***
Луи лежит на кровати Гарри и рассматривает полароидные снимки, на которых изображен мальчик во времена ядерного взрыва в душе шатена. Голос мальчишки похож на шелест страниц книги и махровое полотенце, когда он поет песни для Томмо. Гарри сидит на подоконнике и рассказывает историю любви Луны и Солнца, Луи думает, что Гарри мог бы стать его Сатурном, а он заблудшим космонавтом. -Гарри, какие на вкус твои губы?- ему кажется, что это либо лавандовый чай, либо банановый хлеб. Луи не угадывает, потому что губы Гарри на вкус, как клубничный торт с желатиновыми цветами. Губы Луи, как кофе с молоком и корица. Они целуются, разрывая сердца друг друга растущей мимозой. Время похоже на только что сваренный щербет, а воздух пахнет сиреневыми фиалками.***
Они едут домой к Луи. Автобус почти пустой, голова Гарри покоится на плече Луи, их пальцы переплетены, а между ними растет полевой вьюнок. Желтый свет ламп похож на растаявшее сливочное масло, которое обволакивает мальчиков. Гарри раздражает то, что в конце сентября листья на деревьях еще зеленые, а небо голубое. Он хочет дождь с запахом неба и темные тучи, которые покоятся в его ладонях. На коричневом ковре лежат ароматические свечи и розовая пепельница. В руках Гарри баночка с лавандовым лаком, а в руках Луи сигарета. Он наблюдает, как Гарри наносит лак на свои ногти и дует сверху. Гарри был похож на розовые блестки и лунные кратеры. Шатен снова прижимает уголек к своей коже, находя рядом с новым пятном три цветных пластыря. Гарри достает свободной рукой новую полосочку и протягивает Луи. Он не запрещает ему разрушать себя, потому что Луи не запрещает ему рисовать на своих бедрах цветы вокруг круглых ожогов. Луи достает бутылку розового шампанского, похожего на летний фейерверк и наливает в голубую кружку, протягивая Гарри. Парень выпивает все небольшими глотками и прикрывает глаза, ощущая майских жуков перламутрового цвета у себя в голове. Его пальцы подрагивают, пока он лежит на полу в комнате Луи. Шатен целует его ладони, оставляя ощущение бабочек на костяшках.***
Впервые они разделись друг перед другом, когда последний листок упал с осины, которая росла напротив дома Луи. Тот день на вкус был как тыквенный сок и пах карамельными яблоками. Узкие бедра Гарри покрывались мурашками под прикосновениями пальцев Луи, порождая новые галактики на другом конце вселенной. Луи целовал ключицы мальчика, оставляя те самые фиалки из комнаты Гарри на его белой коже. Россыпь лопнувших капилляров пела лунные сонаты в унисон стонам парней. Все те же джеральдиновые губы кудрявого мальчика целовали живот шатена, в котором летали бабочки, разрывая все внутренние органы. Их окутал секс абрикосового цвета и имбирный запах, который проникал в их клеточки. Гарри чувствовал, как его любовь к мальчику с карамельными волосами и ожогами на руках и бедрах терпит все новые и новые рецидивы. Звезды в глазах Луи взрывались от асфиксии и розовый кварц ломался где-то в грудной клетке. Это случилось под утро, когда солнце запускало свои золотые нити в комнату и превращало небо в розовую воду и мандариновую цедру. Гарри шептал имя, которое все ещё было, как надломленный лист алоэ и чаинки, но теперь оно носило другой характер, слетая с губ в раскалённый воздух. Луи сцеловывал малиновые нотки с плеч Гарри, создавая электрические разряды между их телами. В то утро вселенная шептала им мантру о любви и дарила им все созвездия.***
Каждый раз при запахе сигаретного дыма со вкусом ягод, в грудной клетке Гарри сжималась одна звезда и взрывалась, а внизу живота расцветал пион. Он так ненавидел этот запах, но теперь он научился любить его, ведь так пах его звездный мальчик, ведь со вкусом ягод были цветы вокруг его круглых шрамов на бёдрах. Луи полюбил детские пластыри на своих руках и цветы на своих бёдрах, которые распускались каждый раз, когда он думал о снах и оливковых глазах, о черничных ресницах и о клубничных губах. Он полюбил мальчика так чисто, словно вода в горном озере, так розово, как клевер в июне, так безнадежно, как рак, поедающий его лёгкие и дающий метастазы, похожие на темно-бордовые розы. Их любовь была сильнее, чем свет всех звёзд вселенной, и больше, чем сама вселенная.***
В конце ноября, холодного как фруктовый лёд и страшного, как сонный паралич, Луи оставил вечный поцелуй на лбу Гарри и исчез, увлекая за собой, звук старого магнитофона, который Гарри никогда больше не слышал, и запах ягодных сигарет, которые кудрявый мальчик хранил после его смерти и иногда поджигал, чтобы ощущать родной запах. Ему повезло, что он мог сохранить часть своей любви практически материально, как боль от розовых шипов и запаха шиповника. Гарри ронял свои слёзы на страницы записной книжки Луи и на крафтовую бумагу, рисуя на ней черничные глаза и коралловые губы со вкусом кофе с молоком и корицей. Он произносил вслух его имя посреди ночи, вспоминая его горячие касания и цветы на бёдрах. С того ноября Гарри стал оставлять такие же бутоны и на своих ногах, умещая в себе сразу двух людей, которые однажды заставили кровь в их венах петь, а вселенную плакать. Он приходил на его могилу и клеил цветные пластыри на холодный камень с его именем. Луи было всего семнадцать, когда рак и темно-бордовые розы проросли во все уголки его тела и сделали его частью метеоритного дождя и вечности. Гарри хранил в своих кудрях запах Луи и ароматические свечи. Иногда он приходил к нему домой, отпирая дверь своим ключом и ложился на коричневый ковёр, усыпая его необработанными кристаллами и розовыми блестками. Его сердце ныло от завядшей мимозы и серых туч, которые больше не хранились в его ладонях. Гарри слишком любил Луи, чтобы вот так просто отпустить его. Его чувства не воздушный змей, только если Луи не небо и ветер. /Ветка осины, стучащаяся в окно, как послание от звёздного мальчика и новые бутоны на бёдрах Гарри/