славе вроде поебать на всех этих дегенератов, но конкретно сейчас ему отчаянно хочется поиграть на публику. Как в те минуты, когда идешь по мосту и вдруг неожиданно хочешь швырнуть свой дорогущий телефон в реку. Еще немного помяв руку Мирона большим пальцем, Слава подносит ее ко рту и коротко целует. Жест задумывался, конечно, шуточным, но получился не просто гейским до предела, так еще и больно уж похожим на своеобразное признание, только вот не пойми чего именно. — Жалко, что ты слишком пидор, чтоб твою репутацию можно было уничтожить чем-то вроде этого, — говорит Слава и отпускает ладонь. Мирон глядит почти завороженно в его глаза или, может, он просто обдолбанный — непонятно. И в ответ Гнойный ожидает чего угодно, он даже готов к пощечине или очередной заумной цитатке, но Окси повторяет ту злоебучую фразу с баттла: — Бойкий и ласковый, Слава. — Звучит как подтверждение какой-то конспирологической теории. Славу буквально подкидывает на месте. Холодок в коленках и легкая эрекция — в лучших традициях жанра. Ему не просто нравится, как эта фраза звучит из уст Мирона, ему нравится, что она каждый раз служит толчком к тому, что в голове снова и снова расцветают картинки определенного содержания. Его мерзкие руки, такие холодные и шершавые, с татуировками его дебильными (но вроде даже немного красивыми) — все это хочется ощутить на себе, чтобы сжали предплечья, провели пальцами по шее, за волосы сжали там, ну, или еще какая-нибудь гейская хуета. Гнойный шумно втягивает воздух через нос. Мирон сползает со стула на пол, поправляет одежду, хотя выглядит, по скромному мнению Славы, более, чем прилизанным и чистеньким, аж противно. Он молча кивает в сторону выхода и направляется к двери. Слава послушно тащится за ним, забывая забрать куртку у Замая, который наверняка где-то рядом. По пути Мирон говорит Рудбою, что скоро вернется, и тот кивает. Славе не нравится вся их таинственно-мистическая тусовочка, все эти высокие худощавые мальчики со смазливыми ебалами, и он не сдерживается, шутит Мирону над ухом: — Так и знал, что я в твоем вкусе. Любишь тощих и длинных? Тот не отвечает, молча выводит их на парковку, а потом резко сворачивает и идет еще минут семь, пока они не доходят до пустынного дворика, такого типичного питерского, где нет лавочек, но есть многоэтажки, где почти нигде не горит свет. Когда Мирон наступает в черную лужу, грязь разлетается во все стороны и мерзко облепляет края его наверняка дорогущих брюк, белоснежных кроссовок. Слава с наслаждением наблюдает и вдруг понимает, что Мирон бухой в стельку, хотя до этого ему удавалось держаться молодцом — на улице ноги заплетаются, он через каждые два шага спотыкается, и Славе приходится все время быть начеку — вдруг навернется и отрубится, тащить его совсем не охота. Из куртки Мирон неожиданно достает бутылку шампанского — хоть убей, Гнойный пропустил момент, когда она вообще там оказалась. Они пьют по очереди, и на этот раз Окси не думает залупаться и затирать свои речи про брезгливость, а у Славы отпадает всякое желание шутить на эту тему. Спустя какое-то время Мирон таки начинает балаболить, рассказывает смешным голосом о том, как провел этот месяц, и это напоминает историю из категории «Как я пережил расставание». Скучал, писал твиты, рефлексировал, пересматривал баттл и обещал себе не повторять сделанных ошибок. Слава может думать лишь о том, что рот у Мирона болезненно красный, словно он чем-то обжегся, и что сжать эти губища мерзкие хочется очень сильно — схватить двумя пальцами, указательным и большим, и сжимать, сжимать, сжимать. Руки у Мирона все еще холодные, когда он бесцеремонно запускает ладони Славе под кофту. На улице холодно пиздец, и эти все движухи с потиранием друг друга как в фильме-катастрофе про неудачников, которые замерзают насмерть, ни черта не помогают. Слава понимает, что его шутки зашли слишком далеко, но он в принципе не против, когда Мирон реально, на полном серьезе тянется к его губам. Начиная кого-то троллить, ты должен быть уверенным, что на самом деле не троллят тебя, а ты и не в курсе. Поэтому Слава уворачивается от поцелуя, хотя стоит у него так, что дай бог всем такого счастья. Мирон смотрит на него с искренним недоумением. — Серьезно? Наверное, он умеет читать мысли, ибо как еще объяснить тот факт, что в следующую минуту он выкладывает Славе его же собственные подозрения. Ситуация, конечно, абсурдная — побаттлились два эмси, месяц занимались тем, что хайпили друг на друге в интернетах, а теперь вот встретились и решили почесать друг другу гланды в одном из уютных питерских двориков. Слава всегда питал слабость к нестандартным жизненным ситуациям. Он целует Мирона сам, когда понимает, что перестал слушать его пиздеж несколько секунд назад. Тот жмется к нему и мгновенно обнимает за талию, так нежно и миленько, что Гнойный начинает ржать ему прямо в рот. — Кто еще тут из нас бойкий и ласковый, а? Мирон смотрит сначала обиженным сычом, но быстро сменяет гнев на милость — выхватывает у Славы бутылку и допивает, счастливо улыбаясь. Похоже, за полчаса они успели не только замерзнуть до полусмерти, но еще и бухло выдуть. — Я пошел обратно. Тебя до дома довезти? — спрашивает Мирон будничным голосом как продавец из хлебного ларька, предлагающий пироженку по акции. Слава отвечает слегка удивленно: — Ты мне еще цветы подари, вежливый пидор. Мирон пожимает плечами, разворачивается и уходит. Весь такой простой и сложный, как бракованный кубик-рубик — когда кажется, что ты его понял и собрал, оказывается, что одна деталь другого цвета, и это портит впечатление от триумфа. Слава телепается следом. У него не было сегодня цели соблазнить и трахнуть, да вообще все эти больные мыслишки про Мирона, восседающего на его коленях, воспринимались не более, чем шутка воспаленного алкоголем сознания. Слава подошел к барной стойке, чтобы потроллить и искренне думал, что у него отлично получалось, пока Мирон вдруг не перевернул игру, так сказать. Видимо, для Окси это в порядке вещей — лобызаться с бывшим баттл-противником, думает Слава, иначе как можно быть таким, сука, спокойным? В следующий раз надо будет зажать Мирона в туалете, он наверняка будет не против.