крича, что призрак вновь пришёл

Они уходят. Скашивая глаза – чтобы рука, зажимающая рот, не мешала смотреть – он видит спины ребят, бредущих к выходу из зала. Он больше не слышит ни обвинений, ни оправданий, да и нуждается в них не больше чем в дурацких шутках Тозиера. Последней – завитки волос у шеи, острые лопатки под светлой тканью, разлохмаченный узел на шнурке с ключом – его покидает Беверли. С минуту она стоит, словно порываясь вернуться, и Билли что есть силы подталкивает её взглядом: «Ну, давай же, ИДИ!». Бев не оборачивается. Хватка на шее слабеет, и Билл падает лицом вниз, глотая гнилостный подвальный воздух пополам с пылью. Пеннивайз больше не скалит зубы в едкой ухмылке, не ёрничает и не хохочет с издёвкой. К чему? Они оба прекрасно знают, чего боится Билли. Шаги отдаляются. Металлический прут, отшвырнутый кем-то в сторону, холодит щёку, царапает пониже виска. Сквозь мешанину из звуков и мыслей пробивается скрипучее: «Он стукнул кулаком об столб…». Краем сознания Билл отмечает, что полумёртвой твари скороговорка даётся лучше, а потом воздух, пахнущий палыми листьями, мутной водой, гнилью, водосточными тенями, струится по носоглотке, затекает в его лёгкие, и Мокрые волосы липнут ко лбу, жёлтый дождевик шуршит под каплями дождя, словно целлофановая бабочка, левый сапог даёт течь – но это всё не имеет значения, пока он бежит за корабликом. Тот, вихляя туда-сюда, плывёт быстрее и быстрее, замирает у раззявленной пасти стока, исчезает, проглоченный темнотой. Потом – жёлтые глаза в кромешной мгле, далёкое дуновение тёплого ветра, пахнущего цирком, и сотни острых зубов за широкой фальшивой улыбкой. Он раздирает горло криком прежде, чем Джорджи протягивает за корабликом руку и кричит, когда кость вырывается из сустава, когда рука в белой перчатке затаскивает его внутрь легче бумажной лодочки, когда граница стирается окончательно: кто из них кричит? Кто он? Он – Джорджи, смешливый шестилетка, у которого есть целых три друга, «но самый лучший – мой брат, Билли»; он – Билли, Заика-Билл, никудышный старший брат, от которого отвернулись даже его друзья. «Он с-стукнул кулаком об-б-б столб, крича, что призрак вновь приш-ш-ш…» Заострённый штырь срывает кожу с щеки, и боль возвращает его в зал, где среди брошенных вещей плывут по воздуху мёртвые дети. В голове сумятица; Билл балансирует между забытьем и реальностью, но никак не может отличить, какой из кошмаров – порождение его разума, а какой – щедрый подарок ничего не забывшего Пеннивайза. И, уж конечно, ещё меньше он понимает, откуда здесь, рядом с ним, Беверли, в чьих волосах пылает огонь, полуденное солнце. Она кричит ему в лицо: «Очнись, Билл, приди в себя, ты нам нужен, Билл, давай, очнись!». Перед глазами всё двоится и расплывается, но он может различить невдалеке уродливую фигуру клоуна, истерически хохочущего и заламывающего руки так, как никогда не сможет живой человек. Мир проваливается, теряет чёткость, и Бев снова тормошит Денбро, хватает за руки, порывисто обнимает... Биллу кажется, что он видит спины ребят из «Клуба неудачников». Стэн, Ричи, Майк, Бен, Эдди стоят между ним и Пеннивайзом угрюмо, молчаливо. Никто не говорит ни слова, и в этот раз, похоже, страхом веет от порождающего кошмары. Билл смаргивает, поворачивает голову, но они остаются такими же реальными, как тёплые губы Бев возле уха. Прежде, чем подняться с земли, он улыбается.