***
Мы прибыли как раз вовремя. За высокими тисами журчал фонтан. Хрустя гравием под ногами, Тёмный Лорд расхаживал перед выстроенными в ряд Пожирателями. Все они склонили головы вниз, капюшоны наезжали на лица, скрывая в глазах первобытный страх. Мы с мальчишкой присоединились к ним, встав в конец шеренги. Повелитель не орал, не кричал. Он был спокоен как удав и от этого казался в разы свирепее. — Полагаю, остальных ждать не придётся, — сказал он, окинув взглядом поредевшие ряды соратников. — Как так получилось, что мы потеряли тринадцать бойцов, а кучка школьников и их непрофессиональных защитничков долетела до своих убежищ в полном составе? Все молчали, по-прежнему склонив головы вниз. — Белла? Услышав своё имя, женщина сделала шаг и сразу же упала на колени: — Мой Повелитель, я погналась за Тонкс, — не поднимая головы, пролепетала она. — Я хотела её убить, мой Лорд, я ведь обещала… Мне почти удалось сбросить их с Поттером с метлы, но… — Назад! — рявкнул Повелитель, и Беллатриса отползла на своё место, неловко поднявшись на ноги. — Долохов? Мужчина шагнул вперёд. Очевидно, Повелитель спрашивал своих самых преданных и самых сильных слуг. И пока Долохов пытался найти причины своему провалу, я быстро-быстро соображал, что можно наплести такого, выставив себя одновременно в лучшем свете и не выхватив пыток. — Северус? — дошла казнь и до меня. — Почему ты стоишь там? Сюда. Он указал длинным пальцем встать во главенстве этой шайки провалившихся идиотов, и я так и сделал. — Мой Лорд, мне удалось ранить одного из подставных Поттеров, — отрапортовал я. — Я видел, он терял много крови, а также с ним был Люпин, и я ожидал, что другие Пожиратели справятся с ними, поскольку затем я увидел Грюма и посчитал правильным погнаться за ним. Грюм — последний оставшийся в ордене, кто обладает задатками лидера. Совместными усилиями с другими погнавшимися за Грюмом нам удалось сбросить его и Поттера с метлы, но… К сожалению, при облёте места падения мы не нашли тел. Я полагаю, они трансгрессировали. А раз они трансгрессировали, значит, настоящий Поттер летел с кем-то другим. — Грюм… — подхватил Повелитель, задумавшись. — Ты знаешь, кто скрывался под личиной Поттера, которого охранял Грюм? — К сожалению, нет, мой Лорд, — ответил я, напрягшись. — Я почувствовал довольно интересную энергию, исходящую от неё, — сказал Повелитель. — Да-да, это определённо была женщина. Женская, тонкая и, несомненно, сильная энергия. — Мой Лорд! — вскрикнула Беллатриса. — Может быть, это была та самая, кто называет себя Поттер? — Ты пытаешься оправдать себя за то, что она тебя победила, Беллатриса? — усмехнулся Повелитель, и Лестрейндж мгновенно стушевалась. — Может быть и так. Но я не могу знать, ведь до сих пор ни один из вас не предоставил мне прямых доказательств, кем может оказаться эта девчонка! Тёмный Лорд пристальным взглядом прошёлся по присутствующим. Его рубины недовольно зажглись, когда они наткнулись на замыкающего шеренгу Капитанова. Он напялил маску, но Повелитель всё же узнал его. Тёмный Лорд вновь перевёл взгляд на меня, что-то сложил в своей голове, но умолчал об этом. — Министерство, Яксли, — вспомнил он, после непродолжительной паузы нависнув над мужчиной. — Когда министерство будет моим? Я едва заметно выдохнул и, сделав шаг назад, поравнялся с остальными. — Мой лорд, всё уже готово, — по-медвежьи раскланялся Яксли. — Вокруг Скримджера достаточно наших людей, чтобы Вы… — Прекрасно, — заявил Лорд, — хоть одна положительная новость за сегодня. Махнув подолом мантии, он прошёл в центр, откуда открывался прекрасный вид на всех Пожирателей. Он сделал лёгкое, обманчиво спокойное, но не лишённое от этого силы движение. Я, стоявший первым, где-то посередине Долохов, всё же сумевший договориться, и замыкающая шеренгу шпала-Капитанов остались нетронутыми. Остальные тёмные фигуры в плащах рухнули на колени, извиваясь от боли. Воздух наполнился из последних сил сдерживаемыми стонами. Я плотно стиснул скулы. — Вы трое — за мной, — сказал Повелитель и направился в дом, не заметив, как наступил на чью-то нерасторопно выставленную руку. Тройкой избежавших гнева Повелителя мы двинулись за ним, сопровождаемые недовольными и одновременно завистными взглядами. Шли молча, раздумывая, действительно ли избежавших гнева или для нас была уготовлена участь пострашнее. В основной гостиной Малфой-мэнора Повелитель по-прежнему молчал, разглядывая подёргивающиеся языки пламени в камине. Мы не знали, можно ли нам присесть на диваны, и потому молча мялись в проходе. — Вы уже познакомились с Капитановым, Северус? — так и не отвлекшись от созерцания пламени, спросил Повелитель, очевидно, заметив, что мы явились на собрание вместе. — Да, мой Лорд, — сказал Капитанов, отмерев первым, и занял диван, вальяжно забросив ноги на журнальный столик. — Оказалось, мы с профессором погнались за стариком Грюмом в одной команде. Он снял маску, с наслаждением проветривая лицо и зачёсывая мокрые от пота волосы назад. — Кстати, хотел заметить, — продолжал он, — я тоже почувствовал знакомую энергию от этого не-Поттера. — Неужели, — наконец отвлёкшись от камина, заинтересовался Повелитель. — Да, мой Лорд, — сказал Капитанов, — я почти уверен, что это была та девушка, которая называет себя сестрой Поттера. И с которой мне посчастливилось проучиться целый год в Хогвартсе. Что этот щенок болгарина, чёрт возьми, делал?! — Я бы не делал столь поспешных выводов, — вмешался я, сцепившись взглядом с Капитановым. — Всё ещё непонятно, что эта особа из себя представляет. — У меня есть план, мой Повелитель, — перебил меня Капитанов. Я хотел снова вмешаться, но Тёмный Лорд поднял ладонь, не разрешив. — Как я уже Вам говорил, эту девчонку члены ордена намерены снова засунуть в Хогвартс. Если Вы позволите, мой Лорд, я бы мог тоже пойти преподавать в Хогвартс, присмотреться к ней и вывести на чистую воду. — Неплохо, неплохо, — ответил Повелитель. — Что думаешь, Северус? Тебя-то она после убийства Дамблдора к себе не подпустит. — Я полагаю, — сказал я, — что после новости о моём назначении, орден пересмотрит своё мнение насчёт этой идеи. — Я смогу их убедить, — снова затявкал Капитанов. — К тому же, профессору… или уже можно называть Вас директор? Неважно. Профессору Снейпу придётся наводить нормальные порядки в этой школе, которую развалил Дамблдор, а также воевать с преподавателями, которые, безусловно, будут точить на него зуб на каждом углу… Боюсь, у профессора Снейпа попросту не хватит времени на слежку за девчонкой. — Что ты собрался преподавать в Хогвартсе? — спросил я, с трудом подавляя раздражение. — Тёмные искусства, конечно же, — ответил Капитанов. — Но, разумеется, мой Лорд, подобные знания будут доступны только для избранных. Скажем, лишь для факультета Слизерин? — Ты же сам попал на Гриффиндор! — заметил я. — Только лишь потому, что хотел быть ближе к Поттеру, — быстро откликнулся Капитанов. — Обмануть эту шляпу оказалось очень легко. — Хватит, — спокойным, но не менее угрожающим тоном сказал Повелитель. — Возьмёшь мальчишку к себе в помощники, Северус. Он прав, тебе придётся сначала навести порядок среди преподавателей. Не думаю, что они с радостью воспримут новость о твоём назначении и быстро смирятся с этим. К тому же, если вам удастся засунуть девчонку в Хогвартс, она будет всегда у меня на виду. И это хороший рычаг давления на Поттера… Но довольно разговоров о Хогвартсе. Сегодня ночью опять случилось то же самое. Палочка Малфоя меня подвела! Она просто рассыпалась у меня в руках, когда я попытался убить мальчишку! — Мой лорд, я с большим удовольствием одолжу Вам свою, — раболепно произнёс Капитанов, выставив свою палочку на обозрение. — Мастер Грегорович изготовил её специально для меня по заказу моей семьи. Рукоять из кости нанду, самого опасного хищника во всём мире, а внутри… — Не стоит, — прервал его Повелитель. — Я понял, что мне нужна другая палочка, и ни одна из тех, что я могу позаимствовать у своих слуг, мне не подойдёт. Капитанов с разочарованным вздохом убрал свою в карман. Сколько бы я не следил за ним, я не понимал, этот слизняк так прекрасно играет на публику или он в действительности такой пришибленный. — Мой Лорд? — не понял я. — Всё повторилось, как тогда, на кладбище? — Долохов, — позвал мужчину Повелитель. — Ты ведь был там. Расскажи, что ты видел. Долохов, стоявший всё это время молча прижавшись к стене, нахмурил брови. Думать ему было совершенно не к лицу. — Мне вообще показалось, — сказал Долохов, — что Поттер был в отключке. А его палочка сама по себе колдовала. Причём заклинание… такое странное… Как золотистый огонь. — Значит, не одному мне показалось, — сказал Повелитель. — Я всегда думал, что волшебник и — только волшебник — делает палочку сильной, но, похоже, моё предположение было ошибочным. И чтобы убить Поттера, я должен найти другую палочку. Самую сильную, самую древнюю, самую смертоносную. Ты… Повелитель указал на Капитанова. Тот с восторгом поднялся, словно ему оказали какую-то торжественно-важную честь. — Ты отправишься со мной, как только я подчиню себе министерство. Напряжешь свои связи и поможешь отыскать Грегоровича. — Грегоровича? — удивился Капитанов. — Его уже лет пять никто не видел. — А ты знаешь почему? Мальчишка напряг извилины. — О… о. Я знаю, — сказал Капитанов. — Вы хотите отыскать Бузинную палочку? Но Вы… уверены, что она существует, Повелитель? — Существует, — ответил Тёмный Лорд. — По крайней мере, Олливандер свято верит в это. — Тогда я с радостью помогу Вам найти её, — высказался Капитанов.***
— Какого, мать его Мерлина, ты устроил?! После этого, несомненно, сумасшедшего дня я притащил Капитанова в свой дом и наконец мог выплеснуть весь свой гнев. Как только дверь за нами закрылась, я тотчас же припёр его к стене и наставил палочку к горлу. — Ты хоть понимаешь, по какому краю ты ходил?! — Остынь, остынь, — поднял руки мальчишка. — Я только что занял место в любимчиках. — Ты подставил Амелию! — Да успокойся ты, любовничек, — стряхнув с себя мои руки, произнёс Капитанов и стал поправлять одежду. — Я всё продумал. Он выглянул из-за моего плеча, окидывая быстрым взглядом мою гостиную, заприметил кресло и, усевшись в него, спросил: — Выпить есть? — Издеваешься? — Налей уже, Снейп, я и сам переср… переволновался. Я переволновался. Я выдохнул, собираясь с духом, как бы не расплющить этого слизняка прямо на своём кресле. Подозвал стакан, один, второй; из кухни влетел графин с виски, хотя здесь не разберёшься без бочки. Капитанов поймал всё это на лету и разлил по бокалам. Залпом выпил, не дождавшись меня, и утёр рот рукавом. — Смотри… — начал он, загибая пальцы. — Я узнал план Повелителя, вклинился в него и выбил себе место в Хогвартсе. И почему я не заслужил похвалы? — Из-за тебя Тёмный Лорд обратил внимание на Амелию, от чего я всё это время уберегал её. — Он уже давно обратил на неё внимание, голова ты тёмная, — возразил Капитанов. — По-твоему, чем я занимался в Хогвартсе весь этот год? Я следил за ней. И за Поттером. — Назови мне причину, по которой я не должен прямо сейчас подбирать тебе место на кладбище. — Слушай, я понимаю, как всё выглядит, — ответил он. — Но я тоже не пальцем деланный. Я ничего полезного про Поттеров не рассказал, хотя мог бы. — И я должен тебе верить? — Конечно, — развёл он руками. — Хочешь, сывороткой правды меня проверь. — А это идея. — Давай, я готов. Не теряя подозрений, я не спускал глаз с мальчишки, чтобы тот не выкрутился. Притянутая манящими чарами сыворотка правды быстро оказалась в моих руках. Капитанов обновил свой стакан с виски, и я накапал туда пару капель сыворотки. — Ты либо идиот, либо сказочный идиот, — признался я, наблюдая, как он без своего привычного выпендрёжа осушил стакан с сывороткой. — Мне нечего скрывать. Я сел напротив него, немного помедлив с расспросами. Сверившись с часами, я начал с лёгкого вопроса, чтобы удостовериться, что сыворотка работает: — Итак, назови своё имя. — Илья Аполлинарьевич Капитанов, будем снова знакомы, — ухмыльнулся он и протянул руку для рукопожатия. А я подумал, что даже в трезвом уме не повторил бы этот набор звуков. — Нет? Ну ладно. — Где ты родился? — В России, — ответил Капитанов. — Я первый и единственный ребёнок Аполлинария Капитанова и Мирославы Воронцовой. Точнее, так я считал. — Чей ребёнок ты на самом деле? — История длинная, но мы же никуда не спешим? — сказал он, развалившись поудобнее в кресле, и чуть трусившимися руками налил себе ещё виски. — Началось всё с того, когда в мой дом пришла весть, что Каркаров погиб. Я удивился: моя матушка не оплакивала отца так, как оплакивала, как ты заявил, «обычного» директора школы. Я почуял неладное, надавил на неё, стал расспрашивать… Тут-то она и во всём созналась. Сказала, что не может больше скрывать от меня правду. Оказалась. Моя мать по старой традиции моей семьи училась в Дурмстранге. Познакомилась там с Каркаровым. И завертелось, закружилось… Закончили они Дурмстранг, мама уехала на родину, а Каркаров остался в Болгарии. Вскоре они поняли, что жить друг без друга не могут, и надумали жениться. Каркаров прибыл в Россию просить у моего деда руки и сердца… Ну, ты понял, не старческое сердце деда, ему оно нахрен не нужно было, а тоненькую ручку моей матушки. Дед мой, Семён Романович Воронцов, закоренелый защитник крови, отказал безродному безденежному Каркарову жениться на его единственной дочери и был так зол на мать, что сразу же нашёл ей другого жениха, а Каркарова выгнал. У нового жениха было всё: род, связи, богатство… А любви… Капитанов умолк, уперев пустой взгляд в одну точку. — А любви и хоть капли расположения моей матери отец так и не смог добиться, — продолжил он, вздохнув и заметно погрустнев. Мне открылась другая сторона мальчишки, серьёзная, глубокая и до знакомого отчаянная. — Свадьба была огромная, одних гостей — около трёх тысяч. Оно и понятно: два состоятельных рода сливались в один настолько мощный, способный уничтожить своим именем и деньгами любого. Однако счастье разыгрывалось только на публику. На деле же мать так и не смогла забыть свою первую любовь, хотя и обрубила все связи с Каркаровым… Шли годы. Семья Капитановых не могла завести ребёнка. Не знаю, почему. То ли мать делала что-то магией, то ли потому что отец был старше её вдвое. Дед и отец куда её только не возили. И к шаманам на Камчатку, и к магловским докторам показывали. Нет детей, и всё тут. Дед выяснил, что в Болгарии есть какой-то волшебный старец, который по таким делам шарит. Взял в последней попытке мать и рванул туда. Ну и матушка снова как-то встретилась с Каркаровым. Понимаешь, что случилось, да? Вернувшись в Россию, мать через некоторое время объявила, что беременна. Каркаров об этом узнал, понял, что ребёнок его. Вновь приехал к матери, упрашивал, чтобы она бросила отца и вернулась к нему. И тут уже мать отказалась сама. Сказала, что не готова переходить из князи в грязи. Наверное, её отказ очень задел Каркарова. Поэтому-то он, видимо, польстившись на обещания Повелителя, поехал сюда создавать себе имя высокородного и влиятельного. Ну, а что с ним происходило далее, ты знаешь. И вот я здесь. Та-да-а-ам. Капитанов картинно развёл руками, ожидая аплодисментов. Но никто ему, разумеется, не потакал. — Не понимаю, — сказал через время я, — какой толк тебе с мести, если ты даже не знал до недавнего времени, что Каркаров — твой отец. — Отец, который меня вырастил, был очень порядочным человеком. Человеком чести и слова. — Был? — Да… — склонил голову Капитанов. — Я ведь говорил, мать оплакивала Каркарова сильнее, чем отца. Он умер в восемьдесят девятом. Остановка сердца. Да, оказывается, волшебников убивают и обычные болезни. Мальчишка учтиво замолчал, предаваясь воспоминаниям. Я чуть было не выронил стакан из рук… В этом самом году я посещал Дурмстранг по настоянию Дамблдора. И в этом самом году я познакомился с Иорданом, который на тот момент был помощником Каркарова и с которым я… обменялся своими секретами в обмен на пару тёмных приёмов. И в числе моих секретов был один яд моей собственной разработки, который нельзя было обнаружить, если не знать формулу. И он… как раз вызывал остановку сердца. — Так вот… — продолжил юноша, справившись с эмоциями. — Меня вырастил Капитанов, и я, безусловно, считаю его своим настоящим отцом. Каркаров, пожалуй, тоже пытался принять участие в моём воспитании, но именно отец вложил в меня такие качества, как верность чести и слову. А ещё он всегда твердил, что семья — самая важная часть жизни, и если кто-то посмеет обидеть твою семью, то будь к обидчику жестоким, жёстким, но справедливым. На ложь отвечай правдой, на предательство — верностью, а на смерть… всегда отвечай местью. И я отвечу местью за смерть моего кровного отца. Лицо Капитанова сделалось жёстким и озлобленным. Стакан в его руках задрожал, но не от опьянения или страха, а от жадного предвкушения. Он действительно всеми фибрами души желал отомстить за своего кровного отца. А у меня не повернётся язык развеять надуманный мальчишкой светлый образ его никудышного папаши, который, по-видимому, приложил руку к смерти человека, воспитавшего его сына. Конечно, это могло быть простое совпадение, но я редко ошибаюсь. — У меня есть ещё один вопрос, — сказал я, намеренный покончить со всеми точками над «i». — Ты влюблён в Амелию? Он поднял слегка раскосой взгляд на меня, губы его чуть подрагивали. Может быть, он и хотел бы соврать, и сыворотка как раз должна была закончить своё действие, но здесь и без слов всё стало понятно. Помолчали, каждый в своих мыслях. Не могу сказать, что я проникся прямо-таки симпатией к этому человеку, но что-то всё же для себя отложил. Я тоже очень долгое время в своих мечтах надеялся увидеть в дорогих глазах такую же любовь, какая искрилась в моих. Пусть и спустя двадцать лет, но я её добился. А Капитанов её сегодня увидел… но обращённую в чужие глаза. И это в разы больнее, чем вообще её не видеть. — Кажется, теперь твоя очередь на откровения, — вырвал меня из рассуждений Капитанов. Что ж. Мне пришлось поведать свою правду. Начал я с самого начала, с моего присоединения к Тёмному Лорду, и закончил сегодняшним днём. Капитанов выслушал, впрочем как и я его, не перебивая. Покончив с разговорной частью, мы приступили к мыслительной и совместными усилиями придумали вполне гениальный план. И как давно хотел Капитанов, скрепили сделку рукопожатием.***
Через несколько дней я, притронувшись к обычному деревянному гребню, перенёсся на залитый солнцем холм. Повсюду неторопливо порхали бабочки, жуки жужжали где-то в траве, первый день августа определённо был в самом разгаре. Отсюда открывался прекрасный вид на деревушку с покосившимися крышами домов, а по другую сторону, над просторным фруктовым садом, возвышался, как большая воздушная палатка, белый шатёр. У входа в него суетились люди. К нему и двинулся по протоптанной уже прибывшими гостями тропинке. Гул возбуждённых голосов возрастал с каждым шагом, а где-то на общем фоне даже пробивалась музыка. — А, Капитанов! — воскликнул один из близнецов Уизли, разодетых в парадные мантии. Они, по-видимому, приветствовали каждого гостя. — Заждались мы тебя, дружище! Я протянул приглашение, и близнецы расступились, открыв вход в шатёр, за которым виднелись длинные ряды золочёных стульев, стоявших по обеим сторонам пурпурного ковра. — Идём, — оказавшись по обе руки от меня, близнецы хлопнули меня по плечам, — мы выбрали тебе козырное место. Проводив меня, не знаю почему, но к «козырному» месту в ряду где-то посередине, они смешались с толпой гостей. Я чуть расслабился, оттягивая ворот рубашки, и позволил себе осмотреться. Столбы, на которых держался шатёр, были увиты белыми и золотыми цветами. С потолка спускались причудливыми завитками ветви белоснежных орхидей, источающих сладостный аромат, а над свадебным алтарем были развешаны золотистые воздушные шарики, от которых тянулись словно волнами такие же золотистые полупрозрачные ткани. — О, Капитанов, — сказал кто-то слева и плюхнулся рядом на стул. — Давно не виделись. Я покосился на говорившего: тёмноволосого молодого человека с большим кривым носом и густыми чёрными бровями, за которым виднелась толпа воздыхателей и, в основном, женского пола. — Крам? — не поверил глазам я. — И почему все так удивляются? Я что, так сильно изменился? Не считая козлиной бородки, ничуть. Я подумал, что мысль вполне могла сойти за комментарий Капитанова и потому повторил её вслух. Крам рассмеялся: — Ты тоже не меняешься. Всё такой же прямолинейный хам. — Что ты здесь делаешь? — поинтересовался я. — Меня Флёр пригласила, мы же были чемпионами на том турнире, — ответил Крам. — Ну, а ты здесь какими судьбами? — Я здесь по делам. Крам послал мне взгляд на грани сожаления и сочувствия: — Ты всё пытаешься, да? Я неопределённо хмыкнул и оставил его реплику без ответа. Крам тоже не выглядел настроенным на продолжение разговора. К тому же, я опасался, что Крам может заговорить на болгарском, но он так и не произнёс больше и слова. Вскоре новая волна предвкушающего говорка заполнила шатёр. По проходу шли, улыбаясь и кивая родственникам, мистер и миссис Уизли. Мгновение, и в дальнем конце шатра возникли Билл и его брат Чарли, оба в парадных мантиях и с большими белыми розами в бутоньерках. Зазвучала исходящая, казалось, прямо из золотистых шаров музыка, и все смолкли. — О-оо-оох! — выдохнул кто-то, и все повернулись на стульях, чтобы взглянуть на вход. Общий вздох вырвался у всех гостей, когда в проходе появились мсье Делакур, провожающий Флёр. Она словно плыла, мсье Делакур подпрыгивал на ходу и радостно улыбался. На Флёр было совсем простое белое платье, казалось, источавшее сильный серебристый свет. Как правило, рядом с её красотой вейлы люди словно тускнели, сегодня же этот свет делал более прекрасными всех, на кого он падал. А затем, провожая Флёр взглядом, я увидел её. Способную затмить тысячи вейл одним взмахом густых ресниц. Заставляющую всегда биться моё сердце всё чаще и чаще. Амелия стояла у алтаря вместе с остальными подругами невесты. Она была облачена в золотое платье с длинными рукавами с вышитыми на них узорами из бисера, в точности повторяющими её шрамы. Она даже из своих, как она называла, «уродств» могла сделать что-то прекрасное. — Леди и джентльмены, — произнес певучий голос маленького, с клочьями волос на голове волшебника, стоявшего перед Биллом и Флёр, — мы собрались здесь ныне, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец… Амелия ослепительно улыбалась, восторженно наблюдая за церемонией. А мои мысли побрели куда-то далеко от шатра, к послеполуночным часам, которые мы проводили в моём кабинете. Каким беззаботными и далёкими они казались теперь и слишком восхитительными, чтобы быть правдой. Я вспоминал, как струхнул, — каков идиот! — сделав ей предложение на бумаге, как она была рада и полна скорбной грусти о невозможном; как отказалась, затем согласилась, затем снова отказалась и снова согласилась. — В таком случае я объявляю вас соединенными узами брака до скончания ваших дней. Это было как смертный приговор: знать, что я никогда не услышу этих слов про себя, про неё. Прозревать, что терять то, что никогда не сбудется, оказывается, ещё труднее, чем то, что уже сбылось. Сознавать, что дальше кольца мы никогда не уйдём. Замечать, что слово «никогда» будет рядом всегда. Со страхом в который раз понимать, что потеря единственного человека, с которым мог бы разделить жизнь, неизбежна. И больно. Очень больно видеть, что в её глазах вперемешку со слезами билась та же правда, разбивая мечты о простом счастье. Волшебник с клочкастой головой поднял над Биллом и Флёр палочку, и серебристые звезды осыпали новобрачных словно дождём, спирально завиваясь вокруг них, теперь приникших друг к другу. Близнецы первыми захлопали в ладоши, золотистые шары над головами новобрачных лопнули, и из них вылетели и неспешно поплыли по воздуху райские птицы и золотые колокольчики, вливая пение и перезвон в общий шум. — Леди и джентльмены, — провозгласил клочковолосый маг, — прошу всех встать! Все встали, и зал из церемониального стал преображаться в зал для трапезы. В этой неразберихе я потерял Амелию из виду, но быстро обнаружил её сбегающей в сторону холма. Расталкивая гостей, я поспешил за ней. Она бежала, длинный подол её платья волочился по траве, цеплялся за ветки и длинные сорняки, она одергивала его и снова бежала. Я нагнал её, сидящую на коленях, лишь на вершине холма, на которую меня изначально перенёс портал. Золотой подол платья окружал её, как лучи утреннее солнце. Тонкие плечи содрогались в едва сдерживаемых рыданиях. — Амелия… — выдохнул я, не зная, как к ней подступиться. Она глянула через плечо и снова отвернулась, закрыв лицо руками. — Уйди, Капитанов, — попросила она. — Пожалуйста, уйди. Осторожно ступая, чтобы не разрушить магию её солнечного платья, я подобрался к ней и положил руки на плечи: — Это я, Амелия. Она не поняла, не узнала. Я сел на корточки за её спиной, провёл пальцами по руке вниз, до самого запястья, взял её ладонь в свою, а другой рукой прижал к себе крепко и поднял её на ноги, слегка касаясь губами её уха. — Северус. — Да. Она рассмеялась. Таким тяжёлым, высвобождающим боль смехом. — Из всех лиц на свете ты взял самое неприличное. — Уж прости, родная, других никто не предложил. Я знал, она не повернётся, пока последняя слезинка не сойдёт с глаз, а с лица — последняя краска, напоминающие о том, что она плакала. Я давал ей время, просто находясь рядом. — Надо полагать, теперь вы — лучшие друзья? — спросила Амелия. — Или ты связал Илью, забрал у него приглашение на свадьбу и выдрал волос? Или — о, Мерлин! — ты и был всё это время Капитановым? — Пытаешься шутками молчать о том, о чём болит? — сказал я. — Я знаю. У меня болит о том же. Амелия тяжело задышала в моих руках, вновь потревожив незатянувшиеся раны. — Давай уедем? — предложил я, хотя и знал ответ, но не оставлял надежды. — Куда-нибудь далеко, где нас никто не знает? Проживём ту жизнь, которую мы сами у себя отбираем. — Ты мне не поверишь, но… — сказала Амелия, наконец обратив на меня свои изумруды, в которых тонули, захлёбываясь, все мои мечты. — Ты мне уже это предлагал. И я вновь отвечу тебе «нет». Я фыркнул, хотел поцеловать её, но Амелия увернулась: — Только не Капитанова. — О, теперь ты понимаешь, как чувствовал себя я, когда мне приходилось целовать тебя в другой внешности? — Я была просто чужим человеком, — отойдя на шаг от меня, сказала Амелия. — А тут… — А как же твои слова о том, что обёртка не важна, важно только то, что внутри? — усмехнулся я. — Если кто-нибудь увидит, что мы здесь целуемся, все же нас будут сватать с Капитановым! — ответила она и, осторожно ступая, стала спускаться по горбу холма. — А я не хочу ни с кем свататься. Близнецы уже пытались меня представить своим бесчисленным кузенам. Мы спустились вниз, обратно к шатру, у которого убрались плотные тканевые стенки, открыв вид на цветущий сад. Золочёные стулья, стоявшие в ряды, теперь были придвинуты к круглым столикам с белыми скатёрками. Свадебный алтарь заменился сценой, где оркестр играл весёлую музыку, а рядом по золотому настилу топтались в нелепых танцах волшебники. — Надо поздравить молодожёнов, — вспомнила Амелия, выискивая тех взглядом. — Это без меня. Не принимая возражений, Амелия схватила меня за руку и потащила вглубь толпы. — Билл! Флёр! — воскликнула она, натянув довольно правдоподобную улыбку радости. — Поздравляю! Церемония прошла великолепно! Она обняла Билла, затем Флёр, но невеста не отпустила её, задержав за руки. — Спасибо, Амелия, — сказала Флёр, сжимая её ладони в своих. — Все замечают, как ты п’гекрасно украсила зал. Мне даже п’гешлось дать твои контакты своим д’гузьям, которые тоже собираются жениться. — Вот как? — удивилась Амелия; ей невероятно польстило, что её волшебная работа была наконец замечена, однако глаза оставались грустными. — Что ж, буду рада помочь… наверное. — Поздравляю, — скомкано бросил я, пожав руку Уизли и сдержанно кивнув Флёр. — Спасибо, Илья, — сказал в ответ Уизли, смерив меня, точнее, Капитанова оценивающим взглядом. — Вы вместе? — Мы просто держимся рядом, — быстро смекнула Амелия. — Мы тут не знаем почти никого, поэтому… — Там где-то Скитер ещё бродит, — шепнул Амелии на ухо Билл. — Присмотри за ней, пожалуйста, чтобы не доставала гостей. — О, легко, не волнуйся, — пообещала Амелия, и нас оттеснили от новоиспечённых супругов другие гости. — Точно… Где Скитер? Даже возвышаясь над толпой, я не видел светловолосое гнездо журналистки. Амелия со своего роста — и подавно. — Амелия Поттер! — произнёс за нашими спинами голос высокий голос, и мы обернулись. Первое, что бросалось в глаза, это ярко-жёлтая-глаз-выколи мантия. Человек в ней был похож на цыплёнка. На высокого, длинноногого цыплёнка. Глаза его чуть косили, белые, как снег, волосы падали до плеч, а кисточка от шапочки болталась прямо перед его носом. Ещё и на груди, на объёмистой цепи болтался странный на вид глаз. — Ксено? — не поверила глазам Амелия, раскрыв рот. — Ксенофилиус, Мерлинова борода, Лавгуд! Бывшие одноклассники тепло обнялись. Я сжимал зубы, понимая, что, вероятно, Амелия переобнимет ещё здесь очень много людей, хотя и говорила, будто практически никого здесь не знает. — Ты… такая же, — восторженно прокомментировал Лавгуд, пощупав её за волосы, щёки и платье; мой внутренний зверь рычал и готовился накинуться. — Внеземная. — О, Ксено, — сказала Амелия, — это ты как всегда не от мира всего. — Спасибо, спасибо, — расцвёл и закивал Лавгуд, очевидно, приняв слова за комплимент. — Я думал… злые языки солгали, что ты жива. — Ну, как видишь, они не лгали, — заметила я Амелия; я кашлянул. — О, простите. Это… Илья Капитанов… мой… — Друг, мы друзья, — сказал я. — Очень рад, очень рад, — пружиня на месте, ответил Лавгуд и откуда-то из-за спины вытащил девочку, с гордостью представив: — Это моя дочь, Полумна. — Привет, Полумна! — улыбнулась Амелия. Дочь, подобно отцу, была разодета в мантию-глазунью, а в белых волосах терял семечки от любого движения цветок подсолнечника. Амелия завела светскую беседу, однако Лавгуды извинились и быстро ушли, отвлёкшись на обновлённые официантами закуски. — Странные они, да? — сказала Амелия. — Видела бы ты, — ответил я, — какие сказки в сочинениях выдумывает эта особа. — Может, скоро и увижу, — подмигнула она. Поскольку Амелия более не игралась с внешностью, её провокация отлично работала в сторону второго Поттера. Он тоже присутствовал на свадьбе, расхаживая под личностью магла из ближней деревушки. Поттера, рыжеволосого и чуть полноватого, представляли кузеном Барни, а многочисленные Уизли подтверждали эту легенду. Однако Поттер к сестре ни разу не подошёл, предпочитая держаться своих друзей. К Амелии же охотно подходили то и дело люди, узнавшие её по фото из газет, трогали, щупали, высказывали свои сомнения или поздравления, пытаясь докоснуться, как они, вероятно, думали, к чему-то божественному. Чем дальше солнце отклонялось от зенита, тем волнительнее на душе становилось. Темнело, под потолком вспыхивали золотистые огни, которые, казалось, выпрыгивали прямо из орхидей. Мы впервые за всё праздненство присели за пустой столик отдохнуть, поскольку Амелия всё время бегала по залу, поправляя несуществующие недостатки в своей идеальной магии. То по-другому перевивала цветочные лианы, оплетавшие столбы шатра, то перезамораживала большую ледяную скульптуру лебедя, из клюва которого лился пунш, то отчитывала официантов, в неправильном порядке подавших основные блюда. — Успокоилась? — спросил я, когда она поправила и волшебный огонь, запертый в банке. Она тяжело вздохнула, приложив бокал шампанского к виску: — Если я не могу устроить собственную свадьбу, тогда я позабочусь, чтобы всё прошло идеально у моего друга. Я промолчал, не решившись вставить свой комментарий о том, что в любой момент вся напускная идеальность может раствориться. — Ты, кстати, так и не сказал, зачем ты проник сюда, — вспомнила Амелия. — Не верю, что ты хотел погулять на свадьбе Билла. — А поверишь, что я просто хотел поддержать тебя? Она отклонилась, странно покосившись на меня, но не успела ничего сказать, как к нам подошёл старый-старый волшебник с ореолом седых волос на голове. — Простите, что представляю неудобства, — сказал волшебник, — но… вы позволите мне присесть? Казалось, этому волшебнику даже высказать просьбу представлялось неудобством. — Мистер Дож! — Амелия тотчас же подскочила на ноги, отодвигая стул для него. — Конечно, садитесь, пожалуйста. Это мой друг, Илья Капитанов. Он тоже состоит в ордене с недавних пор. Илья, это Элфиас Дож, он один из первых, кто вступил в орден Феникса. — Ох, милая, — ответил мистер Дож. — Мне так приятно, что Вы меня помните. — Мистер Дож, о чём Вы говорите? — возмутилась Амелия. — Я помню всех, кто был в ордене. — Простите, я не хотел Вас обидеть, — порозовев, извинился мистер Дож. — У меня всё же были некоторые сомнения, но теперь я вижу… это действительно Вы. Старый волшебник оглянулся по сторонам и, придвинувшись ближе к девушке, зашептал: — Я собирался написать Вам… и Вашему брату… Ну, Вы понимаете… Дамблдор… такое потрясение… Маленькие глазки Дожа наполнились слезами. Знал бы он, кто на самом деле сидел перед ним… — О, мой брат тоже здесь… погодите секунду, — сказала Амелия и, извинившись, быстро растворилась в толпе. Несколько минут её отсутствия мы сидели молча, поскольку я считал неправильным заговаривать с кем-то, кроме Амелии. Затем девушка возвратилась с рыжеволосым мальчишкой, упрямившимся идти за ней. — А вот, кстати, и он, — сказала она, усадив брата на стул рядом с Дожем. — Гарри… — О, мистер Дож… — упрямство Поттера сменилось заинтересованностью. — Я читал на днях некролог Дамблдора, написанный Вами в «Пророке»… — Мой дорогой мальчик! — ахнул Дож. — Артур сказал мне, что вы здесь, в ином обличье… Но я и подумать не мог… какая честь… Поттер молчал, и Амелия указала на Дожа только им двоим понятным взглядом. — Не знаю, мистер Дож, — с тяжёлым вздохом произнёс Поттер, — видели ли Вы посвященное Дамблдору интервью с Ритой Скитер… Лицо Дожа залила гневная краска. — О да, Гарри, видел. Эта женщина, а вернее сказать, стервятница, буквально извела меня просьбами побеседовать с ней. К стыду моему, должен признаться, что я ей в конце концов нагрубил, обозвал пронырливой пятнистой форелью, что породило, как Вы, возможно, знаете, клеветнические утверждения касательно поразившего меня умственного расстройства. — Так вот, — продолжал Поттер, — в интервью Рита Скитер намекнула, что в молодости профессор Дамблдор увлекался Тёмными искусствами. На этом из моих рук чуть не выпал бокал с шампанским, который я цедил, чтобы не ввязываться в разговор. Давненько я не читал, что писали в газетах, и тем более, никогда не дочитывал сказки, вышедшие из-под руки Скитер. Но… чёрт возьми… Дамблдор и Тёмные искусства? Это что-то определённо новенькое. — Гарри, Рита Скитер ужасная… — было начал Дож оправдываться, но тут к столу подошла старая колдунья. Крючковатый нос, глаза в красных ободках и розовая шляпка с перьями придавали ей сходство со сварливым фламинго. — Мюриэль! — О чём это тут ты секретничаешь, старый ты хрыщ? — осведомилась она. — Эй, Вы! Дайте-ка мне свой стул, мне сто восемь лет, на минуточку! Тут дело измерялось далеко не в минуточках, однако один из родственников Уизли всё же боязно вскочил с места и, уступив свой стул, посадил колдунью за наш стол. — А, Поттер, и Вы здесь! И Барри, или как Вас там! — сказала она, смерив взглядом и Амелию, и лже-внука или кем он там приходился ей в родственной цепи. На меня эта древность, к счастью, внимания не обратила. — Ну, так что вы тут говорили о Рите Скитер, Элфиас? Вам уже известно, что она написала биографию Дамблдора? Я даже успела с ней сегодня переговорить, и она пообещала мне, как только книга выйдет в тираж, первую копию! — Она здесь?! — испугался Дож и схватился за сердце. — Конечно же, здесь, — сказала Мюриэль. — Рита Скитер всегда в центре событий. А вот, кстати, и она. Эй, Рита! Услышав своё имя, зовущее её, очевидно, не самым желательным голосом, Скитер вздрогнула, медленно повернулась, но, заметив Амелию, она жадно улыбнулась и направилась к нашему столику. А я надеялся на десять минут покоя… — Эй, Эмми, вот ты где! Я тебя уже обыскалась! — усмехнулась Скитер, чмокнув девушку накрашенными губами в щёку, от чего ей пришлось стирать этот беспорядок. — Мюриэль, Вы тоже здесь! И Дож… и все остальные… — Вы не поверите, Рита, — встряхнулась Мюриэль. — Они всё пытаются изобличить Вас во лжи! — Неужели? — зацепилась за очередную сенсацию Скитер. Она выхватила пустующий стул и вклинилась между мной и Амелией. — Интересно, — сказала Скитер, — где же это вы нашли неправду? — Ваши россказни… — ответил Дож, покрасневший до ушей. — Это измышления плохо осведомлённых людей. — Ваша привязанность к Дамблдору довольно очаровательна, Дож, — осклабилась Рита. — И именно для тех людей, что до сих пор считают Дамблдора белым и пушистым, я и выпускаю свою книгу. — Да-да, Элфиас, — подтвердила Мюриэль. — Всем известно, что Вы преклонялись перед Дамблдором. Смею заверить, даже если выяснится, что он-то и прикончил свою сестрицу-сквиба, Вы всё равно будете считать его святым! — Мюриэль! — воскликнул Дож. — Что это значит? — спросил Гарри, который Барни. — Откуда Вам известно, что его сестра была сквибом? Мне казалось, она просто болела. — Ну и напрасно думали, Барри! — объявила Мюриэль, явно довольная произведенным ею впечатлением. — Да и вообще, что вы об этом можете знать? Всё происходило, мой дорогой, много лет назад, когда вас ещё и в проекте не было, а даже те из нас, кто жили тогда, так никогда и не узнали, что там на самом деле приключилось. Потому-то я и жду так Вашу книгу, дорогая Рита, уж больно интересно, что Вы раскопали. Ведь Дамблдор всегда помалкивал о своей сестре! Рита, довольная, что нашла себе союзника, подлила себе и старухе шампанского, и обе стукнулись бокалами. — Мерлин, Рита! — возмутилась Амелия. — Зачем тебе это вообще нужно? — О, милая Амелия, там и про твою подставную смерть пару слов найдётся, — ответила Скитер. — Так жаль, что ты так и не согласилась дать пару комментариев по этому поводу! Они спорили, перетирая кости Дамблдора. Мнения о его загадочной сестре Ариане расходились. Рита и Мюриэль доказывали Элфиасу, что девчонка была сквибом, он учтительным тоном их поправлял, будто она просто болела. Затем речь зашла о странной дружбе Дамблдора с тёмным магом Грин-де-Вальдом, граничащей с детективно-любовным романом. Я слушал весь этот вздор и в одно мгновение понял — мне нужно было срочно заиметь глоток свежего воздуха. Всё холодело внутри, и что-то подсказывало, что не от прохлады ночного воздуха или ледяного шампанского. Кем же всё-таки был Дамблдор? За двадцать лет сотрудничества он никогда не рассказывал о себе, и уж тем более ни разу не упоминал ни про сестру, ни про брата. Он умничал, осуждая мой интерес к Тёмным искусствам, хотя сам по молодости влез в те же болота. Ко мне на плечо опустилась рука: — Не слушай ты их, — сказала Амелия. — Это просто сборище сплетников, которым только дай повод зубы почесать. — Просто странное чувство, — признался я. — Когда выясняется, что ты ничего не знал о человеке, которого считал другом. — Сев… — запнулась девушка и вовремя умолкла. — Не важно, что говорят люди. Гораздо важнее, кем он был в твоих глазах. Ты должен был понять это по собственному примеру. — И как тебе всегда удаётся найти правильные слова? — спросил я. Амелия улыбнулась, а я бы и хотел её обнять, да вокруг по-прежнему было слишком много людей. Я должен был многое ей сказать ещё, но стало слишком поздно начинать. Именно в этот миг нечто большое и серебристое пробило навес над танцевальным настилом. Грациозная, поблёскивающая рысь мягко приземлилась прямо посреди толпы танцующих. Все лица обратились к ней, а люди, оказавшиеся к рыси ближе прочих, нелепо застыли, не завершив свои танцы. А затем Патронус раскрыл пасть и громким, низким, тягучим голосом Бруствера сообщил: — Министерство пало. Скримджер убит. Они уже близко. Пора.