Я тебя ненавижу

Франциск скучал за докладом, когда в дверь позвонили. Нашарив под столом тапки, он, потянувшись и зевнув, отправился интересоваться, кто же спасает его от скучнейшего времяпровождения. Зыркнув в глазок, Боннефуа улыбнулся. За дверью стояли его лучшие друзья – веселый испанец Антонио и заводила компании прусс Гилберт. В руках они держали по объемному пакету. Франциск распахнул дверь, и друзья без приглашения шагнули в скромную питерскую квартиру студента третьего курса Франциска Боннефуа. - Чего с пакетами-то? – поинтересовался он, закрывая за друзьями дверь. - Продуктов тебе подкидываем, а то умрешь без нас от голода! – фыркнул Гилберт. – Лень ведь задницу от конспектов оторвать и до магазина дочапать? - Сколько я должен? – сглотнул Франциск, невольно кидая взгляд в сторону своего пустого холодильника. Гилберт был совершенно прав. О еде француз очень часто забывал и мог не есть целыми днями, сидя за своими конспектами. - Успеем расплатиться, - ответил за друга Антонио Карьедо, распихивая продукты по холодильнику. – Да и мы сейчас с тобой тут половину съедим, сами не обедали еще. - Ладно, - легко согласился Боннефуа. Следующий час прошел за приготовлением обеда, собственно, самим обедом и разговорами об учебе. Все три друга учились на одном курсе межнационального института, что давало им преимущество в общении. Гилберт облизал губы, отставляя тарелку, и, переглянувшись с Антонио, затронул тему для разговора, являющуюся истинной целью визита. - Франц… Мы вот хотели спросить, когда мы… сможем возобновить наши репетиции? Антонио и Гилберт замерли в ожидании ответа француза. Тот неторопливо пил сок. Опустошив стакан, он улыбнулся. - Да хоть сейчас! Должен же я отблагодарить вас за то, что спасли меня от скуки и голодной смерти. А завтра к третьей паре, успею закончить доклад. Гилберт Байльшмидт и Антонио Карьедо звучно дали друг другу пять. Франциск рассмеялся. - Репетицию проведем в гараже, как обычно? – спросил Гилберт. - У меня идея получше… – В глазах Франциска заплясало адское пламя, - я тут новую песню сочинил… *** Артур Киркленд, студент второго курса межнационального института, того самого, где учились Франциск, Антонио и Гилберт, с размаха влепил себе ладонью в лоб. Он не понимал. Как. Можно. Быть. Настолько. Непонятливым. И это мягко сказано! Альфред Джонс, ученик одиннадцатого класса английской школы, щелкнул жвачкой, наблюдая за многозначительным жестом англичанина. Артур сделал тяжелый вздох, мысленно досчитал до десяти и поднял взгляд на Альфреда. - Так, ладно, давай попробуем еще раз. Производная синуса? - Косинус, - прочавкал качающийся на стуле Альфред. - Производная косинуса? – В глазах Артура затеплилась надежда. - Синус? Артур возвел глаза к потолку. - Минус синус, Джонс. Запомните это. Альфред перестал качаться на стуле, отлично зная, что, когда англичанин начинает разговаривать с ним на «вы», лучше не нарываться. Артур смерил его тоскливым взглядом. Если бы не родители Артура, общающиеся с родителями этого недоросля и попросившие его об этом, Киркленд ни за что не взялся бы помогать Альфреду готовиться к поступлению в институт, в котором учился сам. - Перерыв, - объявил Киркленд, - идем выпьем чаю. Альфред радостно кивнул, поднимаясь со стула и направляясь вслед за ним на кухню. Киркленд достал заварку и включил электрический чайник. Уселся на стул. Бросил взгляд за окно. И обомлел. Под его окнами копошились, устанавливая музыкальную аппаратуру… Антонио, Гилберт и – у Артура свело скулы – Франциск. Последний, заметив отодвинувшего занавеску и смотрящего в их сторону Артура, приветливо помахал ему. Киркленд задернул занавеску обратно. Но Альфред уже тоже заметил подоконную активность и, чавкая жвачкой, принялся активно комментировать происходящее. - Вау! Они что, играть собираются? Это как серенада! Интересно, кто станет дамой, которой будет исполнена песня? Круто! Артур заскрипел зубами, кажется, начиная догадываться, что происходит. Ну, конечно, это так в духе этого несносного Франциска и его идиотов друзей – прийти вечером под окна Артура и доставать его своей отвратительной музыкой. Мало Киркленду вечных подколок от Байльшмидта и Карьедо в институте. А этот Франциск… Щеки Артура слегка порозовели. Вообще бесит! То издевается, то подкатывает, спорит по любому поводу и вообще проходу не дает в институте. И дался он, Артур, ему? Фразы «я тебя ненавижу» были самыми часто используемыми в разговоре их с Франциском. Из размышлений Артура вывели первые аккорды гитары. Он мысленно выругался и последовал примеру уже давно забившего на чай Джонса, прилипшего к окну… *** - Ну что же, внимание мы привлекли, можно начинать! – ударил по струнам Гилберт. Франциск улыбнулся, взяв микрофон. Антонио сел за барабаны. Пару минут на разыграться, и парни начали наигрывать песню. Франциск покрепче сжал в руке микрофон, выжидая своего выхода. И он вскоре наступил. - Зима сбежала, суетливо хлопнув дверью, И в душу ломится обманщица весна. Нам остается лишь оплакивать потери И врать себе, что это лето навсегда, - разнесся по двору голос Франциска. Задергались занавески, из-за которых повысовывались любопытствующие. Артур еще раз чертыхнулся про себя. - В дырявых душах так давно сквозняк и ветер, Как в этой кухне с этой трещиной в стекле. Я ничего не жду, не чувствую, не верю, Только себе, только тебе, - голос набирал громкость и уверенность, как перед чем-то основным. Артур невольно затаил дыхание. - Я тебя ненавижу-вижу, Но ко мне ты все ближе, ближе. Ты меня ненавидишь, но, но, но, Но ко мне ты все ближе все равно. Я тебя ненавижу-вижу, Но ко мне ты все ближе, ближе. Ты меня ненавидишь, но, но, но, Но ко мне ты все ближе все равно, - это было сильно. Это было громко. Это было однозначно. Киркленд почувствовал, что краснеет. Альфред с любопытством уставился на своего учителя, начиная подозревать, кто же является той самой «дамой», которой посвящена серенада. - Когда придет зима, и заморозит лужи, И тротуары поменяют каблуки, Кто-то другой мне точно так не будет нужен, Быть может, я, быть может, ты, - тем временем исполнил куплет Франциск. Антонио мерно бил по барабанам, Гилберт с ухмылкой играл на гитаре. Альфред наблюдал за происходящим. Около тридцати зрителей, – а может, и гораздо больше (Артур видел только тех, кто высунулся посмотреть из соседних домов, а не из своего) – тоже неотрывно следили за играющими. Артур же с Франциском смотрели друг на друга, первый кривился в оскале ненависти, на губах второго сияла улыбка. - Я тебя ненавижу-вижу, Но ко мне ты все ближе, ближе. Ты меня ненавидишь, но, но, но, Но ко мне ты все ближе все равно. Я тебя ненавижу-вижу, Но ко мне ты все ближе, ближе. Ты меня ненавидишь, но, но, но, Но ко мне ты все ближе все равно, - припев был исполнен еще громче, чем в первый раз. Киркленд осознал, что окончательно потерял лицо. Щеки его пылали. Да и Альфред, судя по улыбочке, догадался, что к чему. Артур протянул было руку, чтобы задернуть занавеску, но не смог, продолжая слушать Франциска, напевающего на разные лады куски припева, и подпевающих ему друзей. Но сила воли взяла верх. Киркленд, невзирая на негодующий возглас Альфреда, задернул обе стороны занавески и обернулся к чайнику, поворачиваясь к окну спиной. - Пей чай, и продолжим, - абсолютно спокойным голосом велел американцу Артур. - И что это было? – приподняв брови, принимая из рук Киркленда чашку, поинтересовался Альфред. – Ты знаешь их? - Знаю, - не стал отпираться тот, - и что? - Ага, значит, пели тебе! – Лицо Альфреда было таким, словно он только что совершил величайшее открытие. - И что? – с недовольством повторил Киркленд, яростно кидая себе в чашку аж три ложки сахара, хотя обычно пил вообще без него. - Ты нравишься солисту. - Что? – под заключительные аккорды, доносящиеся со двора, дрогнувшим голосом спросил Артур. - Ты нравишься солисту, - медленно, как ребенку, повторил Альфред, - стопроцентно! Артур принялся давиться сладким чаем, пытаясь согнать с лица предательский румянец смущения. Джонс с интересом наблюдал за ним. Прервал эту сцену телефонный звонок. Альфред ойкнул и зарылся по карманам в поисках сотового. - Хей, Мэтт! Прикинь, тут такое! – Альфред наткнулся на взбешенный взгляд Артура и сдулся. – Ну, в общем, я тебе в школе расскажу. Да, я тоже соскучился. Да… и я тебя. Не по телефону же, Мэтт! – Покрасневший выпускник сбросил звонок и повернулся к Артуру. – Слушай… а… можно я сегодня пораньше уйду? – Артур, только что столь внезапно убедившийся в нетрадиционной ориентации своего подопечного ученика, задумчиво кивнул. Альфред, не теряя времени, выскочил из-за стола и метнулся в коридор, разыскивая в темноте свои кеды и куртку. Артур встал закрыть за ним дверь и, не удержавшись, выглянул в окно. И расхохотался во весь голос, наблюдая, как Трио Друзей, бросив свою ненаглядную аппаратуру, улепетывают от суровых русских полицейских. - Идиоты… – вслух подвел итог Артур. – Особенно ты, Франциск. Ненавижу тебя. Закрывший дверь за Джонсом, он вернулся на кухню, язвительно посмеиваясь. Неожиданно его телефон возвестил о приходе смс. Артур взял мобильный в руки. «Давай займемся ненавистью? Этой ночью у меня? Франциск». Киркленд поздоровался с вернувшимся на щеки румянцем и сунул сотовый в карман. Но тот завибрировал вновь. «В общем, я на все что угодно согласен, только вытащи нас из обезьянника. Франциск». На лице Артура появилась широченная улыбка. Есть в этом мире справедливость. Он как ни в чем не бывало направился в свою комнату и лег на диван, положив руки под голову. Сходит он за этими идиотами, сходит… Через часик-другой. Может, Франциск за это время выучит, как пишется «любовью»…