***
Только что все присутствующие и мой отец в том числе, единогласно признали меня «Вторым L». Вот так просто. Честно, мне даже смешно от того, насколько нелепая вырисовывается ситуация, и какими глупыми бывают люди. Интересно, что бы сказал ты, если бы увидел меня сейчас? Почему-то взгляд падает на кресло, и я вновь вижу тебя. Ты здесь, сидишь, по обыкновению сгорбившись и согнув ноги в коленях, как ни в чем не бывало. Отреагировать на происходящее даже не думаешь. Да и зачем? Мертвым все безразлично. Ты лишь смотришь куда-то перед собой, как делал это при жизни, будто можешь видеть что-то, что неведомо другим. Я единственный, кто видит и чувствует тебя — ничто иное, как больное воображение, выдающее мне на подсознательном уровне твой образ. Ничего более.«Посмотри мне в глаза»
Эта мысль настойчиво вертится в моей голове, и при всем этом я никак не могу взять в толк, откуда взялся этот леденящий душу страх? Ты поворачиваешься ко мне и что-то шепчешь. Я не слышу ни звука. Если бы я только мог снова заглянуть тебе в глаза, то прочел бы тебя, как открытую книгу. Мы и раньше пользовались этим приемом. Сколько бы ни пытались лгать друг другу и провоцировать, наши истинные мотивы всегда были как на ладони - стоило лишь заглянуть в глаза. Теперь они спрятаны за лохматой длинной челкой. Что в них таится, мне ни за что не увидеть. А может, я не хочу смотреть, как будто боюсь что-то найти в них… Что же? Стоило мне отвлечься и прервать поток размышлений, и тебя не стало. Не оставив после себя и следа, словно какое-то наваждение, ты исчез. …чтобы вернуться спустя шесть лет.***
— Рюдзаки, ну почему? Как можно быть настолько невыносимым?! Громкий визг Амане раздался прямо над ухом так неожиданно, что ты вздрогнул. Хоть выходки моей новоиспеченный девушки стали давно привычными, порой даже я, с присущей мне сдержанностью и холодностью, думаю, что могу не выдержать ее постоянного присутствия. — Мы же люди, в конце концов, а не твои игрушки! У нас есть свои потребности, а ты снова и снова мешаешь нам с Лайтом проводить время вдвоем! — Помнится, я уже говорил, что не запрещаю вам встречаться, — и не подумал переключить внимание со своей чашки на разгневанную модель, — Как я уже сказал, я буду за вами присматривать. Последовал раздражающий звон ложки. Кажется, перемешивание содержимого сейчас единственное, что занимает твое внимание. Миса, недовольная таким раскладом, снова принялась сыпать упреками, периодически называя тебя «извращенцем», впрочем, без особого результата. Ты останешься все таким же бесстрастным и невозмутимым, как и всегда. — Мы с Лайтом так любим друг друга, — продолжала причитать блондинка, — мы так много пережили вместе, а тебе и дела нет. Только и думаешь про своего Киру! И моего Лайта туда же впутал! — Лайт и есть Кира. Я ожидал, что очередное обвинение в мой адрес непременно прозвучит снова, и вполне мог пропустить его мимо ушей, но едва представив, о чём ты подумаешь, если я вдруг перестану это отрицать, на всякий случай бросаю через плечо свое извечное «я не Кира» и продолжаю работать. — Опять за свое! — вздохнула Миса, — Ну и ладно, думай про нас все, что хочешь, но кем бы Лайт ни был, он мой парень, и я буду любить его несмотря ни на что! Как трогательно. Меня сейчас стошнит. Ксо, сколько еще будет продолжаться этот спектакль?! Я должен работать, чтобы найти настоящего Киру, а не терять время, выслушивая нытье моей так называемой возлюбленной! И, очевидно, мои молитвы были услышаны. Видимо, не дождавшись никакой реакции, Миса таки решила оставить все попытки достучаться до тебя и собралась уходить. Наконец-то, теперь можно поработать в тишине. — А он так считает? — доносится вдруг до девушки тихий голос. Она непонимающе обернулась. — А? — Я спросил, считает ли Лайт себя твоим парнем? Здесь мне, волей неволей, пришлось отвлечься. Я обернулся в твою сторону, чтобы тут же столкнулся с огромными черными глазищами. Я почувствовал, будто два темных омута утягивают меня в самую глубь, где скрывались все потаенные уголки твоей души. Под этим гипнотическим взглядом, казалось, невозможно пошевелиться. Ты просто пригвоздил меня к месту, на котором я сидел, и с интересом следишь за моей реакцией. — Ну конечно, считает! — возмущенный голос Амане я слышу, словно сквозь толщу воды. Впрочем, тебя тоже сейчас мало интересует мнение Мисы, все твое внимание приковано ко мне. — Что ты вообще можешь об этом знать! Лайт любит меня так же сильно, как и я его! Правда же, Лайт? С трудом, но все же мне пришлось отвести взгляд, чтобы тут же наткнуться на щенячьи и наивные глаза блондинки. — Извини, Миса, но мои чувства к тебе никогда не смогут сравниться с твоей бескорыстной и огромной любовью ко мне. Это, конечно, не совсем правда, ведь я не испытываю к Мисе ничего, кроме жалости и, в какой-то степени, доброты. Но и ложью это не назвать - как раз то, что нужно услышать влюблённой девушке, чтобы не потерять надежду. Секунду на лице блондинки мелькает тень обиды, но она быстро сменяется глупой улыбкой ребенка, не желающего принимать реальность такой, какая она есть. — Что ты, Лайт! Я и так знаю, что дорога тебе, можешь ничего не говорить! Я уверена, что однажды ты полюбишь меня ещё сильнее, чем сейчас! А пока что ни о чем не беспокойся, моей любви хватит на нас двоих. Я почувствовал на своей шее ее мягкие руки с длинными ногтями и мысленно проклинал Мису, на чем свет стоит, когда липкие от помады губы оказались на моем лице. Ксо, только не сейчас! Глухой смешок с твоей стороны стал довершением абсурдности ситуации. — Миса, ты не думаешь, что тебе пора идти спать? Час поздний, а нам с Лайтом ещё работать и работать. — услышал я твой спасительный голос. Счастливое лицо Амане мгновенно омрачилось, однако она повиновалась и с большой неохотой отлипла от меня. — Вечно ты так, Рюдзаки, — вздохнула она, поправляя юбку, — У тебя просто талант портить людям настроение. Хотя, в этом весь ты, удивительно неприятная личность. Неудивительно, что у тебя нет друзей. Я так и застыл на месте. Ещё ни разу я не слышал, чтобы кто-то говорил о тебе в подобном тоне, даже от Айдзавы. Странное ощущение начало закрадываться в сердце. Подобное испытываешь, когда кто-то осуждает тебя самого, но… Эти слова предназначались не мне. Тогда откуда взялась чувство, будто меня только что оскорбили? Твоя реакция не заставила ждать, вернее сказать - отсутствие реакции. Твоё лицо всё также спокойно и безразлично ко всему. — Я знаю, — отвечаешь спокойно, — Ты далеко не первая, кто так говорит, так что твои слова не несут абсолютно никакой новой для меня информации. А вот я могу сообщить кое-что, что, возможно, огорчит тебя. Ты долго не замечала... нет, правильнее сказать - не желала замечать, что твои прикосновения и излишнее внимание Лайту неприятны, как и сама ты в целом. Я знаю, что в глубине души ты сама это понимаешь, но не хочешь признавать. Потому что ложь, иллюзия того, что ты любима — это всё, что тебе нужно для счастья. Это была самая настоящая правда, не больше и не меньше. Такая, какая есть. Я не единственный, кто знал ее с самого начала. Ты тоже догадывался, и даже сама Миса знала это, о чем свидетельствовали мгновенно выступившие слезы на ее глазах. Она какое-то время молча стояла вот так, пытаясь подавить судорожные вдохи, вырывающиеся из груди, а я молча смотрел в ее несчастные глаза, пытаясь понять, что чувствую в этот самый момент. Но я ничего не почувствовал. — Знаешь, Рюдзаки, — прошептала Миса едва слышно, — Я ненавижу таких людей, как ты. Странных, вечно себе на уме, которые с таким умным и высокомерным видом утверждают, что могут что-то знать о чувствах других, нормальных людей, когда на самом деле никогда подобного не испытывали и ничего в этом не смыслят! Никогда не думала, что способна чувствовать такое к кому-то, но так и есть - я ненавижу тебя, Рюдзаки! Ты мне отвратителен! — ее голос сорвался на крик. В порыве гнева и боли она выхватила чашку с приторно-сладкой жижей, которой недавно был кофе, и со злостью выплеснула содержимое на твою белую рубашку, окончательно ее испортив. — Такие, как ты, никогда не смогут стать частью чего-то важного! Ты навсегда останешься сумасшедшим затворником и извращенцем! И никогда не узнаешь, что такое любовь! Всегда будешь один, один, один!!! Миса уже не замечала, как изо всех сил колотит по тебе, везде, куда могла достать: по голове, лицу, груди, а ты… ты просто полулёжа сидишь на диване и широко раскрытыми глазами смотришь на Амане. Со стороны ты выглядишь, как ничего не понимающий ребенок. Ни страха, ни злости — только удивление. Я не осознавал, что двигало мной в тот момент. Знаю только, что должен был это прекратить. Тело среагировало само — всего пара движений, и Миса прижата к стене, ее руки задраны кверху и сцеплены в замок так, чтобы она не смогла вырваться и снова причинить тебе вред. На ее лице я увидел страх, а затем слезы, льющиеся из глаз с новой силой. Черт! Слишком сильно сдавил запястья, ей больно. Я тут же выпускаю ее, но она осталась смиренно стоять, испуганно смотря на меня. Почему в ее глазах страх? Я настолько ужасен в гневе? Не знаю. В тот миг я и сам не осознавал, что творю. — Лайт-кун, что ты делаешь? Этот голос снова возвращает меня в реальность. Я оборачиваюсь и снова натыкаюсь на этот странный взгляд. Темные омуты смотрят на меня с интересом, а их обладатель выглядит так, словно ничего не произошло, будто не тебя сейчас пытались избить в собственной штаб-квартире, и это выводит меня из себя. Я снова оборачиваюсь к Мисе. — Возвращайся к себе. Немедленно. Я ни на йоту не повышаю голоса, но говорю таким ледяным, не терпящим возражений тоном, что Мисе не остаётся ничего, кроме как повиноваться. Она молча выбегает за дверь. Не ослушалась? Без всяких пререканий выполнила приказ? — Лайт-кун! Вздрагиваю. Теперь, когда я окончательно пришел в себя, я понимаю, что придется обсудить случившееся. — Что с тобой? Ты здорово напугал Мису. — Она… она сказала тебе… Слова никак не идут. Как? Как можно вести себя так беспечно? Почему ты не злишься? Отреагируй хоть как-нибудь! — Все в порядке, Лайт-кун. Я немного перегнул палку, не стоит так переживать из-за этого. Я вовсе не обиделся, говорил же, что мне не впервой… — Заткнись! Мой крик разносится по всей комнате. Хотелось бы верить, что никто из находящихся в штабе не услышал его. Ты застыл от неожиданности. — Почему ты позволяешь говорить о себе такое? — продолжаю я уже более спокойным голосом, но я с трудом сдерживаюсь — Почему так спокойно об этом говоришь? Ведь это ты! Ты L, чёрт тебя дери, три великих детектива в одном лице! В ответ ты снова молчишь, изучая меня своими пугающими глазами, пока наконец не произносишь: — Разве я был бы тем, кто я есть, если бы каждый раз переживал о том, что обо мне думают другие? И кроме того, я лишь человек, а человек не может быть идеальным во всем. Где-то минуту мы просто молчим и смотрим друг другу в глаза — выжидаем подходящего момента для следующего хода. Кто первым сделает этот шаг? Несколько быстрых шагов, и я опускаюсь перед тобой на колени. Хватаю за острые плечи, сжимаю что есть силы, ощущая под пальцами грубую ткань твоей грязной кофты. Приближаю лицо настолько близко, насколько это вообще возможно. Твои глаза… Теперь я могу заглянуть в них ещё глубже и увидеть своё отражение. А ты все также молча и с интересом наблюдаешь за моими действиями. Ждёшь моего следующего хода. — Рюдзаки, — шепчу я, касаясь твоего лба своим, ощущаю приятный запах ванили в волосах, чувствую твое размеренное дыхание на своих губах, — Ты удивительный, слышишь меня, самый удивительный неидеальный человек в моей жизни! Никогда не забывай, кто ты. Не давая тебе опомниться, я обхватываю ладонями удивлённое лицо и припадаю к твоим губам. Сжимаю тебя так сильно, словно кто-то может отнять тебя у меня. Ты не сопротивляешься - сидишь, словно неподвижная статуя, боясь пошевелиться. А потом неожиданно крепко обхватываешь меня худыми, но сильными руками, цепляешься длинными пальцами железной хваткой, из которой, судя по твоему настрою, выбраться будет непросто. Да я и не хочу. Отвечаешь на поцелуй неумело, но старательно, и это не может не трогать меня и пробуждать неведомые доселе чувства в моей холодной душе. Я с остервенением сминаю твои сухие холодные губы, прикусываю зубами до крови и тут же зализывая место укуса. Твоё сбившееся дыхание щекочет мне шею, длинные пальцы теребят мои волосы, твои дрожащие руки блуждают по моему телу с исследовательским интересом. Всё это — единственное, что в этот момент имеет значение. Я не знаю, что будет завтра, быть может, мы предпочтем забыть о случившемся, или нас всех убьет Кира. Но пока я чувствую тепло твоего тела под моими пальцами и прохладные мягкие губы, скользящие по моим щекам, глазам, лбу и даже ушам, я точно знаю, что нахожусь там, где должен быть — с равным мне человеком, абсолютно противоположным, и в то же время до невозможности похожим на меня самого. Моим смертельным врагом и единственным союзником.***
Почему я вспоминаю это именно сейчас, когда вот-вот свалюсь от изнеможения? Эти глупые воспоминания шестилетней давности не помогут мне спастись, они только отравляют и без того умирающий рассудок. Небо стремительно тускнеет, уступая место закатному огню. Солнечные лучи слепят глаза, мешают видеть дорогу, по которой я бегу что есть сил. Куда я бегу и зачем, сейчас не имеет значения. Единственная мысль, что неистово стучит в моей голове: «Не умереть!». Правая рука неуклюже болтается сбоку, окропляя землю под ногами свежей кровью. Как только пройдет шок - боль станет невыносимой. Пытаюсь судорожно придумать, что мне делать. Где бы я ни прятался, Японская полиция найдет меня. Но, как назло, вместо хоть каких-нибудь дельных мыслей, в голову лезут лишь бесполезные обрывки давно забытой жизни, и все до единого связанны с тобой. Последнее, что всплывает в памяти — это не смерть от руки Рэм, а твой мокрый от дождя силуэт на крыше. Печальный взгляд глубоких темных глаз, твои руки на моих ногах, неловкое молчание и слова, которые так и не прозвучали вслух. «Мы скоро расстанемся» Ты знал. Ты прощался. Ублюдок! Даже после смерти не даешь мне покоя. Возможно, прямо сейчас это мои последние минуты жизни, но ты продолжаешь вторгается в них, обрезая все пути к спасению, как будто зовёшь меня за собой. И мне ничего не остаётся, кроме как тащить свое израненное тело в сторону какого-то заброшенного склада и опуститься на пыльные ступени. Подняться по ним нет сил. Весьма иронично, что я окончу свои дни здесь, вспоминая наш последний разговор на лестнице. Нет! Я не могу умереть вот так, забившись в угол как собака! Я ещё не успел убить тех людей! Я ещё не стал Богом Нового Мира! Я не умр… Резкая боль в груди пронзила грудную клетку. Не вздохнуть, не пошевелиться. Неужели… Рюук! Ты, как всегда, в своём репертуаре — ищешь только выгоду. Таки решил записать меня… Видимо, мое время пришло. Я наскучил тебе, не сумел удержать внимание, и потерпев самое настоящее фиаско, крах всей своей жизни, окончательно потерял твой интерес. Может, я не достоин жить, если не смог стать тем, кто вершит правосудие. И все равно! Не хочу умереть здесь, в одиночестве! Кто-нибудь, помогите мне! Мне так страшно… Но… Что это? Там, впереди, среди летящих в солнечном свете пылинок. Неужели это… Нет, это не можешь быть ты. Мертвые не являются живым после смерти. Это лишь галлюцинация, ничего более. Настоящая правда в том, что ты — это часть меня. А твой призрак — плод моего умирающего разума. Всё потому, что на протяжении шести лет я всегда знал, что без тебя мне уже никогда не развеять скуку, и никакая Тетрадь Смерти, ни мой Новый Мир этого не изменят. Я понял это ещё тогда, в офисе, когда впервые увидел в кресле твой призрак: беззвучный и прозрачный, поджавший ноги, с длинной лохматой чёлкой, спадающей на глаза. Они и сейчас скрыты от меня толстой перекладиной, за которой ты прячешься. Почему после смерти ты скрываешь их? Не хочешь встретиться со мной взглядом? Не желаешь смотреть в мои глаза? Или же… Это я боюсь в них заглянуть. Всё верно. В действительности я был тем, кто прятал взгляд и не желал смотреть в твои глаза. Ненависть, разочарование, обида, боль — вот, чего я боялся увидеть в них. А знаешь, Рюдзаки, чего я боялся больше всего? Что ты никогда не сможешь простить меня. Я боюсь этого даже сейчас, на последнем вздохе. Но если даже после смерти ты продолжаешь наблюдать за мной, то прошу тебя, в самый последний раз. Посмотри мне в глаза.