Яд моих перьев

loving you is a bloodsport

Когда Кастиэль подавился бургером в закусочной, он не придал этому большого значения. Он всегда питал слабость к земной кухне и порой набрасывался на редкие завтраки чересчур поспешно, с наслаждением глотая пропитанный соусами набор из котлеты, овощей и булок и ощущая вкус каждой молекулы. Не придал значения до тех пор, пока не отнял бургер ото рта и не увидел прилипшее к нему крохотное перышко – слишком выделяющееся своей белизной. Кастиэль замер на несколько мгновений, пытаясь осмыслить увиденное (а скорее, отрицая его). Только на четвертый оклик Дина он встряхнулся и поднял нахмуренный взгляд. – Ты заснул над бургером или ловишь кайф от сочно прожаренного мяса? Согласен, забегаловка отпад, – сидящий напротив Дин ухмылялся, играясь со стаканом пива. Сэм пару секунд переводил взгляд между ними, а затем пожал плечами и уткнулся обратно в телефон. – Бобби только что скинул координаты гнезда вампиров, – прервал он их с Дином не слишком-то успешную беседу. Голос его звучал гораздо оживленнее, чем раньше. – Предлагаю наведаться к ним на следующей неделе. – Эй, а почему не на этой? Вдруг эти твари разбегутся за неделю? – недовольно фыркнул Дин, но Сэм не повёлся. – Нам нужно пополнить запасы крови мертвеца. – Зачем? Я всех до единого могу обезглавить, на фига нам их усыплять? – Никогда не знаешь, как повернется битва, Дин. – Сэмми, ты зануда... Кастиэль слушал привычную братскую перепалку и незаметно выплюнул в ладонь очередное белое перышко, когда щекотка в горле стала нестерпимой. Он попытался щелкнуть пальцами и заставить его исчезнуть – но ничего не вышло. Перо лишь слетело с пальцев и приземлилось на пол ему под ноги, притягивая взгляд. Кажется, у него проблемы. На Небесах не верят в легенды и мифы, так как наблюдают за миром с самого его создания, но одна полузабытая история продолжает ходить среди ангелов. Об одном проклятии. Проклятие Ханахаки, или болезнь Ханахаки — по имени первого зараженного ангела, которой не повезло стать негласным примером того, что может случиться, когда ангел безответно влюбляется в другого. Его крылья, символ и оружие, данные Господом, начинают глубже врастать в душу, проникая в сердце и легкие, пока вессель не начинает задыхаться и откашливать перья. Сначала мелкие, раз в несколько дней, по два-три перышка, затем все чаще и больше. Перья меняют цвет с белого на тот, что дан при рождении (в его случае – насыщенно-синий), становятся ярче и длиннее, забивая легкие и горло, лишая воздуха. Но поначалу Кастиэль этого не опасается. Это лишь мелочь, очередная мелочь, отвлекающая его от истинной цели — помощи Дину и Сэму в избавлении мира от тварей после очередного не сложившегося (вернее, предотвращенного ими) конца света. Ничего, что он не мог бы контролировать. Но он откладывает факт своей болезни в голове и обещает подумать над ней в более спокойной обстановке. Главное, он помнит — не довести до того момента, когда перья станут красными. Красное перо означает неизбежную смерть. Кастиэль выплюнул серовато-синие перья размером с большой палец на ладонь и смыл их в раковину. Они с Винчестерами обсуждали план завтрашней зачистки вампирского гнезда, и он остался в номере мотеля, когда братья уехали за последней партией оружия. На самом деле, он попрощался с ними, но не исчез: просто лишил свой вессель видимости. Ему повезло, что люди не настолько внимательны, чтобы заметить отсутствие звука хлопающих крыльев. Повезло, хотя настроение его заметно ухудшилось, оттого что ему пришлось скрываться от братьев. Синие перья Кастиэлю все еще не мешали, хоть приступы и случались чаще и их сложнее было утаивать от Дина и Сэма (кажется, он все еще не понимал, как избегать ответов на вопросы о необходимости его срочного ухода под различными предлогами; Винчестеры в этом плане были слишком проницательны). Но уже на следующий день он потерпел непредвиденное поражение: Кастиэль судорожно закашлялся прямо посреди битвы с главной шестеркой вампиров и был вынужден исчезнуть и ретироваться на Небеса. Его мучила совесть, а к разуму взывали инстинкты солдата — не покидать поле боя несмотря ни на что, — но он не смог заставить себя остаться. Незнакомое чувство опаски пошатнуло его самоотверженность, когда страх начал разрывать его изнутри, царапая горло ворохом перьев, и Кастиэль никак не должен был позволить ему вырваться наружу. Поэтому он улетел. Теперь он не мог проводить с Дином и Сэмом целые дни, не боясь раскрыть себя. Да что там, он даже не смел вернуться на Землю, в напряжении поджидая очередного приступа. Болезнь становилась сильнее, а перьев – всё больше, они уже усыпали весь пол в его кабинете на Небесах, и Кастиэль не успевал их убирать. Порой его охватывало паникой, когда он понимал, насколько бессильно содрогается в кашле, хватаясь за угол стола в жалкой попытке найти опору, его вессель – да что там, он чувствовал, как рвется проклятыми перьями его истинная душа. Нисколько не успокаивал его и тот факт, что по щелчку пальцев перья не исчезали, сколько бы он ни пытался снова и снова, словно насмехаясь над его безответной влюбленностью своей сверхъестественной природой. С проклятием Кастиэль был совсем не согласен. Он не считал безответную любовь приговором. Всякая любовь достойна существовать и является бесценным даром. И он ни за что бы не заставил кого-либо из-за неё страдать. Но проклятие, несмотря на то что он твердо уверил себя, что полностью принимает в себе эти чувства и не желает ответной любви, все равно действовало, и он снова падал от бессилия, извергая из себя бессчетное количество уже почти бирюзовых перьев, взмывающих от сухого кашля в воздух или слипаясь в темные встопорщенные комки на полу от слюны — когда той еще хватало. Он знал только одного ныне живущего архангела, который был известен тем, что тоже был подвержен этой болезни, в свое время усеяв от любви к человеку золотыми перьями все четвертое небо. И теперь Кастиэль пришел просить у него совета с той же ситуацией. — У тебя один выход — операция, — ответил Габриэль, выслушав его скомканное и сдержанное описание проблемы. Он усмехался, но в пристальном взгляде архангела сквозило беспокойство за младшего собрата и нечто, похожее на неподдельное сочувствие. — Наоми с пятого этажа знает, что нужно делать, поднимись к ней. Кастиэль молчал, не решаясь принять совет. — Но...что будет после операции? – поколебавшись, спросил он. Габриэль удивленно на него посмотрел. — Ты перестанешь кашлять перьями, вот что. Ну, и потеряешь все свои чувства к этому ангелу. Или, в нашем с тобой случае, человеку. Разве не в этом сущность проклятия? Чтобы от него избавиться, надо избавиться от чувств, иначе они тебя задушат и загубят всю твою суть. Избавься от человека, Касси. Забудь о нем. Если он не полюбит тебя в ответ — ты ведь умрешь. Мы не можем позволить себе тебя потерять. Иди к Наоми. Она поможет. Его косая тёплая улыбка нисколько не помогла Кастиэлю разобраться в себе. Должен же был быть какой-то иной выход. Он не мог забыть о Дине. Его чувства к нему — слишком огромная часть его жизни, его настоящей жизни, полной разнообразных открытий, ощущений и восторгов. Без Дина он стал бы лишь пустой ангельской оболочкой. Консервной банкой, выброшенной в закоулке. Ангельскому клинку в умелых твердых руках. Все еще служащий своей цели, но никому не нужный. Нет, он не мог такое принять. — Я отказываюсь, — твердо сказал Кастиэль, бесстрашно глядя в глаза немедленно нахмурившемуся Габриэлю и чувствуя, как перья (как будто только и ждавшие отказа) разрывают легкие внутри него своими острыми концами. — Если суждено умереть от любви — так тому и быть. — И откуда только этот героический самопожервенный тон? – хмыкнул архангел. — Кастиэль, ты пожалеешь об этом, — предупредил Габриэль, но голос его не звучал угрожающе — скорее, на удивление грустно и понимающе. Кастиэль моргнул. Сейчас, когда он уже не мог свободно дышать, ему нестерпимо хотелось избавиться от давящего ощущения тяжести в груди, от необходимости каждые несколько часов вручную убирать разлетающиеся перья, задыхаясь от их вкуса на языке и в горле. Можно и стоило ли рассказать о его проклятии (скорее, вдруг понял Кастиэль, последствии) невзаимной любви Дину? Но тот бы не понял. Не принял. Ему и так с многим пришлось мириться в своем мировоззрении, включая встречу с живым ангелом. Они слишком многое пережили вместе, чтобы можно было рисковать такой вещью, как признание. Был ли Габриэль в таком же смятении, как и он? В конце концов, всем известно, что тот тоже полюбил человека, а не ангела, хоть никто и не знает имени – даже сам Габриэль. С такими ли чувствами боролся в своей душе и он? Кастиэль поднял взгляд и негромко спросил: — Скажи только одно. Ты пожалел, что сделал свой выбор? Что вырезал из своей души чувства и память? На этот раз долго молчал Габриэль. — Не то слово, — с рассеянной улыбкой наконец ответил он. — Я трус. Но, пойми, я знаю, что так лучше. Вырезать – лучше. Люди умирают, Касси, и оставляют после себя разгромы в душе и без лишних перьев. Но если ты достаточно храбр — или, на мой взгляд, туп и беспечен, — то переубеждать тебя не вижу смысла. У тебя еще есть время, – какого цвета твои перья? бирюзовые? – разберись с человеком и возвращайся на небо. Признайся ему, в конце концов – сделай то, что не смог сделать я. Или другое, что смог. Третьего не дано. Слышишь? Кастиэль не пошевелился, сомневаясь – соглашаться ли с таким советом, и Габриэль добавил: — Хоть ты и безголовый ангел, но ты мне нравишься. Жестокой смерти от проклятия ты точно не заслуживаешь. Если увижу хоть одно красное пятно на перьях — я заберу тебя и отведу к Наоми. Сотру память, и неважно, сколько ты меня будешь умолять или проклинать. Запомни это и сделай разумный выбор. Пока на твоих перьях не начал появляться красный цвет. Кас долго смотрел на алый кончик пера, и думал не о том, что умирает, а о том, насколько сильно он похож сейчас на обычного смертного человека, который бессилен перед своей болезнью. Сколько же он видел таких: слабых, жалких, тающих с каждым днем. Сколько он слышал их молитв: кто-то из них так же кашлял кровью после химиотерапии, кого-то мучила по ночам лихорадка. И вот теперь у него самого, ангела Господня, на ладони посреди капель крови лежало влажное синеватое перо с красным кончиком — напоминание о том, что осталось совсем немного времени. «Надо говорить Дину», — билась в голове мысль. И ее тут же перебивала другая. «Он ничего не сделает. Делать что-либо поздно. Перо уже красное». Кастиэль сжал его в руках и вновь зашелся в кашле. Горло весселя горело огнем. Можно было только зажмуриться и терпеть. Когда приступ закончился и Кастиэль открыл глаза, то по всей комнате летало несколько десятков перьев с окровавленными кончиками. Но даже не это вселило в него такой ужас, как то, что он увидел, когда пелена из перьев осела на пол. Посреди комнаты стоял Дин. — Чувак… — Он смотрел на него расширенными глазами, явно не зная, что сказать. Кастиэль тоже не был готов к этому разговору. Он прожил многие тысячелетия, отдавал приказания царям, оскорблял великих воителей (да что уж там — бросал вызов верховным ангелам и самому Люциферу), и тем не менее фразу «Дин, эти перья — это безответная любовь, которая меня убивает» сказать он сейчас был не способен. Он вообще был не способен что-либо ему сказать. — Кас, что это, чёрт возьми? — Это болезнь, Дин, — после долгой паузы промолвил Кастиэль, проводив взглядом последнее перо, осевшее на спинку стула. — Какая еще болезнь? Ты с ума сошел, Кас. Почему не сказал? — Я… я думал, смогу справиться своими средствами. Дин подошел ближе и встряхнул его за плечо, обеспокоенно взглянув в глаза. — Кас, я не понимаю. Ты ведь вытаскивал нас с Сэмми с того света! Как ты можешь… как ангелы могут болеть? Чем? Кас попытался усмехнуться, но вместо этого издал страдальческий хрип и осел на пол. Дин подхватил его, несмотря на то, что облако вырвавшихся из глотки Кастиэля перьев на мгновение застелило ему все перед глазами. — Клянусь, или ты сейчас же рассказываешь мне, в чём дело, или... Угрожающая бравада была не в силах скрыть волнение в голосе человека, и Кастиэль слабо улыбнулся, дрожащими руками стягивая с языка пару застрявших перьев — уже багрово-красных, наполовину. Может, этот человек действительно сможет выдержать правду? В конце концов, он не зря так восхищается людьми: они, может, и не знают всей истории, подвержены слабостям, но в чувствах и любви... им нет равных. Кастиэль мог только желать быть с ними наравне. И он отчаянно, отчаянно не хотел умирать. Не тогда, когда Дин держит его в своих руках и всматривается нахмуренным решительным взглядом зелёных глаз, через которые Кастиэль так любил смотреть в его истинную душу. Краем глаза он заметил взмах золотых крыльев за окном. Архангел, как и обещал, явился при первых знаках алых перьев и неумолимо напоминал ему о выборе, который он должен принять. Как бы Кастиэль ни старался оттягивать этот момент, это придется сделать именно сейчас. Кастиэль закрыл глаза. Его ждала смерть. Мучительная, оканчивающаяся неизбежным разрывом сердца — если болезнь начала прогрессировать так быстро, скорее всего, ему придется умереть на руках у Дина. И он не возражал. Его ангельское существование, его жизнь была более чем прекрасна — именно благодаря ему. Он и не мечтал испытать такие чувства, и уж тем более любовь, пусть и не имеющую возможности быть взаимной. Он может уйти спокойно. Но Дин — он не мог оставить Дина, только не в таком состоянии, близком к панике. Дин звал Кастиэля по имени и данному им же прозвищу, и его голос каким-то образом приглушал теплом боль от разрываемых лёгких. Кастиэль мог позволить Габриэлю забрать его — но это означало бы потерять Дина, который совершенно точно, без сомнений, не перестал бы рваться его искать. С закрытыми глазами легко было вообразить, насколько раненым тот будет выглядеть, когда найдет Кастиэля и поймет, что тот его забыл. Сердце в груди болезненно сжалось. Лучше, конечно, уйти, спасибо, Габриэль, но он не сможет так, как ты, даже если жизнь людей недолговечна... Кастиэль никогда не посмеет причинить Дину боль. Чувства нельзя контролировать — и не в его гордости вкладывать ответственность за свою жизнь в чужие руки, заставлять Дина мучиться виной, но он, в конце концов, имел право знать. При надвигающейся смерти в глубине души Кастиэля теплилась слабая надежда. Может, мне не придётся его покидать... — Дин. Иногда случается, что ангел испытывает любовь. Еще реже — когда он испытывает безответную любовь. Тогда его крылья начинают прорастать вглубь тела, заполняя легкие и заставляя откашливать перья. До тех пор, пока не останется свободного воздуха или не остановится сердце... — Не читай мне чёртовы лекции, Кас! — жалобно и в то же время свирепо рыкнул Дин, обхватив его за плечи и держа за руку. Кастиэль заметил, как в его глазах всколыхнулась боль, когда он услышал про испытываемые им чувства. — Кто тебя довёл?! Только скажи, и я найду, заставлю, чёрт, Кас, как же долго ты скры... Вессель Кастиэля снова начал содрогаться в внезапном приступе, извергая вихри пронизительно бирюзово-алых перьев, усеивающих очередным слоем пол комнаты, прилипавших к рукавам куртки Дина, застревавших в его волосах. Кастиэль не мог не улыбнуться, стирая пальцем кровь в уголке губ. — Я люблю тебя, Дин, — произнес он. И как ни странно, теперь высказанные, выпущенные на волю слова, которые он так боялся говорить, ощущались гораздо легче всех перьев, которые он так старался подавить в себе всё это время. Может, в этом и был смысл проклятия? Но эти слова он не мог спрятать в карман или смыть в раковину, вот они – на поверхности, сказанные самому ценному для него человеку. Дин замер, постепенно переваривая услышанное. Кастиэль наблюдал за ним много томительных секунд, ожидая приговора своей судьбе, пока не почувствовал, как горло снова жжёт огнем. Возможно, на этот раз они увидят полностью красные перья. Возможно, уже слишком поздно. — Я понимаю, что это неожиданная новость, но поверь, я не собираюсь... — Я могу вылечить тебя? — перебил его Дин, очевидно, выделив самое важное из его признания. Не то чтобы Кастиэль ожидал услышать от него сразу ответные те же слова, не то чтобы ему сейчас было больно, но... — Ты не любишь меня в ответ. Напряженное молчание, готовое в любой момент разорваться тысячью алых перьев. — Чёрт, чувак, я не умею любить, ты же знаешь! — Дин крепче сжал его ладонь, глядя ему в глаза. — Но ты для меня как семья, как самый близкий друг, их немного у меня осталось, ты в курсе... признаю, даже больше, чем друг, ты всегда рядом, всегда. Кас, я не могу потерять тебя! Слышишь? Только не умирай, чёрт, как это остановить?! Его пальцы панически перебегали по лицу Кастиэля, стараясь предотвратить неизбежное, пресечь поток рвущихся с новой силой изнутри перьев, почти уже пробивающихся из лёгких крыльев — и неожиданно его отчаянные прижимания ладони к его губам помогли: утихомиривали перья, хотя каждое третье все равно прорывалось через его пальцы; дышать стало чуть легче — так, что он даже не давился своей кровью в горле. Кастиэль моргнул ослабевшими веками, издав тихий удивленный стон. Дин тоже был удивлён. — Я могу, — он смотрел на него с затаенной надеждой и воодушевлением, тем взглядом, которым они обменивались вместе с Сэмом, когда ситуация была хуже некуда, но оставалась еще последняя соломинка, за которую можно было тянуть. — Я могу, Кас, и я не дам тебе умереть! Мы разберемся, обещаю. Кас, ты мне слишком дорог. Если ты говоришь, что любишь меня — значит, я полюблю тебя в ответ, вот и всё. Не то чтобы мне многое для этого придется сделать, думаю. Дин так и не отпускал его руку и обещал избавить его от проклятия. Обещал сжечь все эти гребаные перья, потому что он не даст ангелу окрылатиться настолько, чтобы вырастить крылья еще и изнутри – это уже перебор, блин! Хоть внутри оставайся человеком, Кас. Любовь – это не повод превращаться в чёртову гарпию! Кастиэль едва заметно улыбался с его порывистого монолога. Его болезнь, кажется, сдалась под напором Винчестера (как и любой их противник, впрочем) и отступала вместе с царапающей щекоткой. Шум крыльев за окном оповестил о том, что Габриэль ушёл.